Читать книгу Кай - Алекс Анжело - Страница 8

Минуло два дня с момента соглашения Кая и Девы Льда, а для него будто прошло всего мгновение. Это время он провел в забытье, погрузившись в работу. Подавляя свои мысли и чувства, Кай ощущал, как окончательно истончается его спокойствие. Если раньше он считал, что горечь, поселившаяся в его душе, растворится сама собой, то теперь Кая снедала нарастающая ярость. Он стал раздражительным. Его злили любые мелочи, но в особенности люди.

Новый день начался, как и предыдущие, с помощи в булочной и чистки снега возле ее входа, который намело во время снегопада ночью. В последнее время снежных дней становилось все больше. Многие жители считали, что это дело рук Девы Льда.

Дорогу же из города уже занесло так, что лишь отчаянный глупец решился бы на путешествие из города.

Обычно на эту подработку Кай тратил несколько часов, после успевая поработать над фреской и даже заскочить напоследок в таверну, что зимой особенно полнилась людьми. В питейное заведение он зачастую заглядывал тоже по работе. Находилось оно на самой верхней по пологому склону улице, возвышалось над нижними домами и было прекрасно видно с берега озера. Особенно легко его можно было найти взглядом в конце весны – из-за цветущего дерева груши, «распятого» на фасаде дома. Шпалера поддерживала молодые ветви, заставляя их льнуть к стене и не позволяя разрастаться пышной кроной во все стороны. Но если весной и летом растение выглядело красиво, то зимой не покрытые снегом участки коры издалека казались трещинами на беленой стене.

Именно в этой таверне когда-то начался путь Кая как художника. Однажды летом, когда ему было одиннадцать, бабушка подарила Каю листы бумаги и его первые графитовые карандаши. Он открыл для себя новое развлечение – попытался перенести лица людей на бумагу. Поначалу рисунки совсем мало напоминали людей, но со временем обрели черты, что делали портреты узнаваемыми. Помимо этого, они выглядели смешно, словно, перенося на бумагу внешний облик того или иного человека, Кай утрировал некоторые детали. Выходило это неосознанно, поэтому Кай даже не мог предположить, что эти рисунки могут вызвать всеобщее осуждение.

Но он старался их никому не показывать, считая чем-то сокровенным. Только все тайное рано или поздно становится явным. Будучи старше Кая на пару лет и значительно крупнее, Петтер отобрал его папку с работами и разбросал их на площади, где собирающиеся летом горожане увидели их.

В то время Кай перепугался, ожидая, что его положение станет только хуже. Он боялся привлекать к себе внимание. Только хотя его и стали порицать оскорбленные своими карикатурными портретами жители, это неожиданно вылилось в более человечное отношение. Словно он на время перестал быть существом, которое не должно было появиться на белом свете, а стал обычным ребенком.

Соседские дамы качали головами и ворчали, что за его воспитание обязательно надо взяться. Мальчишка растет несносным. Ну еще бы, без твердой отцовской руки.

Но к этому моменту Кай уже так увлекся, что рисование не бросил, а попытался сотворить более реалистичные портреты. Точнее, тогда ему даже в голову не пришло изобразить не людей, а нечто иное. На удачу, тем летом в их городке гостил художник из столицы, и, хотя выпить он любил, это не уменьшало его знаний. Увидев рисунки Кая, он поразился его таланту. «Почему бы тебе не пойти в горы? У вас же такие живописные просторы!» – сказал художник. А после Кай все лето и начало осени провел бок о бок с ним, перенимая его опыт, учась работать с краской и другими материалами.

У его учителя было три любимых занятия. Либо он рисовал в мастерской, которую обустроил в одной из комнат, арендованных у бабушки Кая, – тот дом всегда был слишком просторным для двоих; либо гулял по горам и в окрестностях Малервега, забредая во все малопроходимые места, и делал зарисовки – уже в то время Кай был отличным проводником, словно чувствовал природу, всегда знал, в какой стороне город. Последним его излюбленным времяпрепровождением было выпивать в таверне, и занимало это не так уж мало времени.

Несмотря на последнее увлечение художника, то лето все равно для Кая стало особенным. Словно один из потерянных им кусочков пазла нашелся. Даже мучившие его тогда сны на время отступили, лишь изредка нарушая его спокойствие. Будь он старше и не останься бабушка одна, возможно, Кай бы покинул город вместе с художником. Совесть и любовь не позволили ему оставить самого дорогого в его жизни человека, который души в нем не чаял, в совершенном одиночестве.

С тех пор Каю стало мало душной комнаты, скучной, но стабильной работы и спокойной жизни. Он был мечтателем, но вовсе не тем, кто витал в облаках. Он всегда знал, чего желал.

Даже теперь, когда его жизни отмерен срок. Хотя ему потребовалось время, чтобы примириться с этим решением.

Кай зашел в таверну и занял привычное место. Раз в несколько недель он по традиции заглядывал сюда, рисовал карикатуры, которые с некоторой поры стали развлечением для местных завсегдатаев, а после получал плату от хозяина заведения. То, что поначалу порицалось, ныне приносило ему небольшой, но все же доход.

Работа в шахте оставляет отпечаток и на лице и на характере. Добыча соли была тяжелым занятием, люди весь день проводили в недрах горы, поэтому посетители здесь всегда имелись, даже несмотря на размеры городка.

Когда сумерки расползлись по городу, принеся с собой неплотный туман, дверь в очередной раз распахнулась, и внутрь вошел Петтер. Кай, даже не оглядываясь, понял, что это он, по запаху, всегда сопровождавшему его, горьковатому аромату полыни.

Кай не понимал, откуда взялся этот аромат, но всегда ощущал его, стоило Петтеру появиться поблизости. Прошло некоторое время, прежде чем он сел напротив, шумно опустив на стол кружку с элем.

– Слышал, дочка Хэстеинов положила на тебя глаз, – сказал он, а Кай промолчал. Ему говорили это не один раз с тех пор, как он написал несколько портретов для самой богатой семьи в городе. И о чем они все думают? Наверное, «хватай, идиот, пока она на тебя смотрит».

– Они настолько богаты, что отец может послушать дочку. Да и занятие у тебя… аристократическое. Только они могут себе позволить не работать и заниматься этим, – добавил Петтер, небрежно кивая на уголь в руке Кая.

– Это не твое дело, Петтер, – произнес тот. Ему немало доставалось, пока они оба были детьми, поэтому в любом их разговоре сквозило напряжение. Петтер всегда любил его задирать. Но прошло немного времени, Кай вытянулся и, несмотря на свою работу, вырос вовсе не слабаком. Возможно, в последнем немалую роль сыграла их вражда.

Решив, что на сегодня достаточно, Кай стал собирать материалы в футляр, который когда-то сам сшил из кожи. Отделений было много, а кистей мало – он всегда носил их с собой. Раньше он любил помечтать о том, что, когда переедет в большой город, сможет позволить себе все материалы. Но теперь он готов был признать, что его желание не исполнится.

Кай думал, что отнесся к ситуации хладнокровно, ведь у него еще было время. Но в горле встал ком, и горечь вновь заныла в сердце, сдавливая дыхание.

– Я беспокоюсь. Может, ты все же окажешься умнее, чем я думал, и воспользуешься возможностью. – Голос Петтера звучал стеклянно-чисто, будто в таверне они были одни. Он провел рукой по пшеничным волосам, ухмыльнулся, являя щербатую улыбку.

– Тебе стоит молиться, чтобы я не удивил тебя своим выбором. Иначе придется попрощаться с рабочим местом у Хэстеинов, – холодно бросил Кай, закидывая лямку сумки на плечо. Конечно, сорвавшиеся слова были ложью: даже если бы он пожелал, времени бы на выполнение угрозы не хватило.

– Думаешь, куплюсь? – не растерялся Петтер, перегнувшись через стол. – Ты всегда строишь из себя благородного. Наверняка думаешь, что такой низкий путь не для тебя.

Кай резко поднял сумку, так что она пролетела, лишь чудом не задев лицо собеседника.

Петтер инстинктивно отшатнулся.

– Ублюдок, – тихо прошипел он.

Кай поднялся и подошел на едва гнущихся ногах к стойке в центре заведения за обещанной платой. Несколько медных монет тепло легли в ладонь. Попрощавшись с хозяином, он направился к выходу.

Когда его пальцы сомкнулись на дверной ручке, послышался резкий треск древесины, будто он слишком крепко ее сжал. Но, не задумываясь над этим, Кай стремительно вышел на улицу, вдыхая прохладный воздух, который отрезвляюще колол щеки, но не унимал тяжесть в груди – ярость внутри его сердца продолжала нарастать, скручиваясь в тугой узел.

Кай успел пройти совсем немного, когда за его спиной раздался хлопок и донеслись стремительные шаги, захрустел снег. Улица тонула во тьме, слегка рассеянной светом окон.

Кай знал, когда Петтер сделает это. Слишком часто они сталкивались. Его мощный кулак обрушился со спины. И в этот момент время словно замедлилось. Еще мгновение назад Кай малодушно желал принять удар, где-то внутри теплилась жалость к самому себе, которая просила сложить руки, поддаться унынию и пасть на самое дно. Все же зачем он выпросил этот год? Это все равно что медленная смерть. Он лишь оттягивает неизбежное.

Другая же его сторона, подгоняемая упрямством и верой, словно потянув на себя нити его души, заставила воспрянуть. Все для чего-то родились, и в своем появлении на свет Кай тоже был обязан видеть смысл. В искусстве он обрел себя, искусство после смерти и должен оставить. Мазок краски его рукой на полотне мировой культуры.

Кай уклонился, слыша звук рассекаемого воздуха, – так близко от его лица пролетела чужая рука. Сумка подскочила, из нее выпал спешно сложенный футляр с кистями.

– Высокомерный выродок, – выплюнул Петтер, гневно сверкая глазами, как разъяренный бык. И ринулся на Кая, занося руку для нового удара.

Кулаки у Петтера были крупными, мышцы мощными из-за работы в шахте. Кай не смог полностью увернуться, и кулак Петтера вскользь задел его плечо. Кай сразу же ощутил стреляющую боль, но, словно не замечая этого, уже занес другую руку, давая сдачи. Кулак попал в лицо, да так, что голову Петтера повело, и он попятился.

Они застыли друг напротив друга, согнувшись и тяжело дыша. Петтер держал ладонь на левой стороне лица, которое опухало прямо на глазах, а Кай прижимал к себе поврежденную руку здоровой. Плечо ныло, боль пульсирующей волной била в голове. Разгоряченное, гневное дыхание вырывалось изо рта.

– Выродок… – вновь бросил Петтер, сплюнув на землю кровь. Словно попрощавшись этим, он развернулся и направился обратно к таверне. Коридор света рассек холодную тьму, а после сразу исчез – дверь захлопнулась за Петтером.

Кай прикрыл глаза, хрипло дыша. Плечо давало о себе знать, хотя боль и стала немного тише. Он нагнулся, подбирая футляр и проверяя целостность кистей. Петтер наступил на него, и Кай не сомневался, что сделал он это специально.

– Я могу перерезать ему глотку, – раздался голос среди тишины, пронзив ту, как стрела.

Она сидела на заснеженном балкончике дома, прямо над головой Кая. Белые волосы стекали по ее плечу. Каждый раз они меняли длину, то были слишком длинными, как сейчас, ложась на ее бедра, то едва достигали лопаток.

Кай ничего не ответил. Сегодня вечером он меньше всего желал видеть и слышать Деву Льда. Да, он жаждал встречи с ней много лет и даже теперь не мог сказать, что жалел о том, что она состоялась. Но сейчас он только начал осознавать свою участь и скорбеть по себе собирался в одиночку.

Положив футляр в сумку, все еще прижимая к себе руку, он пошел по дороге в направлении своего дома.

– Так мне перерезать ему глотку? – Она вновь оказалась рядом, уже на другом балконе.

– Ты можешь только убивать? – Кай остановился, мимолетно осознавая, что его сердце вдруг забилось слишком медленно, словно с расстановкой. Не дождавшись ответа и приняв молчание за согласие, он продолжил: – И поэтому тебя все ненавидят… Снежная Ведьма, – повторил он имя, которым называли ее местные при закрытых дверях.

Она спрыгнула с балкона. Когда ее ноги коснулись земли, снег всколыхнулся и словно застыл в воздухе. Похолодало стремительно. Прямо на глазах Кая окна ближайшего дома покрывались морозными узорами.

– Я предложила тебе помощь.

– Ты предложила кого-то убить, а не помощь, – процедил в ответ Кай. – Может, моей матери ты тоже предлагала помощь?

– Я не повинна в смерти твоей матери.

– Все в округе считают иначе, – с нажимом произнес он. Дева сделала к нему шаг и склонила голову. Ее глаза сияли, став еще одним источником света в окружающей их тьме.

– А ты глупец, раз слушаешь всех, – прошипела она, выделяя последнее слово, словно оно было ругательным. А в следующую секунду перед его глазами взметнулась стена снега. Когда та исчезла, от Девы Льда не осталось следа. Кай стоял один, все еще шумно дыша. Возможно, он был не прав, но сегодня у него не нашлось сил на понимание и любезность.

Поправив воротник, Кай зашагал к дому.