Читать книгу (По)Беда для гладиатора - Алекс Чер - Страница 3

3. Виктория

Оглавление

«Идиллия» встречает меня равнодушной противокражной системой, стройными рядами лифчиков благородных расцветок и приторно вежливыми продавщицами.

Они как приклеенные следуют за мной от стеллажа к стеллажу: то ли бдят, чтобы я чего-нибудь не стащила, то ли делают вид, что готовы расшаркаться по первому требованию. И чем дольше я хожу, скользя глазами по строгим балконетам и вызывающим пуш-апам, тем лица двух нимф из райских кущ этой «Идиллии» становятся непроницаемей.

– А есть у вас что-нибудь э-э-э… простое? – первой сдаюсь я в этой молчанке.

– Это, простите, какое? – вздёргивается хищный как у птицы нос одной из нимф, той, что постарше, с серым глянцевым маникюром в стиле «кошачий глаз». – Такое мягкое хлопковое для вашей бабушки?

– Это такое без косточек, без поролона, удобное, дышащее, – тоже тяну губы. Не настроена я сегодня на вежливость. Ох, не настроена! Но на первый раз сдерживаюсь.

– Вот, обратите внимание. Изделия французских дизайнеров отличаются простотой и изяществом, – подключается вторая, моложе, и показывает своими идеальными розовыми ноготками направление.

Я плетусь. Что делать, лифчик-то нужен.

– Шён-н-тель, – гундосит она, перебарщивая с прононсом.

То ли меня сейчас как-то изысканно оскорбила. То ли сказала «Отвали!» своей клювоносой напарнице.

– Шён-н-тель – это семейная компания, основанная ещё в девятнадцатом веке. Бельё этой марки стало символом высокого качества и истинного парижского стиля, – заученно жуёт она и суёт мне под нос тонкий белый бюстгальтер на широких лямках. К нему в пару прикреплены труселя парашютного размера. Издевается, падла!

– Спасибо, да, моей бабушке, непременно бы понравилось. Жаль, что она умерла. Слава богу, не от вида этих панталонов. Я хотела бы что-нибудь себе. И можно изготовленное братьями нашими меньшими – китайцами. Хотя, пожалуй, – я сдёргиваю с вешалки вполне приличный бордовый комплект, – вот это пойдёт.

– Тогда давайте примерим, – сопровождает меня девушка за шторку и даже мило улыбается. – Действительно, надо же с чего-нибудь начать.

Бельишко нежненькое и глазомер у меня неплохой – село отлично на обе мои крепкие двоечки. Только одно «но»: куда ж пойду я в таком прозрачном кружеве? На работу не наденешь – всё как на ладони, под футболку – жалко, под свитер – колется.

– Вот ещё есть Блюбелла. Английский бренд, – просовывается моя змея-искусительница с какой-то тряпочкой в щёлку занавеси, получая разрешение. – Вы худенькая, вам пойдёт. Это бельё использовали на съёмках фильма «Пятьдесят оттенков серого», – добавляет она уже из-за задёрнутых кулис.

– В смысле, уже носили? – бубню ей вслед.

И с ужасом смотрю на перекрестья лямок – я никогда не разберусь, как его надеть.

– Спасибо! Мне бы что-нибудь поплотнее, не знаю, – я высовываю нос и замираю на полуслове.

О, боже! А он-то что здесь делает? Я понимаю, что просто стоит, облокотившись на противокражный терминал, но… какого чёрта! Мозолит глаза своим римским профилем, да где! В святая-святых женского пола – бутике нижнего белья.

А клювоносая уже тянет мне очередные кружавчики. С очередной легендой. Теперь о дружной итальянской дизайнерской семье из двух мужиков.

Я вредничаю. Не хочу выходить из кабинки. Я желаю, нет, требую, чтобы этого спартанца убрали. Он нервирует меня своим ростом, своими мышцами, своими запахами, которые я чувствую даже за бархатной шторой. На самом деле, я, конечно, ничего не требую, а жду, когда он уйдёт. Тяну время.

Но куча белья, которое я отвергаю, растёт. А он стоит.

Сдаюсь. Выхожу, натягивая куртку. Хотя мне жарко. Но голые соски дыбятся, в этот раз от стыда. У меня в руках единственный чёрный лифчик. И Вторая вежливо отстёгивает от вешалки отказные трусы.

– Да, только верх, – подтверждаю я и лезу в карман за деньгами.

– С вас семь тысяч четыреста девяносто девять рублей.

Я не округляю глаза, я становлюсь похожа на полярного филина. Даже меня пугает собственное отражение в зеркале за кассой.

– Так у вас же пятидесятипроцентная скидка?

– Это уже со скидкой, – замирает она, понимая, что не стоит класть этот лифчик в фирменный пакет.

– Нет, спасибо. Столько шарма сразу я, пожалуй, не потяну, – опускаю глаза, засовывая назад свои кровные, и пытаюсь ретироваться на выход.

Протискиваюсь в опасной близости от невозмутимого мужика. Но проклятая противокражная система взвывает, словно я наступаю ей на хвост.

– Девушка! – не кричит – скрежещет металлическим голосом Клювоносая. – Будьте добры, вернуться.

Бежать – глупо. Оправдываться – убого.

Зашибись! Сейчас меня ещё будут шмонать, как воровку.

Встаю ноги врозь, руки в стороны, как на утренней гимнастике. Задираю голову к потолку. Как унизительно.

– Ещё в задницу мне загляните, – оглядываюсь я, когда кошачьи коготки противно скребут по джинсовой ткани, проверяя карманы.

Спиной чувствую, как самодовольно ухмыляется мужик. Интересно, кого из этих двух надменных сучек он трахает? Чувствует он себя здесь явно как дома. Наверняка ту, что помоложе. Хотя самому явно под сорок. У неё и попка как орех, и кость тонкая. Хотя у клювоносой из выреза выпирает минимум пятёрка.

«Пятёрочка»! Как же я могла забыть! Лезу в карман куртки и достаю упаковку влажных салфеток, купленных в супермаркете. Отворачиваю запаянный сгиб. Так и есть – снова приклеенная металлическая пластина. Ведь попадала я уже с этими салфетками. Кладу упаковку на прилавок и с гордым видом прохожу сквозь такой молчаливый теперь металлоискатель. Мимо такого же безмолвного мужика.

– Девушка, вещи свои заберите, – окликает меня та, что с попкой. Хочется сказать: «в жопу себе засунь». Но я не такая.

– Оставьте себе. За труды! – я оборачиваюсь, делая пару шагов спиной. И вижу, как провожает меня тяжёлым, пронзающим взглядом этот двухметровый немтырь. Всё та же прядь на глаза. Ну, вылитый Герасим. Му-му. Му! Му!

И мне вдруг становится смешно. Но самое забавное, что и у каменной статуи с грудой мышц тоже чуть вздрагивают уголки губ.

(По)Беда для гладиатора

Подняться наверх