Читать книгу 100 великих крылатых выражений - А. В. Волков - Страница 4

Не заслоняй мне солнца!

Оглавление

336 г. до н. э.


Один был проклятьем для сограждан. Другой – проклятьем для всего мира. Однажды они встретились и поговорили. Разговор был лаконичным. И вот уже более двух тысяч лет историки вспоминают и истолковывают его.

Речь идет о легендарной встрече царя Александра III Македонского (356–323 до н. э.) и радикального философа-опрощенца Диогена Синопского (412–323 до н. э.) – самого яркого представителя кинического направления в философии, если следовать не эмоциям, а терминологии. По преданию, они встретились в 336 г. до н. э. в Коринфе.

В Коринфе, центре тогдашней политической жизни Греции…

После гибели отца, царя Филиппа II, юный Александр объявил, что, став его преемником, считает себя, как и прежний правитель, законным гегемоном эллинов. Стремясь не допустить, чтобы греческие города восстали и заключили союз для борьбы со своими северными соседями – македонянами, которым до Филиппа II никогда не подчинялись, царь решил созвать в Коринфе новый конгресс Панэллинского союза. Это собрание должно было подтвердить наследственные права Александра.

Так и произошло. Представители всех греческих городов, кроме спартанцев, не приехавших на конгресс, послушно выполнили все, что от них требовалось. «Аншлюс» Греции был подтвержден. Как саркастично писал свидетель австрийского «аншлюса» 1938 г. австрийский историк Фриц Шахермайр, «испуганные греческие города старались превзойти друг друга в выражении верноподданнических чувств и уверяли царя в своей лояльности».

Кроме того, конгресс 336 г. до н. э. еще раз принял решение о войне против персов. Перед двадцатилетним царем, назначенным, как и его отец, стратегом-автократором в грядущей войне, открывались блестящие (но и опасные!) перспективы. Он призван был совершить подвиги – или героически погибнуть. Сокрушить Персидскую державу – или быть раздавленным ею. Он был, словно одинокий гоплит, с копьем наперевес бросившийся на стену крепости. Треск сломанного копья, свист летящих навстречу стрел – вот что, вероятнее всего, ждало его в этом походе, куда греки с затаенной радостью отправляли своего покорителя.

Любого стороннего наблюдателя такая перспектива ужаснула бы. Но царь с радостью и надеждой ожидал будущего. И вот тогда, по легенде, он встретил человека, который ничего не ждал от будущего, отвергал эту иллюзию, мешавшую людям жить, а жил настоящим. Царь встретил Диогена.

В сопровождении нескольких приближенных Александр III, получивший блестящее образование (его наставником был Аристотель), решил лично отправиться к мудрецу Диогену, жившему в Коринфе.

В наши дни его затея наверняка была бы обречена на провал: Диоген давно содержался бы в психиатрической клинике – настолько неадекватными казались его поступки.

По словам греческого писателя-моралиста Теофраста, Диоген понял, как надо жить, присмотревшись однажды к мышонку, который не нуждался в подстилке, чтобы спать; не пугался темноты; не искал наслаждений. С тех пор он жил под открытым небом и спал на плаще, что был его единственным одеянием. По сути он был нищим, бездомным человеком, но природный ум и хорошее философское образование (он был учеником Антисфена, который, в свою очередь, учился у Сократа) превратили этого «бомжа», поселившегося в громадном пустом сосуде (по распространенной ошибочной версии, в бочке), в остроумного мудреца, любившего хлесткие, презрительные фразы и неожиданные поступки. Ему нравилось шокировать и озадачивать окружающих так, что те поневоле считали его безумцем.

Он проповедовал, что человек может быть счастлив, лишь когда откажется от всего материального и будет жить в согласии с природой. Сам он виртуозно избавился почти от всех предметов, которыми мы пользуемся в обыденной жизни. Он даже выбросил чашу, из которой пил, увидев, как мальчишка пьет воду из ладони. Ел тоже с руки. Питался, чем придется: сырыми овощами, которые подбирал во время прогулок, оливками, поднятыми под деревом, сорванными где-то травами и бобами. Он жил так же легко и свободно, как живет любой зверь, или, говоря евангельским языком, жил подобно «птицам небесным» и «лилиям полевым».

Себя Диоген называл κύων – «собака» (отсюда название его философской школы – «киники»). Киники считали, что человек ни в чем не должен зависеть от общества, а потому отвергали все, им созданное, – политику, религию, искусство, традиции и приличия. Они отрицали все общепринятые ценности.

Эта манера поведения так шокировала современников, что слово, именующее ее, глубоко укоренилось в языке. Мы и сегодня, две с лишним тысячи лет спустя, называем «циничным», то есть «киничным», человека, который оскорбляет все, что нам дорого.

Жизнеописание Диогена Синопского, оставленное античным биографом Диогеном Лаэртским, изобилует абсурдными сценами. «Желая всячески закалить себя, летом он перекатывался на горячий песок, а зимой обнимал статуи, запорошенные снегом. […] Однажды он рассуждал о важных предметах, но никто его не слушал; тогда он принялся верещать по-птичьему; собрались люди, и он пристыдил их за то, что ради пустяков они сбегаются, а ради важных вещей не пошевелятся. Он говорил, что люди соревнуются, кто кого столкнет пинком в канаву, но никто не соревнуется в искусстве быть прекрасным и добрым» («Жизнь, учения и изречения знаменитых философов», VI, 2).


Александр Македонский перед Диогеном.

Художник И. Ф. Тупылев. 1787 г.


На вопрос о том, где в Греции ему довелось видеть хороших людей, категорично сказал: «Нигде». Однажды он принялся даже звать: «Люди, люди!» А когда его обступила толпа, стал прогонять собравшихся палкой, приговаривая: «Я звал людей, а не мерзавцев». Приведенный в дом к богачу, он осмотрелся и плюнул ему в лицо, добавив, что не нашел в его доме места хуже.

В своем стремлении свести жизнь человека к «самым элементарным», «первичным» потребностям, уподобить ее жизни животного Диоген решительно порывал со всеми табу, во многом опередив не только свое, но и – приходится говорить с опаской – наше время.

Столь же радикален он был и в политике. Призывал упразднить все государства. Говорил, что люди не должны связывать себя ничем с родной страной – следует быть «людьми мира», космополитами. Традиционное образование считал пустячной, ненужной тратой времени.

Как и многих, кого за глаза называли ненормальными, его волновала проблема безумия. Для себя он решил ее так: стал звать сумасшедшими тех, кто живет не так, как он: не ходит с сумой, не пренебрегает условностями, а заботится о том, как разбогатеть, да какое впечатление произвести на других, да что эти другие скажут о нем. Эти фальшивые цепи тщеславия вкупе с чужими пересудами не дают большинству людей жить своей жизнью, принуждая их быть рабами целого света.

Сам он к чужим мнениям относился наплевательски. Во всем мире для него не было никаких авторитетов. Говорили, что во время войны греков с македонянами Диоген попал в плен и был приведен к Филиппу. Тогда на вопрос царя, чем он занимается, он ответил неслыханными словами: «Слежу за твоею ненасытностью». Изумленный царь отпустил его.

Несомненно, что подобная манера поведения и привлекала к нему юного Александра III, который, только-только придя к власти, все еще оставался зависим от окружавших его людей. Он тяготился опекой и не хотел считаться ни с чьим мнением – так, как это делал Диоген. Говорят, что царь даже сказал: «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном».

Со временем став всесильным, грозным монархом, он научится вести себя с людьми, как Диоген. Отныне он будет смотреть на человечество сверху вниз. Для него будут существовать лишь он сам – солнце, воссиявшее над покорным ему миром, – и его подданные, которые должны слепо повиноваться светилу, иначе будут испепелены им. Пока же юный царь задумчиво бродит по Коринфу, высматривая Диогена…

Об их встрече впоследствии поведали знаменитый римский оратор Цицерон (106—43 гг. до н. э.) в своих «Тускуланских беседах», историк Плутарх (46—127 гг.) в биографии Александра Македонского и Диоген Лаэртский (II–III вв.).

Царь Александр и его спутники нашли Диогена нежащимся на солнце. Он отдыхал, наслаждался – ничего большего не хотел от жизни. От жизни, что, как вода, изливаемая из кувшина, стремительно утекала от него. Долгая аскеза иссушила его тело, а кожа, едва прикрытая грубой тканью, задубела от жаркого солнца, дождя и ветра. Рядом лежало все его имущество: знаменитая палка, с которой он разгуливал по городу, и небольшая сума: философ-циник собирал в нее объедки.

Царь подошел к философу, тенью навис над ним. «Я – Александр, царь Македонии!»

«Я – Диоген, киник», – ответил старик.

Если царь и слышал прежде, что Диоген – самый неприхотливый из людей, теперь он это лицезрел. Если царь и слышал прежде, что Диоген – самый независимый из людей, теперь он убедился в этом наяву.

«О, Диоген! Назови мне свое желание! Я исполню его, сколько бы это ни стоило!» В душе царя шевельнулась гордость оттого, что лишь он один властен осчастливить мудреца. Диоген приподнялся. Из глубины той мрачной тени, что отбрасывала фигура царя, светились белки старческих глаз; из глубины тени взывал его голос: «Не заслоняй мне солнца».

Изумленный ответом, царь отошел. Диоген кивком поблагодарил его. Разговор был окончен.

Покидая уличный приют философа, царь был непривычно молчалив. Зато его спутники вовсю потешались над дряхлым нищебродом, который и не знал, наверное, кому нагрубил. Вот тогда царь грустно промолвил, что хотел бы быть Диогеном.

А сам Диоген, словно перечеркивая все, что свершит его нежданный собеседник, признался, что «живется ему лучше, чем персидскому царю: ему всегда всего хватает, а царю всегда всего мало; ему ничего не нужно из услад, которыми персидский царь не может насытиться, а его, Диогеновы, услады царь навряд ли способен разделить» (Цицерон).

Так завершилась встреча двух самых свободных людей Македонии и Греции – царя Александра и «босяка» Диогена, состоявшаяся «в начале славных дел» царя – в канун его страшных военных походов. И подобные встречи философа (или ученого, или художника, или аскета) и царя (тирана, вождя, демагога, олигарха) в последующие века повторялись не раз.

Немецкий философ Освальд Шпенглер в «Закате Европы» даже придал этой фразе Диогена убедительность общественного закона, показывающего, что среда человеческая крайне неоднородна и распадается на «материю духа» и «антиматерию силы»: «Слова о “полевых лилиях” являются для глубоко религиозных (и философских) натур безусловной истиной. Натуры эти всем центром тяжести своего существа пребывают вне экономики и политики, как и вне всех прочих фактов “этого мира”. Об этом мы знаем по эпохе как Иисуса, так и св. Бернара и фундаментальному ощущению сегодняшней русскости, а также и по образу жизни Диогена или Канта» (т. 2, гл. 5, I).

И факты «этого мира» никогда не утешат подлинных мудрецов, зато лучи солнца и звезд сияют для них.

Умерли же царь Александр и Диоген, по преданию, в один день – 10 июня 323 г. до н. э. Один умер молодым, успев совершить множество подвигов во славу смерти, которую несчетно сеял на земле. Другой умер в глубокой старости, и все, что он делал под солнцем, было одним нескончаемым подвигом жизни.

100 великих крылатых выражений

Подняться наверх