Читать книгу Один такой - А. Я. Миров - Страница 5
Глава 3.
ОглавлениеВечер плашмя обвалился на город. Река Койка исчезла из вида, попав под беспощадный каток мрака. Здание Койки отчаянно бравировало внутренней пустотой, распространяющейся и на прилегающую территорию. Даже что-то постоянно подметающий Искандер не маячил под уличными софитами. Город Эс, эс как доллар, лениво потягивался, стряхивая с ноги уставший за день носок. Все готовились добровольно отдаться сну, и только где-то в центре слышался стук пары каблучков.
Вот они побежали по улице Соционики. Вот уже свернули на переулок Инновационных Технологий. Оп, проскользнули мимо тупика Честных выборов и направились вдоль Мнемонического проспекта.
Известная актриса Тата Татович спешила домой: во-первых, очень хотелось есть. Последний раз девушка только завтракала, поэтому и, во-вторых, очень хотелось есть, чтобы, так сказать, нагнать всё упущенное.
Не то что бы в театре Всемирной драмы имени Гамлета Гамлетовича Датского плохо кормили. Дело совсем не в этом, просто, понимаете, Тата действительно была известной актрисой. Прославившись в братской Европе, она вернулась домой в качестве приглашённой звезды. Не за горами спектакль, поставленный для, под и вокруг Татович. Ну разве можно с таким грузом славы на плечах уминать вместе со всеми какие-нибудь там пирожки с капустой? Позволительно ли знаменитости эдакого масштаба на глазах у массовки впиваться белыми как жемчуг зубами в котлету из щуки? Вы сами всё понимаете!
Тата, чтобы хоть как-то заглушить негодования желудка, повторяла про себя текст своей героини. Каблучки резво отстукивали асфальтированные футы, подгоняя отстающую тень. Запутавшись в интонациях, Татович свернула в проулок Гелотологии и, зажмурившись, встала. Нет, слова режиссёра никак не хотели идти на голодный ум. Ладно, нюансам суждено уточняться завтра, а сегодня….
– Что за ерунда? – изумилась Тата хрипящему фонарю.
Уличное светило поморгало несколько секунд и утащило свет в небытие.
– Провинция – такая провинция, – актриса покачала головой и, улыбнувшись своим мыслям, продолжила дорогу к домашнему холодильнику.
Там её ждут голубцы. В сметане! И заливное из телячьего языка.… Ах, как она там говорила? «Что за ерунда?»! Да, вот точно сим тоном она завтра выдаст эту реплику.
– Да что ты понимаешь в этой жизни?! – упрекнула Татович партнёра по сцене. – Что… что… Как там дальше?
Хрупкое плечо сжала крепкая ладонь.
– Что за ерунда? – выдала актриса, невольно обернувшись.
Вспышка. Яркий-яркий свет сожрал действительность. Возмущение сгорело дотла, застыло на губах крошками пепла. Бетонная стена вжалась в спину. Крепкая ладонь, отпустив хрупкое плечо, сжала лицо. Будто лист бумаги вымарали ненужными мыслями и теперь комкают, чтобы выбросить. Локоть давил на грудь. Подол платья уползал наверх. Невыносимый свет поглощал всё, оставляя на сдачу дыхание. Горячее животное дыхание.
Воспалённые чувства накрыло плотной анестезирующей коркой. Мозг ещё силился что-то объяснить. Бесполезные попытки, словно тебе удалось трясущимися руками ухватить падающий стакан, но он всё равно выскользнул, обвалился осколками. Он был таким прочным, таким надёжным. Разве это было? Разве он когда-то был? Теперь это острые бесполезные куски, и ты сметаешь на совок знакомые части, чтобы выкинуть как чужое целое. Момент расползся на вечность. Его больше не собрать. Что сейчас? Где сейчас? Будет что-то после? Или это тупик? Конец? Чтобы выжить, надо идти назад. Бежать? Убежать.
Мозг судорожно жонглировал прошлым. Это маленькая Тата крутит педали трёхколёсного велосипеда. Длинная-длинная улица всё быстрее и быстрее спускается вниз. Откуда ни возьмись огромный КАМАЗ. Вспышка….
Победительница танцевальных соревнований Татович встаёт на самую высокую ступеньку, вымазанную чёрной цифрой один. Кто-то занимает соседние места. Совсем не важно, кто это. Важно, что все смотрят только на неё.
– Внимание! – деловито машет рукой фотограф.
Вспышка….
Актриса Тата Татович посреди бескрайней сцены говорит финальную речь. Точка. На секунду воцаряется тишина.… И тут же падает на дно нескончаемых аплодисментов.
– Браво! – дышит публика.
– Бис! – горячо, очень горячо дышит публика.
Вспышка.… Вскрики.… Софиты гаснут. Гаснут, утаскивая с собой жизнь. Сознание как прозрачная капельница обратного действия.
Крепкая ладонь снова опустилась на хрупкое плечо. Горячее дыхание стало нестерпимо близким. Теперь оно не обжигало снаружи. Оно выжигало всё внутри.
Света больше не было. Больше не было ничего. Ничего, кроме тьмы. Веки закрывались и открывались. Сами по себе. Крепкая ладонь больно сжала хрупкое плечо. Будто на прощание. Очень хотелось верить, что это прощание. Горячее дыхание слабело. Платье упало вниз. Раскалённым шёлком. Капкан комы благородно разжал чувства. Крепкая ладонь оттолкнулось от хрупкого плеча. Животное дыхание растворилось в уличной тиши.
Спина соскользнула вниз по бетонной стене. Дрожащие руки пытались обнять ледяные колени. Тело не собиралось. Мысли не собирались. Осколки не клеились в целое. Когда-то целое. Оно теперь разбито напрочь на ненадёжное после.
– Что за ерунда? – слетело в темноту с оживших губ.
– Что за ерунда? – осталось слепком в мёртвом взгляде.