Читать книгу Лекции о Достоевском - А. Н. Павленко - Страница 18
Лекция первая
Рождение русского экзистенциализма. Человек из «подполья»
Вопрос: Гуманистические истоки философии Ф.М. Достоевского
ОглавлениеПолучив в предыдущем разделе 5 замечательных выводов, попробуем теперь понять, как могли герои Достоевского родиться в такой восторженной атмосфере взглядов на человека?
По видимости, это кажется даже кощунственным, невозможным, а само рождение этих героев, как правило, списывают на особенность психического склада писателя35, бытовую неустроенность его жизни, черты его характера и т. д. и т.п.. На мой взгляд, за этим типом аргументации скрывается либо непонимание сути проблемы, либо намеренное введение читателей Достоевского в заблуждение.
А если дело обстоит именно так, то нам следует прямо указать на причину возникновения героев Достоевского. Я имею в виду и Макара Девушкина из «Бедных людей», и главного героя «Записок из подполья» – отставного коллежского асессора.
Итак, как же могли возникнуть эти персонажи? Ответ может быть только один: они могли возникнуть – именно «люди из подполья» – как закономерный итог эволюции гуманизма. Во всей аргументации Достоевского просматривается поразительная логическая строгость, но недоумение может усиливаться чувством переживания, если угодно – обиды, за гуманизм. Как такое возможно, чтобы из самого возвышенного – «гуманизма» – логически строго следовало самое низменное – «подпольное»? Отвечу прямо: возможно и ещё как возможно. Для демонстрации этого вернёмся к нашим 5-ти пунктам «секуляризованного библеизма» и посмотрим, что же получилось с ними в реальности.
Итак, почему «человек из подполья» есть закономерный итог эволюции гуманизма? – Потому, что человек оказался:
1 . Небогоподобным (несовершенным).
2. Не занимающим исключительное место во Вселенной.
3. Не находящимся «выше» природы.
4. Не обладающим (владеющим) природой.
5. Не являющимся «богом».
Достоевский глубоко осознал этот факт36 и поэтому, на протяжении всей своей жизни, пытался, с одной стороны, избавить читателя от этой «гуманистической иллюзии», а с другой стороны – найти выходы, например, в виде возвращения к богу, и, используя художественные и образные средства литературы, продумать (или я бы сказал резче – смоделировать) пути выхода из этого гуманистического тупика, т. е. самыми разными, в том числе и нерелигиозными средствами. Именно эта модельная сторона размышлений Ф.М. Достоевского и будет меня интересовать больше всего, на протяжении всего лекционного курса. Каковы же эти «моделируемые сценарии» выхода из гуманистического тупика, воплощенные литературно в образах героев?
Достоевским предлагается несколько строго логических сценариев развития темы «секуляризации библеизма» и падения гуманизма.
Это и Кириллов, решивший утвердить и провозгласить себя богом, это и Макар Девушкин, осознавший, что он «тварь дрожащая», а торжество «возвышенного человека» где-то там, «за окном», «на другом конце города», и этому «всему возвышенному» нет до Макара Девушкина никакого дела. О нём «забыли». Он «заброшен». Это и герой «Записок из подполья». Он уходит в «подполье» с тем, чтобы скрыться от «достоинства человека» и его притязаний: иметь право думать о всей полноте человеческой жизни, а не только о «возвышенном», или как говорит Достоевский – о «хрустальных замках».
Поскольку настоящая лекция посвящена рождению русского экзистенциализма, постольку мы и сосредоточимся на «Записках из подполья». Итак, главное, что необходимо зафиксировать, прежде всего, это то, что «человек из подполья» – это обиженный и униженный, бывший царь природы. Это – недообожившийся эгоист. Это тот, в кого «вдохнули иллюзию», которая затем лопнула как мыльный пузырь, превратившись во множество вопросов, не находящих в гуманизме никакого ответа.
Итак, кто же он, человек «из подполья»?
35
Чтобы убедиться в этом, достаточно пролистать публикации о Ф.М. Достоевском, например, в журнале «Вопросы философии» за последние несколько лет. Авторы этих статей, при полном непонимании сути феномена «подпольности», с поразительным упорством и настойчивостью навязывают читателю в «стопятый раз» фрейдо-марксистское «прочтение Достоевского».
36
Вот как Достоевский описывает этот «гуманстический романтизм» в «Преступлении и наказании»: «И так-то вот всегда у этих Шиллеровских прекрасных душ бывает: до последнего момента рядят человека в павлиньи перья, до последнего момента, на добро, а не на худо надеются и хоть предчувствуют оборот медали, но ни за что себе заранее настоящего слова не выговорят: коробит их от одного промышления; обеими руками от правды отмахиваются, до тех самых пор, пока разукрашенный человек им собственноручно нос не налепит». Достоевский, Т. VI, С.57.