Читать книгу Чернильные миры - Ал Коруд - Страница 4
ОглавлениеМежду небом и землей
Вот не люблю болеть! В жизни кроме легких насморков, сезонных простуд как-то других серьезных заболеваний не случалось. Один только раз в третьем классе угораздило достать из холодильника испорченную колбасу, этой же ночью мое голодайство вышло мне боком. Да так лихо, что пришлось вызывать Скорую. В больнице мою тушку сначала определили в палату с парнем, который корчился от страшной дизентерии. По его стонам стало понятно, что это настоящий больной, а я так, симулянт.
Огромная палата пятидесятых годов постройки по ночам казалась мне комнатой пыток, наполненной впитавшимися в стены мучениями и болезнями. Но видимо, на второй день врачи смогли со мной разобраться и перевели в другой, совсем маленький карантинный корпус. Там, в крохотной палате я и провел несколько дней выдержки. Делать было нечего, поэтому читал, все, что попалось под руку.
Попались же, как ни странно, учебники истории старших классов. Мне в тот момент стало до ужаса интересно познавать жуткие главы из эпопей Английской и Французской революций. Раздирающие душу трагедии, бесчисленные жертвы, и в то же время гигантские достижения духа и торжество человеческого гения. Наверное, тогда во мне и проснулась любовь к Истории, и я стал делать определенные успехи в школе.
Еще запомнилось, что больничные нянечки расталкивали меня рано утром только затем, чтобы сунуть в руку эмалированную кружку с донельзя приторным чаем. В соседней палате лежали мамочки в новорожденными, видимо, это у них и был такой распорядок дня. Но зачем будить в это время младшего школьника?
Еще произошел один неприятный случай в армии, где в полевом лагере я здорово натер ногу, а опрелость взялась и воспалилась. В полковом медпункте на меня только глянули и тут же отправили в гарнизонный военный госпиталь. Вообще, солдатам срочной службы приходилось претерпевать множество издевательств как от старослужащих, так и от офицеров. В реальности армия выглядела совсем не так, как нам показывали её в кино. Но в странном медицинском учреждении под названием госпиталь метастазы подобной дикости и маразма буквально зашкаливали. Я на всю жизнь тогда уяснил, что был в той армии обычным мясом.
В итоге за недисциплинированность при получении лечения, а также угрозы с моей стороны применить в отношении некоторых лиц насилие меня вскоре оттуда благополучно выпнули в родные казармы. Дело до дисциплинарного наказания не дошло, потому что моя часть относилась совершенно к другому ведомству, да и клал я перед дембелем на все их угрозы с приором. Долечивался я уже у гражданских врачей в городской больнице, а затем в казарме, раздражая дежурных офицеров неуставным видом в тапочках и в нагло выглядевших гражданских носках. Минусом из этой ситуации вышло только то, что уволили меня позже, чем я рассчитывал.
Вот и здесь, в Кисловодском госпитале уже через неделю мне стало неизбывно скучно, и я опять заделался нарушителем дисциплины. Вот и сейчас ушел подальше от больничного корпуса, спрятался среди деревьев, усевшись на одинокую скамеечку, пользуясь ясной погодой, наблюдал за речкой Ольховкой. Пусть и не лето, но все-таки далеко не север. Курорты Кавказа радовали теплом даже поздней осенью. Чтобы было не так холодно поверх теплого «выходного» халата накинут общий «прогулочный» ватничек.
Ноги в шерстяных носках, подарок от благодарных советских тружеников тыла. В руках последний номер «Красной звезды», самого лепшего местного источника информации о ситуации на фронтах. Народ в основном здесь слушает радио, а по мне там слишком много пропаганды и присущего ей вторичного бреда. В этом все эпохи похожи. Надо уметь выцеплять полезную информацию из шелухи общего треска.
На фронтах пока в целом было затишье. В Северном и Норвежском море продолжается противостояние доблестного Советского флота и Роял Неви Британии с союзниками. Американцы пока крепко застряли в Черном и Средиземном морях. Египет, Алжир, Тунис – почти вся северная Африка полыхает антиколониальной войной, высасывая из Альянса ресурсы и так нужные в этот момент средства. В итоге Суэцкий канал оказался несудоходен, поставки нефти в Европу под угрозой.
Греция также сильно недовольна и намеревается закрыть все американские базы, вдобавок она очень плохо настроена к Турции. Хотя, скорей всего, греки просто хотят поучаствовать в разделе её территории, оторвать кусок от вековечного врага, а также проституирующей Болгарии. «Братушки», видимо, и сами уже не рады, что дали втянуть себя в очередную авантюру. Эх, платить вам, бедняги, еще лет двадцать репарации. Да и правильно, не все же сидеть на шее «старшего брата». Вот это практичное отношение местного Союза к внешней политике было мне по нраву.
В истории этого слоя Отечественная война шла с 1942 по 1945 года. Немцы в 1940 и 1941 крепко застряли в Норвегии и Франции. Трагического Дюнкерка здесь не случилось. Что, в свою очередь, позволило Советскому Союзу более основательно подготовиться к войне. Хотя надо признать, что сильнее стали обе стороны. Новые танки, самолеты, развернутые и отмобилизованные дивизии. Только Красной Армии и в этом времени не хватило настоящего боевого опыта, уверенных в себе грамотных командиров.
Так что ситуация в мае 1942 года кое-чем напоминала наш июнь 1941, но только что кое-чем. Тараны танковых армий Вермахта через два месяца жесточайших боев споткнулись об отчаянную защиту полностью отмобилизованных и лучше вооруженных дивизий СССР. Немецкие панцеры в итоге так и застряли на рубежах Западной Двины и Днепра.
На севере же тогда дела обстояли еще лучше. Финны, начав по причине поздней весны наступление только в июле, получили в ответ мощнейший контрудар, сожженные авиацией города и покатились назад. На Кольском полуострове ситуация для немцев сложилась еще более трагично. До чрезвычайности практичное советское правительство этого слоя еще в мае 1940 заключило секретное соглашение с Британией и Францией. Получив некоторые виды станков и оборудования для нефтяной промышленности, наши предоставили англичанам свои военно-морские и авиационные базы, а также данные разведки.
Немного позже к секретному пакту присоединились американцы, послав лётчиков и предоставив самолеты. В итоге в течение лета 1942 последовали одни за другим мощнейшие удары по коммуникациям и базам немцев на севере Норвегии. Северный флот и флот Британии провели несколько удачных десантных операций, отодвинув фронт к Нарвику. Что, в свою очередь, обезопасило прохождение важных в стратегическом плане конвоев и позволило Красной Армии перебросить на юг часть своих обстрелянных войск.
1943-й год ознаменовался попыткой немцев прорваться к Донбассу, где в течение всего лета грохотала невиданная по накалу битва. В районе Смоленска наши попытались наступать, но не очень удачно. Не готова была еще Красная Армия к стратегическому наступлению. Зато совместно с англичанами ей удалось вывести из войны Финляндию, затем заставить Швецию принять сторону союзников и начать освобождать Норвегию. Германия после серии поражений была вынуждена вывести свои войска из Африки, что облегчило приход туда американцев. Только знаменитая высадка союзников затем происходила не в Нормандии, а на Балканах. Тот самый известный, но не состоявшийся в моем слое план Черчилля. Здесь английский боров сумел добиться своего, и Королевство Сербов оказалось в сфере британского влияния.
1944-й год прошел успешно для союзников на всех фронтах, они смогли удачно договориться о цепи жесточайших ударов по всем войскам Германии, сломив в этом году её военную машину и поставив в июле 1945-го точку в Берлине. В итоге переписывания истории потери СССР оказались гораздо меньше, а приобретения больше. Не было того трагического накала, присущего моему миру. Хоть в этом хорошо!
Ох, что-то все-таки прохладно! Свежий ветерок со стороны гор заставил передернуть плечами. Как, наверное, прекрасно здесь летом! Вот бы вместе с Дашей побывать на каком-нибудь местном курорте. Еще раз окинув голые ветви деревьев и кустов, я потерял желание читать дальше. Мысли опять вернулись к тому самому злополучному дню в подвале. Как бы мы ни спешили тогда, но все равно не успели. Да и парней было жалко, погибнуть в том мире вдвойне страшней. Твоя душа бесследно исчезает в Мире Черноты, навечно, навсегда.
Но что я мог сделать тогда против объединенной в сторону нас людской злобы? Эгоизм, густо замешанный на желании жить за счет других, и есть самый страшный крест человечества. Именно он принес людям в их истории больше всего страданий. Одни желали ничего не делать, а обладать всем. Другим ради подобного желания приходилось лишаться свободы, вкалывать с зари до зари, совершенно ничего в этой жизни не видя. Больше всего в нашем мире я ненавидел рабство. Возможности одного человека владеть жизнью другого. В моё время это уже происходило закамуфлировано, посредством отработанных политтехнологий, но сути своей не меняло.
Я неспешно потянулся к главной аллее больничного парка. То и дело навстречу попадались гуляющие на свежем воздухе выздоравливающие. На лицах многих светилась тихая улыбка. Еще бы – они живы! На войне это уже много. Совсем еще мальчишки, суровые ветераны той компании, рядовые, офицеры, все они были объединены одним временем и одной родиной. Я же чувствовал себя здесь совершенно лишним. Хотя где сейчас, вообще, моё время? Я же попал в антифазу и как из неё выбраться даже не представляю. Мои попытки «прогнуть» время пока успеха не приносят, только усугубляя зло в местном сломанном слое-копии нашей Вселенной.
– Сержант Косарев, голубчик, вы опять нарушаете режим, – досадливо качал головой благообразный профессор, меня в очередной раз застукали за неразрешенной прогулкой. Доктор всем своим видом показывал, что он обычный гражданский врач, да еще и старый преподаватель. Хотя по возрасту мог служить и в ту войну. Голубые, прозрачные глаза смотрели на меня сквозь тонкие очки с неподдельным сожалением. Мол, вот и тебе, старичок, приходится заново испить чашу большой войны.
– Док, когда повязку снимете?
– Как только – так сразу. Не тревожьте, пожалуйста, ваши ребра. Они вам еще пригодятся.
– Зачем? Господь ведь уже сотворил мне женщину? – попытался отшутиться я.
– Вы слышите, Ниночка, какой нынче пошел несознательный сержант? Женщину ему подавай!
– Так Василий Петрович у нас мужчина хоть куда, герой-орденоносец!
– Как же слышал-слышал. Поздравляю вас, голубчик, с наградой, но все же будьте так любезны, соблюдайте режим.
– Так сколько же еще можно лежать?
– Лежать не обязательно, но и длительные прогулки на холодном воздухе вам пока противопоказаны. Потерпите еще недельку, голубчик. Зиночка, присмотрите, пожалуйста, за нашим героем.
– Присмотрю, Григорий Павлович.
Зиночка, разбитная девчонка лет двадцати пяти, шаловливо мне подмигнула. Такая фифа своего счастья точно не упустит! Но фронтовая любовь обычно хоть и яркая, но уж чересчур коротка. Девушка как-то и ко мне подкатывала, пришлось ей объяснить, что есть уже у меня любимая женщина. И, как ни странно, отношение ко мне Зиночки после этого лишь улучшилось.
Только где она сейчас моя Даша? Есть в здешнем Союзе одна интересная контора – Бюро по поиску пропавших без вести. Они, кстати, очень неплохо работают. Здесь, в госпитале не раз встречал людей, которым помогли найти родных и близких, они же и мне посоветовали обратиться в Бюро. Недаром оно существует под негласным патронажем МГБ. Правда, я особой надежды на их помощь не питаю, наши временные потоки с Дашей несколько смещены по отношению друг к другу. Как в этой каше найти её, если мы отстаем от здешнего времени на полминуты?
Вообще, муторно мне здесь отчего-то в последнее время. Это на фронте я был безнадежным оптимистом, старался личным делом стране помочь и себя выручить. Как мог, боролся с надвигающейся Тьмой, берёг товарищей по оружию, честно выполнял боевую задачу. Боевую задачу? В том-то и дело! Сам того не желая, я только прибавлял зла в черную копилку этого слоя. Ну а как выжить на войне и помочь своим, если не убивать чужих? Вот только чужие ли они нам? Такие же запутавшиеся люди, оказавшиеся в плену у Золотого тельца, собственных стереотипов, пропаганды или банальной человеческой ограниченности.
Как дальше жить? Может, это дурацкое ранение было дано мне, чтобы чуток передохнуть и подумать? Ведь практически три месяца жил чужой, навязанной мне обстоятельствами жизнью. Получается – если ты беспокоишься о судьбе всего человечества, то ты враг. Если только о своей горячо любимой Родине – соучастник большого Зла, втягивающего этот слой во Вселенную Черноты. Куда ни кинь – везде клин! Черт, как со всем этим разобраться? Голова аж разболелась, пойду, что ли, прилягу, раз у меня постельный режим!
– Петрович, проставляться будешь?
Лежащий на койке рядом с окном Леха Уемлянинов улыбался во все свои тридцать три фарфоровых зуба. Осколок снес ему половину челюсти, спасибо врачам, хоть на человека стал похож. Парень он молодой, но хваткий. Все при нем – Медаль за Отвагу и как у меня орден Солдатской Славы Третьей Степени. На этой войне власти наград не жалеют, как и денежные выплаты.
– Профессор сказал, чтобы я режим соблюдал, – пытаюсь отнекаться от неминуемого.
– Да к черту их режим! – повернулся к нам сержант Кривоногов. Ноги у него не по фамилии были длинные и стройные, только сейчас одна в гипсе. Неудачный учебный прыжок с парашютом. Он из резервистов, прибыл к нам с Хабаровска. Китай в этом слое Союзу потихоньку помогает, поставляет тепловозы, составы, продовольствие. Оружия пока и своего хватает.
– Парни, вот на следующей неделе в город выпустят, тогда и проставлюсь.
– Ловим на слове, – Кривоногов подхватил костыль и поковылял в коридор. Нас в палате пока трое, двоих недавно выписали, а новых не привезли. В этом госпитале не принято «уплотнять» лишний раз раненых. Говорят, что самый «горячий» период здесь был в начале осени, когда наши на Южном фронте в наступление пошли.
– Чего смурной такой?
Леха у нас человек неуёмный, в покое не оставит, пока во всем не разберется. Так он же по званию старшина, самый старший в палате. Шесть лет уже служит, а меня уважает, как ветерана той войны и к тому же разведчика. В курсе Уемлянинов моих героических похождений. Я-то сам не спрашивал, откуда и чего он, надо будет – сам расскажет. Излишнее любопытство в данном слое и в это время не особо поощряется. Но зато и кому не положено, ко мне сами с вопросами не лезут. Везде надо искать свои плюсы.
– Да башка болит.
– К погоде, видать.
– Нет, здесь что-то иное.
Внезапно застываю на месте, кружка с кипятком жжет пальцы, заставляя «отмереть» обратно в реальную действительность.
– Петрович, в чем дело? Тебе плохо?
– Беда, Лёха, беда.
Светло-карие внимательные глаза старшины оказываются напротив моих, застыв немым вопросом, а мне же пока и сказать ему нечего. Томливо чего-то и страшно до колик в животе, сам не знаю отчего.
– Дело в чем спрашиваю?!
Резкий окрик профессионального служаки сразу ставит все на свои места. Почти четыре месяца настоящей армейской жизни вбили регламент службы в подкорку. Орднунг наше всё! Кто сказал, что в Красной армии азиатский бардак? Мы и немцев-то в той войне победили только потому, что в нашей армии порядка и дисциплины в итоге оказалось больше, чем у них. И с чего это я заскулил и начал себя жалеть? Их-то всех в этом проклятом времени кто пожалеет? Размяк, ей-богу, как кисейная барышня! Беру себя в руки и начинаю размышлять. Старшина ждет, он уже видит, что я «в работе». Для разведчика самое главное – умение терпеливо ждать.
– Лёха, знаешь, кто в нашем госпитале может все очень быстро и без лишних ушей разрулить? По инстанциям ходить некогда! Чую что-то сильно нехорошее.
Уемлянинов несколько секунд смотрит мне в глаза, затем кивает.
– Найду. Что ищем, сержант?
Задумываюсь. Так, бомбить нас не будут, не атакуют здесь заведомо гражданские объекты. Да и плохо я предчувствую налеты авиации, слишком уж они быстротечны. Только и успеешь крикнуть – «Воздух!». В госпитале ситуация иная. Диверсия? Диверсия! Начинаю соображать дальше. Мы же не только с амерами на этой войне воюем. Румыны, хорваты, мадьяры, турки. Вот последние как раз успели отметиться поистине азиатскими зверствами и связями с националистическим подпольем Кавказа. Не забыли тут еще вольницу Гражданской войны и местечковый сепаратизм времен Отечественной. Правда, в отличие от нашего слоя переселений целых народов не случилось. Просто убрали все национальные автономии, укрупнив Краснодарский и Ставропольский края, что реально пошло на пользу.
– Ты тогда дуй к нужному человеку, а я тут покамест пройдусь. Минут черед двадцать пересекаемся в холле на первом этаже. Посторонним ни полслова, нам только паники не хватало. Сам к тебе подойду.
Несмотря на более высокое воинское звание, Лёха молча кивает и бесшумно исчезает из палаты. Точно разведчик с армейской! Ну, нам и лучше.
Холодно, холодно. Горячо! Я каким-то образом сумел настроить «Сенсор» именно на подобную амплитуду ощущений. В мире Среднерусья все было по-другому, а здесь пусть будет так. Головная боль слишком неинформативна в поисковом плане. Новые возможности собственного организма возбудили жажду деятельности. Чтобы прочесать первые два этажа мне понадобилось полчаса времени, потому в холл опоздал. Лёха возник бледной тенью из-за толстой колонны и чуть подернул челюстью в сторону затемненной каморки в алькове. Здание больницы было выстроено в псевдоантичном вычурном стиле.
– Кто это?
В небольшом затемненном кабинете горела только настольная лампа, и за столом находился сухощавый человек в белом халате. Правда, по выправке он на врача не был непохож ни разу.
– Старший лейтенант Коршунов, он отвечает в госпитале за безопасность. Не бойся, наш человек, после ранения сюда попал.
– Вы Косарев?
Из тени возникло вытянутое и как будто высушенное пустыней лицо, все собранное в складки и морщины, странного желтоватого оттенка. Старлею был чуть за двадцать, но выглядел он сейчас гораздо старше. Это его что, малярия прихватила? Парень явно не у нас воевал.
– Так точно, сержант Косарев. Предполагаю, что в госпитале или его окрестностях готовится, тер…– осекаюсь, это же не наши девяностые, – диверсия.
– Откуда подобные предположения? Контрразведка мне ничего не сообщала, а они недаром хлеб едят.
– Чую. Просто чую.
Коршунов чуть не фыркнул и бросил мимо меня возмущенный взгляд.
– Я бы, товарищ старший лейтенант, к сержанту все-таки прислушался.
Меня же окрылила поддержка боевого товарища, и теперь я был точно уверен, что Уемлянинов из армейской разведки, аналог нашего ГРУ. Старлей, скорей всего, из той же шайки-лейки.
– Можете не верить, товарищ Коршунов, но моя чуйка не раз мне помогала.
– Он прав, – снова вмешивается старшина, – лучший «охотник за самолетами» фронта. Я слышал о нем от проверенных ребят.
– Тогда ближе к делу.
– У вас есть план здания? Я тут кое-что обнаружил на втором этаже.
Старший лейтенант отходит к столу и достает несколько бумажек. Я уверенно показываю искомый кабинет.
– Любопытненько, – Коршунов гладит упрямый подбородок. – Если диверсия, то скорей всего готовится взрыв, но взрывать именно в этом месте совершенно бессмысленно.
– Поиск еще незакончен.
– Принято. Ваши действия?
– Продолжу, пусть Лёха будет неподалеку. И еще, старлей, нам нужно оружие, предчувствие у меня нехорошее.
– Шум поднимать нельзя, – вмешивается с предложением Уемлянинов, – эти гады, видать, давно готовятся, раз никто из ГБ не в курсе.
– Это-то и пугает.
Коршунов человек бывалый, лишних антимоний не разводит и лезет в потайной шкаф, достает оттуда два ствола. Большой протягивает Лёхе, а мне второй, поменьше, черного цвета. Беру в руки тяжелый пистолет, видом напоминающий ТТ моего слоя. Проверяю магазин, работу затвора, прячу в большой карман халата. Сильно оттягивает, зараза, придется придерживать рукой.
– Есть только по одной запасной обойме.
В этом слое почему-то часто магазины называют обоймами, хотя неавтоматического оружия уже практически на руках нет.
– Лёх, где здесь запасные выходы из подвала?
Уемлянинов делает вид, что прикуривает. Вот как с ними бросишь эту вредную привычку хоть и для конспирации, но дымить приходится!
– Дуй за мной.
Делаем вид, что мы оба злостных нарушителя режима. Младший персонал к пагубной привычке относится терпимо и не обращает на нас никакого внимания. Завернув за угол, мы тут же прибавляем ходу.
Так, так, горячо! Останавливаюсь около углубленного в землю входа, куда обычно привозят чистое белье. Подвал особняка с самого начала был приспособлен для складских и прочих хозяйственных надобностей. Прохожу за угол, затем еще один, потом возвращаюсь. Сомнений нет!
– Здесь!
– Пошли к старлею, – у главного входа Лёха тормозит и внимательно смотрит на меня. – Петрович, это в самом деле опасно. Тебя никто не заставляет участвовать, особенно после ранения. Мы молодые, сноровки больше, а тебе и так благодарны будут.
Прислушиваюсь к себе. Нет, так дело не пойдет! Моё участие необходимо. Уемлянинов все понимает по ответному взгляду, молча кивает и поворачивается к дверям. В них я и сталкиваюсь с профессором.
– Опять, голубчик, нарушаем? Ого, от вас и табаком пахнет! Разочаровываете для старика.
– Док, идите за мной и встаньте сразу за правой колонной, на меня не смотреть.
Профессор мой взгляд перехватить успел и все понял, не зря вторую войну тарабанит, тот еще крепкий орешек. Я же останавливаясь у колонны, как будто для очистки тапочек, тихонько бормочу.
– Как только я дам вам знак, постарайтесь как можно больше персонала вызвать к себе в кабинет. Придумайте сами, что им сказать. Совещание, планерка. Всех больных загнать в палаты. Главное – чтобы в коридорах было как можно меньше народу.
Док делает вид, что внимательно смотрит в сторону входа, будто бы кого-то ожидая, но показывает, что отлично меня слышит. И то хлеб, не дурак и не истеричка. С такими людьми проиграть войну грешно!
Все, как и всегда в реальном бою, происходит быстротечно. Операцию назначили сразу после обеда. Больные обычно в это время ложатся спать или идут принимать процедуры, профессор также свое обещание выполнил, вызвав большую часть врачей и медперсонала к себе в кабинет, будто бы для оглашения неких новых приказов. Коршунов со своими архаровцами должны были брать подвал. Я, да и он уверены, что средства для диверсии находятся именно там. Мы же с Уемляниновым должны взять кабинет. Городское ГБ и милицию с военной комендатурой решили подключить после. Кто его знает, насколько щупальца законспирированной сети опутали местные органы. Контрразведка в этом слое работали отлично, и раз они такое пропустили, то против нас играют очень серьезные люди.
Мандража не было. Патрон уже в патроннике, рука в кармане на пистолете. Только чертова повязка мешает свободным движениям.
– Василий Петрович, а вы, почему не в палате?
Вот же черт! Вот так и палятся секретные операции. Все беды от женщин!
– Жду.
– Кого это вы тут можете ждать? – глаза нарочито сердитые, как и тон. Шепчу сквозь зубы:
– Зиночка, сделай, пожалуйста, так, чтобы и духу твоего через секунду не было. Быстро, дура, быстро!
Глаза у сестрички расширяются, но, видимо, она поймала мой бешеный взгляд, поэтому сразу отшатнулась и сделала несколько шагов по лестнице вниз. Именно в этот момент Лёхе приходит некое сообщение по рации. Перед операцией Коршунов выдал ему небольшую коробочку с секретной немецкой связью. Сказал, что с фронта парочку себе заныкал. Вот пригодилось! Очень даже подозреваю, что и наше оружие оттуда же.
– Работаем! – кричу, вырывая руку из кармана. Пистолет хищно блеснул в свете ламп вороненой сталью, а я уже, не прячась, бросаюсь прямо к двери, бью плечом по ней в нужное место, полностью распахивая обе створки. Хлипкие здесь замочки, видать, не меняли их со времен постройки.
Я еще не успеваю поднять пистолет, а Лёха уже внутри, на кого-то яростно кричит. Позади, с лестницы слышится Зиночкин всхлип, но мне на неё отвлекаться некогда. Около стола с поднятыми руками стоит человек в форме капитана, он со страхом смотрит на нас.
«Горячо! Что?»
Крикнуть не успеваю, из-за ширмы выскакивает молодой парень в белом халате. В его руках вспыхивает ярким отблеском сталь, но Уемлянинов человек тренированный, один удар и лезвие летит в сторону, второй – на пол падает сам джигит, корчась от боли. В этот момент капитан молниеносным движением выхватывает из кобуры оружие. Вот это скорость! Даже не знаю, как у меня получилось среагировать еще быстрее. В последний раз из пистолета мне приходилось стрелять еще в мире Среднерусья, то есть особого навыка нет. Но я первым же выстрелом попадаю в пистолет незнакомца, вырывая его из рук. Капитан отчаянно кричит, наверное, и его задел, затем падает на пол от удара ноги армейского разведчика. Это какой борьбе его учили в разведшколе? Выглядит на кака смесь карате и кун фу.
– Вот, сука, чуть не успел! Петрович, молодого вяжи!
– Принял!
Связывая руки черноволосого парня, чуть не падаю в обморок. Да что это такое! Внезапно тело пронзает ощущение неправдоподобности происходящего. Голова кружится, еле добираюсь до стула, буквально свалившись на него. Черт возьми – открылся переход! Я тут же ощущаю присутствие в этом мире Смотрящего. Но, черт дери, откуда?! Тело пронзает неожиданная боль, как будто мою кожу неистово жжёт от ударов весьма злой крапивы. О господи, что это? Надо немедленно снизить уровень ощущений! Очухиваюсь весь мокрый от холодного пота.
– Петрович, тебя задело? – Лёха смотрит на меня с подозрением, что-то выслушивая из незаметного наушника рации. – Старлей, похоже, тоже закончил. Только несёт какой-то бред. Какое еще там животное?
Дослушивать разведчика я не стал, тут же ломанулся к лестнице, сбегая вниз мимо враз побледневшей Зиночки и высыпавших из палат раненых. Стрельба для людей военных – это обычно стимул к действиям.
– Дорогу! Все в палаты, работает ОсНаз! – кричу прямо на ходу наскоро придуманный бред, но действует. Ребята, бойцы дисциплинированные и моментально испаряются в палаты.
В холле суета, Коршунов кого-то тащит, ему пытаются помогать. Отталкиваю людей и спотыкаюсь о взгляд старшего лейтенанта. Тот выглядит довольно хреново и нервно тараторит:
– Взяли почти чисто, двух абреков застрелили, только начали бомбу обезвреживать, как на нас какая-то тварь выскочила и Мишку укусила. Чернеет парень прямо на глазах.
– Тварь на кого похожа была?
– Черт его знает, вроде как на собаку. Мы её пристрелили! Всю обойму высадил, черт!
– «Пёс»!
– Дорогу, дайте врачам дорогу. Что у вас, Панкратов?
Ого, наш любимый профессор уже здесь! Бросает на меня мимолетный печальный взгляд и обращается к молодому врачу, который осматривает раненого бойца.
– Ничего не понимаю, Юрий Владимирович, правая конечность слишком быстро чернеет. Какой-то вид заражения? Смотрите, уже на плечо перешло, больной только что лишился сознания. Даже не знаю…
– Отойдите! Медсестры, что вы тут делаете? Всех немедленно по палатам. Похоже, что у нас бактериологическое оружие!
Молодец Док, вот это хватка! Народ тут же бросается врассыпную, успеваю только схватить пару более-менее здоровых мужчин.
– Стоять, помогите парня в смотровую утащить! Давайте, б…ть, живо! – профессор недоуменно взирает на мое самоуправство, Коршунов же помогает молча, но искоса бросает в мою сторону подозрительные взгляды. – Да быстрее, еб твою мать, шевелитесь, человек умрет! – продолжаю командовать, хватая по дороге самую большую лампу, и стараюсь свободной рукой вставить вилку в розетку. – Скорее все лампы сюда, да помощней! Включайте их как можно больше и удлинитель тащите!
Народ вокруг сразу засуетился, забегал. Умеют наши люди работать, если правильные слова применить и пинка под зад дать. Вскоре послышался взволнованный голос Панкратова.
– Дышит! Чернота перестала распространяться, она уменьшается!
Фу, успел! Так правильно, укусы порождений Тьмы лечатся только светом. Хватаю профессора за рукав и отвожу в холл.
– Док, эту заразу можно вывести только светом, ярким светом. Еще давайте ему горячее питье, лучше сладкое. Извините, но больше сказать ничего не могу.
Около лестницы меня встречает Коршунов, махнув вверх рукой, он буркает.
– Ничего не хочешь рассказать?
– Пока нет.
Я вздыхаю, это ж сколько вопросов мне вскоре зададут? Но делать нечего, старлей успел сообщить, что в подвале полным-полно самодельной взрывчатки. Значит, и в самом деле, все здесь вскоре взлетело бы на воздух. Видимо, они ждали прибытия очередной партии раненых, а я их возросшую нервозность своим даром засек.
– Говори, сука, где ваши подельники!
Коршунов работать умеет, удары, судя по всему, получились весьма чувствительные. Капитан катается по полу от боли, молодой выпучил глаза, пряча крик в себе.
– Завхозом у нас недавно устроился, сучара. Проверить толком не успели, – старший лейтенант обернулся к нам. – Ну, я еще узнаю, кто его рекомендовал. Все мне расскажете, – разведчик поднял с пола кавказский кинжал и хищно улыбнулся, – и не такие раскалывались. Старшина, идем со мной. Надо наших вызывать с комендатуры, а ты пока встань у центрального входа, подбери надежных людей и никого, слышишь, никого отсюда не выпускай. Сержант, пока стереги этих. Потом поговорим!
– Есть!
