Читать книгу Один такой - А. Я. Миров - Страница 2

Случись вам оказаться в районе реки с томным названием Койка, мой вам совет, не поленитесь: преодолейте несколько маховых саженей строго на Юг. Не пожалейте скопленных в мегаполисах калорий: разомните пыльными туфлями позвоночник не толерантной к пешеходам колее. Вашему пытливому оптимизму предстанет во всей своей первозданности природа-мать. Да не просто мать, а мать-одиночка. Брошенная мужем-благодетелем во имя инфраструктуры-профурсетки.

И, значится, идём мы с вами строго вдаль: растрескавшаяся твердь внизу, развалившаяся синь поверху, а посередине....

– Гвоздик?

– А посередине – вы! Острый гвоздь в крышку гроба моей лени и почётный гость сего рассказа. Ну и я с вами, так сказать, заодно.

Нам будто бы удалось попасть в тот интимный момент, когда Бог успел создать только землю и небо. Река Койка не в счёт. Она, положим, была уже, есть уже и, сами понимаете, двигаться надо дальше. Дальше и дальше.

Когда болтовня кучкующихся над водяной гладью стрекоз канет в безмолвие, а бездорожье покажется основой бытия, считайте, что мы уже донесли свою суть до нужного места.

– Ничего не поменялось! – стукнет обгрызенным матерью-природой каблуком умаянный путешественник. – Вокруг всё та же высушенная до порошка грязь, окаймленная плешивыми деревьями.

Да ну бросьте вы свои избалованности, любезный мажор транспортного дискомфорта. Лучше смахните с потных век разнузданную истерику и гляньте вон туда. Да-да, именно туда. Видите долговязый кованый забор с нашампуренными на его пики беспомощными облаками? Ну-с, вот мы и пришли. Осталось всего ничего: проскользить вдоль причудливого кружева металла строго налево. Для пущей решимости можно дополнить перемещение указательным пальчиком, коему будет регламентировано легонько цепляться за узорчатую изгородь. И так вплоть до самого упитанного столба, который вместе со своим братом-двойняшкой заботливо поддерживает железное полотно двери.

Заметили? Столбы именно двойняшки – не путать с близнецами!

– Какая разница? – устало выдохнет пыль мой привередливый спутник.

Вот сразу видно, нет у вас рождённых в одно с вами время ближайших родственников. А на нет, как говорится, Басманный суд вам.

Ну, довольно витиеватых дискуссий, стучите. Да не по столбу! В дверь! Ну и что, что звонок висит?! Он вам что, работать обязан? Его сказано было повесить, так вот он и висит. Стучите, говорю.

– Пароль! – мягким басом осведомился некто за дверью.

Что вы пожимаете плечами? Пароль я знаю. И все, кто имеет хоть какое-то отношение к обнимаемому забором городу тоже знают. Да, именно: за творчеством неизвестного кузнеца находится город. И этот город, вы не поверите, кишмя кишит его жителями. У него даже на карте своя отметочка имеется. Правда, не на каждой карте: новые издания отчего-то брезгают марать себя конечным пунктом нашего путешествия. Да и сам город в долгу не остаётся. Вы же видите этот забор? А столбы-двойняшки? Дверь? Это вот ответочка снобистским выпадам молодых картографов.

А ведь раньше сей град крепко прижимал к себе за версту веющую уважением аббревиатуру «ЗАТО»: закрытое административно-территориальное образование. И на карте у сами, который с усами, знаете кого ему выдавалась почётная красная точка. Местные магазины хвастались дефицитными для всех остальных, «незатошных», городов товарами. О том, что, оказывается, существует такое явление как «преступность» население узнавало только из газет. Двадцати процентные надбавки к зарплате за то, что живёшь в ЗАТО, не оставляли ни малейшего шанса на противостояние чувству превосходства.

Однако после развала союза нерушимых республик советских у нашего героя отняли статус «закрытый». С особо секретных карт скромно населённый пункт переместился на карты общедоступные. Народ, надо сказать, даже как-то обрадовался: мол, если уж и пал режим секретности, то хотя бы простой люд из других городов о них наконец-то узнает. Но не тут-то было. Отметили наш стратегически важный в прошлом объект раз, потом другой, а на третий пропустили. Вот река Койка, вот сестра её Малая Койка, а города-то нет.

Да и чего его собственно обозначать? Наполеон там не останавливался, даже в виде торта. Гитлер и тот мимо прошёл. Я уж не говорю про памятники Владимиру Ульянову – вот ни одного не стояло. И самого населения – кот наплакал, причём не просто кот, а обезвоженная тушка скупого на эмоции хвостато-усатого животного. И чего сим недоразумением карты марать?

Государство в этом вопросе не заняло сторону рассекреченных затошников. Быть может, сознательно, а, может, у них там по кабинетам современные карты разложили. Посему чиновьи умы и слыхом не слыхивали про обиженный город. Не слыхивали и заодно не вмешивались.

А раз так, решили местные жители, то и мы к вам, неуважаемые все остальные, тоже копчиком повернёмся. Как мы были закрытыми, так теперь ещё закрытее станем! Вот вам забор, вот вам столбы-двойняшки, ещё приплюсуйте сюда дверь и слово «пароль», что требовательно озвучивает незнакомый, должный пугать голос.

Современную власть, как вы понимаете, здешние люди на дух не переносили. Причём любую. Голосовать не ходили принципиально. Правда, до них и бюллетеневоз не доезжал. Да ну, если бы и доехал, ни один человек этот отросток пропагандистской гидры и на порог бы не пустил. Но симпатизировать же кому-то надо?! Чай не в политическом вакууме живут. Ориентир же ж нужен. Двигаться-то, собственно, куда?

– Да в Европу! – лихо махнул кто-то когда-то.

– Да! В Европу! – подхватили тогда же какие-то остальные.

Эх, в Европу так в Европу. А в Европе у нас что? Какие весомые отличия? Чтоб вот обмазаться ими с ног до головы, и каждый встречный-поперечный моментально в горячем пиетете ниц грохался.

– Ну, во-первых, это свобода! – единогласно осенило жителей.

Да, свобода – это хорошо. Свобода – это точно по-европейски. Только вот здешних, вроде как, никто и не зажимает. Прав у жителей – завались. Хочешь, эти права так ешь, хочешь, на зиму маринуй. Были, конечно, мелкие потуги да вкрадчивые посягательства из центра: когда в местной Управе вежливые звонки не только раздавались, но заодно и интересовались, мол, говорят, вы там у себя забор установили. На что тутошнее вече бесцветным голосом рапортовало:

– Так это не говорят, а наговаривают. Забор, естественно, имеется, но то эстетика, а не эгида. Посему извольте нас не тревожить более подобными инсинуациями.

И главная власть изволила. Звонки прекратились, а селектор так и не провели. Посовещавшись сами с собой, жители положили, что пришла пора обидеться окончательно. Мол, вот настолько им там, в зажравшейся нерезиновой на нас плевать. Нет, вы подумайте, даже уговаривать не стали. А раз так, то самое время переходить ко второй части европейской инициации. Что там у нас далее по списку? Чем там в Европах промышляют?

– Говорят у них не по-нашему! – выплеснул в лицо мэру один из присутствующих.

– Не по-нашему, – выдохнул согласие глава города.

Оказалось, не так-то это и легко – европейские ценности на себя натягивать. Это ж что теперь – весь люд переучивать на другой лад? А на какой другой? Их же, этих ладов, будь они не ладны, там столько, что никакой запоминалки не хватит. И чего это вообще они, ну то есть мы, должны переобуваться? Нам эти лапти испокон веков ноги жмут. Мы, в конце концов, уже к каждой грамматической мозольке привыкли. Зачем нам от этой великости и могучести отказываться?

– Нет и ещё раз нет! – мэр хлопнул себя по выдающейся грудной клетке пухлой рукой.

– А как же Европа? – пискнул неопознанный с задних рядов.

– А мы ей, Европе твоей, привет по-другому передадим! Город наш обозначим на латыни. Латинский же все понимают? Ну в Европах-то поймут? Поймут! Поймут и узнают, что есть, есть такой островок в этом океане монархических скреп, который хоть и омывается недемократическими водами, но сам себе вполне наплаву!

Громкие аплодисменты умаянного деспотично душным помещением электората поставили точку в окончательном превращении города в часть Европы. Правда, в процессе так называемого колдовства вынырнул один вопросик. Небольшой такой, но, зараза, важный: с какой конкретно буковки этого самого иноземного алфавита начинать писание? С этой вот или вот с той? Они ж, буковки эти ненашенские, обе эквивалентны одной нашенской.

Поскольку не все в бывшем ЗАТО и с родным-то языком на ты, пришлось рюкзак с инициативой, смелостью и ответственностью взваливать на себя господину мэру.

– Пиши эс, – безапелляционно заявил глава города. – Да не эту! А ту эс: эс как доллар!

Таким презательевым образом появился на территории бескрайнего, как океан, государства город с именем латинским. И, если его, городок наш, раньше не наносили на карты, то и теперь существенно ничего не изменилось. Хотя как это – ничего? А самосознание граждан? Раньше же ж они только одной ногой были в Европе, а теперь и вторую конечность уверенно подтащили в край равенств и свобод.

– Пароль? – снова вопросил страж из-за железной двери, втиснутой в семейные узы столбов-двойняшек. – Вы куда?

Окидываю тебя, мой вынужденный спутник, высокомерным взглядом и, собрав в лёгкие побольше пафоса, бойко выдаю:

– В город S, S как доллар!