Читать книгу Кольцо. Абсолютная утопия. История про 13 Аркадиев и всего одного меня - А. С. Коваленко - Страница 4

Когда нас отпустили, я быстро пообщался с друзьями и пошел к родителям, они о чем-то ожесточенно спорили. Я сразу влез в спор:

– Мам, что такое? Что ругаетесь на людях?

Мама только сильнее наморщилась и махнула на меня рукой, я понял, что родители обсуждали мое дальнейшее будущие. Отец хотел, чтобы я шёл по его стопам работать на юг, в перспективную и единственно нескучную рабочую отрасль с его точки зрения, а мама, чтобы я заключил контракт с мэрией и закончил наш единственный общий университет кольца.

Я решил не влезать в эту вечную битву между высшим образованием и техническими специальностями, лишь искал глазами мою Алису.

Алиса, рыжеватая красивая девушка с точёными чертами лица, она была относительно высокой, даже немного выше меня. По канонам нашей красоты, ценились девушки низкого роста, и чем дама была выше, тем это было не в ее пользу. Но мне нравился ее рост, и красоты она была исключительной. В глубине души, я понимал, что если бы у нее был рост более привлекательный, она бы не общалась со мной, а нашла себе парня получше. Я был вполне скромного мнения о своих данных, часто меня ругали за апатичность, и скучный характер, даже по меркам жителей кольца. А внешность моя терялась среди других. Я был один из многих, я гражданин кольца, такой – как все. Впрочем, подобные мысли я от себя гнал.

Обычно Алису видно издалека, на полголовы она всегда выделялась в любой толпе, а огненный цвет волос дополнял картину. Когда был вечер, я сравнивал ее с маяком, которые ставили во внешнем мире, чтобы корабли не врезались в сушу. Но ее не было видно.

Я попрощался с родителями, заверил их, что вернусь поздно, и постараюсь быть в адекватном состоянии, отец дал мне деньги, и я пошел к одноклассникам. Удаляясь в сторону муравейника, родители продолжили спор касательно моего будущего, ругаясь на ходу. Я же прильнул к кучке своих.

Они увидели меня и рассмеялись. Я сразу же спросил:

– Что смеемся, взрослые люди?

– Ты видел выражение лица мэра?

– Нет, а что?

– На десятой минуте твоей монотонной речи он покраснел, глаза налились кровью, он нервно переступал с ноги на ногу, а его живот немного не поспевал за ним, и шел как бы немного отставая от остальных частей.

Мимо нас прошёл сын мэра с личным охранником, поэтому все осеклись и перестали шутить про его отца. Он стал подниматься по ступенькам, у мэра и его окружения тоже был серьёзный праздник, и люди уже собирались. Обычно мэр не ходил по площади, а пользовался внутренними проходами между административными зданиями, экономил свои силы. Поэтому тут мы его не увидим, он поднимается по серпантину своим путем. Через дома, которые к нему примыкали на разных уровнях.

Когда сын мэра немного скрылся из нашего вида на лестнице, я, смотря ему в след, сказал ребятам:

– Ладно вам.

Я немного смутился, к этой речи я готовился и мне, конечно же, было важно их мнение, а они так высмеивают меня. А ещё меня смутила реакция Аркаши, о которой мне только что сказали, я, скажем так, не заметил чего-то особенно и выходящего за рамки приличия от себя. А сигнал от ребят, даже сказанный в шутку, был тревожным для меня. Видимо, они увидели мое обиженное и настороженное выражение лица, и Ваня, наш круглый отличник и самый умный из нашего выпуска, сказал:

– Ты всё равно молодец, не то, что Петя в том году.

– Кстати, вы видели Петю?

Никто не ответил, лишь двое или трое отрицательно помахали головой.

В разговор влезла Анна Овчини, и важно заявила, что пора подниматься на террасу в кафе «У площади», где нам были заказаны столики, и уже собирались наши учителя.

Путь по серпантину был не близкий, а погода была очень жаркая, и пока мы поднимались, вся рубашка опять стала мокрой. Пиджаки все сняли, и несли их в руках. В целом, конечно же, наш совместный путь в школе кончался, и жизнь могла нас раскидать по разным частям, но никуда мы друг от друга деться не можем. Но определенная грусть всё равно скользила в каждом из нас, такой большой период нашей жизни оставался позади, а впереди было неизвестное будущее в кольце. И каждый из нас, пыхтя по ступенькам, был где-то далеко и думал о своем.

Последний уровень дался нам совсем тяжело: уже был вечер, и мы устали. Выматывающее стояние в толпе, длинные речи, к которым и я приложил свою руку, всё это сил не прибавляло. Напряжение последних дней, экзамены, и томительное ожидание будущего, всё это выматывало молодые души. Но мы были по-своему счастливы, шутили и смеялись, что тот, кто не дойдет, может остаться на этом месте, и когда мы пьяные покатимся обратно вниз, чтобы тут нас и ловил.

Грубо говоря, в кафе должны были быть только выпускники, учителя, и несколько наших родителей, для присмотра. Чтобы всё было прилично и цивилизованно, чтобы никто не напился и в правду не попадал с террасы вниз. Падать по таким серпантинам крайне сомнительное удовольствие. Часто на выпускные вечера приходили друзья и знакомые.

Кафе «У площади» сделано в классическом стиле: много коричневых элементов, бежевые скатерти с красными многоразовыми салфетками (на приличное кафе, где бы были одноразовые бумажные салфетки, родителям сложно было расщедриться), на столах золотые подсвечники, и красные старомодные ковры с тёмными узорами, на которых и стояли столики.

Учителя уже начали праздновать, следом за нами поднялись несколько наших знакомых, я всех их хорошо знал, ведь это были наши общие друзья и вообще в таком маленьком городке все друг друга хорошо знают.

Сын булочника, брат Анны, и ещё пара ребят. Их шествие замыкал Петр, друг моего детства, он в целом хороший парень, но со странностями, и даже сейчас он их хорошо демонстрировал, потому что шёл явно на подчеркнуто большом расстоянии от всей компании наших знакомых.

Петра очень хорошо знало всё кольцо, а он этого очень чудился и внимания к себе не любил. Он своего рода местная городская легенда, все припоминают ему случай на выпуске в том году, когда он произносил традиционную историческую речь нашего города. Я не считал его виноватым, а скорее директора нашей школы, ведь она, хорошо его зная, и зная что он может что-то такое не совсем уместное ляпнуть, доверила ему выступать, собственно и мэр тоже был виноват, ведь, в конечном счете, он согласовывал и выступающих, и сами речи.

Прошёл уже год, а все продолжали шутить над Петром, он стал более закрытым и друзей у него поубавилось. Если тебе целый год все говорят, что ты дурак, то ты им точно станешь. Но Петька держался, весёлый дух и нрав не терял, просто стал больше выбирать людей с кем можно дружить и общаться. А после такого повышенного внимания к себе старался держаться где-то в тени, чтобы его не видели. А в таком замкнутом кольце, сделать это бывает трудно. Но у него вроде как уже получалось, поэтому уже несколько месяцев его крайне редко видели. И история начинала забываться.

Петр попал в ситуацию, которую наши предки называли «простота хуже воровства»: во время своей речи, уже в самом ее конце, когда он говорил про бессмертный подвиг Аркадия первого, то взял и ляпнул: «и когда-нибудь мы обязательно найдем выход отсюда». Вся площадь мгновенно замолчала, я ещё не слышал такой абсолютной тишины. Люди превратились в статуи, сначала все побелели от страха, потом покраснели от стыда, мне казалось, что я почувствовал звериную ненависть, которая закипала в мэре.

Сначала все решили, что ослышались, я был не исключением, но по гробовой тишине с ужасом понял – что нет. Через пару мгновений Аркадий счастливый дернулся к микрофону, довольно грубо оттолкнул Петра, что тот чуть не упал, и стал очень пространно и долго говорить, что-то объяснять и пытаться замять этот конфуз. Тема явно табуированная и о ней не стоило говорить Пете. Я всегда думал, что он по доброте и простоте душевной так ляпнул, не подумав, но с тех пор все на него косились, и это даже серьезно мешало ему жить.

Говорят, что частично по этой причине его отправили работать в архив, чтобы на глаза не попадался и от скуки там умер в наказание за свои слова.

Из кучки ребят к нам подошёл Петр, брат Анны, а после ещё показалась Алиса, вернее сначала ее золотая макушка, а с каждым шагом по лестнице всё больше от ее головы и тела. Она была прекрасна в своем черном платье, видимо, подниматься в нем по лестнице очень сложно, поэтому она и пришла последней. Я быстро поздоровался с гостями, и подошёл к ней. Я поцеловал Алису, усадил ее рядом с собой, она села между мной и Анной, ту пришлось немного деликатно подвинуть, и на ее лице пролетела тень недовольства или мне только это показалось.

Петр и брат Анны сели между другими ребятами.

Ваня сказал:

– Хорошо, что в этом году не ты читал речь, а то опять бы…

Все рассмеялись, Петр покосился на него с ухмылкой и ничего не сказал. Я немного улыбнулся и внимательно следил за реакцией Петра.

Два официанта принесли еду и шампанское, все с разговоров переключились на еду, и выпивку. Разговоры шли уже между двумя-тремя людьми, и между всем столом не заклеивалось общей беседы. Строго говоря, это не совсем шампанское. Было ли оно вообще хоть когда-то в кольце, неизвестно, поэтому мы называли этот слегка алкогольный напиток таким образом. Он получался из сложного перегонного процесса с использованием овощей, и немного подслащался. Честно говоря, я не знаю, как он делается и мне это не очень интересно.

Мы немного поговорили с Алисой. В общем, все темы, так или иначе, сводились к постулатам о том, что: ура, наконец-то прощай школа и как жить дальше после школы. Вспоминали какие-то истории и другие малоинтересные мелочи. В какой-то момент трапеза была закончена, кто-то пошел к учителям, другие одноклассники из-за других столов стали подходить к нам. В общем, компания была разбита и все люди смешались между собой. Алиса меня покинула и пошла к своей любимой учительнице. Алисе ещё предстоял целый год в школе, она младше меня на год.

Мы с Петей пошли к парапету у самого конца террасы, с которой открывался панорамный вид в сторону юга, площадь, памятник, слева дома и учреждения, справа абсолютная сталь кольца, и где-то впереди в дымке вечера виднелся муравейник. Белого света кольца почти не было, и только городские фонари и редкие окна освещали поверхности. Наше кафе казалось выступом над пропастью, и где-то вдали виднелись огоньки.

Мы стояли, поставив бокалы на парапет, и смотрели на наш ночной город.

Меня потревожила одна мысль, и я решил ею поделиться:

– Слушай, ты ведь это сделал специально?

– Да.

Я ничего не сказал, Петр продолжил:

– Вообще это несправедливо!

– Ты про тусовку нашего мэра?

– Да.

Немного выше, на несколько ярусов, играла живая музыка, и там явно был праздник жизни. Наверняка, там используют бумажные салфетки за столом.

Дальше мы молчали, это был единственный раз в жизни, когда мы так прямо обсуждали эту тему, и возвращаться к ней, он и я – больше не хотели. Кто-то позвал меня, и я пошел на зов.

Уже через несколько часов, мы все разошлись. В голове немного гудело, мы с Алисой засобирались домой, ещё раз простившись со всеми, и сказав учителям «спасибо» за долгие года обучения в школе, мы двинулись в путь. Я взял ее под руку, мы стали медленно спускаться по серпантину между террас, вечер, переходящий в ночь был пятничным, и многие люди сидели в кафе и ресторанах, уходили и заходили сюда, спускались и поднимались по лестнице. В общем, жизнь на серпантине кипела.

Из моей головы всё не выходил ответ Петра. Он специально тогда сказал про выход из кольца, он притворялся дурачком, и вывел всё в шутку, типа ляпнул случайно. Но он это сделал совсем не случайно, эта мысль ещё долго донимала меня. Алиса молчала, я мог подумать об этом.

В старые времена, при каком-нибудь Аркадии 5-м или 7-м, его запросто могли посадить в тюрьму или ещё чего хуже. Ему очень повезло, что он сказал это уже при Аркадии 12-м, времена уже не те, вождей уже нет, теперь у нас правит просто мэр. Но всё равно наверняка он испортил себе всю жизнь, все косятся на него, и в архив его сбагрили. Вмиг весть об его случайной в кавычках оговорке разнеслась по всему городу, и нет такого гражданина кольца, кто бы неслышал этой истории с фразой Петра. В наше цивилизованное время можно почти все, и говорить о том, что думаешь тоже, но есть всего одно «табу», которое и умудрился задеть Петр, вернее задел специально.