Читать книгу Горе невинным - Агата Кристи - Страница 2

Это было потрясающее заявление, но оно не произвело должного эффекта. Калгари ожидал смущения, негодующих возгласов, недоуменных вопросов, но ничего такого не дождался. Гвенда Воугхан нахмурилась. Хестер уставилась на него широко раскрытыми глазами. Ну что ж, может быть, такая реакция выглядела естественной – подобные заявления трудно немедленно осознать.

Лео Эрджайл нерешительно произнес:

– Вы хотите сказать, доктор Калгари, что разделяете мою точку зрения? Считаете, что он не отвечал за свои действия?

– Я хочу сказать, что он не совершал преступления! Вам ясно? Джек невиновен. Не мог быть виновным. Но в силу необычного и прискорбного стечения обстоятельств он не был в состоянии доказать свою невиновность. А я могу это доказать.

– Вы?

– Я тот самый человек, который находился тогда в пресловутой машине.

Он произнес эти слова с такой естественной непринужденностью, что в первый момент никто не понял, о чем идет речь. Прежде чем они осознали смысл сказанного, беседа неожиданно прервалась. Открылась дверь, и вошла женщина с некрасивым, простоватым лицом. Не мешкая, она приступила к делу.

– Я проходила мимо и все слышала. Этот человек утверждает, что Джако не убивал миссис Эрджайл. Почему он так говорит? С чего он это взял?

Воинственное, злое лицо ее от возбуждения покрылось морщинами.

– Надо разобраться, – бубнила она. – Я не могла не вмешаться.

– Разумеется, Кирсти. Вы член семьи. – Лео Эрджайл представил вошедшую: – Мисс Линдстрем, доктор Калгари. Доктор Калгари сообщил нам совершенно невероятные вещи.

Шотландское имя Кирсти резануло слух Калгари. Она превосходно говорила по-английски, хотя и с едва заметным иностранным акцентом.

– Лучше бы вы не приходили сюда и ничего подобного не рассказывали… только людей огорчаете, – осуждающим тоном произнесла Кирсти. – Они смирились со своим горем. Теперь вы расстроили их своими рассказами. Если и произошло несчастье, так на то Господня воля.

Ее самоуверенность поначалу смутила Калгари. Видно, она из породы людей, в чье тоскливое существование несчастья и катастрофы вносят приятное разнообразие. Что ж, он сейчас лишит ее иллюзий.

И Калгари продолжал сухим, деловым тоном:

– В тот вечер без пяти минут семь на дороге от Редмина до Драймута я подсадил в машину молодого человека, который сигнализировал, подняв вверх большой палец. Я отвез его в Драймут. Мы разговорились. Он оказался общительным и очень симпатичным парнем.

– Джако было не занимать обаяния, – заметила Гвенда. – Его все находили привлекательным до тех пор, пока его не заносило. Тогда он, конечно, выкидывал коленца, – задумчиво добавила она. – Но люди не сразу это понимали.

– Помолчали бы, его уже нет в живых. – Мисс Линдстрем обернулась к Гвенде.

– Продолжайте, пожалуйста, доктор Калгари. Почему вы тогда об этом не заявили? – произнес Лео Эрджайл с ноткой строгости в голосе.

– Да, – еле слышно прошептала Хестер. – Почему вы юркнули в кусты? Все газеты были полны обращениями, призывами… Можно ли быть таким эгоистичным, таким жестоким?

– Хестер, Хестер! – остановил ее отец. – Доктор Калгари еще не все рассказал.

Калгари обратился непосредственно к девушке:

– Мне понятна ваша горячность. Я бы и сам реагировал таким образом… – Он осекся и тут же снова заговорил: – Продолжу свою историю. В тот вечер все дороги были забиты машинами. Далеко за половину восьмого в центре Драймута я высадил молодого человека, чье имя так и не узнал. Это, насколько я понимаю, полностью снимает вину с Джека, ведь полиция не сомневается, что преступление совершено между семью и половиной восьмого.

– Да, – сказала Хестер. – Но вы…

– Не торопитесь, пожалуйста. Чтобы все стало понятно, мне надо немножечко отступить назад. В Драймуте я остановился на пару дней в квартире одного моего приятеля. Этот приятель, профессиональный моряк, находился в плавании. Он же одолжил мне свою машину, припаркованную на частной стоянке. В тот злосчастный день, девятого ноября, я должен был вернуться в Лондон. Решил ехать вечерним поездом, а днем навестить свою старую няню, любимицу нашей семьи, обитавшую в маленьком коттедже в Полгарфе, примерно в сорока милях на запад от Драймута. Намеченную программу я выполнил. Хотя старушка сильно одряхлела и многое в ее сознании уже путалось, няня узнала меня, очень обрадовалась и разволновалась, поскольку читала в газетах про мое, как она выразилась, «путешествие к полюсу». С ней я пробыл недолго, чтобы ее не утомлять, и, уехав, решил не возвращаться в Драймут по излюбленной прямой дороге вдоль побережья, а вместо этого поехать на север в Редмин повидать престарелого каноника Пизмарша, в библиотеке которого имеются очень редкие книги, включая старинный трактат о навигации, откуда мне хотелось переписать один абзац. Старый джентльмен принципиально не пользовался телефоном, к которому относился как к дьявольскому изобретению. Такими же, по его мнению, были радио, телевизор, кино и реактивные самолеты, так что мне оставалась единственная возможность – поехать к нему домой. Увы, окна были закрыты ставнями, хозяин, очевидно, отсутствовал. Я заглянул в собор, а потом отправился в Драймут по шоссе, замкнув таким образом треугольник. У меня оставалось достаточно времени, чтобы, не торопясь, прихватить из квартиры сумку, возвратить машину на стоянку и добраться до поезда.

По пути, как уже вам известно, я прихватил пассажира, подбросил его до города, а потом занялся своими делами. По приезде на станцию в запасе у меня еще оставалось время выйти на улицу, чтобы купить сигареты. И в тот момент, когда я переходил через дорогу, меня сбил грузовик, выскочивший из-за угла на большой скорости.

По свидетельству прохожих, я поднялся с земли целым и невредимым. Сказал окружившим меня людям, что все в порядке, что я жду поезда, и пошел обратно на станцию. Уже на Паддингтонском вокзале я потерял сознание и был доставлен на «Скорой помощи» в больницу, где у меня обнаружили сильную контузию, последствия которой проявились с некоторым опозданием.

Когда через несколько дней сознание вернулось ко мне, я ничего не помнил ни про несчастный случай со мной, ни про то, как добрался до Лондона. Смутно припоминалось лишь посещение мною старой нянечки в Полгарфе. А потом в памяти был совершенный провал. Меня уверяли, что это обычное состояние. И никому в голову не пришло, что вычеркнутые из памяти часы моей жизни могут что-то значить. Ни я, ни кто-либо иной не имели ни малейшего представления, что в тот вечер я ехал по дороге Редмин – Драймут.

До отъезда из Англии времени почти не оставалось. В больнице, где я находился, мне был обеспечен абсолютный покой, даже газет не показывали. По выходе из больницы я сразу же направился в аэропорт, чтобы вылететь в Австралию, где должен был присоединиться к экспедиции. Существовали некоторые опасения, смогу ли я ехать, но я ими пренебрег. Предотъездные приготовления и волнения не оставляли возможности поинтересоваться сообщениями об убийствах, к тому же после ареста обвиняемого возбуждение в таких случаях, как правило, стихает; когда же дело об убийстве миссис Эрджайл передали в суд и газеты вновь запестрели отчетами, я находился на пути в Антарктиду.

Он замолчал. Собравшиеся слушали его с напряженным вниманием.

– Месяц назад, сразу по возвращении в Англию, я сделал одно открытие. Для упаковки образцов понадобились старые газеты, и хозяйка принесла из кладовки целый их ворох. Расстелив одну из них на столе, я увидел фотографию какого-то молодого человека, лицо которого показалось очень знакомым. Начал вспоминать, где я видел его и кто он такой. Этого мне сделать не удалось, но, как ни странно, припомнились обрывки разговора с ним – те, что касались налимов. Сага о жизни налимов потрясла его. Но когда? Где это было? Я прочел эту статью, узнал, что молодой человек по имени Джек Эрджайл обвиняется в убийстве, узнал, как он рассказал полиции, будто кто-то подвез его в черном лимузине.

И тут, совершенно непроизвольно, в памяти возник исчезнувший кусок моей жизни. Ведь это я подобрал того самого парня, отвез его в Драймут, расстался там с ним, возвратился на квартиру… пересекал улицу, чтобы купить сигареты. Вспомнил промелькнувший мимо грузовик, который сбил меня с ног… а потом полнейшая пустота до самой больницы. Я все еще не помнил, как возвратился на станцию, сел в поезд до Лондона. Я читал и перечитывал эту статью. Больше года прошло, как закончился суд, дело почти забылось. «Молодой парень, что прикончил свою матушку, – что-то смутно припоминала моя хозяйка. – Не знаю, что с ним случилось, – наверное, его повесили». Я перечитал кучу газет за соответствующий период времени, потом направился в адвокатскую контору «Маршалл, Маршалл и Маршалл», которая ведала на процессе защитой. Узнал, что уже никто не освободит несчастного мальчика. Он скончался в тюрьме от воспаления легких и больше не нуждается в справедливости. Однако следует восстановить справедливость во имя его памяти. Я пошел с мистером Маршаллом в полицию. Дело передали прокурору. Маршалл не сомневается, что тот направит его секретарю палаты общин.

Вы, разумеется, получите от мистера Маршалла обстоятельный отчет. Он немного замешкался, и потому мне выпала трудная задача первым сообщить вам правду. Долг повелевает пройти тяжелый путь до конца. Чувство вины не покидает меня. Если бы я осмотрительнее переходил через улицу… – Калгари помолчал. – Понимаю ваши чувства и не жду от вас доброжелательного отношения… Хотя я ни в чем не провинился, вы все же станете меня порицать.

Голосом, трепетавшим от сердечной теплоты, Гвенда Воугхан возразила:

– Безусловно, не станем. Такие вещи случаются. Трагические, чудовищные… Так уж вышло.

– Вам поверили? – поинтересовалась Хестер.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Полиция… вам поверила? Почему они вам поверили?

Сам того не желая, Калгари улыбнулся.

– Я весьма уважаемый свидетель, – просто произнес он. – Никакой выгоды не преследую, мои показания были тщательным образом проверены, подтверждены медицинскими заключениями и множеством мельчайших подробностей. Да! Мистер Маршалл, разумеется, как и все юристы, проявил сугубую осторожность. Он не хотел возбуждать у вас иллюзий, пока сам не поверит в успех.

– Что вы понимаете под словом «успех»? – заговорил Лео Эрджайл, поерзав в кресле.

– Извините, – поспешно произнес Калгари. – Я неправильно выразился. Вашего сына привлекли к ответственности за преступление, которого он не совершал, осудили, приговорили к заключению… и он умер в тюрьме. Справедливость запоздала. Но если по закону справедливость может быть восстановлена, она должна быть восстановлена, и вы убедитесь – будет восстановлена. Секретарь палаты общин, видимо, посоветует королеве издать указ об амнистии.

– Амнистия… за то, что он ничего не сделал? – расхохоталась Хестер.

– Понятно. Терминология никогда не отличалась точностью. Но, насколько я знаю, по закону вопрос следует поставить в палате общин. Последует однозначный ответ: Джек Эрджайл не совершал преступления, за которое его осудили. Газеты, безусловно, сообщат об этом.

Он замолчал. Никто не проронил ни единого слова. Калгари полагал, что ошеломил их и привел в состояние радостного потрясения.

– Боюсь, – нерешительно произнес он, поднявшись, – мне больше нечего вам сказать… Не стану повторять извинения, говорить о своих переживаниях и спрашивать вашего прощения… все это вы от меня уже слышали. Трагедия, завершившая жизнь этого мальчика, омрачила и мою собственную жизнь. По крайней мере… – в его голосе прозвучала надежда, – есть нечто стоящее во всем этом. Теперь вы знаете, что он не сделал этой ужасной вещи… Его имя, а это ваше имя, будет очищено от скверны.

Если он ожидал ответа, то так и не дождался.

Лео Эрджайл сидел осунувшись в своем кресле. Гвенда не сводила с него глаз. Хестер уставилась в пространство, в широко раскрытых глазах застыло страдание. Мисс Линдстрем бурчала что-то себе под нос и покачивала головой.

Калгари нерешительно остановился возле двери, оглянулся назад.

Первой решилась действовать Гвенда Воугхан. Она подошла к нему, опустила на плечо руку и тихо произнесла:

– Теперь вам лучше уйти, доктор Калгари. Слишком велико потрясение. Нужно время, чтобы его пережить.

Он кивнул и вышел из комнаты. В коридоре к нему присоединилась мисс Линдстрем.

– Я провожу вас, – сказала она.

Калгари пришел в себя, оглянулся и еще, прежде чем закрылась дверь, успел заметить, как Гвенда Воугхан опустилась на колени перед креслом Лео Эрджайла. Это немного покоробило Калгари.

Перед ним в коридоре, суровая, как жандарм, стояла мисс Линдстрем.

– Его не оживишь, – прохрипела она. – Зачем будоражить душу? Они вроде смирились, а теперь новые страдания. Покой дороже всего.

Говорила она враждебно, не скрывая неприязни.

– Его память должна быть светлой, – сказал Артур Калгари.

– Дешевые сантименты! Красивые слова. Но вы не обдумали последствий. Мужчины никогда ни о чем не думают! – Она топнула ногой. – Я всех люблю в этой семье. Пришла сюда, чтобы помогать миссис Эрджайл, в тысяча девятьсот сороковом, когда она организовала детский сад для детишек, чьи дома были разбомблены. Никакой радости эти детишки не видели. Все в доме делалось для них. Почти восемнадцать лет минуло с тех пор. А я все еще, даже после ее смерти, остаюсь здесь, приглядываю за ними, содержу дом в чистоте и уюте, слежу, чтобы они получали хорошую пищу. Я люблю их всех… Да, я люблю их… и Джако тоже. Он не был хорошим, о да! Но я его тоже любила, несмотря ни на что!

Она круто повернулась и, казалось, забыла о своем обещании проводить его. Калгари медленно спускался по лестнице. Пока он возился возле двери с замком, который ему никак не давался, по ступенькам застучали легкие шажки. Торопливо спускалась Хестер.

Она отомкнула дверь и растворила ее. Оба они разглядывали друг друга, и меньше всего он понимал, почему она смотрит на него таким тяжелым, осуждающим взглядом.

– Зачем вы пришли? – беззвучно прошептала Хестер. – О, зачем вы все-таки пришли?

– Я не понимаю вас. – Он беспомощно глядел на нее. – Неужели вы не хотите, чтобы ваш брат был реабилитирован? Не хотите, чтобы была восстановлена справедливость?

– Справедливость! – она швырнула в него это слово.

– Не понимаю, – повторил он.

– Твердите про справедливость! Какое значение она имеет теперь для Джако? Он мертв. Это не Джако касается. Нас это касается!

– Что вы хотите сказать?

– Речь не о преступнике. Речь идет о невинных. – Хестер схватила его за руку, впилась в нее пальцами. – О нас речь. Неужели вы не понимаете, что натворили?

В темноте неясно замаячила мужская фигура.

– Доктор Калгари? – спросил мужчина. – Такси подано, сэр. Готов отвезти вас в Драймут.

– О… хм… благодарю вас.

Калгари обернулся, но Хестер на улице уже не было.

Громко хлопнула парадная дверь.