Читать книгу Исповедь. Маленький роман о большой жизни - Альбина Демиденко - Страница 10

Поезд в Ленинград приходил рано утром. Подъезжая к станции Колпино и любуясь предрассветной дымкой, окутывающей пригороды Ленинграда, вдруг вспомнил, что метро начинает свою работу в шесть часов утра, а поезд прибывает в пять. Меня прошиб холодный пот: как девушка с Васильевского доберется до Московского вокзала в такую рань? Действительно, бабушка права, со своей наукой я всё на свете забыл. Но, может быть, у нее хватит благоразумия не ехать ночью, а дождаться утра. Однако она встретила меня на перроне.

– Сонечка, вы совсем замерзли! Что же вы здесь стоите? – Я бросил сумки и прижал к лицу озябшие руки девушки.

– Не беспокойтесь. Я сидела в зале и вышла, когда объявили прибытие.

– Господи, это я олух. Совсем не подумал о расписании, и вам пришлось ждать. Как вы добирались до вокзала?

Вот так, охая и причитая, мы успокаивали друг друга: она меня, чтобы не расстраивался и не беспокоился, я – ее, сожалея и согревая. Окрик носильщика вернул нас к действительности.

Практически весь день мы провели вместе. Сонечка сбегала в редакцию, сдала какую-то статью, в то время как я приводил себя в порядок после поезда. Затем мы поехали на Обуховку брать интервью у какого-то передовика производства, который усовершенствовал станок и после этого выполнил тройной норматив выработки.

Мне было очень интересно впервые наблюдать за работой журналиста еще и потому, что этот журналист – Сонечка. Я смотрел, как работала девушка, и невольно любовался ею. Вот она, наклонив головку, быстро пишет в своем маленьком блокнотике; вот она, нахмурив бровки, строго смотрит на оператора, что-то жестами объясняющего ей, не соглашается, сама расставляет микрофоны; вот она, улыбаясь, подбадривает смущающегося молоденького паренька, который впервые видит и журналиста, и оператора, да и микрофон для него в диковинку. Подготовительная работа заняла больше времени, нежели само интервью. Когда всё действо закончилось, и Сонечка аккуратно уложила в коробочку свой микрофон, а оператор собрал всю систему в кофры, нас пригласили в кабинет директор завода.

– Софья Антоновна, когда вы нам позволите просмотреть сюжет выпуска? – уважительно обратился он к девушке.

– Дополнительного прогона не будет, так как вся речь и весь процесс с дирекцией были согласованы заранее, поэтому интервью можно будет увидеть завтра в последнем выпуске городских новостей. Я думаю, что всё пройдет отлично.

– От лица наших сотрудников… – начал было свою тронную речь директор, но Сонечка быстро его остановила.

– Наша редакция благодарит вас, Иван Иванович, за инициативу и хорошую работу по внедрению новых технологий в производство. Перед выступлением вашего рабочего мы непременно вкратце расскажем и о заводе, и о заводском коллективе, и о вашем лично вкладе в дело воспитания кадров.

– Я еще раз благодарю вас, Софья Антоновна. Приезжайте к нам. Мы всегда готовы поделиться нашими новыми достижениями. И вы, товарищи, тоже приезжайте, рады видеть вас в нашем коллективе, – почему-то пожал он руки оператору и мне.

Мы с Соней потом, сидя в кафе, долго смеялись над этим эпизодом. В тот день мы с ней смеялись много и по всякому пустяку. Я, пожалуй, не припомню такого смешливого дня в своей жизни. А день выдался замечательный! Солнце расщедрилось и посылало нам свои поцелуи, возбуждая и настраивая на лирический лад. Даже легкие белые облачка, проплывающие по синему небу, обходили его стороной. Мы бродили по улицам, наслаждаясь теплом, светом и молодостью. В какой-то кулинарии купили пирожки, уже не припомню с какой начинкой, но нам они показались самыми вкусными на свете. Потом отыскали тихий уютный сквер, устроились на лавочке, с удовольствием ели эти пирожки, запивая газировкой, и кормили голубей, стаей слетевшихся к нашим ногам. В какой-то момент я подумал: «Видела бы нас сейчас бабушка, точно устроила выволочку за то, что я не отвел девочку в приличное место пообедать!» Но нам было хорошо и здесь, в сквере, где мы долго сидели и говорили, говорили, говорили. О граде Петровом, о поэзии, о Пушкине, о Кеплере, о Сахарове.

В общежитие вернулись почти к закрытию. Еще днем я договорился с администратором, и на вахте нам торжественно выдали раскладушку. Как потом оказалось, это ложе было рваным и в нерабочем состоянии. Мы с Сонечкой долго хохотали, пытаясь ее поставить. В результате я улегся на полу, успокоив девушку, что очень полезно и удобно спать на жестком: никуда не скачусь и не упаду. Устроившись на ночь, мы еще долго не могли уснуть и перебрасывались фразами, лежа в разных углах комнаты.

Утром, когда проснулся, Сонечки в комнате уже не было. Ее кровать тщательно убрана, а на столе – красиво уложенные бутерброды, прикрытые белой салфеткой, и записка, в которой она сообщала, что освободится лишь к четырем часам, и если у меня есть желание, то готова встретиться у входа в редакцию. Естественно, желание у меня было огромнейшее! Чтобы не терять время зря, отправился в театральные кассы в надежде купить билеты и выполнить волю бабушки: сводить девочку «в приличное общество». Мне повезло, я достал два места в Михайловский театр на «Баядерку». Правда, места расположены в разных углах зала, но по тем временам это было не существенно. По дороге зашел на телеграф и позвонил домой.

Бабушка долго расспрашивала о Сонечке, о моем впечатлении, о погоде, о том, где я остановился. Пришлось рассказать, что пока нахожусь у Сони. Бабулю мою чуть удар не хватил. Я просто почувствовал, как она там, на другом конце провода, задохнулась от возмущения.

– Гоги, ты сумасшедший! Что ты, безголовый, делаешь, а? – У бабушки еще резче проявился грузинский акцент, что свидетельствовало о страшном гневе. – Ты зачем девочку позоришь? Ты ночуешь у Сонечки, что люди подумают, а?

– Что подумают, что подумают… Мне какое дело, что скажет графиня Марья Ивановна.

– Какая такая Мария Ивановна?

– Да это я так, Чацкого вспомнил.

– Кого ты там вспомнил, безголовый мальчишка! Сейчас же найди себе комнату и съезжай от девочки! Не позорь ее, она умница и очень хороший, воспитанный человек!

– Да знаю я, знаю, что она умница. Я, может, жениться на ней хочу, – вдруг неожиданно для себя выдал я бабушке новость.

– Гоги, ты что сказал?

– То и сказал, женюсь я на ней, она моя невеста!

– Гоги, что ты там наделал, а? Ты девочку не обидел?

– Бабушка, успокойся! Разве не ты меня воспитала честным человеком? Не обидел я Сонечку, не обидел! – вдруг вспыхнул я, поняв, на что намекает моя заботливая бабуля. – Я даже пальцем к ней не притронулся.

– Вай, мой мальчик, прости старую. Ты береги ее, она очень хорошая и достойная девушка. А ты серьезно принял решение?

– Конечно, серьезно.

– Вай, как мама обрадуется! Но ты всё же съезжай от нее. Сними комнату и встречайтесь с ней в театре, в музее.

– Хорошо, Нана! Я так и сделаю.

Однако никуда я не ушел. Полторы недели мы с Сонечкой по-братски на двоих делили ее скромную комнату в общежитии.

По утрам я теперь просыпался с первым шорохом девушки, отвернувшись к стенке, делал вид, что крепко сплю, слушал и представлял мысленно, что она в сию минуту делает. Как только за ней закрывалась дверь, вскакивал, слегка разминал затекшие мышцы. До обеда обычно занимался мелкими бытовыми делами: легкая уборка комнаты, приведение в порядок личных вещей и приготовление обеда. Каждый день старался приготовить что-нибудь вкусное и необычное. Мне очень нравилось, когда ее огромные голубые глаза становились синими и в их глубине появлялся необычный свет. Такая, знаете ли, бесовская искорка! Во время обеда Сонечка рассказывала о своих делах, о том, что у нее произошло в редакции, на какие темы и с кем она проводила репортажи, что нового выйдет в ближайшее время в журнале. Меня поражало разнообразие ее знаний, кругозор и независимость суждений. Ближе к вечеру мы отправлялись гулять по городу. Наши прогулки обязательно включали посещение театров, музеев, выставок. Билеты я старался купить еще днем, а порой и Сонечка что-то доставала.

Во время наших прогулок мы заходили на переговорный пункт и звонили домой. Каждый раз, когда Сонечка разговаривала, особенно с бабушкой, сердце мое катилось куда-то вниз. Я боялся, что Нана со своей прямолинейностью спросит, ушел ли ее непослушный внук на квартиру, как она советовала, или хуже того, сделал ли официальное предложение. Но по неизвестным мне причинам бабуля больше речь об этом не заводила. И лишь мама однажды спросила, ответила ли согласием Соня. Пришлось сознаться, что девушка об этом намерении не знает.

А оно укреплялось с каждым днем нашего общения, но вместе с тем и решительность сказать о моих чувствах девушке куда-то исчезла. Несколько раз пытался завести разговор о нашем будущем, но каждая попытка сводилась к общепринятым напыщенным фразам. В одну из прогулок по городу я упросил Сонечку зайти в ювелирный магазин и под предлогом выбора подарка маме узнал размер ее пальчика. На следующий день вернулся в этот же магазин.

– Добрый день, молодой человек! – обрадовалась девушка, которая накануне внимательно и вежливо нас обслуживала. – Вы все-таки решили купить для мамы подарок?

– Нет. Я хотел бы купить кольцо для той девушки, что вчера была со мной.

– Прекрасное намерение. Это будет просто подарок или по случаю?

– Понимаете, я хотел бы сделать ей предложение.

– Официальное предложение руки и сердца?

– Да, именно так. Что вы посоветуете, я в этом совершенно не разбираюсь.

Девушка подобрала милое колечко, вполне подходящее для обручения, и упаковала его в красивую коробочку, которую я спрятал в нагрудный карман, решив при удобном случае непременно вручить Сонечке.

Дни, проведенные вместе, пролетели быстро и незаметно. Вернее, я не заметил и совсем забыл о дате отъезда, но в один из дней Сонечка в своей утренней записке написала: «Георгий, не планируйте на сегодня никаких посещений. Вернусь пораньше, и мы пойдем покупать подарки Нане и Тамаре Аслановне».

В день отъезда я с утра сбегал на ближайший рынок и купил красивый букет. Шел по улице с цветами и продумывал, как войду, встану на одно колено, торжественно произнесу: «Соня, будьте моей единственной богиней отныне и до конца жизни!» Эту фразу сотни раз переделывал, передумывал и придумал другую: «Соня, я вручаю вам не только мое сердце, но и мою жизнь!» Однако мои волнения были напрасны. Когда я пришел, девушки в комнате не было. На столе красовалась записка: «Георгий, прошу прощения, мне срочно необходимо отъехать в редакцию. Встретимся в 12—00. Соня». В три поезд даст прощальный гудок! Куда умчалось мое сокровище?!

Чтобы как-то отвлечься, тщательно убрался в комнате, приготовил Сонечке на ближайшие дни обед. В оставшиеся минуты решил написать письмо на случай, если она не успеет вернуться вовремя. Достал чистые листы и вывел на первом: «Дорогая Соня!» Нет. Получилось как-то официально. Скомканный лист полетел в корзину. На следующем листе написал: «Милая Сонечка!» Нет. Она может обидеться. Вновь листок полетел в корзину. Как в старом фильме, листы выбрасывались один за другим, а я так и не нашел фразы, с которой можно было бы начать послание. Мое мучение прервала сама девушка: она, взволнованная, ворвалась в комнату в распахнутом плаще, с болтающимся шарфом.

– Как хорошо, что вы еще здесь! Я так боялась, что вы уже ушли, и мы не увидимся перед отъездом. Ой, какой красивый букет! Это для Наны и Тамары Аслановны купили? Чудо как хорош! Я сейчас его упакую!

– Остановитесь, Сонечка! Эти цветы вам!

– Мне? Что вы, Георгий, зачем?

– Вы такая славная и так много для меня значите…

– Перестаньте, перестаньте! Я прошу вас, не надо. Я заехала в буфет, помните, где мы в первый день покупали пирожки, которые нам очень понравились. Купила их в дорогу, к чаю. Чай возьмете у проводника. А сейчас я что-нибудь приготовлю для перекуса перед дорогой. Моя мама говорила, в дорогу человек должен выходить из дома сытым. – Девушка захлопотала вокруг стола.

– Сонечка, остановитесь. Я тут похозяйничал немного.

– Ой, Георгий, что вы будете думать обо мне. Совсем бесхозяйственная и безрукая девчонка! Всё время вы готовили, а я наслаждалась вашим искусством кулинара.

– Но вам, Сонечка, были заняты. Ваша работа не позволяла расслабится и заниматься кулинарией. Я и так принес много неудобства в ваш быт.

– Ах, оставьте!

Мы перекусили и отправились на вокзал. Заветная коробочка лежала у меня в нагрудном кармане, но как ее вручить девушке? Глупая мысль, что уеду, так и не сказав главного, мучила и не давала сосредоточиться. Уже объявили об отправлении поезда, когда, глубоко вдохнув и выдохнув воздух, я протянул девушке заветный подарок и, заикаясь, почему-то очень громко и с сильнейшим грузинским акцентом произнес:

– Сонечка, я вас люблю, будьте моей женой навеки! – Не дожидаясь ответа, поцеловал девушку в губы.

– Пассажир, пассажир, скорее, отстанете! – закричала проводница.

Я бросился к своему вагону, который медленно поплыл вдоль перрона. Уже на подножке оглянулся назад. Сонечка шла по перрону вслед за набирающим скорость поездом, прижимая к груди руку, в которую я вложил заветную коробочку.