Читать книгу Качели любви. Проза - Алекс Грарк - Страница 3

Случайная находка
– повесть —
Глава первая

Оглавление

Говоров очень обрадовался своему другу детства Кольке, который неожиданно вернулся в конце июля из столицы, где колымил второй год на стройке. С родного завода его сократили пару лет назад за ненадобностью кадров, а в Москве мэр затеял большую стройку, причём здесь стараются вытеснить работяг из южных стран бывшего СНГ и даже турок. Боятся проникновения террористов – смертников с поясами шахидов. Это сейчас тема такая больная, о ней рассказ пойдёт отдельно и в следующий раз. А пока Михаил с Колей Девятовым пару бутылей вечерком в морозильнике полчасика поморозили и уселись за кухонным столом. Колян всегда страшно завидовал Говорову за то, что тот жил один и семьей не обзавёлся.

– Дождёшься, – говорил он. – Бабы в городе закончатся, и тебе ничего не останется! Так и будешь до конца жизни одинёшенек, никто за тобой не уберёт, никто тебе постельку не перестелет, никто чаю не подаст, чтобы таблетки запить!

Ну, понятно, семейные всегда холостым завидуют, не нравится, что легко им жить: никто на них не ворчит понапрасну, оправдываться после коллективной обмывки чьей-то вновь приобретённой тачки не перед кем, совершенно безопасно можно разбросать носки после работы и другие имеются преимущества. А с другой стороны: как это бабы кончатся? Такую ерунду сгородил!

Вот у женатого человека – проблемы за проблемами. Сегодня придёт Колюня домой, а Женечка Девятова ему головомойку хорошую устроит за то, что долго отсутствовал, да неизвестно где, «…да ты всегда на своего кореша Мишку говоришь, а сам по тёлкам шляешься…», ну и так далее. А сама даже не позвонит, не уточнит, не проверит, где муж был, а может совсем и не по бабам мотался. Такой вот она человек. Колька потому и профессию каменщика выучил, чтобы от неё подолгу в Москве отдыхать. Тоже ведь неплохо: там и деньги можно хорошие заработать, да и женщин для утехи свободных достаточно – такая слабиночка на самом деле у дружка имеется… Но это тоже другой разговор, чисто мужской, после начала второй бутылки.

– Рассказывай, Колян, что это ты на сей раз долго отдыхал на воле? – с иронией спросил Михаил, едва наполнили стаканы по первому разу. – Думал, что больше не встречу тебя в текущей жизни! Нашёл кого, или в работу так мощно окунулся?

Выпили, закусили, посидели чуток молча, наблюдая, как тёплый ветерок треплет штору у открытого кухонного окна. Только после этого Коля и стал рассказывать про житуху в столице:

– Устроился, Мишань, я неплохо, с жильем ребята знакомые помогли, деньги платить стали мне солидные, но, конечно, для этого нужно и вкалывать прилично. И не планировал я возвращаться в эту летнюю пору, когда стройка идёт полным ходом, однако всё-таки пришлось это сделать пораньше. Всё дело в том, что дополнительную проблему я себе нашёл – часы наручные. Одно хорошо: теперь удобно стало время смотреть. А то пока свой старенький мобильник вытащишь из кармана, из полиэтиленовой плёночки его вывернешь, пока включишь, чтобы узнать, сколько до обеда осталось, а бригадир сразу галочку в книжке ставит против моей фамилии, типа трудодни уменьшает. На часы же взглянуть – одна секунда!

– Покажи! – попросил Михаил. Коля задрал рукав у рубахи и точно – маленькие светлые какие-то часики у него там схоронились, почти не заметные, блестят себе потихоньку.

– Случайно вышло, – начал рассказывать дружок, пока Говоров по второму разу начал наполнять стаканы. – Там одна бандерша за мной ударяла, житья не давала, гадюка ненасытная. Я даже прятался от неё по ночам у знакомого бомжа, чтобы не нашла, представляешь? И вот две недели назад – погода стояла слякостная, дождь лил несколько дней, грязь по дороге, только говорится, что Москва, а пройти по суху невозможно – всё и произошло.

– Да ладно тебе, – упрекнул Михаил друга, – подумаешь, год дождливый получился, зато грибов в лесу и по опушкам – как никогда! Но ты ж всё-таки – в столице! У нас вообще бы утоп в грязи…

– Верно, в престольном граде дороги получше, – согласился Колян, аккуратно выливая второй стакан в глотку. Рот у него здоровый, разинет и сразу пивную кружку может туда поместить! – Вот и в тот вечер моя бандерша припустила за мной после работы. Стой, кричит, сегодня у меня праздник, день рождения сегодня у меня, ко мне поедем! А мне не до её праздников, она меня достала совсем, даже пить бросил, только чтобы быстренько с работы смотаться до её прихода. Да ещё бригадир наш – Чесноков – жалел меня. Хоть и козёл форменный, но от Сандры меня выручал частенько. Хотя сам же меня с ней и познакомил.

– Красивое имя – Сандра! – вздохнул Михаил. – Неужели такие на стройках водятся? Итальянка, что ли?

– Да это её погоняло такое – Сандра! – махнул рукой Колька. – И не на стройке она работает, а содержит притон, у неё по паспорту имя Евдокия Михайловна Багратион, сам смотрел, когда она первый раз меня завлекла в свой особняк. Откуда у таджиков могут быть такие имена и фамилии, я просто поражаюсь. Про Дуську-Евдокию понять можно, но вот чтобы Багратион! Нет, такое мистикой попахивает. Конечно, паспорт у неё мог быть поддельный, в московских переходах какие только чистые бланки не встретишь, там и партбилет найдёшь и ксиву гаишника. А оформить-то уже не долго, только деньги покрупнее за услугу предложи. Но тело у Сандры, я тебе доложу, замечательное! Смуглый шёлк, а не тело, иногда во сне снится… Вот тоже, откуда, а? Ты что наливать перестал? Заслушался, да? Говорил тебе, женись, сукин сын, а ты всё свободы хочешь!

– Не могу что-то понять, Колян! Почему у тебя с часами-то проблема? Не нравятся? Женские часы носить не хочешь? Продай тогда.

– Не уводи разговор в сторону, холостячёк! Давай еще по стопарику опрокинем, а то выдохнется, и потом вновь к делу перейдём.

Сказано – сделано. Опрокинули, пожевали колбаски и здесь Колян Михаила, как обухом по голове:

– Я ведь тоже, когда из грязи поднял эти часики, то подумал, как ты: поменяю на мужские или просто продам. Да и подарить кому-нибудь за определённые услуги можно было бы. Но вышло по-другому. Обронила часы какая-то краля, выходя перед рестораном из «Мерседеса». Из машины помог ей выбраться водитель, а у меня как раз те самые догонялки с Сандрой были, я от её «Тойоты» по переулкам шпарил. Выскочил перед рестораном, и сразу машина подъехала. Я хорошо видел, как дама в красивом платье и под зонтом, видимо, на свидание к заморскому кавалеру спешила. Скорее всего, шалава какая-то, а может и московских дворянских кровей, точно сказать не могу. Сейчас с хорошими деньгами народу в столице много, сразу врубиться трудно. Вижу я, что-то сверкнуло у неё с руки, да прямо в грязь у «Мерса» плюхнулось. Машина уехала, а я остался посмотреть и наткнулся на часики. Только краешек браслета блестел сверху, остальное в луже сразу скрылось. Вынул я осторожно диковинную вещь, под дождём за углом промыл и на руку нацепил, благо браслетик впору оказался, что тоже странно мне стало. Ведь парень я – крупный, руки здоровые. Видно, свободные вещи дамочка носила, не любила иначе. А почему они расстегнулись на её руке – здесь сказать трудно, всё в жизни бывает!

– И что? – не утерпел Михаил. – Что тянешь-то? Часы и часы, нашёл и ладно, носи на здоровье, если за ней не кинулся, чтобы отдать.

– Кинулся бы, да у ресторана даму встретил крутой парень с охраной. Такие вещи сразу в глаза бросаются, побоялся, что накостыляют, подумают, что стянул и деньги выпрашиваю. Выглядел-то я в тот день неважно, прибрался в специальную одежду, чтобы от Сандры к знакомому бомжу Мустафе смотаться. Короче, я часы эти кому угодно не покажу, они особенные. Вот, посмотри… – снял Николай часики и на стол положил, оглянувшись почему-то на занавешенные окна.

Вот здесь Михаилу и стало понятно, что за проблема возникла у его друга. Часы оказались – и сами и браслет – усыпанные мелкими и крупными алмазами. С драгоценными камнями Мишка с Колюней были знакомы ещё с раннего детства, когда напротив их дома старый ювелир-еврей держал недолго лавчонку-ломбард. Потом его, правда, Пшончик со своими ребятами зарезал и угодил на пожизненное. А жена еврея вместе с дочкой уехала после расследования и суда за границу, дядя там у неё был уже в возрасте, давно звал своего еврея бросить и приехать к нему поухаживать перед смертью. Ребята ещё пацанами заходили в ломбард и любовались красивыми камушками, а Беренштейн всегда угощал их конфетами «Птичье молоко» и в свободное время много рассказывал о драгоценных камнях: название камней, оттенки цветов, какой они бывают огранки, где их добывают, кое-что даже брал с витрины и показывал, прикрыв входную дверь на запор. Была ещё одна зацепка, отчего ребята лишний раз бывало бегали к Беренштейну: его единственная чрезвычайно привлекательная дочка. К великому сожалению хозяин ломбарда при посещении ребят сразу отправлял Лизу в свою комнату учить уроки.

Вещица, лежащая сейчас перед Михаилом на столе, могла стоить сотни тысяч долларов. И то, если не являлась каким-нибудь известным раритетом и не была куплена на зарубежном аукционе. Марку часов разобрать было невозможно – слишком мелкие буквы, к тому же иностранные. Даже с увеличительным стёклышком покойника Беренштейна вряд ли что-нибудь понять можно было.

Ходили часики исправно, тихо, показывали правильное время. Михаил повертел их в руках и спросил:

– И как же ты до сих пор живой ходишь? Тебя, Коля, давно по России специально натренированные люди ищут, да никак не найдут!

Колян помолчал, часы вновь на руку надел, под самый рукав глубоко засунул.

– Теперь и ты понимаешь, что всё не так просто. При попытке продать их уже можно сгореть, убьют и глубоко в землю закопают так, чтобы никто не нашёл. А выбросить тоже жалко! Красота-то какая! Евгения моя ещё не видела. Да, думаю, и не увидит, буду прятать. Хотя от собственной бабы спрятать что-то вряд ли удастся. Но и показывать нельзя, женщины – народ болтливый, где-нибудь вякнет и всю семью вырезать могут…

– И что ты теперь думаешь с ними делать? Все равно тебе нужно с ними расстаться, так же ведь?

– Не соображу пока, Мишань! – понурил голову дружок, даже не чувствовалось, что его хмель брал. – Я ведь и уехал в спешке, поскольку показалось, что следить за мной какой-то хлыщ начал, росточка небольшого, но морда у него злая очень, на собачью похожа! Конечно, у страха глаза велики, но как всё это представил: подойдут во дворе дома, где я живу, скажут, чтобы часы вернул. Вернуть-то я их верну, но наверняка зарежут или застрелят. Сейчас свидетелей всегда убирают, раз ты его глазами видел, то и сдать можешь. Поэтому лучше убрать со света долой! Разве не так?

– Я в Москве не работал, порядков не знаю, – с усмешкой ответил Говоров. – Но, похоже, что ты близок к истине, но и подсказать мне тебе нечего.

Посидели они ещё, допили второй пузырь. Михаил по самое не балуйся набрался, давно так не пил, перед глазами всё расплываться стало, а Коляну хоть бы что!

– Пойду я, – наконец решился он. – Время уже позднее, Женька, наверное, волнуется, хотя я её предупредил, что у тебя побуду, давно не виделись. Света – Светлячок мой – ложится рано, та давно, конечно, дрыхнет! Вот не веришь мне, а была бы у тебя такая милая дочка – тоже радовался бы жизни и не жалел о женитьбе. Что бы там у меня в Москве не было, а люблю я их – баб моих – до страсти… – он помолчал минут пять, а затем добавил:

– Боюсь я за них, Мишань! Нужно когти отсюда драть побыстрее, а не то найдут и их вместе со мной положат!

Качели любви. Проза

Подняться наверх