Читать книгу Мои Милфы - Алекс Коста - Страница 1

Миранда, сорок четыре года. Муж, двое детей, девочки, восемнадцать и девятнадцать, учатся заграницей. В прошлом, журналист. Встретила мужа в двадцать пять, считает поздно «по тем временам».

В тот момент профессионально успешна, представляла несколько издательств. Часто ездила заграницу, гордится тем что «могла даже тогда».

Много рассказывает про дедушку. Занимал высокий пост в одной из советских газет. Испанские корни, родители дедушки приехали за «новой жизнью», после революции, говорит об этом вскользь (но с гордостью), больше ничего о них не знает или не говорит.

Упоминает поездку в Испанию до девяностых «еще, когда никому нельзя было» (ее слова). Ездила с дедушкой потому что «ему было можно». Рассказывает о ней компульсивно с вытесненным. Говорит, что там первый раз начала «дышать» или «как будто, до этого сидела в чемодане» (тут что-то с этим чемоданом).

После поездки решила стать журналистом. Много для этого делала, плюс связи партийного дедушки.

Про отца мало знает, не хочет говорить, «ушел рано, как у всех». Мать тоже контр-фигура, противопоставляет поездку в плацкарте в Крым «с носками», настоящей поездке в Барселону, где «начала дышать».

Центральная фигура мужчины и вообще – дедушка: Он – лучший! Остальные… кто?

(Фигура «они» не определена. Дедушка – лучший, а кто тогда – все они!?)

Явного негатива нет, скорее, обесценивание, которое зачем-то нужно (зачем?): дедушка – лучший, а они – просто так.

Еще про дедушку: К тому же, он – испанец. Открыто говорит, что он подарил ей ее кровь и смыслы (так и говорит «смыслы»): путешествовать, быть свободной. Или так: путешествовать, значит быть свободной.

Как журналист? Выбор профессии не случаен. Свобода мнения и передвижений!?

Сейчас не знает, чего хочет. Семья богатая, у мужа крупный бизнес, что-то с электронным документооборотом. Миранду не интересует «деньги откуда-то должны поступать». Когда встретила мужа, был «с дырой в носке».

Может ездить, куда угодно. Раньше так и делала, пока не поняла, что «это не свобода, просто передвижения». И еще «картинки меняются, другое остается». Что это, другое?

Муж хороший, «даже лучший». Сказала с презрением? Нет, презрение на поверхности. Обида? За что!? Может лишил профессии, призвания!? Не такой, как дедушка. А какой? И почему не такой, а до этого был такой!?

Но, обида есть. Первый раз тогда у нее увидел резкое выражение, губы опустились, появились прорези на подбородке и глубокие морщины вниз по шее, а вверх по щекам – мелкие, сеткой.

Захотелось встать, протереть ей лицо, как лицо ребенка полотенцем, когда он намазался клубникой или чем-то таким марким. Бережно, но сильно. Почувствовал у нее там боль, с какой-то примесью «веселого висельника». И правда, сразу постарела лет на десять.

Муж дает полную свободу, деньги не контролирует: «Все есть, но ничего нет. Как в чемодане сижу».

Чемодан опять … какая-то хрень самая детская, вытесненная, но не глубоко. Пока эпизода не нашел, только абстракция.

Рассуждает: А может, жизнь прожита не так!? Но, сама в это не верит.

«… Бросила карьеру журналиста, когда у мужа пошли дела. Хотя, сейчас могу вернуться, да хоть… все издательство купить. Но, это – как будто… ушла мечта».

Спросил «во что ушла», надолго задумалась. Лицо оставалось прежним, подмышки, кожа вокруг, кривились, до этого была гладкая, как масло.

Захотел ее сильно, прямо в подмышки. Не секс, что-то большее… пока не знаю.

Спросил: Чего еще хочется?». Идиотский вопрос, тупиковый. Ответила: Это не то. Все не так. Добавила: Хочется, чтобы не только картинки.

Потом контакт оборвала. Отвечала, но без энергии. Появились чушь «наверное, это старость». Сопротивление ко мне, брала на возраст, как на понт. В общем, ушла в защиту и атаку.

Значит, что-то задел. Что? Или просто из-за того, что отвлекся на себя… сам порвал?

***

После сессии, долго не мог прийти в себя. Думал, но больше представлял. Во-первых, чемодан и «чемодан». Что это «сижу, как в чемодане» или «сижу, как в чемодане». Второе, кто такие – «они». Дедушка понятно, муж понятно. Кто эти остальные, на самом деле? Куда они ее не пускают? Или это ложный путь? Специально уводит в «они – не такие», потому что так для нее безопасней.

Дедушка подарил «кровь» и «смыслы», муж дал деньги, свободу. Что не так!? Много лет все было хорошо. Социальный успех, сепарированные дети. Что стало сейчас? Может ничего? Просто пришла. Нет, такие просто не приходят, по натуре не инфантил и не созик.

Ничего не мог поделать, сполз, терся о ковер. Ворс короткий и жесткий, как в детстве, раньше не замечал, что здесь такое покрытие. Почувствовал озерный запах, легкий, потом сразу сильный, как задушило. Увидел Жмо, с начала лицо, потом купальник.

Почему сейчас? Почему после Миранды!? Внешне чем-то похожи. Да, но в остальном, совсем нет.

Понял: хочу ей помочь, хотя обещал себе больше так не делать. Помочь Миранде, потому что не смог помочь Жмо. Не смог ее спасти. А Миранду спасу.

***

ППТ Миранды в подмышках. Не просто так пришла с короткими рукавами под шубой. Обратить внимание туда! Особенно если так же придет второй раз. Значит, там телесный.

Еще! Тема путешествий, как заклинание волшебства. Или пропуск в другой мир. Сценарно, напоминает Алису: в зазеркалье интересно, там друзья, там миссия.

Миранду в зазеркалье что-то, кто-то не пускает. Может сама? Да, но почему? Из-за чего? Раньше же пускала, куда хотела. Даже к тому, кто «с дырой в носке».

То, что помню из ее слов, в основном про мужа.

… Как было? Как у всех. Познакомились случайно. Сошлись, сама не понимаю. Все разное, мы разные. Парень, «бабушкин» свитер, очки, один носок драный. И я, с зарплатой почти в тысячи долларов. По тому курсу, это было… в общем, очень много было. И это еще не считая подработок. Хотя, не важно. А так… умный, талантливый и совершенно несчастный. А может, мне так казалось. Хотя, нет, уверена, что несчастный, по глазам увидела. Невероятно привлекательный! Вот, что! Для меня, наверное… до сих пор не знаю, почему.

Встретились на книжной выставке. Еще бутерброды мне предложил. Сказал: Вы такая красивая, возьмите мои бутерброды. И протянул пластиковую коробку, перетянутую резинкой. Резинка еще, как раньше в трусы вдевали. Серая, толстая, зашитая черными нитками в кольцо. Черт, меня аж пробрало «бр-р». Может с этого все и началось!?

Ну, я взяла. И так далее. Я вам не сказала, у меня испанские корни. Я испанский учила с детства, даже с дедушкой один раз в Барселону ездила, когда никто не ездил, до девяностых. Музеи, коррида, все эти костюмы, в общем… была я вся такая «загранишная», не только в том, что много зарабатывала. Представляла сразу несколько крупных издательств. Когда работать начала, побывала в Европе, даже в Токио была, да много где… машина своя. По тем временам это что-то значило, не знаю, помните ли. И вот он «с дырой в носке». А ну да…

Первый раз переспали у меня, сразу после выставки, после бутербродов этих. Он поехал, хотя вроде и рад, но голову повесил.

Когда ко мне пришли… у меня квартира была, от деда досталась в одном из домов-книжек на Калининском, на Новом Арбате, то есть, и я смотрю, как-то он ходит странно. Спрашиваю: Ты чего, нога болит? А он: Да, нет. Наступил на что-то, наверное… Ну да, потом догадалась. Это он, чтобы дырку в носке не показывать.

Дальше как-то все само закрутилось. Он электронный каталог придумал, фирму создал по электронному учету. Его, может, поэтому, никто не тронул в девяностых. Хотя тогда всех коммерсантов трясли. Но, кому вообще нужен был тогда электронный учет? Да и никто из тех людей вообще не знал, что это такое.

Но, постепенно пошло. Один крупный заказ, второй. Я тоже помогла. Как журналистка, я со многими людьми могла встретиться, просто позвонить. В том числе из государства или на прием попасть.

Сейчас у него крупный холдинг, заказы по всему миру. А я домохозяйка. Уже десять лет ничего не пишу, пятнадцать не работаю. Как дети родились. Да, у нас двое детей. Как в том фильме, только наоборот, девочка и девочка… Обе учатся в Сингапуре. Совместно так решили. И правильно, пусть… Да и они уже взрослые. А я хожу по этому большому дому. И все вспоминаю, как Леня, моего мужа Леня зовут, тогда дошел до ванны, в одном рваном носке, потом обернулся и так виновато: Да, наверное, наступил на что-то… и так еще, ступню больше подогнул, как птичка.

И мне стыдно. Знаете, почему? Потому, что я о тех временах скучаю. Может, я вернуть хочу, чтобы я снова была такой крутой-молодой, а он таким. Не знаю, хотя глупо это все, банально.

Просто… мне иногда кажется, что это я теперь, как он тогда, в дырявых носках хожу. В свитере каком-нибудь, как мешок. В общем, вот такая история. Не знаю, может я вообще не совсем правильно пришла. Чего-то не хватает, но чего?

– А что вы чувствуете? – в действие пошел мой дежурный вопрос-пятиминутка. Тупой до основания, но действенный. Особенно, когда нужно задвинуть клиента с дерьмовыми обращениями типа «Может, мне чего-то не хватает?».

– Я чувствую… золу я чувствую.

– Злость? – не понял я.

– Золу. Пепел, где-то там. – Миранда показала назад, за спину.

– Пепел в прошлом?

– Да нет, в прошлом как раз нет. Я не знаю. Зря я про это, меня мое журналистское сбивает. В общем…

И правда по-журналистски – это «зола-пепел внутри», но милфологически точно: пятидневный цветок чувствует приближение пепла, которым станет. Это больно. Одновременно, приятно. Жизнь – распад. И вечное желание распад приумножить, чтобы сохранить.

Как энтропия… Так соединяется наша лженаука с фундаментальными, мистер Фи?

***

Для милфологии: пятидневный цветок все знает. Может с этим мириться и мирится. Пепел внутри, сложно не мириться. Да, «цветку» хочется пустить «пепел» по ветру, не складывать тяжелыми серыми штабелями. Жить ему еще хочется.

Еще важное для милфологии: настоящая милфетка всегда дает новые возможности. Ничего не забирает, но и не жертвует. Просто ей нужно, чтобы все вокруг было лучше, а лучшее – лучшим. Тавтология. Зато как есть.