Читать книгу Ночь без конца - Агата Кристи - Страница 8

Когда я вернулся домой, меня там ждала телеграмма – она была отправлена из Антиба[13]:

«ВСТРЕЧАЙ МЕНЯ ЗАВТРА 4.30 ОБЫЧНОМ МЕСТЕ»

Элли изменилась. Я сразу же это увидел. Мы, как всегда, встретились в Риджентс-парке и поначалу были какими-то чуть-чуть странными и неловкими друг с другом. У меня было кое-что такое, что я собирался сказать ей, и я был в сильном волнении – как это выразить. Полагаю, любой мужчина бывает в таком состоянии, когда готовится сделать предложение руки и сердца.

И Элли тоже была какая-то странная из-за чего-то. Наверное, она придумывала самый милый и добрый способ, как сказать мне «НЕТ». Только я почему-то не думал, что она так скажет. Вся моя вера в жизнь основывалась на том факте, что Элли меня любит. Но теперь в ней виделась какая-то новая независимость, новая уверенность в себе, и я вряд ли мог объяснить это тем, что она просто стала на год старше. Еще один день рождения не может вызвать такую перемену в молодой девушке. Она со своим семейством побывала на юге Франции и немножко рассказала мне об этом. Потом, довольно неловко, сказала:

– Я… Я видела там тот дом – дом, про который ты мне рассказывал. Который тот твой друг-архитектор построил.

– Как – дом Сантоникса?

– Да. Мы один раз съездили туда на ланч.

– Как же вам удалось это сделать? Твоя мачеха знает человека, который в нем живет?

– Дмитрия Константина? Ну, не то чтобы знает. Но она познакомилась с ним и… ну… Грета все это для нас устроила, и не приходится удивляться, что мы взяли и поехали туда.

– Опять эта Грета! – произнес я, позволив обычному раздражению прозвучать в моем голосе.

– Я же тебе говорила – Грета прекрасно умеет все такое устраивать.

– Ну хорошо, хорошо. Итак, она устроила, чтобы ты вместе с мачехой…

– И дядей Фрэнком, – добавила Элли.

– Совсем по-семейному, – произнес я. – Надеюсь, и Грета тоже?

– Ну, нет, Грета не поехала, потому что… – Элли колебалась. – Кора – моя мачеха, – она не совсем так к Грете относится.

– Грета – не член семьи, она бедная родственница, так? – догадался я. – Эта девушка фактически au pair. Грете это должно быть временами неприятно.

– Она не au pair. Она для меня вроде компаньонки.

– О! Дуэнья, чичероне, шапероне, гувернантка! Много хороших названий.

– Ох, будь добр, помолчи, – сказала Элли. – Я же хочу тебе рассказать. Я теперь понимаю, что ты имел в виду, когда говорил о твоем друге Сантониксе. Это совершенно замечательный дом. Он… он совсем непохожий! И я вижу теперь, что, если б он построил дом для нас, это был бы чудесный дом.

Элли произнесла эти слова, как бы совершенно не сознавая этого. Для нас, сказала она. Она отправилась на Ривьеру и заставила Грету устроить так, чтобы можно было увидеть дом, который я описывал ей, потому что ей хотелось более ясно представить себе дом, который, в нашем воображаемом мире, мы построили бы для себя, дом, который построил бы для нас Сантоникс.

– Я рад, что ты так к этому относишься, – сказал я.

А Элли спросила:

– Ну а ты? Чем ты занимался?

– Только своей скучной работой, – ответил я. – Еще побывал на скачках и поставил кое-какие деньги на аутсайдера. Ставка – тридцать к одному. Всё поставил, до последнего пенни. И аутсайдер выиграл, да как! Кто сказал, что мне не светит удача?!

– Я рада, что ты выиграл, – сказала Элли.

Однако сказала она это без особого энтузиазма; ведь поставить всё, что у тебя есть на этом свете, на аутсайдера и выиграть с этим аутсайдером в ее мире ничего не значит. Совсем не так, как в моем.

– А еще я пошел и повидался с матерью.

– Ты практически никогда не говорил о своей матери.

– А зачем?

– Разве ты ее не любишь?

Я задумался.

– Не знаю. Порой думаю, что – нет. В конце концов, ведь, взрослея, человек перерастает своих родителей. Матерей и отцов.

– Думаю, ты ее любишь, – возразила Элли. – Иначе ты не говорил бы так неуверенно, что нет.

– Я ее побаиваюсь, – признался я. – Она слишком хорошо меня знает. То есть знает мои самые худшие стороны.

– Ну кто-то же должен, – утешила Элли.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Кто-то из великих писателей сказал, что ни один человек не бывает героем в глазах своего слуги[14]. Наверное, надо бы, чтоб у каждого был свой слуга. Иначе будет очень тяжко постоянно поддерживать в людях хорошее мнение о себе.

– Ну, Элли, у тебя и идеи! – воскликнул я и взял ее руку в свои. – Ты все обо мне знаешь?

– Думаю, да, – ответила она, сказав это очень спокойно и просто.

– Я никогда тебе много про себя не говорил.

– Ты имеешь в виду, что вообще ничего не говорил. Ты всегда захлопывался, словно раковина. Но это другое. Я очень хорошо знаю, какой ты – ты сам.

– Не уверен, так ли это, – произнес я и продолжил: – Сказанное вслух, это прозвучит довольно глупо, но… Я люблю тебя, Элли. Кажется, говорить об этом поздновато, верно? То есть я хотел сказать – ты ведь давно это знаешь, практически с самого начала, ведь так?

– Да, – ответила Элли. – И ты ведь это про меня тоже знал давно, разве нет?

– Проблема в том, – сказал я, – что нам теперь с этим делать? Все будет не так просто, Элли. Ты хорошо знаешь, кто я такой, чем занимался, какую жизнь вел. Я пошел повидать мать и снова видел ту узкую, мрачную, респектабельную улочку, на которой она живет. Этот мир не похож на твой, Элли. Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь заставить их встретиться друг с другом.

– Ты мог бы отвести меня познакомиться с твоей матерью.

– Мог бы. Но, пожалуй, не хочу. Это прозвучит довольно сурово и, думаю, на твой взгляд, даже жестоко, но, видишь ли, нам – тебе и мне – предстоит поразительно странная жизнь вместе. Это должна быть совсем новая жизнь, она должна стать «местом встречи» – той почвой, где смогут встретиться мои бедность и невежество с твоими деньгами, культурой и знанием жизни общества. Мои друзья станут считать тебя зазнайкой, твои друзья сочтут меня не подходящим для приличного общества. Так что же мы предполагаем делать?

– Я скажу тебе, и скажу совершенно точно, что мы предполагаем делать, – заявила Элли. – Мы будем жить на Земле цыгана, в новом доме – в доме нашей мечты, – который твой друг Сантоникс для нас построит. Вот что мы будем делать. – И она добавила: – Сначала мы поженимся. Ведь ты это собирался сказать?

– Именно это я собирался сказать. Если ты уверена, что согласна.

– Все очень просто, – заверила меня Элли. – Мы сможем пожениться на следующей неделе. Я же теперь совершеннолетняя, понимаешь, и могу поступать как хочу. Это же все меняет! Я думаю, ты, пожалуй, прав насчет родственников. Я ничего не скажу своим, а ты ничего не скажешь твоей маме. Во всяком случае, пока все это не свершится. А тогда они могут сколько угодно падать в обморок – это уже ничего не изменит.

– Это замечательно, Элли, это просто чудесно. Но есть одно обстоятельство. Мне неприятно говорить тебе об этом, но… Мы не сможем жить на Земле цыгана, Элли. Где бы мы ни построили дом нашей мечты, это не будет на Земле цыгана. Потому что она уже продана.

– Я знаю, что она продана, – сказала Элли. И тут она рассмеялась: – Ты не понимаешь, Майк, – лицо, купившее Землю цыгана, это я!