Читать книгу Сладкий дым родной стороны. Давлеканово. В революционном вихре - А. Казанцев - Страница 18

Под властью белочехов

В июне 1918 года территория Башкирии оказалась под властью белочехов и белогвардейцев.

28 июня 1918 года из Раевки через Давлеканово проследовали отступающие красногвардейские эшелоны. В ночь на 29 июня (в 2 часа ночи) были взорваны мосты. А утром этого же числа в Давлеканово появились первые тринадцать чехов87. В воспоминаниях М. Добрянского события излагаются так: «К нам на хутор прискакал на лошади Николай Баглай из соседней деревни Токмак. Он был в крайнем возбуждении, сказал, что Советская власть в Давлеканове пала»88.

Коменданты города. В городе была открыта комендатура, возможно, одним из первых ее комендантов был Торохов, арестованный чехами в конце июля – начале августа 1918 года и заключенный в белебеевскую тюрьму «за слабость к арестованным», т.е. за лояльное отношение к ним. Об этом человеке упоминает автор воспоминаний Валентин Батурин, оказавшийся вместе с Тороховым в названной тюрьме89.

Другим комендантом был учитель из д. Орловки Казангуловской волости Алексей Игнатьев, в царской армии получивший чин подпоручика90.

В материалах упоминается еще один комендант города этого периода – Гусев Андрей Трофимович (учитель). По свидетельству давлекановцев, А. Гусев, будучи комендантом, помогал совработникам освобождению из под ареста, за ним «не числится выпадов против Советской власти». Ничем не запятнавший себя, Гусев А. Т. остался жить в городе после ухода и чехов, и колчаковцев91. Давлекановский Совет был вынужден уйти в подполье, перейти на нелегальное положение. Чехами и белогвардейцами была организована охота за членами Совета.

Из воспоминаний М. В. Добрянского: «В Давлеканове охотятся на коммунистов, расстреливают их без суда. О том, что творили восставшие чехословаки, красноречиво говорило следующее ходившее в народе выражение: «Я – чешский комендант, хочу – помилую, хочу – расстреляю»92.

Волею судьбы в Давлеканово оказался Ш. Сюнчелей, который незадолго до прихода чехов выехал «на кумыс в Белебеевский уезд», но «застрял при нападении чехов». В Давлеканово он был арестован, а «через сутки освобожден за неимением „грехов“ и как член Учредительного собрания»93. Чехи не знали, что двумя неделями ранее на Губернском съезде Советов Ш. Сюнчелей был избран членом Губернского исполкома.

Очевидцами прихода чехословаков в Давлеканово были коммунисты и сочувствующие Советской власти, и простые жители. О том, как вели себя сторонники Советской власти, свидетельствуют члены Давлекановского городского Совета, коммунисты и сочувствующие им. Вот что они сообщали в своих показаниях.

В показаниях Константина Синюкова засвидетельствовано, что никакого распоряжения – куда бежать, где переждать наплыв прибывающих чехов – не было: «спасайтесь, кто как знает, выезжайте в сторону». «Чехи проедут, и тогда обратно займем свои места». Далекий от политических перипетий К. Синюков надеялся, что раз народ «нас выбрал», то и постоит за нас.

При Советской власти К. Синюков был заведующим столовой для бедняков. Он решил остаться в Давлеканово, несмотря на угрозу со стороны чехов.

Однажды к нему в столовую прибыли два «сильно вооруженные» чеха. Обошлись с ним грубо, но без применения силы. Привезли на железнодорожную станцию, провели в «женскую уборную», где находились его товарищи: Сушков и Рязанов, видимо, для очной ставки. К. Синюков не выдал своих товарищей, и его отпустили, но ненадолго – через несколько дней к нему в столовую нагрянули уже шесть вооруженных солдат. Чехам нужно было оружие – это показали многие коммунисты в своих объяснительных. В кладовке у К. Синюкова нашли штык от австрийской винтовки, который нужен был ему для того, чтобы «щепать лучину», но чехи не были удовлетворены этим ответом. Ничего не найдя, кроме упомянутого штыка, чехи вместе с К. Синюковым поехали на квартиру к его брату Никифору, жившему около железнодорожного моста. Обыск у брата тоже результатов не дал. Затем К. Синюкова доставили в милицию, где и арестовали. Столовую ему пришлось сдать другому лицу в присутствии чехов. Арестованного отправили в «волость» (Казангул). Но К. Синюкову удалось избежать избиений, спасло его ходатайство брата и поручительства Семена Воронкова, противника Советской власти в Давлеканово. После удачного освобождения Константин Синюков скрывался в «поле и где было возможно», а также в Раевке94.

Алексей Игнатьев свою жизнь при чехах описывал так: «При въезде чехословаков было полное собрание» (статус этого собрания непонятен), на нем Николай Кириченко произнес «трогательную речь», из-за которой ему (Н. Кириченко – А.К.) «угрожала смерть». На сходах жителей Ивановки и Покровки А. Игнатьев агитировал против мобилизации солдат в белую армию, за что с приходом чехов был арестован 8 июля 1918 года. На допросах у него спрашивали о месте нахождения братьев Кириченко, Орлова, Воронова. Не получив ответа, чехи «хотели расстрелять» Алексея прямо в квартире, но не сделали этого. Позднее доставили его в комендатуру, где «стали избивать гирей 5 фунтов и ногайкой». А. Игнатьев потерял сознание. В бессознательном состоянии его бросили в каменный амбар, в нем он провел шесть дней. Затем его перевели в Белебеевскую тюрьму95.

«При наступлении чехословаков, – пишет Николай Кириченко, – я и Василий Крайнов решили выехать в Стерлитамакский уезд, где поселились у тетки по жене и прожили около двух недель». Когда узнали, что «чехословаки прошли город Давлеканово, мы поехали обратно, <…> чтобы опять занять места и установить Советскую власть». Но «получили неблагоприятное известие, а именно, что здесь стоят чехословацкие войска – 5 эшелонов». А когда «арестовали В. Крайнова и Бурочкина, то мы с братом Иваном решили бежать» в центр России.

Братья Кириченко добрались до Самарской губернии и остановились в Полудневской волости в селе Полуднях. Прожив три недели, они вдруг узнают от «меньшего брата Архипа», что для их ареста чехами направлен некий Никифор Польдяев. Николай и Иван перебираются в Бузулукский уезд в пос. Скобелево. Здесь они живут три месяца. Все это время они работают: «роют погреба, рубят сени, амбары, делают колоды, лари, работают в кузницах, делают колеса». В Давлеканово возвращаются в конце января 1919 года96.

Во время отсутствия братьев Кириченко в дом их отца, Дмитрия Кириченко, частенько наведывался противник Советской власти – Александр Кузнецов, родственник жены Кириченко Ивана. Он требовал сказать, где скрываются его сыновья.

Казначей Давлекановского Совета Василий Крайнов поясняет, что перед прибытием чехов в Давлеканово сюда прибыла эвакуационная комиссия. Члены этой комиссии порекомендовали «временно выехать куда-нибудь в сторону», а «как пройдут чехословаки – стать на свои места», т.е. занять свои должности. Но В. Крайнову как казначею необходимо было куда-то пристроить кассу Давлекановского Совета, в которой, по его словам, находилось более 80 000 рублей денег. Собравшись, члены Совета – Н. Кириченко, Мишанин и В. Крайнов, решили кассу «сдать временно в займыобразно (с возвратом – А.К.) в давлекановские кооперативы». «В первое общество сдали пятьдесят тысяч рублей», «во второе тридцать тысяч, а остатки кассы тысячу триста тридцать восемь остались на руках у меня» (В. Крайнова – А.К.). Как уже было сказано выше, В. Крайнов с Н. Кириченко две недели скрывались в Стерлитамакском уезде, а когда вернулись в Давлеканово через два дня, неизвестно откуда объявляются чехи: «четверо вооруженных» и требуют у него оружие. На квартире В. Крайнова проводят обыск – на предмет оружия – ничего не находят и доставляют его на железнодорожную станцию, помещают в арестантский вагон, где уже содержались арестованные: Вязьмин, Бурочкин, Искаков, двое из них – члены Давлекановского Совета. Четверых арестованных отправляют в Уфу, из Уфы – в Давлеканово, затем в – Белебей, но, не доехав до уездного города, в Раевке арестованных снова возвращают в Давлеканово. Здесь их передают милиции, которая помещает всех «в каталашку», где они проводят две недели. Некоторых членов Давлекановского Совета все же отправили в Белебеевскую тюрьму. В. Крайнова под конвоем приводят в городскую управу «для сдачи документов и денег». Казначей сдал кассовые книги и «остальные деньги 1338 рублей». Причем ему выдали расписку. После этого направляют в Белебеевскую тюрьму, где он находится до своего освобождения – 26 августа 1918 года. А после возвращения домой его снова пытаются арестовать, Василий почуяв угрозу, скрывается в Калиновке у зятя97.

Сочувствующий большевикам Александр Добрейкин в августе 1918 года был приглашен для работы в 18 участок Народного суда на должность секретаря. В сентябре он проездом оказывается в Курьятмасе, где, по его словам, на сходе жителей села провел «маленькую агитацию о том, что в скором будущем наш край будет занят Красной Армией». Причем общался он с местным населением на «татарском языке». Но «бывшая Казангуловская земская управа, имея повсюду своих тайных агентов, узнала об этом (агитации – А.К.) и составила протокол». Протокол попадет коменданту А. Г. Игнатьеву, родственнику А. Добрейкина, и он «это дело замял»98.

Член Давлекановского городского Совета Иван Воронов вынужден был скрываться от преследователей в разных местах, боясь мести со стороны недоброжелателя Лажкова, которого «по доносу (Воронова) за агитацию против Советской власти» в свое время арестовали. Иван Воронов, по его словам, участвовал в «обезоруживании милиционеров в селе Ивановке»99.

Другой член Совета, Искаков, в дни, когда чехи заняли Давлеканово, вместе со своим товарищем Аминевым уехали в деревню Ташлы, но местные башкиры, прознав, что в деревне «есть два красноармейца», предложили «поймать их и убить». Искаков и Аминев бежали в другую деревню. Помотавшись, они вынуждены были вернуться в город Давлеканово и явиться к коменданту города. После регистрации их отпустили, но через два дня, когда в город «приехала чехословацкая дивизия», Искакова арестовали и отправили в Уфу. Из Уфы его отправляют в Давлеканово, затем в Раевку, одним словом, мотается от одной станции до другой так же, как и В. Крайнов, А. Бурочкин, Вязьмин и другие. А 9 июля его отправляют в Белебеевскую тюрьму, как и других членов Совета. В тюрьме он находился до 28 ноября. После освобождения Белебея и Давлеканово вместе с Сухановым вернулся в город.

Бывший комиссар внутренних дел г. Давлеканово Алексей Астафьев перед прибытием чехословаков заболел и был освобожден от должности. По совету Николая Кириченко выехал в Стерлитамак. Пробыв в этом городе неделю из-за неимения средств к существованию, он все же возвращается в Давлеканово, где «еще было спокойно по отношению к советским работникам». Возвращение не было не замечено чехами и местной милицией. Он подвергается аресту, а его квартира обыску. Найти, правда, ничего подозрительного не удалось. Но в Белебеевскую тюрьму его все же отправили. Просидев два с половиной месяца, его освобождают под залог 500 рублей и чье-то поручительство. Кто был его поручителем – осталось неизвестным. Возвращение в Давлеканово не принесло ему спокойной жизни. А. Астафьева снова хотели арестовать, тогда ему «пришлось удрать» в село Дурасово, в бегах он провел все остальное время до прибытия в Давлеканово советских войск100.

Егор Платонов в начале чехословацкого мятежа добровольно пошел «на фронт борьбы с чехами». В Уфе его, как и многих других, «обучили строевым занятиям». Затем в числе 800 человек Е. Платонов отправляется на борьбу с чехами в Самару.

В первом же бою ввиду численного превосходства чехов отряду «пришлось бежать». Е. Платонов попадает в плен. Просидев трое суток, он подговаривает других пленников бежать. Пленники разбивают окно красноармейского клуба г. Самары, спрыгивают с «верхнего этажа». При приземлении он поранил ногу. За беглецами бросился в погоню караул. Е. Платонову удалось укрыться «у одной старухи». Затем он «через фронт чехов добрался к своим армиям», в конце концов, добирается до Уфы, а затем в Давлеканово.

После появления Е. Платонова в Давлеканово, где уже были чехи, его «выдали», «поэтому пришлось явиться на регистрацию как служившему в рядах Красной Армии». С появлением Платонова в комендатуре его снова арестовывают, бьют, по его словам, и допрашивают, пытаясь выяснить, «где скрывается комиссар Мещеряков и где спрятаны пулеметы». Ничего не добившись, Е. Платонова временно изолируют, а затем отпускают под надзор «новой власти» с требованием «являться два раза в неделю» в комендатуру. Вскоре ему выдают документ, с помощью которого он бежит в местечко Моховое болото, что в 30 верстах от Давлеканово, и там скрывается до прихода «своих»101.

87

Максимов В. П. (1886—1928). Дневник. 1918 год. Семейный архив В. В. Максимова.

88

Добрянский М. В. Род Добрянских. С.246.

89

Батурин В. Эшелон смерти // Гражданская война в Башкирии. Уфа.1932. С.174.

90

НА РБ. Ф.П-2. Оп.1. Д.10. Л.57об.

91

НА РБ. Ф.П-6. Оп.1. Д.19. Л.79.

92

Добрянский М. В. Род Добрянских. С.246.

93

Ергин Ю. В. Ш.Х. Сюнчелей (1885—1959). Уфа, 2006. С.19,20. Шариф Хамидуллович Сюнчелей (1885—1959) – педагог, организатор народного образования. Первый директор Башкирского государственного педагогического института имени К. А. Тимирязева.

94

НА РБ. Ф.П-77. Оп.1. Д.3. Л.9—10.

95

Там же. Л.7—9.

96

Там же. Л.11.

97

Там же. Л.14.

98

Там же. Л.16.

99

Там же. Л.17.

100

Там же. Л.19.

101

НА РБ. Ф.П-2. Оп.1. Д.7. Л.87.