Читать книгу Имитация. Явление «Купидона» - Алекс Д - Страница 4

Сент-Луис, Миссури, США, 2007 год.

– Эби, это просто гроза, – и словно наперекор моим словам, раздаётся оглушительный, сотрясающий стены дома раскат грома, освещая спальню Эбигейл вспышками молний. Удар ветра бьет в окно, распахивая его. Струи дождя мгновенно оказываются повсюду: на подоконнике, полу, и брызги летят на кровать Эби. Я подхожу к окну, закрываю его, и возвращаюсь. Она жмется к стене, натягивая длинную сорочку с розовыми Микки-Маусами на колени, прижатые к груди; всхлипывает и прячет лицо в ладонях. Ей одиннадцать, но Эби жуткая трусиха. И у ее страхов есть весомая причина. В отличие от Гектора, брата-близнеца Эбигейл, я никогда не смеюсь над ней, когда во время грозы Эби забивается в угол и начинает дрожать, как тростинка до тех пор, пока стихия не успокоится.

Когда ей было семь, гроза застала нас с семьей в парке на пикнике, и молния ударила в шаге от нее, подпалив траву. Она тогда потеряла сознание, и все с перепугу решили, что разряд затронул и Эби. Пока ехала скорая помощь, она пришла в себя. Еще через год, на том же месте нас застало торнадо – тоже во время грозы. Оно не был сильным, раскидало посуду для пикника, подняло в воздух песок, мусор, кусочки травы и разный мусор. Самым неприятным в обычном для штата Миссури явлении стало то, что Эби снова пострадала: на нее упала тяжелая ветка, которую оторвало от одного из деревьев в парке. Она получила ссадину на затылке, которая долго не заживала и воспалялась. И с тех пор грозы, сопровождаемые порывами ветра, стали ее личной фобией.

Я смотрю на подрагивающие плечи, на покрасневший маленький носик, и не могу сдержать невольную улыбку. Девчонки такие чувствительные.

– Тебе нечего бояться. Дождь скоро закончится, а утром мы пойдем в зоопарк, и ты сможешь покормить Молли, – присев на краешек кровати, я мягко провожу рукой по заплетённым в косу темным волосам. – Мы не навещали Молли больше двух недель. Уверен, что она скучает по нам. Как думаешь?

Молли – это верблюд. Для меня до сих пор остается секретом, что примечательного нашла Эби в лохматой, вечно жующей Молли, недоброжелательно посматривающей по сторонам. Вот уже лет пять подряд при посещении зоопарка мы застреваем надолго возле вольера с верблюдом. И что самое удивительное, Молли заметно оживляется, завидев Эби, словно узнает ее. А на меня и Гектора у характерного верблюда наблюдается несколько иная реакция. Не желая становиться объектами для плевков, мы с Геком благоразумно стараемся держаться на безопасном расстоянии от своенравного животного во время визитов в зоопарк.

– Я думаю, что ты считаешь меня глупой трусихой, – Эбигейл убирает ладони от лица, и смотрит на меня заплаканными глазами. Эби похожа на мать. На Эмму. Те же выразительные малахитовые глаза, темные волосы и смуглая кожа. Даже когда Эби ведет себя, как заноза в заднице, я не могу на нее сердиться. Не могу послать куда подальше, когда перегибает палку, и встревает в мои личные дела. Эби вьет из меня веревки, иногда бесит до чертиков, изводит капризами; ходит попятам, как хвостик, или спит на уроках, а потом мне приходится делать ее домашнее задание, потому как Гектор еще более бестолковый, чем его сестра. Отец часто смеется, что близнецам достался один мозг на двоих. Я так не думаю; просто они ленятся, и у них есть я – старший брат, который поможет, направит, исправит, научит, разрулит, и, если возникнет необходимость, заступится. Иногда эта ноша меня раздражает и хочется передать другому, но еще одного старшего брата у нас нет. На самом деле мне не сложно, я люблю их.

Семья – это главное для человека. Его оплот, крепость. Мне семнадцать, но я знаю, о чем говорю.

– Эби, ложись спать. Гектор давно уже храпит. Представь, что гром – это храп Гека, и тебе полегчает, – пытаюсь шутить я. Гроза за окном постепенно затихает, монотонное накрапывание дождя в окно расслабляет и укачивает. Я собираюсь посмотреть пару ужастиков в своей спальне, прежде, чем лечь спать. Эби послушно кивает, положив голову на подушку, я накрываю ее одеялом до самого горла. Так всегда делала мама в детстве. Она каждый вечер заходила ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи и поправить одеяло. А уже потом шла к близнецам. Сейчас я, вроде как, вырос, и, проходя мимо моей двери, она останавливается и говорит так, что не услышит только глухой: «не забудь выключить свет, и не торчи долго в интернете». Бывают такие дни, когда я хочу, чтобы она зашла. Стыдно признаться, и я никогда этого не скажу вслух. Вроде бы мама рядом, а мне ее не хватает.

– Джером… – Эби просовывает руку под подушку и ложится на бок, глядя на меня из-под опущенных, все еще влажных ресниц. – Помнишь стишок, который ты мне рассказывал в детстве? Я после него всегда засыпала.

Вздернув бровь, я улыбаюсь, хотя хочется рассмеяться.

– В детстве? То есть сейчас ты взрослая? – поддеваю я Эби.

– Перестань, Джером. Ты судишь меня по Гектору. Он идиот. Не могу поверить, что мы провели с ним девять месяцев в одной утробе. Мне нужно было задушить его уже там, – она хмурится, а я смеюсь.

– Тебе повезло, что вы разнояйцовые близнецы, иначе, глядя на него, каждый раз ты бы видела свое собственное лицо, – сквозь хохот замечаю я. Краем уха я улавливаю скрип шин на дороге, и замечаю блики фар, проникающие в окно. В вечернее время движение на нашей улице ограничено. Но я не придаю этому значения, и перевожу взгляд на сестру. Она продолжает что-то щебетать и заговаривать мне зубы. Эби страшно и ее основная цель – не позволить мне уйти, как можно дольше.

– Кошмар, Гек слишком уродлив, чтобы быть моим братом, – Эби делает забавную гримасу, натягивая одеяло до самого носа.

– Так что со стишком? Ты помнишь?

– Конечно, – киваю я с улыбкой. – А ты? Давай проверим твою память?

– Да, легко! – задорно улыбается мне Эби. Ее голос больше не дрожит, а звучит звонко и уверенно. Четыре строчки про дождик рассказаны слово в слово.

– Удивительно просто. Феноменальная память – смеюсь я, и она ударяет меня по плечу.

– Издеваешься? – и мы хохочем вместе. До коликов в животе и ломоты в скулах.

– Теперь я точно не усну, – задыхаясь от смеха, говорит Эбигейл. А через пару секунд спрашивает уже совершенно серьезным голосом. Ее вопрос вгоняет меня в ступор. Слишком резкий переход. – Ты собираешься жениться на нашей соседке?

– С чего ты взяла? Какая женитьба в моем возрасте? – пытаюсь отшутиться я.

– Я говорю не про сейчас и не завтра. А вообще. Мама с папой не знают. Я им не говорила, что ты бегаешь к ней по ночам. Она клевая, Джером. Я не осуждаю тебя. И Гек говорит, что у нее шикарные сиськи. Он как-то видел, как она загорала на своём балконе.

– Откуда… – начинаю я и замолкаю на полуслове, встретив выразительный насмешливый взгляд Эбигейл. – Ты меня выследила. Снова. Эби! – раздраженно шиплю я. Пора проучить маленькую сумасбродку и хорошенько всыпать ей. Но еще больше вопросов вызывает Гектор с его замечаниями. Я невольно вспоминаю бирюзовые глаза своей соседской девчонки и другую, не менее привлекательную часть тела, которую, похоже, видел не только я. Отец пришел бы в ужас, подслушав наши с Эби разговоры. Он не раз просил меня держаться подальше от дома Уокеров, которые переехали на нашу улицу два года назад из Рокфорда. Они купили дом по соседству, раза в три больше нашего. Уокеры, как мне известно, занимаются торговлей, у главы семейства имеется свой офис и пара магазинов в Даунтауне. Однако, несмотря на многократные попытки, соседям так и не удалось сыскать доверия моего отца. Он вообще очень осторожно относится к людям. В нашем доме почти не бывает гостей. Исключение составляют коллеги папы по работе с семьями и пара маминых подруг.

– Я наблюдала не за тобой, а за ней. У нее такие волосы, – Эби мечтательно улыбается. – Белые, словно снег, и длинные. Как у принцессы, и сама она, как… Рапунцель.

– Кто? – блаженная улыбка, вызванная воспоминаниями о соседке, сползает с моего лица.

– Не парься. Все равно не знаешь, – небрежно машет рукой Эби. – Если будете жениться, я хочу быть подружкой невесты. Так что жди, пока я вырасту. Лет пять жди.

– Договорились, детка. Мне спешить некуда. Я замолвлю о тебе словечко перед Распунцель. – Торжественно обещаю я, все еще думая о своей подружке, которая сегодня неожиданно отменила свидание, и мне пришлось провести вечер за просмотром фильмов, в компании вечно дерущихся близнецов. Не то, чтобы я жаловался…

–Рапунцель, – поправляет меня Эби. Взрыв хохота перекрывает очередной раскат грома. Ее глаза искрятся от смеха, и она, кажется, совершенно забыла о своих фобиях, а, значит, можно потихоньку сваливать. Что я и собираюсь сделать.

Не спеша, встаю с кровати, замечая мгновенно потухший взгляд трусихи Эби.

– Ты можешь оставить свет включённым, если боишься, – предлагаю я стопроцентно-работающий вариант избавления от страхов.

– Я никогда не выключаю ночник. Иногда и телевизор всю ночь работает, – отзывается подавленным голосочком Эбигейл. Она наигранно горько вздыхает, метнув в меня несчастный взгляд. В детстве мне приходилось по нескольку часов сидеть с Эби и Геком, читая им перед сном. Я сам еще был ребёнком, но близнецы младше меня на шесть лет, и обязанности старшего брата никто не отменял. Мама рано вышла из отпуска по уходу за малышами. Она работала медсестрой в больнице, и частенько возвращалась к полуночи, а няню отпускали около девяти вечера. А дальше наступало мое время. До прихода отца или матери.

– Почитай учебник истории. Это поможет тебе уснуть, – советую я. Хмыкнув, Эби прячет улыбку. Я прекрасно знаю, что она ненавидит историю, как и другие предметы, которые требуют запоминания и зубрежки.

– Доброй ночи, Эби, – мягко произношу я, протягивая руку, чтобы открыть дверь.

В следующее мгновение мы оба вздрагиваем. Из гостиной, находящейся прямо под нами, доносится резкий звук, похожий на удар двери о стену. Эби тоже слышит, и улыбка гаснет на ее губах. Мы молча смотрим друг на друга, растерянно застыв.

То, что произошло дальше, стало для меня на долгие годы жутким ночным кошмаром, избавиться от последствий которого я так и не смог. Это был закат эры супергероев, которыми я грезил в детстве. И начало новой жизни, в которой мне предстояло стать частью той неистребимой силы, с которой много лет боролся мой отец. Меня безжалостно и грубо выдернули из состояния беспечной спячки и бросили в реальность, о которой я не имел не малейшего представления. Я не мог сопротивляться, не мог остановить движение несущегося на меня локомотива. Механизм был запущен, отчет пошел на минуты.

Но, тогда, в первые секунды, я еще не подозревал, чем все закончится, во мне еще жили наивные бредни о том, что нас есть кому защитить.

События развивались быстро, непредсказуемо, необратимо. Внизу раздался топот ног, приглушенные грубые мужские голоса, сдавленный крик матери. Меня охватил озноб, потом сразу жар, голова закружилась, пульс забился со скоростью света. Я знал, что папа с мамой находились в гостиной – в это время они обычно смотрели телевизор. Глухой звук заставил нас с сестрой содрогнуться от страха, мы даже дышать перестали. Эби смотрела на меня с ужасом. Смертельно-побледневшая, словно белое полотно. После минутного затишья снова раздался хриплый возглас отца, гневные крики, звуки ударов, плачь матери, грохот падающей мебели.

Эбигейл вскочила с кровати и прижалась ко мне. Ее трясло, меня тоже, но я пытался держаться.

– Что это, Джером? – пискнула она, и я приказал ей молчать, приложив указательный палец к своим губам. Мы оба тяжело и быстро дышали, чувствуя, что происходит нечто ужасное. Прямо сейчас. Я заглушил инстинктивное желание ринуться вниз. Мне необходимо позаботиться о младших брате и сестре. Отец справится. Мой отец – несокрушимая скала. Гроза неблагополучных улиц Сент-Луиса. С ним не связывались даже банды криминальных районов. Он – блюститель порядка, сержант местной полиции, десять лет отработал офицером на улицах, был дважды ранен. Он и сейчас в прекрасной форме, хотя последние два года не патрулирует криминальные районы. Мой отец – герой, и я в этом никогда не сомневался.

– Ничего не говори, – схватив Эби за руку, я потащил ее к двери, стараясь двигаться бесшумно. Надо вызвать полицию, мелькнула в голове здравая мысль. Мы вышли в коридор. Шум шагов на лестнице заставил меня ускориться. Кто-то поднимался на второй этаж. Я затолкнул сестру в комнату Гектора, который тоже уже не спал, и в ужасе смотрел на нас. Паника не лучший друг в критических ситуациях, но у меня дрожали руки. Я не знал, что делать, и оставалось только надеяться, что отец сможет защитить нас. Никто не может так просто ворваться в дом полицейского. Наверняка наряд уже выехал. Нужно просто спрятаться и переждать. Я запер дверь спальни Гектора изнутри. И, достав из кармана мобильный, набрал 911. Соединение еще не установилось, когда дверь слетела с петель от удара ноги. Два огромных темнокожих незнакомца ворвались в комнату. Один схватил Гектора за шкирку, словно котенка, поднял с кровати и швырнув на пол. Второй выбил из моих рук телефон и раздавил, сверкнул яркими белками на фоне темного лица. Эби закричала, и тот, что стоял над рыдающим на полу Гектором, грубо схватил ее за волосы, дернув назад так сильно, что она упала прямо на брата.

– Что вы делаете! Они же дети! – инстинкт самосохранения не сработал, и я бросился на верзилу, поднявшего руку на Эби. Тот недолго думая ударил меня в лицо, и я отлетел назад, ударившись затылком о стену. Зашкаливающий адреналин не позволил почувствовать боль. Или бандит специально бил так, чтобы испугать, а не искалечить. Эби зарыдала в голос, умоляя отпустить нас, и второй бугай влепил ей пощечину, от которой ее голова дернулась в сторону. Она затихла, вздрагивая от немых рыданий, волосы растрепались, рассыпавшись по плечам. Эби подняла голову и посмотрела на меня полным отчаяния взглядом. Я увидел кровь на ее лице и от собственного бессилья и глухой ярости заскрипел зубами. Я мог дать им сдачи, мог попытаться защитить близнецов, но меня что-то останавливало. Внутренне чутье подсказывало, что сделаю только хуже, если мы будем сопротивляться.

– Тащим щенков вниз. Там разберемся, кто из них нужен Моргану, – рыкнул обидчик Эби. Он схватил ее за волосы, а Гектора за футболку на спине и поволок за собой. Второй резко рванул меня за олимпийку, заставив встать, и тут же мне в бок уперлось что-то холодное. Опустив глаза, я увидел дуло пистолета. Мое сердце пустилось в галоп, на спине выступил холодный пот. Да, мне было страшно, но этот страх был заряжен яростью, которую я впервые ощутил в себе в бешено зашкаливающей консистенции. Эби выглядела не старше десяти лет, совсем девочка. Маленькая, тоненькая. Что за звери способны поднять руку на ребенка?

– Сам пойдешь? – криво усмехнувшись, спросил тот, что держал пистолет у меня под боком, обнажив крупные неровные зубы. Мне хотелось плюнуть ему в лицо. Он был не намного выше меня, и пусть я уже в плечах и не такой мощный, но мне есть, что противопоставить его физической форме. Станет ли он стрелять? Зависит от полученного приказа. Если это грабители, то они уйдут, как только получат все, что им нужно. Воры же не стреляют в людей? Нет? – Или тебе помочь, парень?

Я коротко кивнул, сделав шаг вперед. Во рту пересохло, я тяжело сглотнул.

– Быстрее, сучонок, – рявкнул верзила, подтолкнув меня пистолетом в спину.

Я шел и смотрел перед собой. В голове не было ни одной мысли. Только стойкое ощущение нереальности, абсурдности происходящего. В нашем районе, славящимся своей безопасностью, такого просто не может происходить. Здесь не стреляют, не вламываются в дома, не грабят. Да, я знаю, что город печально известен высокими показателями преступности, но не здесь, не в моем районе. Мы живем на закрытой охраняемой улице. Вокруг стриженые газоны, аккуратные скромные домики, соседствующие с откровенно-шикарными коттеджами, в которых живут благопристойные американцы, одержимые утренним фитнесом. Как эти ублюдки просочились сюда незамеченными? Что им нужно?

Мой отец сержант полиции, снова и снова повторял себе я. Он посадил за решётку десятки таких отморозков, как тот, что тащил Эби за волосы. Она упиралась руками и ногами, всхлипывала от боли, хваталась руками за перила лестницы, ведущей в гостиную. Гектор подавленно молчал, он находился в шоке, практически не сопротивлялся. А я все ждал звука сирен полицейских машин или появления отца с пистолетом в руке. Я знаю, он бы смог уложить отморозков в два счета. И я тоже мог попытаться, но папа всегда говорил, что прежде чем начать махать кулаками, необходимо оценить ситуацию и всевозможные риски, а только потом уже выбирать тактику и действовать. Самая большая ошибка, по словам отца – недооценить врага и переоценить собственные силы.

Я выучил наизусть все его уроки. Отец учил меня драться; начал тренировать еще в раннем детстве и к семнадцати годам я овладел несколькими восточными боевыми искусствами. Заниматься было не в тягость, я не заставлял себя. Мне нравились наши тренировки. Они закаляли характер и силу воли, делали моё тело выносливым, крепким, подвижным. Но больше всего я ценил не то, что получал в итоге, а внимание отца; его уважение и похвалу, гордость, которая светилась в светлых глазах, когда он наблюдал мои успехи. Однако тогда я не понимал, почему отец выбрал именно меня для ежедневных выматывающих занятий в спортзале, который оборудовали мы с ним, вдвоем, своими руками. Гектора он даже не пытался тренировать, да и тот не особо рвался. Мысль о том, что отец готовил меня к чему-то или пытался защитить, никогда не приходила в голову. Я считал себя особенным, избранным… Я ошибался. Частично. Меня действительно избрали, но вовсе не для того чтобы я пошёл по стопам отца и стал полицейским, сражающимся с разгуливающей по улицам города преступностью.

Мне была уготована другая судьба. Лучше бы отец сказал правду в самом начале. Я бы не растерялся так сильно, когда этот день настал. День, когда все изменилось… Когда все мои представления о героизме, храбрости, отваге и справедливости рухнули в одночасье. Капитан Америка – кумир многих мальчишек по всему миру, существовал только на станицах комиксов, но для меня в мои пять, шесть, семь и даже десять лет он был настоящим. Я видел его каждый день, когда бежал навстречу возвращающему со службы отцу. И совсем другой – сверкал белозубой американкой улыбкой с экранов телевизором и обещал, что избавит этот мир от любой мерзости. Я не знал тогда, что мы находимся с ним по разные стороны. И мне никогда не суждено стать героем.

Но надежда, отравляющая и не убиваемая надежда заставляла видеть происходящее в искаженном свете. Пару минут. Надо потерпеть пару минут и все закончится. Эти люди перепутали адреса, они пришли не туда и не к тем. Как только ублюдки выяснят, что ворвались в дом к полицейскому, они уйдут, сбегут, поджав хвосты, но пощады не будет. Отец и его опергруппа найдут каждого и накажут по всей строгости закона.

А потом я услышал голос. Твёрдый, спокойный, в какой-то степени даже умиротворённый, но источающий ощутимую угрозу:

– Вот и детишки, Кеннет. А ты говорил, что вы вдвоем дома.

Я не мог рассмотреть говорящего. Обзор мне закрывала широкая, состоящая из горы мышц, спина афроамериканца, грубо тащившего за собой Эби и Гека. Чувствительность начала возвращаться и запульсировала болью с правой стороны лица. Какого хрена он называет отца Кеннетом, мелькнула запоздалая мысль. Его точно перепутали с кем-то другим. Это недоразумение. Ошибка. Я даже на долю секунды позволил себе расслабиться.

Эби и Гектора отпустили, грубо толкнув к стене, и приказав сидеть тихо и не подавать голоса, а я все еще чувствовал вжатое мне в спину обжигающе-ледяное дуло. Облегчение было не долгим. Все надежды на чудесное спасение рухнули, когда я увидел своего мужественного несокрушимого отца в наручниках. Его лицо было разбито и перекошено, под правым глазом образовалась синеющая гематома, с уголка губ и из носа сочилась кровь, обильно поливая серую рубашку. Он сидел на полу в центре комнаты, вытянув перед собой ноги. Прямо над ним возвышался еще один огромный верзила. Белый. Я только сейчас заметил, что все они были одеты в деловые костюмы, словно явились на переговоры. Это не были парни из гетто…

– Вот скажи мне, Кеннет, ты, правда, думал, что я тебя не найду? Или тебе так не терпелось прижать меня, что о семье ты беспокоился в последнюю очередь? – спросил все тот же голос.

Мой взгляд метнулся от отца к матери. Она, сгорбившись, сидела на стуле, напротив мужа. Лицом к лицу. Маму специально посадили так, чтобы папа видел, как ей больно и насколько страшно. Ее руки были зафиксированы сзади и перемотаны скотчем. Она безмолвно плакала, опустив голову.

– Мама, – сипло позвал я. Она услышала, вздрогнула, подняв голову, закусила губу. На ее лице не было следов побоев, только дорожки от слез. В зеленых глазах отразились боль и страх, страх за нас. Только за нас. Я знаю, что собственное спасение сейчас волновало ее меньше всего. Перед глазами всплыло давнее воспоминание о том, как увидел Эмму Спенсер впервые. Она была воплощение мечты об идеальной матери, а отец – вылитый Капитан Америка. Они стали моими героями и научили меня не бояться холода и темноты, они дали мне больше, чем дом и еду, они дали мне семью, любовь и ощущение безопасности, в которых я прожил последние двенадцать лет.

Я еще не знал, кто эти люди, решившие, что время мира подошло к концу, но осознание того, что ничто не останется прежним, постепенно укреплялось в моей голове. Я чувствовал, что стаю на краю пропасти, и вот-вот полечу вниз с огромной высоты.

– Семнадцать лет, Кеннет. Чертовски большой срок. Но ты недооценил мои связи. Мое пожизненное заключение закончилось раньше, чем ты предполагал, – хмыкнул мужчина, в расслабленной позе восседающий в кресле, привлекая к себе мое внимание. Я перевел на него взгляд и ощутил, как все внутренности сжались, парализовав мышцы. Не осталось никакой надежды на случайность или ошибку. Ублюдки пришли туда, куда хотели.

Я видел его… этим утром.

Возле моей школы. Я выходил из ворот, когда обратил внимание на чёрный Ягуар, возле которого стоял мужчина, сверлящий меня тяжелым взглядом. Я прошел мимо и направился к остановке, несколько раз обернувшись на высокого незнакомца в элегантном костюме глянцево-черного цвета. Небрежно прислонившись к капоту красивой и дорогой машины, мужчина неотрывно смотрел на меня. У него не было возраста. Он источал власть, роскошь и силу. Поджарое телосложение, ледяной взгляд и тяжелая подавляющая самоуверенность, от которой бросало в дрожь. Я почувствовал исходящую от незнакомца опасность уже тогда, и прыгнул в первый попавшийся автобус.

И вот он здесь. В том же безупречном костюме. С тем же пронизывающим до костей взглядом. Он не гангстер, не бандит. Он страшнее, опаснее. Это зверь, безжалостный убийца, замаскированный под цивилизованного человека, но пришел он сюда не договариваться и не вести деловые переговоры. Он пришел требовать и убивать.

И когда его синие глаза остановились на мне, меня охватило мрачное предчувствие, что появление этого человека и его головорезов как-то связано со мной. Я привел беду в свой дом. Я не знал, откуда взялась эта уверенность, но чем дольше я смотрел в приобретающие фиолетовый оттенок глаза мужчины, тем больше понимал, что мои предположения не плод охваченного паникой воображения.

– Ты не похож на мать, – неожиданно обратился ко мне «синеглазый» вкрадчивым, обманчиво-ласковым тоном. Я перевел взгляд на всхлипывающую маму, и он заметил. Лицо его потемнело, губы скривила грубая ухмылка. – Не на эту мать. Они же сказали тебе правду, Джером?

– Он знает, что мы не его биологические родители. Никто не скрывал от него этого, – подал голос отец. Огромный амбал в костюме ткнул дуло пистолета ему в висок.

– Молчать, пока тебя не спросили, – рявкнул он.

Я задержал дыхание, внутри полыхнула ярость. Дёрнувшись, я попытался вырваться, но получил ощутимый удар по ребрам. Не согнулся, выстоял, но боль на несколько секунд буквально подкосила и ослепила меня.

– Тише, Карлос. Пусть говорит. Мы так давно с тобой не беседовали, Кеннет. – продолжил незнакомец, подняв руку ладонью вперед в небрежном жесте, и тот, кого назвали Карлос, отступил на шаг в сторону. – Я вижу, что ты не рад меня видеть.

– Как тебе удалось выйти раньше срока? – спросил отец.

– Всегда есть варианты для того, кто ищет. Я заключил сделку с твоим бывшим боссом. Сдал ему несколько главарей банд, лютующих в Чикаго. Ты же не думал, что после моего ареста жизнь в твоем городе сразу изменится к лучшему? Кстати, мне понравился Сент-Луис. Хуже, чем Чикаго, меньше, но я оценил твой выбор. Неплохой город. Я намерен обосноваться здесь. К тому же я собираюсь вернуться в бизнес. Легальный бизнес. Не успеешь оглянуться, как мэр города начнет приглашать меня на свои семейные праздники. Тебя некому защитить тут, Кеннет.

– Ты не убьешь меня. Не посмеешь, – яростно прорычал отец. – Это будет означать войну. Все твои договорённости потеряют силу.

– Я и не собирался убивать тебя. Зачем? Я не для этого ждал долгих семнадцать лет. Ты не хочешь спросить меня, как я тебя нашел… и когда? – темно-синие глаза опасно сверкнули. Мужчина сжал подлокотники кресла, не сводя с отца торжествующего острого, как кинжал, взгляда. Хладнокровный ублюдок упивался ситуацией, получал удовольствие от каждого мгновения. Меня охватило отчаяние и безысходность. Сверху доносился грохот, и я понял, что там орудуют люди самоуверенного незнакомца, восседающего в кресле. Трое головорезов внизу, сколько на втором этаже неизвестно. Сопротивление бессмысленно. Это крах.

– Иди к черту, Кертис, – выплюнул отец. – Мне плевать. Отпусти детей и мою жену. Решим вопросы один на один. По-мужски. Они тут не причем.

– Считаешь меня идиотом? – ухмыльнулся «Кертис». Расслабленно откинулся назад, скользнув взглядом по разбросанным по гостиной вещам, перевёрнутой мебели и разбитой посуде на полу. – Они останутся. Это даже не обсуждается. Давай к делу. Ты знаешь, зачем я пришел?

– Я ничего тебе не должен! – сплюнув на пол сгусток крови, прохрипел отец. – Это была честная сделка. Дайана сдала мне тебя, я помог ей скрыться. Я не нарушал закон. Ты был виновен и получил заслуженное наказание. Зачем ты убил ее, Кертис? Она просто спасала свою жизнь. У нее не было другого выбора, и ты это прекрасно понимаешь.

– Я убил? – Кертис изумленно вскинул брови, наклонившись вперед. – Ты забываешь, что я сидел в тюрьме, когда Дайана погибла. Мы оба знаем, кому была выгодна ее смерть. Верни мне то, что она взяла, Кеннет. Я уверен, ты знаешь, что я имею в виду. – тон его голос изменился. В нем преобладали металлические нотки, означающие, что время переговоров подошло к концу.

– О чем ты говоришь? – отец вскинул голову, одним глазом (второй полностью заплыл) глядя на невозмутимого виновника творящегося сейчас беспредела.

– Дайана ушла не с пустыми руками. Пять миллионов долларов. Именно такая сумма была в исчезнувшем дипломате во время задержания, – чеканя каждое слово, ответил Кертис. – И кое-что еще.

– Это твои фантазии. Во время задержания, кроме изъятой партии наркотиков и личного оружия в конфискационном списке ничего не было, – яростно возразил отец, и я верил ему, в отличие от его оппонента.

– Деньги были, – настаивал Кертис. – Их взяла Дайана. И передала тебе. Она не могла вывезти из Штатов пять миллионов зеленых наличными. Я вычту из этой суммы пятьсот тысяч, ты все-таки воспитывал ее ублюдка.

– Как ты смеешь так говорить… – зашипел отец, его лицо исказила злоба и ненависть.

– Я называю вещи своими именами, – невозмутимо парировал Кертис.

– Джером не вещь.

– Нет, но он ублюдок. Хочешь поспорить? С парнем я разберусь сам. Верни деньги, Кеннет. Верни мне все, что эта сука украла у меня.

Прищурив потемневшие глаза, синеглазый подонок какое-то время рассматривал моего отца, раздумывая о чем-то своем.

– Если тебе есть, что еще мне предложить…, – холодно начал он, небрежно поправляя галстук. Его пристальный взгляд был прикован к лицу отца. – Что-то более важное, чем пять миллионов, то я готов забыть о деньгах. Подумай хорошенько, чем бы ты мог меня заинтересовать, Кеннет?

– Я уже сказал, что ничего не знаю. Денег у меня нет. И никогда не было. У тебя было семнадцать лет, чтобы найти меня и спросить о мифических пяти миллионах.

– Некоторые долги я предпочитаю собирать сам, Кеннет, – небрежно сообщил Кертис, вставая из кресла. На его лице мелькнуло разочарование. Он провел рукой по зачесанным назад темным волосам, спокойно разглядывая отца. Потом перевел взгляд на мать.

– Эмма, – мягко улыбнулся он, бесшумно приблизившись. Она задрожала сильнее, вжимаясь в спинку стула. Ублюдок дотронулся кончиками пальцев до ее щеки, стирая слезы.

– Не трогай мою жену, мразь, – зарычал отец, пытаясь встать на ноги, но ему не позволили. Перекачанный мордоворот в строгом костюме ударил его локтем по ребрам, и он согнулся, осев на пол и захрипев.

– У нас нет денег, мой муж говорит правду, – всхлипнула мама. В ее глазах был страх и отрешенность.

– Твой муж идиот, Эмма. В собственных глазах он герой и победитель, но это совсем не так. Ты хочешь, чтобы твои дети жили? – она кивнула, слезы хлынули из глаз. – А ты, Эмма? Хочешь жить? – еще один кивок. – Ты знаешь, что я ищу, Эмма? Просто дай мне это, и я оставлю вам ваши жалкие жизни, и вы забудете обо мне. Я обещаю.

– Я не знаю, – отчаянно всхлипнула мама, качая головой. Кертис одернул руку, кривя губы в небрежной ухмылке. – Я ничего не знаю. Не трогай наших детей.

– А не ваших? Как насчет Джерома? – вкрадчиво спросил Кертис, поправляя галстук. Ни одной складки на идеально сидящем костюме. Он выглядел как бизнесмен, банкир или юрист, но его выдавал взгляд. Цепкий, безжалостный. Звериный. – Я забираю его, а вы живете. Согласна?

У меня похолодело внутри. Я смотрел в глаза матери, прикованные ко мне. Столько в них было страдания, боли, горя… и сомнения. Чувство вины – я явственно видел его в зеленых глазах Эммы Спенсер, женщины, которая двенадцать лет была моей любящей и любимой матерью. Мое сердце обливалось кровью. Шестым чувством я понимал, что ублюдок блефует. И такая сделка невозможна, но, если бы был … один единственный шанс защитить Эби и Гектора… хотя бы мизерный шанс…, и она бы им воспользовалась – я бы не осудил ее.

– Давай, Эмма, скажи ему, – самодовольная усмешка раздвинула его губы. Блеснули идеально-ровные белые зубы. – Скажи, что ты готова пожертвовать им ради своих настоящих детей.

– Не смей! Он мой сын. Настоящий сын. Мой. Убирайся, – зарычала она, свирепо глядя в глаза Кертису, и мое сердце наполнилось благодарностью и в тоже время отчаянным страхом.

– Жена супергероя просто обязана быть смелой, Эмма. – Иронично хмыкнул Кертис, снисходительно глядя на нее. – Но не дурой же. – Потом перевел взгляд на меня.

– Женщины, Джером, глупые существа, и бесполезные. В большинстве, но бывают приятные исключения. Я разделяю их на две категории с разными степенями полезности. К первому относятся сучки, которых я трахаю или использую для работы, вторые – секретное оружие, предназначенное для особых целей. Все остальные – скот, которым я торгую.

– Насколько я помню, ты женат, – подал голос отец, снова пытаясь подняться на ноги. – К какой категории относишь свою жену?

– Это династический брак. Как по-твоему нам удалось договориться с Антонио Сартори? Славный у меня был тесть, и наследство оставил достойное. Жаль не дожил до внуков, – грубый, резкий смех заставляет меня вздрогнуть. – Так что сам видишь, моя супруга – первая категория, Кеннет. И она куда умнее твоей. Она знает, когда нужно держать рот закрытым. Иначе ее постигла бы участь многих других, не обладающих столь ценным качеством. – Кертис бросил на отца насмешливый взгляд. Он достал из кармана пиджака небольшой пистолет и привел дулом по щеке матери. Раздался отчаянный плач Эби.

– Не трогайте маму. Пожалуйста, мы ничего вам не сделали, – захлебываясь слезами, проговорила она. Гектор сидел у стены, закрыв ладонями лицо и раскачивался из стороны в сторону.

– Эби, молчи, – мой голос прозвучал хрипло, я дернулся вперед, загораживая собой сестру и брата. Кертис окинул меня удивленным взглядом. Парень, тыкающий мне в спину пистолетом, хотел было применить силу.

– Оставь его, Мик, – остановил его «синеглазый». – Мне интересно посмотреть, на что он способен. Что из него вырастила эта рафинированная семейка.

– Да, босс, – послушно кивнул «Мик», посмотрел на меня тяжелым взглядом и шагнул назад, скрестив руки на груди.

– Ты тоже смельчак, Джером? Хочешь заступиться за мамочку и сестренку? – насмешливо обратился ко мне Кертис. Его синие прищуренные глаза сверлили меня, забираясь под кожу. Я сжал кулаки, расставив ноги на ширину плеч. Я не боялся его сейчас. Ублюдки пришли с открытыми лицами, они требовали денег с моих родителей. Я понимал, что все это значит. Я пересмотрел сотни фильмов про гангстеров. Нас всех убьют сегодня, вне зависимости от того получат они то, что хотят, или нет. Все слова, что произносит мужик, возомнивший себя Аль Капоне, просто бред, предназначенный исключительно для его удовольствия.

– Какой грозный, – продолжил издеваться Кертис. – Твоей мамочке не повезло. Она старовата даже для участи скота. Клиенты моих заведений любят молодых и свежих. Таких, как твоя маленькая сестренка и братец. Он тоже сгодится. Вкусы разные, нравы свободные. Сам понимаешь – спрос рождает предложение.

Мои зубы заскрежетали от напряжения, я вскинул голову, готовый в любой момент броситься на обидчика. Мы были с ним одного роста, но я моложе, быстрее, сильней. Сейчас именно он недооценивает врага. Считает меня малахольным слабаком. Под свободной олимпийкой не видно строения моего тела. Для него я просто пацан, ученик старшей школы, сопляк.

– Хочешь ударить меня? По глазам вижу. Только кишка тонка, – он рассмеялся мне в лицо, и, не оборачиваясь, схватил Эмму за волосы, резко потянув на себя. Стул пошатнулся и опрокинулся. Она закричала. Молниеносным, неуловимым движением я ударил ублюдка лбом в переносицу, раздался характерный хруст, хлынула кровь, заливая идеальный костюм, еще один резкий выпад пришелся в солнечное сплетение, костяшки приятно заныли от удара. Согнувшись, Кертис закашлялся и упал на колени.

– Не трогать пацана, – зарычал он на метнувшихся в мою сторону амбалов. И в этот момент отец, воспользовавшись паузой, вскочил на ноги, и набросился сзади на одного из людей Кертиса, придушив его цепочкой от наручников. Огромная туша, захрипев, осела на пол. Отец не терял ни секунды, он двигался, как в кино. Мгновение и в его руках пистолет, который он направляет прямо в спину пытающегося подняться с колен Кертиса. Времени на разговоры и оценку риска нет. Отец делает единственное, что сейчас в его силах. Он стреляет в своего врага, пока тот не встал, пока его люди не открыли ответный огонь. Оглушительный хлопок, и Кертис падает вперед, прямо к моим ногам. Все происходит мгновенно. Один из отморозков стреляет в отца, но промахивается. Я бросаюсь прямо на пистолет, пока тот метится снова. Мощный удар кулаком в лицо отбрасывает меня к стене. Раздаётся еще несколько выстрелов. Я слышу полный боли стон мамы, и где-то совсем близко отчаянный крик Эби.

Боль оглушает меня, но я отчаянно борюсь с уплывающим сознанием. Сквозь багровый туман, вижу склонившегося над мамой отца. Он ранен, но я не могу понять насколько серьезно, вся его рубашка пропитана кровью. Я вижу запрокинутое лицо матери с неестественно широко распахнутыми глазами. Она не двигается. Гектор кричит, умоляя не убивать его. По лестнице кто-то бежит… и снова выстрелы. Отец вскакивает на ноги, разворачивается и стреляет в ответ. Тяжёлый грохот падающего тела. Он хороший стрелок, в отличие от ублюдков, которые ворвались в наш дом. Отец всех спасет. Он – сержант полиции и гроза гетто. Он капитан Америка и Супермен. Никто не может победить моего отца, никто не поставит на колени супергероя.

– Эби, малышка, – слышу я его хриплый вопль, от которого кровь холодеет в жилах. Пытаюсь подняться, и не могу. Мой затылок пульсирует, я чувствую, как липкая кровь льется за воротник. Сквозь нарастающий гул в ушах до меня доносится вой полицейских сирен.

Суматоха. Крики.

Слишком поздно.

Я вижу Эби, на полу рядом с мамой. Ее ночная футболка с Микки-Маусами залита кровью. Она тяжело и быстро дышит, не кричит, не рыдает. Растерянное выражение лица, беспомощное. Не бойся, Эби, гроза закончилась. Только дыши. Подмога близко. Дыши, Эби. Отец плачет, держа ее голову. Он просит прощения, гладит ее волосы окровавленными руками. Мое сердце рвется на части. То, что я вижу страшнее боли, которую испытывает мое тело.

Все напрасно. Герои не всегда побеждают. Я хочу сказать, что не все еще кончено, но сам в это не верю.

Ты сделал все что мог, папа. Силы были не равны. Мы были так счастливы, никому не причиняли зла. Мой бесстрашный отец защищал этот город и его жителей, боролся с преступностью и наркоторговцами. Он расправлялся с плохими парнями в два счета, чтобы семьи, подобные нашей, могли спать спокойно в своих домах. Как так вышло, что когда ему самому понадобилось помощь, его никто не защитил?

Ярость и гнев циркулируют в моей крови, отравляя меня ужасными мыслями, от которых мне самому становится тошно. Смотрю на сгорбленное тело отца над убитой женой и затихающей дочерью. Он ранен, истекает кровью, теряет силы, заваливаясь на бок. Взгляд стекленеет, остановившись на мне. Мой мир гаснет, медленно окрашиваясь в алый.

Моя мать мертва, моя сестра почти не дышит, мой брат забился в угол и плачет от страха. Я должен что-то сделать, но не могу даже пошевелиться. Я чувствую, как меня хватают за олимпийку и тащат в заднюю часть дома. Реальность смазывается. Бордово-черные оттенки закручиваются в спирали, затягивая внутрь мое сознание. Полицейские сирены близко… Они приедут, чтобы собрать трупы. Я уже этого не увижу. Последняя вспышка света перед глазами, рассыпающаяся алыми брызгами, и тьма, в которую я падаю почти с облегчением.