Читать книгу Anonyma - Ада Мобессен - Страница 5
Часть I. Отель для одиноких женщин
Запись третья. Девушка с золотыми волосами
ОглавлениеКуколка, которую он забрал с вокзала, она сказала мне тогда, они хорошо провели время… Она осталась довольной, то есть, это было не время, а кусочек жизни в один день. Ничего не значащая встреча, телесное соединение, время утекало до самого вечера… Я поняла, почему он принял эту женщину в себя, а она – его. Но я не поняла его возлюбленной… Эта ситуация была больная и разрушающая.
В моем мире женщины не сдавали своих возлюбленных на одну ночь, не сдавали на один день, не сдавали на две недели отпуска: четырнадцать дней наслаждения, чтобы больше никогда не встретиться. Не в этой жизни. Одноразовые встречи. Одноразовая любовь.
Я не была создана для одноразовых встреч и такой-же любви. Она – любовь – крепко поселялась в моем сердце, гнездилась там, обустраивалась, росла… Она должна была расцветать… Но когда я однажды вошла внутрь себя и посмотрела, что там произрастает в этот раз… Там была боль. И тогда я начала танцевать. Когда мне было больно, я танцевала… В этот миг боль уходила и я забывала обо всем, даже о возлюбленом.
Музыка проникала в меня и вытесняла боль. Да, как-то я опустилась внутрь себя и увидела эту бездонную черную дыру, в которую утекали мои силы, и я не знала еще, что с ней делать, а узнала только потом. А тогда музыка и движение – они были мое спасение.
Зачем ты зовешь меня к себе, если у тебя есть подруга? – спросила я как-то возлюбленного. Я знала и его, и Алексу, девушку с золотыми волосами, таких изображали на картинах прерафаэлиты, не знала еще ничего о параллельных встречах, о коллекции, но чувствовала кожей…
Я не хочу на твой конвейер, – сказала как-то ему.
Соблазнить и бросить, – это такой тип мужчин.
Потом женщина не нужна. Скука.
Это были словесные не то что перепалки – короткие диалоги, все в образах, символах и кажется как будто юмор: я не хотела на его конвейер, эти его женщины на ленте – проезжали у него перед глазами, он даже не помнил лиц, подробностей, они приходили в его жизнь и исчезали: исчезали сами или он исчезал их сам…
Возлюбленный говорил: не убегай.
И как-то вдруг пришел время, я перестала «убегать», напряжение растаяло во мне, я расслабилась, и напряжение меж нами тоже стало исчезать, словно я приняла его в свою жизнь… В то время как я стала к нему приближаться, своими мыслями и чувствами, стала мысленно привыкать к нему и понимать смысл его слов, что находился за границей понимания… Возлюбленный, он начал от меня отдаляться. И я не поняла. Когда не понимаю, я смиряюсь.
Чем меньше женщину мы любим?
Я тоже отдалилась, как будто занялась «своими делами».
И через некоторое время он снова позвал меня к себе.
А как же твоя подруга? – снова спросила я.
У меня не было привычки к треугольникам, в моем мире люди жили по-другому. Если бы я стала третьей, возможно, в их «систему» вошла б уравновешенность, но мне не хотелось приносить себя в жертву, свою жизнь, свои чувства.
Из его ответа было видно, он не понял, что я хочу и о чем веду речь.
У людей было обычным делом – иметь несколько партнеров одновременно в разных городах, и эти партнеры или знали друг о друге, или не знали. Но было бы удобнее, если бы знали. Тогда не нужно было прятаться, лгать, все контролировать и быть напряженным.
До возлюбленного я только издали слышала об этом, но такие встречи не были частью моего мира и тех, кто был в моем мире.
И когда я открыла для себя «другую» сторону любви, если это любовь в человеческом понимании, я ужаснулась внутри себя: тонкий острый холодок прошел сквозь мое сердце и я подумала: зачем вы причиняете себе боль, зачем вы создаете себе эти события, вовлекаете в них других? Зачем создаете черную дыру?
Возлюбленный не понял моей мысли, он понял, как если б я ему запретила общаться с Алексой, но это не была моя мысль. Во мне поселилось удивление: мы разговариваем об одном и том же на разных языках. Я замолчала.
Кажется, во время моего молчания я занималась «своими делами». Через некоторое время созрела мысль: мне нужно тщательно подбирать слова для своих мыслей и своих чувств или… Может быть, о чувствах лучше было и не упоминать?
Сложилось впечатление: я словно замороженная рыба, холодная, непробиваемая, абслютно твердая и равнодушная ко всем, особенно к себе.
Но это была неправда: я очень интенсивно чувствовала.
Я поняла: свои мысли нужно было переводить на язык, понятный для людей, для мужчин, а не выдавать их в том виде, в котором они возникали в голове. И через некоторое время я перевела свою мысль для возлюбленного: тебе нужно сделать выбор, с кем ты хочешь быть. С кем ты хочешь быть из нас.
Тогда я еще не знала, что кроме меня и ее были параллельные линии в его жизни. И она какое-то время не знала. И потом, много позднее, я переименовала ее из «прежней подруги» в «прекрасную подругу». Мою.
И когда наш возлюбленный ложился тем утром после телефонного звонка в постель с куколкой, встреченной на вокзале, он не знал, что самая большая боль, которую он мог причинить Алексе, – это предательство, потому что ее предавали телесно и другие, и это стало темой ее жизни, ее сценарием, ее черной дырой. Но он не догадывался об этом.
Желал ли он наслаждаться? Было ли у него подсознательное желание причинить боль? Или он совсем не думал, что делает?
Скорее, последнее. Люди, большинство из них, жили в заснувшем состоянии и не понимали, что они делают со своей жизнью и жизнью других.
Но о чем думала куколка? Ни о чем, так же, как и возлюбленный. Люди не думали о том, не имели привычки, что входят в жизнь других и так же выходят, оставляя за собой следы… иногда безобразные следы…
Мне стало больно, как если б у меня внутри теперь было две дыры, и тогда прежняя подруга превратилась для меня в прекрасную подругу, теперь мою. И я не знала, что придет время, и мы встретимся с ней снова и обнимемся.
И это было незабываемое ощущение объятия с родным человеком, я жила воспоминанием о нем и оно исцеляло. Стихи слетали с губ, как поцелуи… И я получила от нее нежные письма, и в них были боль и отчаяние, а она была моим отражением, и я смотрелась в нее, как в себя.
Почему ты делаешь себе так больно? – мне хотелось спросить ее.
Но, наверное, мне нужно было сначала спросить об этом себя, почему я делаю – себе?