Читать книгу ДИАЛОГИ О БОРИСЕ ГОДУНОВЕ. Историческая литература - Ада Тагильцева - Страница 6

– Здравствуй, Ада! Я сильно задумался о предназначении и исключительности России. Помнится, ты обещала ответить мне на эти вопросы, – проговорил Кирюша, в очередной раз, оттолкнув Джери. – Дай раздеться, мерзкая собака. Напои чаем.

– Сам такой. Он от большой любви к тебе лезет. Погладь его и похвали, – рассмеялась я. – Раздевайся. Я готова поговорить с тобой на эту тему.

– Ладно тебе. Хорошая псина, – сказал Кирилл, потрепав собаку по голове и проходя в кухню.

Вот прочти мнение Забелина,40⁹ – подала я ему книгу:

«История застает древнюю Русь именно на той степени исторического развития, когда семья составляет единственный и непосредственный узел народной жизни, когда семья составляет существо, основу народного быта; когда, следовательно, семейные добродетели являются неизбежным последствием, естественным продуктом жизни».

– Ну и? – спросил Кирюша, возвращая мне книгу.

– Не торопись. Забелин считает, что родовой быт не факт, а стихия жизни, которая нигде не воплощается в особое учреждение. Это непосредственная, естественная форма человеческой жизни, произведенная стихийной силой рождения. Если эта форма становится нормой, стихией не только для домашних, но и для общественных отношений народа, то и весь народный быт историк обозначает именем этой стихи, именем начала, которое движет всем бытом. Он спорит со своими оппонентами, которые говорят, что у славян родового быта не было, а была семья и община, и что Русская земля изначально наименее патриархальная, наиболее семейная и наиболее общественная (общинная). Сторонники общинной теории считают, что славянская семья понимается не в обыкновенном смысле, а как семья – община. А по Забелину сущность родового быта не семья – община, а семья – хозяйство (двор), поскольку семья служит составною частью зерном рода. Понятия семья и род не тождественны и относится к роду, как частное понятие к общему.¹⁹

– Что за бред ты несёшь? Галиматья какая-то, – разозлился Кирилл.

– Вовсе это не бред. Не поняв этого, невозможно разобраться в том, чем отличается Россия от Запада. Конечно, Россия со времён Петра Великого постепенно стала отходить от родового быта, сначала в государственном смысле, но корни-то его до сих пор живут в нас. Попытаюсь тебе объяснить сущность родового быта. Существо двора, его корень есть имущество, хозяйство-господарство, по терминологии Забелина. А хозяйство по естественной необходимости ведётся, строится, наживается общими, совокупными усилиями, работами и заботами всех, живущих на этом дворе. Все вносят свою долю труда в общий оборот хозяйства и имеют полное право на свою долю пользования общим имуществом. Отсюда вытекает и относительное равенство голосов в общих делах хозяйства-двора; непререкаемое право думы, непререкаемое право представительства в общих совещаниях. Все эти права, в сущности, были и есть непосредственные права рождения, простые естественные права семьи, по которым выходит, что отец обязан вскормить своих детей, а взрослые дети обязаны помогать отцу-кормильцу, чтобы точно также и самим кормиться от семейного хозяйства. Отец всегда советуется с возрастными детьми и родичами, а они, в свою очередь, убеждены, что без их думы и согласия он никогда ничего не предпримет по общему для них делу. Самая собственность, двор-хозяйство, носила в своем смысле ту же идею кровного союза в ее вещественном проявлении, то есть, в общем хозяйстве семьи. Дети, приобретая своим рождением, право быть детьми своего отца, приобретали право пользоваться отцовскою, а по крови, и своею собственностью. Они делили её, когда считали необходимым разойтись в разные стороны и зажить самостоятельной жизнью. Разделялась кровь семьи, разделялась и её собственность, как вещественное выражение. Забелин¹⁹ считает, что к идеалу таких отношений нельзя приложить понятие община, поскольку собственность, именно двор-хозяйство, придавала семье лишь вид общины. Эта община была только количеством родных лиц, живших на одном хозяйстве. Внутри же, в качестве союза этих лиц, в духе этой общины, жила создавшая её идея кровного союза, по которой и была построена внутренняя домашняя жизнь. Она господствовала внутри каждого двора, и ни под каким видом не допускала равенства живших там лиц.

– Это ещё почему? – встрепенулся Кирюша.

– А потому, дорогой, что никакого равенства в отношениях женатых братьев, замужних сестер, в отношениях свекрови к невестке, золовок к той же невестке и сейчас нет, не говоря о древнем обществе. Во дворе жила семья с естественным разделением людей на отцов и детей, на старших и младших по крови. Какая же тут может существовать община, то есть равенство лиц, прав. Родитель по естественным причинам становился главою и властителем своей семьи. В его руках сосредоточивалась патриархальная опека не только над детьми, но даже и над их матерью. Для него все члены семьи были по самому существу дела, малолетними. В древнерусском обществе родительская опека заменяла всё то, чем обеспечивается свобода и нравственное, и имущественное положение личности в современном быту, все государственные, правительственные и общественные учреждения. Забелин согласен с утверждением семейно-общинной теории, что древнерусская «семья была семья в тесном смысле». Противники утверждают, что в устройстве этой семьи «нет и признака родоначальнического патриархального характера», что вообще у «древних славян не было рода». Забелин, напротив, говорит, что там, где эта теория видит семью-общину, он видит только один род и не видит семьи в ее прямом и тесном смысле. Понятие о семейной общине возникло у общинной теории из представления о собственности, о дворе-хозяйстве, на котором всегда и жила семья-община. Хозяйство заводилось, и двор строился первоначально одной семьёй, но такая семья никогда не оставалось замкнутой, и тотчас разветвлялась. К основному хозяйству сами собою прирастали другие новые семьи, являлась община родных семей, община-родня, то есть – род. Семья, попросту, разрасталась в род, то есть в кровную совокупность старших и младших семей, выраставших на одном корне. Отец становился, уже дедом, прадедом, дети являлись уже внуками, правнуками. В этой целой совокупности семей, родичей, детей рода, а не отца только, возникают счёты и отношения уже не семейные, а именно родовые, как и само имущество, двор – корень материального существования семьи. Конечно, оно становится общим имуществом, но для одного кровного родства. Центр тяготения уходит уже к роду, а не остается только в семье. Во дворе, на общем хозяйстве живет уже род, а не семья. Двор в древней Руси стал средой родового быта, выразителем родового устройства жизни, экономическим, хозяйственным типом рода.¹⁹

– Трудно всё это принять в нашей современной жизни, – почесал в затылке Кирилл.

– Не так уж и трудно, если подумать. Раньше налоги платили с двора (с хозяйства), что принуждало семью жить одним двором. Даже в наши «лихие» девяностые семьи предпочитали выживать вместе. Родовым бытом было пронизано всё общество от княжеского Рюриковского рода, для которого русская земля была таким же двором-хозяйством, до последнего крестьянского. Княжеские междоусобия были ничем иным, как борьба за пользование общим имуществом. На семейном начале выросла и личность, к чему стремилась вся наша история.

– Погоди, ты же сама говорила недавно, что в общих делах хозяйства члены семьи имели право голоса, – возразил мне Кирилл.

– Так говорил Забелин,41⁹ но он же и отметил, что это был голос и права детей, членов кровного союза, а не свободных лиц. В этом он видел великую разницу. От размножения семьи лицо родителя приобретало еще большее освящение; он уже был не только отец, но и отец отцов, родоначальник. Всё его рождение оставалось в тех же естественных отношениях детства, малолетства к родоначальнику и в отношениях старшинства и меньшинства между собою, смотря по восходящему или нисходящему порядку рождения. Никакого равенства членов здесь быть не могло. Равенство или общее для всех было то, что все были родня между собою, все имели и голос и известные права родни. О самостоятельной личности здесь нельзя и думать. Здесь лицо не само себя представляло, а являлось представителем известного старшинства или меньшинства по степеням рождения. Сам родоначальник вовсе не был представителем собственного лица, собственной своей личности, а представлял лишь старшинство рождения. В сущности, это был олицетворенный род. Личное начало совсем исчезало в идее рода. Даже современникам Забелина, а это девятнадцатый век, было трудно осознать жизненный смысл понятий рода, родовой идеи и представить себе насколько были крепки и неразрывны эти узы рода и родства, вязавшие и путавшие личность на каждом шагу. Требовалось действительное, эпическое богатырство, чтобы вырваться из этих нравственных узилищ. Семейные узы здесь ни причём, поскольку они ничего не определяют в характеристике быта. Они являются необходимой нравственной сферой и будут существовать всегда. И в настоящее время личность в них не пропадает, даже в детях. Сложнее с узами рода и родства для семейных связей, составляющих уже не семью, а целый род и в иных случаях совсем посторонних старшей семье, например, в лице зятьёв и невесток. Здесь личность совершенно теряется в сплетениях родового старшинства и меньшинства и никогда не пользуется самостоятельным независимым положением. Такая связь в прямом и точном смысле родовая. Род есть семья семей и в тоже время и община с правами известного равенства и представительства, какие всегда неизменно принадлежали родне. «Родовое чувство, родовое начало, управлявшее нашим старым бытом, есть, в сущности, родовая идея, которая была творцом нашего единства, нашей народной силы, творцом всех наших народных добродетелей и всех наших народных напастей, государственных и общественных». ¹⁹

– Меня смущает, что для личности в таком родовом быте просто не было места, – несколько растерянно проговорил Кирюша.

– Так оно и было, да и сейчас мало что изменилось. Много ли от нас зависит в глобальном масштабе? О какой личности могла идти речь, если для общества существовал только родоначальник, в руках которого была власть во дворе-хозяйстве. Умирал родоначальник, на его место вступал старший, из остававшихся в живых, который и был владельцем и пользователем земского имущества. Отсюда и возникало равенство всех членов земщины. Это были не отдельные личности, которые не имели никакого значения, а дворы-хозяйства. Личность рассматривалась лишь с имущественной земской точки зрения, с точки зрения владения землёй. Наиболее независимое положение личность могла приобрести лишь разбогатев. Поэтому и выделялись несколько богатых, как бы аристократических родов, которые заправляли всеми делами общины. Так вот и выработалось вотчинное право, а смерд всегда и везде оставался смердом. Тоже было и в Московском государстве Ивана Грозного, где существовало только равенство прав на землю. Забелин¹⁹ считает, что это и: «…составляло первозданную стихию русской народной жизни по всей русской земле. Эта-то стихия и сохранила русский народ от всех исторических и всяких вражеских напастей; она же создала и государство, именно как охрану и защиту от тех напастей».

– Как-то всё это грустно, когда в обществе нет места для личности, как таковой, – протянул Кирюша.

– В конечном итоге стихия старшей воли, по Забелину,42⁹ и была главным, начальным достоинством человеческой личности, на которой держалось всё общество, ею строилось наше государство Российское, выработалась государственная сила и стойкость народа. Именно такой характер власти стал господствующим в народном быту. Личности отдельного человека не осталось места, поскольку продолжительная опека воспитывала своеволие и самодурство. Забелин возлагает вину не на отсутствие образования, а на тяжёлое влияние Домостроя,43⁵ которое: «… до крайности сильно выработало, известные, нравственные сдержки всякой личной самостоятельности, – вот что именно воспитывало и развивало каждый личный характер и делало его с одной стороны робким, ребенком, дитятею, пред всякою силою, а с другой самовольным, своевольным, то есть самовластным пред всяким отсутствием силы. … В то время, о котором мы говорим образование бессильно. Старый наш предок жил в обществе ребенком и не имел ни малейших представлений о нравственной самостоятельности лица, на чём сосредоточивается всякое образование». ¹⁹

– Мощные домостроевские сдержки довольно часто приводили к недовольству народа, выливающегося в жестокий бунт. С одной стороны, безграничное терпение населения, с другой – звериная злоба. Не видишь ли ты здесь противоречия? – язвительно осведомился Кирюша. – Ещё Пушкин сказал: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!»44⁶

– Ты знаешь из курса физики, что если пружину очень сильно сжать, то она непременно распрямится сама собой или даже может сломаться: «Против лома нет приёма, кроме как другого лома», – рассмеялась я. – Здесь нет ничего противоречащего ни у Пушкина, ни у Забелина.¹⁹ Бунт на Руси – тоже национальная черта. Это средство простого народа обратить внимание тупой и неповоротливой власти на Руси с её хроническим нежеланием что-либо менять на свои нужды: «Эта-то опека и создавала тот тяжелый, душный мир, из которого вырваться было возможно только с силою богатыря. Она-то и производила богатырей необузданной воли; но не потому, что недоставало им переходного времени образования, или нравственной опёки общества, а потому что слишком эта воля была зануздана». ¹⁹ Здесь вступает в силу естественный закон – крайность вызывает другую крайность. Отрицание самостоятельности человека в природе его нравственных дел, является отрицанием в нём самом его человеческих свойств, и он становится зверем, или, по Забелину – богатырем.¹⁹ Забелин совершенно справедливо считает, что, если есть общество, то есть и опека, и именно нравственная. Существо нравственной идеи русского человека заключалось в том, чтобы во имя родового идеала сдерживать до принижения нравственную свободу и нравственную самостоятельность личности. Полное всестороннее подчинение ума и воли этим началам было нравственностью века. Русское рабство – широкое, всестороннее развитие в жизни родовой идеи, никогда не было, да и не могло быть полным, законченным рабством. В сущности, это было детство, а не рабство. И если это детство выражалось действительно в унизительных рабских формах, то в этом сказывалась только наивная первозданная природа родовых отношений, возвышавшая непомерно родительскую власть, а по её идеалу и всякую другую. Старшая власть всех равняла с малолетними, а потому от всех требовала к себе отношений детства, а не равенства. «Эти-то отношения детства, в которых в нашем быту выражались людские отношения ко всякой предержащей власти, представляются по естественной причине формами рабства и даже самым рабством, по той простой причине, что здесь большие, старики, вообще люди уже независимые и самостоятельные, являются по форме отношений к старшей их власти совершенными детьми». ¹⁹

– Ну, хорошо, я почти понял, как сложился родовой быт у нас, а почему на Западе всё иначе? – озадаченно спросил Кирюша.

– На Западе отношения между народами складывались, как отношения между победителями и побеждёнными. Об этом пишет не только Забелин, но и другие историки. Здесь они не спорят, а лишь дополняют друг друга. Забелин считает, что если общество складывается через завоевания, то характер власти в таком обществе иной, чем в обществе, которое сложилось путем нарождения. Властные, общественные и личные отношения победителей и побеждённых стремятся определить себя юридически, разгородив свои отношения необходимыми правами и обязанностями, отчего и характер власти выражается более сурово и беспощадно. В таком обществе власть развивается и утверждает в себе идею права, закона, более определена и строго разграничивает жизненные отношения. В этом случае вырабатываются более определённые понятия о независимой личности человека, личность выдвигается во всех сферах жизни.45⁹

– Подожди, а как же деятельность варягов? – попытался поймать меня Кирюша.

– Тот же Забелин отмечает, что варяги были поглощены нашим обществом, ассимилированы, если хочешь, силой его быта. Даже преобразования Петра оказались во многом бессильны, поскольку существом нашего быта и его силой был род. Наша древняя власть была преимущественно родовой, отеческой, с одной стороны – любовной, а с другой – отличалась непомерной жестокостью безотчетного произвола, где не могло существовать даже и малейшего понятия о праве. Такими свойствами нашей власти и самого быта определяется и особенное своеобразие нашей истории. В западном обществе в основу бытового развития, а, следовательно, и в основу бытовой власти легли отношения завоевателей, право сильного, право личное. Властный человек всегда и везде чувствовал себя, как победитель, а подвластный – как побеждённый. Оба были чужими друг другу и на этой идее устанавливали свои отношения. Бытовой связью людей там руководили право, закон. У нас, наоборот, всякое движение жизни, всякое бытовое отношение, и всю бытовую связь людей одухотворял смысл рода. Всё наше общество по духу своей внутренней жизни представляло совокупность родни, где не было членов, строго разграниченных своими правами. Родовое чувство, родовое начало, управлявшее нашим старым бытом, и есть, по Забелину, родовая идея, которая была творцом нашего единства, нашей народной силы, творцом всех наших народных добродетелей и всех наших народных напастей, государственных и общественных. Если западный властный человек, в средние века, чувствовал себя победителем, завоевателем, то наш властный человек даже и в девятнадцатом веке считает себя отцом-опекуном, смотрит на подвластных или вообще на меньших, подчиненных, как на малолетних, несовершеннолетних, недорослей в общественном смысле. Он не думает, как Пётр Великий, что он, прежде всего только первый, передовой слуга обществу. Он убеждён, подобно царю Алексею Михайловичу, что для управляемого общества он отец-опекун, что его обязанности к обществу, права отеческие, опекунские, а не гражданские. Забелин сделал вывод, что в этом и» … заключается все глубокое, коренное различие нашего востока от европейского запада; отсюда и различие истории, культуры, всей жизни, со всеми её понятиями и движениями». ¹⁹ Кстати, и крепостное право у нас образовалось исходя из родовых отношений, поскольку хозяева земель, на которых работали крестьяне, также взяли на себя отеческие, опекунские обязательства. Во всяком случае, так было поначалу.

– А что говорят другие историки? – спросил Кирилл заинтересованно.

– Погодин46⁷, например, отмечает характер основания всех Европейских государств. Они составились из победителей и побежденных, пришлецов и туземцев. Первым существенным отличием Российского государства, считает Погодин, является то, что сначала к нам пришли добровольно избранные варяги. Европейские государства были основаны на развалинах Западной Римской Империи с Римской Христианской Религией, а мы своё Христианство унаследовали из Константинополя, став как бы преемницей Византийской Империи с предназначением сохранить и развить особую сторону Веры, которая только что разделилась. (Произошла схизма47⁸ – прим. Автора) а западная вера продолжалась в лице прочих Европейских государств. У нас, как и в Греции, духовенство подчинялось Государям, а на Западе – Папе Римскому. Погодин отмечает принципиальные отличия западной церкви с её инквизицией и стремлением к людям, и терпимости восточной веры, обращённой в себя. Есть отличия и в образовании государственных систем. Во всех Европейских государствах от Феодализма и Рыцарства возникло Майоратство, где власть наследовалась от отца к сыну. В Московском государстве в силу малой населённости развилась Удельная система,48⁹ которая существенно отличается от Феодальной, где власть получал старший рода, пусть и с исключениями.⁴⁷ Мне показалось очень интересным сравнение Погодина русского дворянства с западными аристократами: «Наше Дворянство, не Феодальнаго происхождения, а собравшееся въ позднейшее время cъ разныхъ сторонъ, какъ бы для того, чтобъ пополнить недостаточное число первыхъ Варяжскихъ пришельцевъ, изъ Орды, изъ Крыма, изъ Пруссии, изъ Италии, изъ Литвы, не можетъ иметь той гордости, какая течетъ въ жилахъ Испанскнхъ Грандовъ, Английскихъ Лордовъ, Французскихъ Маркизовъ и Немецкихъ Бароновъ, называющихъ насъ варварами. Оно почтеннее и благороднее всехъ дворянствъ Европейскихъ въ настоящемъ значении этого слова; ибо приобрело свои отличия службою отечеству». ⁴⁷ С его точки зрения наше Государство, в отличие от западных, началось не вследствие завоевания, а «призвания, безпрекословного занятия и полюбовной сделки». Он так же видит различие в том, что в основание государства у нас была положена любовь, а на Западе – ненависть. Сейчас это утверждение кажется довольно спорным, но если проследить мысль Погодина с начала становления государственности в мире в её развитии, то, наверное, можно с ним и согласиться. Суди сам. На Западе Король был обязан своим сподвижникам (феодалам), помогавшим ему покорить землю, а наш Князь не имел никаких обязанностей к Боярам и его родственникам, которые сопровождали его без особой нужды и в случае неудовольствия могли оставить его. С народом у нас Князь был лицом к лицу, как его защитник и в редких случаях, как судья, за что и получал определённую дань, а Западный Государь был совершенно отделён от своих вассалов. Западные феодалы считали себя почти равными Королю, который без них ничего не значил, зависел от них, не мог владеть государством, не мог действовать и повелевать ими, а наши находились в полном распоряжении Князя, – ближайшие исполнители его приказаний, – его родственники, слуги, наёмники, без которых он мог обойтись. Они зависели от Князя. Западные феодалы делали что хотели, отнимали землю у коренного населения, которую покорили под предводительством Короля и делили её как добычу. Отняв землю, феодалы с самого начала поставили себя во враждебное отношение к обитателям, заставив их работать на себя и возбудив ненависть к себе. Они основали малые государства, где властвовали в полной мере. Наши Бояре – Воеводы получали землю и часть доходов с городов, от Князя, временно, в качестве жалованья или по договору за свою службу как его наместники, приказчики или откупщики, которые не имели постоянного места жительства и которых Князь всегда мог заменить. Воеводы не имели никакого дела до народа, кроме сбора налогов и суда. Между ними и народом не было ненависти. Наше государство собирало Земли под единым государём – Князем. Не забывай, что вера у нас была принята Восточная – из Константинополя, во многом противоположная Западной, полученной из Рима. Западная церковь по необходимости вошла в соприкосновение со светской властью, и получила на время преимущество над ней, а наша, углубляясь внутрь, оставила светскую власть действовать, как ей угодно,⁴⁷ – объяснила я Кириллу.

– Слушай, мрак полный, – заметил Кирюша, – может быть Погодин и прав, только к чему всё это привело? Запад успешно развивался, процветали искусство, наука, право, ремёсла, а у нас – самодурство, безграмотность, полное бесправие и крепостное право, продолжающееся до 1861 года, когда в Европе рабства уже не было и в помине.

– Крепостное право ведь тоже выросло из родовой идеи. Здесь я с тобой абсолютно согласна. Но справедливости ради, обрати внимание на реальное положение вещей начала семнадцатого века. В то время, как все Государства получали первоначальное образование друг от друга – мы, в силу своей изоляции и влияния Монгольского Ига, которое отбросило развитие Руси на триста лет, варились «в собственном соку», жили натуральным хозяйством и здорово отстали от Европейского просвещения. Трудности становления государственности в России после Татарского Ига, где отсутствовало единовластие, и была необходимость «собирания земель» тоже не способствовала процветанию в том виде, как бы нам сейчас хотелось. Сейчас правда изо всех сил историки по социальному заказу власть предержащих пытаюся показать, что Россия не была столь отсталой, как кажется, что она просто развивалась по-своему. В чём-то они правы, но и закрывать глаза на её отсталость тоже нельзя. Потом более двух столетий пришлось догонять Европу, преодолевая косность, безграмотность и религиозный фанатизм, не допускающих никаких перемен, с помощью иностранцев. Русские с какой-то маниакальной упёртостью, в силу своей ортодоксальности, отказывались от перемен. Вспомни хотя бы Раскол49⁰ Церкви семнадцатого века. Вот тебе и причины нашей особости, – закончила я.

– Пойду-ка я домой. Мне просто необходимо переварить полученную информацию и всё обдумать, – произнёс Кирилл уходя.

– Привет, Ада, – ты должна меня обогреть, накормить, напоить и спать положить, – заявил Кирилл с порога. – Ты здорово меня загрузила нашими предназначением и исключительностью. Полагаю, что возникновение крепостного права в России имеет те же корни. Давай попробуем объяснить этот феномен.

– Привет, привет, Кирюша! – поприветствовала я его в ответ. – На счёт «спать положить» ты несколько погорячился, а что касается остального, то это всегда пожалуйста. Ты, верно, слегка заспал мнение Забелина.50⁹ Полное всестороннее подчинение ума и воли родовым началам и привело к возникновению рабства, которое сильно отличалось от рабства в других странах. Забелин считал, что это не было полным, законченным рабством, а в сущности, это было детство, а не рабство. И выражалось в унизительных рабских формах в силу наивной первозданной природы родовых отношений, непомерно возвышавших родительскую власть, а по ее идеалу и всякую другую. Хозяева земель, на которых работали крестьяне, также взяли на себя отеческие, опекунские обязательства. Забелин, как ты помнишь, отметил, что крепостное право возникло исходя из родового быта. Для общества существовал только родоначальник, в руках которого была власть во дворе-хозяйстве, который и был владельцем и пользователем земского имущества. Личность рассматривалась лишь с имущественной земской точки зрения, с точки зрения владения землёю. Наиболее независимое положение, не свободное, а своевольное, личность могла приобрести лишь посредством богатства, посредством большого имущества. Богатые и заправляли всеми движениями общины. Так вот и выработалось вотчинное право, а смерд всегда и везде оставался смердом.¹⁹ Вопрос о возникновении крепостной неволи крестьян один из самых важных и самых трудных в нашей историографии. Ключевский51² считал, что поместная система подготовила коренную перемену в судьбе крестьянства.

– Поясни – ка мне, дорогая, что есть поместная система, – перебил меня Кирюша.

– Думаю, что это ты и без меня знаешь. Просто не задумывался никогда. Поместной системой называют землевладение, установившееся в Московии в средние века. В основании этого порядка лежало поместье – участок казенной или церковной земли, данный государем или церковью в личное владение служилому человеку под условием службы, то есть как вознаграждение за службу и как средство для неё. Подобно самой службе, это владение было временным, обыкновенно пожизненным. Условным, личным и временным характером своим поместное владение отличалось от вотчины, составлявшей полную наследственную земельную собственность своего владельца. До конца шестнадцатого века крестьяне были вольными хлебопашцами, пользовавшимися правом свободного перехода с одного участка на другой, от одного землевладельца к другому. Но из-за этого происходили большие неудобства для общественного порядка, для государства и особенно для хозяйства мелких служилых землевладельцев, у которых богатые вотчинники и помещики сманивали крестьян. Они оставляли их без рабочих рук, и, следовательно, без средств исправно отбывать государственную службу. Правительство царя Фёдора попыталось начать разрешение этих затруднений. Все печальные последствия крепостного права, обнаружившиеся позднее, вышли из прикрепления крестьян к земле, – разъяснила я.

– И как это происходило? – спросил Кирилл.

– Не спеши, торопыга. Всё было сложно и зависело от экономической ситуации, – продолжила я. Собственно, свободы личности никогда не было. Забелин считает, что это и: «…составляло первозданную стихию русской народной жизни по всей русской земле. В нашем быту людские отношения выражались как отношения детства ко всякой предержащей власти. Они представляются рабством, по той причине, что большие, старики, вообще люди уже независимые и самостоятельные, являются по форме отношений к старшей их власти совершенными детьми». ¹⁹ Соловьёв52¹ же полагал, что историки до сих пор не пришли к единому мнению о возникновении и развитии крепостного права в России. Причина этого явления – обилие земли и недостаток рук для её обработки. Вот богатые землевладельцы и старались переманить к себе как можно больше работников, разоряя бедных помещиков, и удерживать их с помощью больших льгот, выплат на обзаведение и даже насилия. Одной из самых главных потребностей государства было умножение войска, основу которого составляли дворяне и дети боярские, получавшие за свою службу поместья и постоянных работников, за счёт которых они должны были содержать себя и по призыву государя являться на службу вооружёнными со своими людьми. Если в Литовской России было введено общее положение об условиях привлечения вольных крестьян с введением штрафов за переманивание крестьян, то в Восточной России – прикрепляли к земле.⁵¹ Историки считали, что первый указ, отменявший крестьянское право выхода, был издан, когда государством правил именем царя Фёдора его шурин – Борис Годунов, и что именно на него падает вся ответственность за эти последствия, что он – первый виновник крепостного права, крепостник-учредитель. Ключевский⁴² различал два главных положения на происхождение крепостного права: “ 1) в конце XVI столетия правительство одною общей законодательной мерой изменило юридическое положение крестьян, отняв у них право выхода, прикрепив их к земле, и 2) вследствие этого прикрепления крестьяне попали в неволю к землевладельцам».53 ³ Карамзин54³ мягко формулирует побудительные мотивы царя Фёдора для решительных шагов по закрепощению крестьян. Речь идет не о добре, которое решил сделать сердобольный царь своим подданным, а о вынужденных мерах для успокоения населения. Казарезов55² отмечал, что и Ключевский и Карамзин считали, что какого-то разового законодательного акта по закрепощению крестьян не было, но известен целый ряд указов во время царствования Фёдора и Бориса, заложивших основу крепостного права, ссылаясь на несколько найденных им указов времён их царствования. Он считал, что именно этими указами была заложена основа крепостного права:” В 1586 г. правительство обязало хозяев, принявших людей со стороны, записывать их к себе в кабалу и сообщать об этом властям. До этого они могли свободно принимать в качестве слуг (холопов) кого угодно, в том числе тягловых крестьян, и увольнять. Теперь хозяин становился ответственным перед государством за взятого человека и уже не мог по своему желанию отпустить его на все четыре стороны. Апрельским указом 1597 г. устанавливался полугодовой срок, в течение которого вольные слуги могли служить у хозяина без оформления отношений. Далее они обязаны были давать кабалу на себя, прикрепляться к месту последней службы пожизненно. Если в 1560 г. запрещалось свободным людям продавать себя в холопы (чтобы препятствовать сокращению податного населения), то указом 1597 г. это было разрешено. Тем же указом упорядочивались отношения между господами и кабальными людьми. Устанавливалась обязанность для попавших в кабалу, независимо от сроков и оснований кабальных договоров, оставаться у господина (государя) до смерти последнего». ⁵² В период царствования Фёдора Иоанновича и Бориса Годунова чётко проявились две тенденции. Во-первых, большое число свободных людей стремилось в добровольную кабалу, считая ее благом по сравнению с жизнью свободного тяглового крестьянина. Во-вторых, землевладельцы буквально охотились за людьми, толпами, бродившими по стране, после разорения в правление Ивана Грозного.⁵² Ключевский⁴², со ссылкой на Авраамия Палицына, писал: «…при царе Фёдоре вельможами, особенно роднёй и сторонниками всесильного правителя Годунова, как и большим дворянством, обуяла страсть порабощать кого только было можно: завлекался в неволю всячески, ласками, подарками, вымогали «Написание служивое», служилую кабалу, силою и муками; иных зазывали к себе «винца токмо испить»; выпьет неосторожный гость три-четыре чарочки – и холоп готов!». ⁴³ Законы о прикреплении к земле и о холопстве стали источниками смут и беспорядков. Крестьяне бегали от помещиков; те искали их, преследовали, возникали из-за них тяжбы. Закон о холопстве приводил к насилию. Не только прослужившие шесть месяцев попадали в рабство; иногда судья, в угоду богатому, приговаривал к холопству и такого, который несколько дней прослужит у господина, и это делалось на том основании, что господин на него издержался. Призовут мастерового работать в дом, а господин дома изъявит притязание, что он его холоп. Начнётся суд, судья за взятку встаёт на сторону господина. Или позовут человека в гости, обласкают, покормят, а потом вымучат у него кабалу. Даже детей боярских, которые имели поместья и поступали к боярам и к богатым дворянам служить в ратном деле, сильные господа при случае принуждением обращали в холопов. Хватали иногда прохожих по дороге, затаскивали в дом и вымогали с них кабалу муками и насилиями. Богатый на бедняка подает иск, и бедняка присуждают в рабство богатому. Зато ловкие пройдохи пользовались обстоятельствами – продадут себя в одном доме, поживут и обокрадут хозяина; бегут в иной дом или город и там сделают то же, перейдут к третьим. Так и ходили кругами – то господин обращает насильно свободного человека в холопа, то последний, сделавшись добровольно холопом, разоряет господина.⁴³ По мнению Казарезова⁴², все историки особо отмечают указ от 24 ноября 1597 г., устанавливавший пятилетний срок на поиск крестьян, самовольно покинувших своего господина, и возвращение его на старое место жительства. Этот указ дал повод говорить и Карамзину⁵³ о том, что за пять лет до него существовал некий законодательный акт, запрещавший крестьянские переходы, но указ 1597 года, говорит лишь о возвращении крестьян, ушедших без выплаты долгов господину и в неурочное время. В названном указе читаем: «Которые крестьяне из-за бояр и из-за приказных людей, и из-за детей боярских, из-за всяких людей, выбежали до нынешнего 106 (1597 г.) за 5 лет, и на тех беглых крестьян в их побеге давати суд и сыскивать накрепко всякими сыски, и по суду и по сыску тех беглых крестьян с женами и с детьми и со всеми животы возити назад, где кто жил. А которые крестьяне выбежали до нынешнего 106 году лет за 5 и за 7, и за 10, и больше… на тех беглых крестьян в их побеге суда не давати и назад их, где кто жил, не возити»⁵². В основном, от переходов крестьян страдали мелкие землевладельцы, составлявшие основу служилого сословия, что наносило государству урон в связи с их обнищанием. Прямой ущерб казне наносил и уход черносошных (государственных) крестьян к крупным феодалам. И, если со сменой господина крестьянин оставался земледельцем, тягловым, то, в масштабах государства потери не было. В противном случае он становился слугой и терялась производительная единица. Годунов попытался сократить негативные последствия этих явлений. В 1601 году вышел указ, по которому разрешалось вывозить крестьян только мелким землевладельцам, при этом не более двух человек одновременно. 24 ноября 1602 г. вышел следующий указ, подтверждающий положения предыдущего и устанавливающий правило, по которому «вывоз» крестьян мог производиться только с согласия их предшествующего хозяина. Кроме того, в указе имелось важное положение, предусматривавшее обязательность сохранения крестьянином при смене хозяина статуса тяглового, податного человека. Хотя понятно, что подобное положение имело скорее рекомендательный, чем законодательный характер, так как трудно было его проконтролировать.⁵² Коль скоро мы с тобой говорим о возникновении и развитии крепостного права, забегу немного вперед, чтобы не возвращаться к роли Годунова в этой теме. Большинство историков именно Годунова считают виновником закрепления крестьян и, что разрешенный крестьянам переход от одного хозяина к другому в Юрьев день был отменен при Фёдоре Иоанновиче, хотя это право подтверждалось ещё в Судебнике, созданном при его отце. Запрет о переходе крестьян был приведён в Уложениии 1649 года. Ключевский⁴² сделал вывод, что: «…крестьянское право выхода к концу XVI в. замирало само собой, без всякой законодательной его отмены. Им продолжали пользоваться лишь немногие крестьяне». ⁴³ Вообще-то почти все историки озадачены феноменом крепостного права в России и пока никто из них внятно не сумел ответить, каким образом крестьяне оказались прикреплены к земле. Скорее всего, процесс шел постепенно, и изначально «крепостной порядок» оказался выгоден всем сторонам: и владельцам, и самим крестьянам. По Карамзину⁵³, более последовательными «крепостниками» на деле оказывались не столько крупные, сколько мелкие землевладельцы, постоянно бившие челом о продлении «урочных лет». Они-то и добились окончательного утверждения крепостного порядка в Соборном уложении 1649 года. Часто провинциальный «сынчишка боярский» имел всего две-три крестьянские «души». Или помещик оказывался без поместья или обходился в своем хозяйстве без крестьян. Боярам и московским дворянам, обладавшие более населёнными, экономически развитыми и устойчивыми вотчинами и поместьями, нужны были крестьянские переходы в Юрьев день, чтобы переманить работников крупными ссудами и другими преимуществами.56⁴ Казарезов57² заканчивает рассмотрение крестьянского вопроса при Борисе Годунове выводом, что крепостное право, получив значительное развитие, сложившись в принципе, окончательно юридически утверждено не было. Это произошло уже во время царствования Романовых.

– Это у них спорт такой был, – развеселился Кирилл. – Кто у кого крестьянина уведёт.

– Вот Борис Годунов и выступил в этом споре арбитром на свою голову, – согласилась я, – поскольку он и не мог предположить, куда выведут введённые им правила заповедных, или урочных, лет и указы о частичном запрещении крестьянского выхода. Борис заставил им следовать всех – от первого боярина до последнего крестьянина. Повседневная действительность в итоге скорректировала жизненный уклад. Проблемы возникли благодаря правлению Ивана Грозного, загнавшего страну в чрезвычайные обстоятельства Ливонской войны58⁶ и сопутствовавшие этому кризис и разорение. Начало движения к крепостничеству Козляков59⁷ датирует с осени 1581 года, когда впервые был запрещен вывоз крестьян до нового указа. Отменялась статья действовавшего Судебника 1550 года, регламентировавшего крестьянский выход в Юрьев день, порядок уплаты налогов и отработки барщины. Запрет («заповедь») и, соответственно, «заповедные лета» удержались, по крайней мере, на пять лет до 1587 года. Возможно, он продолжал действовать всё это время после указа Ивана Грозного. В проекте Судебника 1589 года определенно говорилось о крестьянском отказе как о само собой разумеющейся норме. Поговорка «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» сложилась и получила общее распространение лет через семьдесят пять после смерти Годунова. В условиях начинавшегося голода царь Борис Годунов вынужден был изменить правила крестьянского выхода своими знаменитыми указами 1601—1602 годов. Суть принятых Борисом Годуновым мер заключалась в том, что в голодные годы многие землевладельцы, особенно мелкие не могли или не хотели помогать своим крестьянам, но в то же время не желали им давать отпускных, чтобы не лишиться в будущем рабочих рук. Другие же землевладельцы, у которых были средства прокормить голодающих беглых, не принимали их к себе, опасаясь понапрасну «истощить себя», как выражается указ, так как позже прежние господа могли вернуть к себе судом этих беглых. Указ царя Бориса облегчал, а не ухудшал положение крестьян. Он разрешал их выход только от тех помещиков, которым было трудно их кормить: «В нынешнем во 110-м году великий государь царь и великий князь Борис Федоровичь всеа Русии и сын его великий государь царевичь Федор Борисовичь всеа Русии пожаловали, во всем своем Московском государстве от налог и от продаж велели крестьяном давати выход. А отказывати и возити крестьян дворяном, которые служат из выбору, и жилцом, и детем боярским дворовым и городовым, приказщиком всех же городов». ⁵⁷ Кроме жильцов и уездного дворянства, делами которых еще могли заниматься приказчики их поместий, послабления были сделаны для иноземцев и более мелких служилых людей дворцового и царицына чина, а также патриаршим и архиепископским детям боярским. Вся эта служилая мелкота могла сама помочь себе и не мучить зависевших от них крестьян. Был установлен один срок выхода для крестьян: две недели до Юрьева дня (26 ноября) и две недели после, чтобы не допустить переход крестьян в то время, когда они еще не сняли урожай. За свой уход крестьянин выплачивал «пожилое», и его сумма была фиксированной: «за двор по рублю да по два алтына», что примерно составляло цену одной четверти ржи по её рыночной стоимости на момент издания указа. Специально оговаривалось и то, что переходы не должны были разорять до конца служилых землевладельцев. Разрешался своз только одного-двух крестьян: «одному человеку из-за одного человека». На своз трех-четырех крестьян был наложен запрет, как и на то, чтобы кто-то из перечисленных категорий людей превратил своз крестьян в промысел. Борис Годунов предвидел, чем может обернуться его указ. Рядом с мелкими поместьями могли располагаться целые боярские латифундии, приказчики которых всегда благосклонно относились к приходившим крестьянам, справедливо видя в них источник дохода не только для хозяина, но и для себя. А как небогатому служилому человеку доказать, что его крестьянин убежал в вотчину царева боярина? Известно, что московские дьяки не принимали таких челобитных, боясь «остужаться» с боярами, и требовали бить челом «мимо них», прямо государю. Зная это, царь Борис Фёдорович прямо запретил своз крестьян в дворцовые села, черные волости, земли патриарха, архиепископов и монастырей. Если бы Борис Годунов «дал право вывозить и принимать крестьян патриарху, властям, монастырям и высшим служилым чинам, то эти более сильные экономически землевладельцы легко подавили бы служилую мелкоту, которые были не в состоянии прокормить своих крестьян, и лишили бы её рабочих рук. Указ не распространялся на членов Государева двора – бояр, окольничих, стольников, стряпчих, московских дворян и дьяков. Кроме того, Годунов закрыл для переходов крестьян Московский уезд, где в основном и располагались земли столичного дворянства: «А в Московском уезде всем людем промеж себя, да из ыных городов в Московской уезд по тому ж крестьян не отказывати и не возити». ⁵⁷ Указ повторили год спустя, 24 ноября 1602 года. Он был дополнен угрозой наказания тем, кто отказывался отпускать крестьян: «А из-за которых людей учнут крестьян отказывати, и те б люди крестьян из-за себя выпускали со всеми их животы безо всякой зацепки, и во крестьянской бы возке промеж всех людей боев и грабежей не было, и силно бы дети боярские крестьян за собою не держали, и продаж им никоторых не делали. А кто учнет крестьян грабити и из-за себя не выпускати, и тем от нас быть в великой опале». ⁵⁷ Мне очень нравится поэтичный вывод Ключевского: «Но умер царь Фёдор, воцарился Борис, и наступили страшные голодные годы. Господа осмотрелись, и, увидав, что не могут прокормить многочисленной челяди, одних отпускали на волю, других прогоняли без отпускных, третьи разбегались сами, и все это живое богатство, так грешно нажитое, рассыпалось и пошло прахом, а в смуту многие брошенные холопы зло отплатили своим господам».60 ⁴

– Не умели всё-таки, да и сейчас не умеем мы жить по закону. Всё ищем какие-то лазейки, чтобы его обойти, особенно, если учесть, страшный голод начала семнадцатого века, – задумчиво проговорил Кирюша, – потому ничего и не вышло с благими намерениями Бориса.

– Да, ты прав, – грустно улыбнулась я. – Все переживали голодное время, не только крестьяне. Жизнь всё равно устроила по-своему. Одни небогатые землевладельцы делали выбор между послушанием царскому указу и голодной смертью: им лучше было уморить своего крестьянина, чем смотреть, как его у них забирают. Другие, более богатые, помещики и вотчинники увидели еще одну открывшуюся возможность для найма крестьян. Крестьянский выход перессорил дворян и детей боярских. Царю Борису Годунову из-за начавшейся «смуты» всё-таки пришлось отказаться от введённых чрезвычайных мер «и велел заповедати, что впредь выходом не быти, отказать». Вместе с царевичем Фёдором Борисовичем и Боярской думой был издан приговор «о холопех» 16 августа 1603 года в интересах, отпущенных на волю, но не получивших отпускных документов холопов. Указ предписывал «бояром, и дворяном, и всяким людем» обязательно выдать им «отпускные» и «крепости» и «больше их не держать за собою» в надежде вернуть, как только закончится голодное время. Если такие, фактически отпущенные на волю («кормиться собою»), холопы являлись в Приказ Холопьего суда, то там они могли самостоятельно получить необходимые документы, чтобы уже с ними искать, куда дальше поступить на службу. Важным следствием начавшихся переходов и отпуска на волю крестьян и холопов оказалось то, что большая масса людей занялась попрошайничеством и бродяжничеством. Самые отчаянные полностью отказывались от своих семей и уходили «казаковать» или разбойничать. «Нет худа без добра» земли было много, рук мало. Крестьяне расползались по свободным землям на: север, юг, в степи, на северо-восток, за Уральские горы, в бесконечную Сибирь.61⁷ Многие из них оставались свободными. В конечном итоге почти все историки сходятся на мнении, что окончательное юридическое закрепление крестьян произошло при царствовании Романовых.

– Получается, что крепостное право в России было предопределено сначала родовым строем, а, впоследствии, историческим развитием, что не радует. Какой-то рок навис над страной, да и сегодня, я не вижу просвета, – грустно произнёс Кирилл. – Ладно, видно судьба наша такая. Но, коль скоро ты читаешь работы историков, не поведаешь ли мне о том, как жили наши предки в Средневековье?

– Не столько жили, сколько выживали, как и мы сейчас, правда уровень и качество жизни у них был совсем иной. Войны, болезни и прочие прелести жития, – хмыкнула я. – Весь быт, правила поведения и нравственный кодекс содержит книга «Домострой».62 ⁵ Представь себе, что со времён оно до сих пор мы живём по Домострою, порой, не подозревая о том, что уклад нашей жизни был заложен в глубокой древности. Как знать, может эта книга, помимо религии в чистом виде, и была скрепой русского общества чуть менее пятисот лет.

– Ну, мать, ты это загнула, – протянул Кирюша задумчиво. – Можно подумать, что за столетия ничего не переменилось.

– Переменилось очень много, но тем и сильна Россия, что основы общества остались незыблемы, – возразила я.

– Не уверен, что это хорошо. Уж тебе ли не знать о нашем варварстве, – проговорил он.

– Позволь с тобой не согласиться. Надеюсь тебя переубедить. Говоря о Домострое, я имею в виду, прежде всего быт, а что касается чистоты тела и духа, то здесь Запад рядом с нами не стоял. Начинается книга с поучения отца сыну. Много внимания уделено нравственным ценностям и состраданию. Интересны особенные предписания, касающиеся правил хорошего тона, например, «… св. крест, образа, мощи целовать перекрестясь, дух в себе удержав, губ не разевая; зубами просвиры не кусать, как обыкновенный хлеб, но ломать маленькими кусочками и класть в рот, есть губами и ртом не чавкать. Если с кем хочешь сотворить целование о Христе, также должен дух в себе удержать и губами не плюскать. … Порассуди человеческую немощь: нечувственного духа гнушаемся-чесночного, хмельного, больного и всякого смрада: коль мерзки пред господом наш смрад и обоняние"⁴⁵.

– Как красочно написано, великолепный язык. Довольно актуально и для нашего времени, – хихикнул Кирюша, – а ещё выдай что-нибудь.

– Как скажешь. Об обязанностях родителей к детям говорится так: «Иметь попечение отцу и матери о детях: снабдить их и воспитать в добром наказании; учить страху божию, приличному поведению (вежеству) и всякому благочинию; по времени, и по детям, и по возрасту смотря, учить рукоделию, кто чего достоин, кому какую способность (просуг) бог дал. Любить их и беречь и страхом спасать; уча и наказуя, и рассуждая раны возлагать. Казни сына своего от юности, и будет покоить тебя на старости; не ослабевай, бия младенца; если жезлом бьешь его – не умрет, но здоров будет; бия его по телу, душу его избавляешь от смерти и прочее. А у кого дочь родится, то рассудительные люди откладывают на нее от всякого приплода: также полотна и прочее каждый год ей в особый сундук кладут, всего прибавляют постоянно понемножку, а не вдруг; дочери растут, страху божию и вежеству учатся, а приданое с ними прибывает, и как замуж сговорят, то все готово». ⁴⁵