Читать книгу Неупокоенные - Альбина Нури - Страница 3

Старуха вошла в салон автобуса, и Митя едва не заорал от ужаса. В ушах застучало, в живот словно кулаком шарахнули: она!

Спустя пару мгновений пришло понимание: ошибся, не она, конечно. Да и откуда ей здесь взяться? Другой город, за несколько сотен километров от того, где все произошло. И выглядит иначе, хотя общего во внешности немало: неопрятная, засаленная, старая одежда, седые космы из-под криво сидящего на голове платка, несколько сумок – на плечах, в руках. Но таких бабушек каждый, наверное, видел. В городе, где родился, вырос и до недавнего времени жил Митя, их мусорщицами звали.

«Перестань параноить, все отлично», – успокаивал себя Митя, и стоявшая рядом девушка опасливо на него покосилась: похоже, видок у Мити тот еще.

Ехать нужно было довольно долго, от работы до дома – десять остановок, но Митя понял, что оставаться в автобусе больше не может: и девушка напряженным взглядом сверлит, и бабка эта… Невозможно с ней в одном замкнутом пространстве находиться, хоть и не та самая бабка, но все равно.

Митя вышел из автобуса, зашагал пешком. Пройтись, голову проветрить не помешает. Но вместо того чтобы отвлечься, не думать о плохом, Митя окунулся в прошлое, в голове непрошенным роем гудели воспоминания…

В прошлом году Митя учился на последнем курсе университета. Думал и после учебы в городе остаться, но судьба распорядилась иначе. Пришлось после получения диплома уехать, вся жизнь перевернулась, по-другому пошла.

Однако в начале последнего учебного года будущее представлялось вполне определенным: написать и защитить диплом, сдать экзамены, окончательно выбросить из головы Марину, с которой встречался на четвертом курсе, найти работу. Перспективы рисовались неплохие, во всяком случае, в поселок, из которого Митя был родом, он возвращаться не собирался, будущее связывал с городом, который успел полюбить за годы учебы.

В общаге он жил только первые три года, а потом начал подрабатывать, деньги завелись, Митя начал снимать жилье. В начале октября хозяйка квартиры объявила о решении продать ее, попросила Митю в течение двух недель съехать. Квартира была хороша: от университета недалеко, недорого, хозяйка не любопытная и не вредная. Митя огорчился, конечно, но времени на переживания не было, следовало как можно быстрее подыскать новый вариант.

Он никак не находился: или дорого, или далеко, или то и другое одновременно. Митя уже не на шутку психовать начал, когда подвернулась «однушка» в пятиэтажном доме, на втором этаже. Из мебели – только шкаф со скрипучими дверцами, пара табуреток и кухонный стол. По-спартански. Но зато дешево, а поспать и на надувном матрасе можно. Ноутбук есть – окно в мир, остальное по мере необходимости купим.

Сговорились. Родители приехали, микроволновку привезли, занавески (а то окна голые), посуду, еще кое-чего по мелочи, и зажил Митя на новом месте.

Примерно до ноября все было нормально. Да и потом, конечно, жизнь не сразу превратилась в кошмар.

Старуху Митя встретил возле подъезда вечером, когда возвращался из университета. На ней был темно-синий пуховик (длинный, весь в пятнах и с разорванным рукавом), стоптанные сапоги, похожие на мужские, на пару размеров больше, чем нужно, поэтому старуха шаркала, подволакивая ноги. На голове – нелепая вязаная шапка из грязной розовой шерсти. Вся одежда выглядела так, словно ее нашли на помойке.

На плече у странной женщины болталась сумка, на спине – школьный рюкзак, в каждой руке – по пакету. Все это было туго набито чем-то, несла свои котомки старуха с явным усилием. Зыркнула недобрым взглядом, но вместе с тем выжидательно, оценивающе. Похоже, жила в Митином подъезде, потому что в руке у нее был электромагнитный ключ.

С соседями (и вообще со всеми людьми) надо быть вежливым – эту аксиому родители накрепко вбили Мите в голову, поэтому он поздоровался со старухой.

– Добрый вечер, – отозвалась она и скрылась в подъезде.

Митя выждал немного и пошел следом.

Он иногда общался с бородатым мужиком, владельцем терьера Чапы, который жил в соседней квартире. Здоровались, про погоду могли словом перемолвиться. Хозяин Чапы сказал, что старуху зовут тетей Ниной, живет она на первом этаже, в двухкомнатной, раньше продавщицей в булочной работала.

У тети Нины в последние годы с головой нехорошо, по всему видать.

– Дочь у нее инвалид, тетя Нина за ней всю жизнь ухаживает. Не знаю точно, что с ней, вроде лежачая. Может, тетя Нина на этой почве повернулась. Ходит по помойкам, рухлядь всякую собирает и домой тащит. Представить страшно, что у них в квартире за свалка. Мусорщицами таких называют, слыхал?

Митя посмотрел в Интернете. Есть, оказывается, психическое заболевание – синдром Диогена или синдром Плюшкина, по-другому – синдром старческого убожества (вот же словечко для болезни!), патологическое накопительство. Больные не думают о гигиене, не заботятся о своей внешности и доме, который превращается в огромный склад старых, ненужных вещей.

Печально, конечно, подумалось Мите, но, поскольку к нему это в тот момент никакого отношения не имело, он о тете Нине забыл. И не вспоминал до следующей встречи, которая произошла примерно через неделю.

Старуха ковыляла к дому, а Митя вышел из двери подъезда, направляясь к остановке. На тете Нине был все тот же замурзанный пуховик (теперь Митя не сомневался в том, что он с мусорки) и розовая шапка. Они поравнялись, и в этот момент у одной из тети-Нининых сумок лопнула ручка. Сумка свалилась на асфальт, и старуха, вскрикнув, засуетилась, пытаясь удержать остальную ношу и поднять упавшую котомку.

Надо было пройти мимо, но Митя (снова клятое воспитание) остановился. Стало жалко несчастную, безумную старуху, которую дома ждет такая же больная, слабая дочь.

– Позвольте, я вам помогу, – сказал он, присел на корточки, еле скрывая брезгливость, поднял с земли сумку.

Тетя Нина поначалу испугалась – решила, что ее хотят ограбить. Про недоверчивость, подозрительность и вспыльчивость «Плюшкиных» в той статье тоже было написано, и Митя постарался доброжелательно улыбнуться, чтобы не пугать бедолагу.

Она хмуро глянула на него из-под сползшей на глаза шапки и пробурчала что-то вроде «спасибо». Попыталась пристроить взятую у Мити сумку под мышку, но быстро поняла, что не получается: остальные котомки норовили выскользнуть.

Митя чуть не застонал: угораздило же связаться с сумасшедшей! Но, как сказали в одном известном фильме, нельзя быть благородным наполовину, на короткий срок, придется держать марку.

– Давайте я донесу вашу сумку, – сказал Митя, – не волнуйтесь, я не вор. Просто помочь хочу.

В тот момент он еще не проникся мыслью, что добрыми намерениями вымощен путь в ад, а тот, «кто людям помогает, тот тратит время зря». Да не просто зря, как в мультике, а еще и себе во вред.

Старуха снова поблагодарила, на сей раз более отчетливо, и заковыляла к подъезду. Митя двинулся следом. Оказавшись с соседкой в одном помещении, он почувствовал исходящий от нее запах: воняло лежалыми вещами, плесенью, еще как-то гадостью, и Митя старался не делать глубоких вдохов. Старуха подошла к своей двери и обернулась к Мите.

– Тут живу. Меня тетей Ниной звать.

Голос был скрипучий, хриплый, словно бы простуженный. Митя через силу улыбнулся и сказал, что ему приятно познакомиться. Не стал говорить, что все это ему уже известно.

– Тебя как звать? – требовательно произнесла тетя Нина.

– Митей. Дмитрием.

– Хорошее имя, – одобрила старуха. – У меня дочка Даша. Тоже красивое имя, не из новомодных.

Митя прикидывал, как бы повежливее сказать, что он торопится. Запах, исходящий от старухи, становился все более удушливым.

– Ты из какой квартиры? – спросила она.

Митя ответил, и тетя Нина наконец разрешила ему уйти, оставив сумку у порога. Пулей вылетев из подъезда, парень отдышался и подумал, какая вонь стоит в квартире, чем вынуждена дышать несчастная Даша, беспомощный инвалид. Может, в социальную службу позвонить, пусть разбираются? Должны же быть такие?

Но мысль о вмешательстве в дела соседей быстро выветрились из головы. Своих проблем хватает. Да и кто он такой, чтобы лезть? Жили тетя Нина с Дашей до него, и еще поживут.

Дни шли, сливаясь в недели. Митя работал над дипломом, ходил на лекции, пытался выкроить время на подработку – занят был выше крыши. Про соседок с первого этажа и не думал. Хотя, проходя мимо их квартиры, косился на обшарпанную, обитую по давно ушедшей моде тонкими деревянными рейками дверь. Тетю Нину не видел некоторое время и, понятное дело, не сильно огорчался по этому поводу.

Началась зима. Не календарная, а самая настоящая. Хотя и календарь уже показывал, что наступил двенадцатый месяц года.

Грянули морозы; снег, который не успевали убирать дворники, скрипел под ногами. Темнело рано, светало поздно, и бывали дни, когда Митя, уходя из дома в темноте, в темень и возвращался. От вечной ночи на душе частенько бывало муторно. В один из таких дней, точнее, вечеров, Митя, который был равнодушен к алкоголю, купил пива и выпил больше, чем обычно, сидя перед ноутбуком, пытаясь посмотреть недавно вышедший модный фильм.

Звонок в дверь раздался, когда на часах было почти девять. Вставать и идти открывать не хотелось, но Митя, конечно, поплелся в прихожую, думая, что это хозяин Чапы.

Однако посетительницей оказалась тетя Нина. На ней был винного цвета махровый халат, на пояснице повязана дырявая шаль, на ногах – разношенные тапочки.

– Помочь можешь? – без предисловий спросила она.

Митя поначалу удивился, откуда тетя Нина знает, где он живет, потом вспомнил, что сам ей сказал, а затем мысленно отчитал себя за болтливость.

– Что нужно сделать?

– Пошли. – Она развернулась и направилась к лестнице.

Мите ничего не оставалось, как запереть дверь и пойти следом.

Они молча дошли до первого этажа. Дверь была приоткрыта, из квартиры тети Нины шел тяжелый дух непроветриваемого, захламленного помещения.

– Замок сломался. Не могу починить. Можешь посмотреть? Мне уходить завтра по делам, Дашу в незапертой квартире не оставишь. И вещи украдут.

Соседка открыла дверь пошире, и Митя увидел, что прихожая от пола до потолка завалена тюками, мешками, коробками. В стены были вбиты крючки, с которых свисали пакеты и сумки. Один из мешков был прозрачным, и Митя с отвращением увидел, что он доверху наполнен объедками: заплесневелые куски хлеба, корки от пирогов и пиццы, высохшие до каменного состояния куски пирожных и печенья.

Пахло омерзительно, оно и не удивительно: гниющая еда, отжившие свое, принесенные со свалки вещи, нестиранная одежда, грязь, пыль. Наверное, и крысы есть, и тараканы, мелькнуло в голове у Мити. Как еще по всему дому не расползлись!

– Инструмент имеется, – сообщила между тем тетя Нина.

Ловко лавируя между горами хлама по проложенной меж коробок и мешков узкой тропке, она удалилась в соседнюю комнату.

– Даша, сосед пришел, Митя. Поможет нам, – голос звучал совсем иначе, ласково, даже как будто заискивающе.

Дочь не ответила.

Тетя Нина вернулась, неся в руках набор инструментов.

Митя мог бы посоветовать вызвать слесаря, но выпитое пиво сделало свое дело, он чувствовал себя немного расслабленным и вместе с тем настроенным помочь дамам в беде. Замки ему прежде чинить не приходилось, но руки, что называется, были вставлены нужным концом, так что он без особого труда разобрался в причинах поломки и устранил ее.

– Ну вот, – Митя повернул ключ в одну сторону, потом в другую. Замок звонко щелкнул. – Пожалуйста, все работает.

Тетя Нина рассыпалась в благодарностях.

– Вот уж спасибо! Чай будешь? У меня тортик вкусный!

Есть в этой квартире Митя не стал бы даже под угрозой смерти, поэтому мягко, но решительно отказался.

– Хороший ты парень. Воспитанный, – проговорила тетя Нина. – Моей бы Даше жениха такого.

«Упаси боже», – подумал Митя, но ответить не успел.

– Иди-ка, познакомлю вас!

Старуха цепко схватила Митю за руку и поволокла в комнату справа от входа. Молясь, чтобы ничего не задеть и не уронить, Митя, вслед за соседкой, оказался в заваленной старьем комнате. В глубине, возле окна (на подоконнике до самой форточки были навалены вещи) стояла кровать. Путь к ней пролегал между древней мебелью, коробками и бог знает чем еще, и Митя испугался, что тетя Нина заставит его подойти к ложу, но этого не случилось.

– Даша, а вот Митя! Он поздороваться хочет!

«Ага, хочет, как же! Мечтает прямо».

На кровати лежала, отвернувшись к стене, Даша, закутанная в одеяло, как в кокон. На слова матери она не отреагировала, только, как показалось Мите, досадливо дернула ногой.

– Она у меня с характером, – доверительно сообщила мать, – если не хочет общаться, нипочем не заставишь. Ладно, пошли.

Двинулись в обратный путь. Митя чуть не бежал, так ему хотелось вырваться из смрадной берлоги, пропахшей нищетой, болезнью, безумием.

– Не обижайся, что Даша говорить с тобой не стала. Она девочка добрая, вы поладите. Она сама к тебе зайдет, – пообещала тетя Нина. – Как у нее настроение будет, так она тебя и навестит. – Старуха расплылась в улыбке. – Такая из вас пара будет красивая!

Митя не нашел в себе сил ответить, ломанулся вверх по лестнице. Дома заперся на все замки, задвижку еще задвинул – так хотелось отгородиться от тети Нины, ее дочери, жуткой квартиры, горя, сумасшествия.

Снял всю одежду, засунул в стиральную машину, долго стоял под душем, стараясь смыть с себя запахи. Уже и не пахло, но фантомная вонь забилась в ноздри, цитрусовый гель для душа никак не мог ее перебить.

Наконец Митя вылез из ванной комнаты, вылил в раковину выдохшееся пиво, постелил себе постель и улегся спать.

Засыпая, подумал, что надо подыскать другую квартиру. Как бы бабка не повадилась ходить то за одним, то за другим. А если еще и доченька начнет таскаться, пиши пропало.

Когда среди ночи в дверь снова позвонили, Митя проснулся сразу, будто и не спал. Голова была ясная. Три часа ночи. Кто это может быть?

Что-то внутри него догадывалось, но слишком уж диким было предположение.

«Как у нее настроение будет, так она тебя и навестит», – прозвучали в голове слова тети Нины, и Митя откуда-то знал, что настроение у Даши появилось.

Он подошел к двери, спросил, кто там.

– Открой, – раздалось снаружи, – это я. Впустишь?

Голос был молодой и мелодичный. Потом Митя сто раз проклял себя: почему не додумался поглядеть в глазок, сразу открыл дверь, впуская то, что впускать не следовало!

Женщина, стоящая на пороге его квартиры, была мертва не первый месяц. А скорее, не первый год, потому что успела высохнуть, превратиться в мумию.

Желто-коричневая кожа туго облепляла кости, зубы казались чрезмерно большими для узкого лица. Клочья волос еще кое-где свисали с черепа, на плечах болтались ошметки когда-то зеленого в мелкую синюю клетку платья.

Самым ужасным были глаза трупа. Тусклые, матовые, они ворочались в глазницах; не вытекли, не высохли, но были полны отвратительной жизни: в них светились лукавство и туповатая злоба.

Язык Димы прилип к гортани, он не мог вымолвить ни слова.

– Мать сказала, ты хотел меня видеть. Я рада. Буду твоей невестой, – прокаркал мертвец. И как этот голос мог показаться мелодичным?!

Митя видел, что во рту покойницы, за частоколом квадратных зубов, шевелится длинный черный язык.

– Впустишь? – снова спросила восставшая из мертвых Даша. – Нам будет хорошо вместе.

Митя наконец обрел способность двигаться. Не произнеся ни слова, он отступил назад и захлопнул дверь перед носом покойницы. Защелкали замки, взвизгнула задвижка.

– Убирайся! – проорал парень. – Не впущу!

Через мгновение ему ответили. Скрежещущий, отдающий металлическим лязгом голос, который с той поры постоянно слышался Мите в кошмарах, отчетливо произнес:

– Я вернусь. И ты откроешь.

Всю ночь Митя не спал. Наматывал круги по тесной квартирке, пил воду, пытался сообразить, как поступить.

Назавтра сделал то, что следовало сделать давно (и не только ему). По его звонку приехала полиция. Тетя Нина отказывалась открывать, но, поскольку Митя сообщил, что внутри труп, который он сам видел, когда пришел чинить замок (не говорить же, что покойница навестила его глухой ночью, самого в дурдом упекут), дверь выломали.

Полицейские, матерясь сквозь зубы, пробирались через мусорные горы. Тетя Нина пыталась сопротивляться, но подъехавшие медики ее успокоили и увезли. Соседи (весь дом сбежался) заглядывали внутрь, презрев запреты полиции, качали головами, переговаривались возмущенно, будто никто понятия не имел, что с ними бок о бок годами жил тяжело больной человек.

Митя ждал, что полицейские наткнутся на тело Даши, вынесут труп из квартиры. Все тогда закончится, он сумеет убедить себя, что визит Даши ему приснился, пригрезился. Он же выпил, да и посещение квартиры мусорщицы бесследно пройти не могло…

Но вышло иначе.

Следы того, что на кровати лежал труп, нашли. Была экспертиза, которая установила, что тело дочери Нины Сорокиной действительно находилось в комнате. Но, судя по документам, несчастная была жива, о чем на все лады писали потом местные газеты. Мать никуда не сообщила о смерти дочери, пенсия по инвалидности исправно поступала, а прийти и проведать больную никто не удосужился. В медкарте было записано, что Сорокина привозила дочь в поликлинику около четырех лет назад. Намеренно ли Нина скрывала смерть дочери или верила, что та жива, осталось неясным.

– Запах! Неужели никто ничего не почувствовал? – поражались журналисты.

Но соседи свыклись с тем, что рядом живет мусорщица, никто почти и не обращал внимания на запах, который в определенный момент усилился. Ворчали, конечно, но никто никуда так и не заявил.

«Мать похоронила дочь в горе мусора!» – кричали заголовки.

Непонятно, куда делось тело, ведь его не нашли, обнаружились лишь следы и, как написали в газете, «фрагменты». Мать ситуацию не прояснила, в итоге сошлись на том, что мертвую Дашу могли съесть крысы. То, что крыс в квартире не нашли тоже, никого не смутило.

Дело представлялось очевидным, зачем копаться во всем этом?

Тетю Нину забрали в психиатрическую лечебницу, оттуда она уже не выйдет. Квартиру вычистили, опечатали; что с нею будет дальше, Митю мало волновало.

Что его беспокоило, так это ночные кошмары. Спал он плохо, засыпал только с помощью таблеток. Переехал, как только сумел найти мало-мальски подходящее жилье. Но и это не очень помогло.

Живя, как в бреду, глотая лекарства, трясясь по ночам от ужаса, не высыпаясь, Митя умудрился и защититься, и экзамены сдать, и диплом получить. У него была сильная воля и имелась ясная цель – уехать, забыть.

Почти получилось: он уехал, жизнь постепенно наладилась.

Почти…

Не проходило ни одной ночи, чтобы Митя не думал о Даше, исчезнувшей неизвестно куда. Крысы (которых не было) ни при чем: Митя видел мертвеца, бродившего в ночи, грозящего вернуться. Мертвые легкие прокачивали воздух, из мертвого горла вырывались слова: «Я вернусь. И ты откроешь».

Мог ли Митя убежать достаточно далеко, чтобы Даша не сумела отыскать его?..