Читать книгу Великий Дух - Алекс Сайлент - Страница 2

Бескрайняя каменистая пустыня была единственным, что могла предложить вниманию одинокого скитальца маленькая и невзрачная планета Эриэлия. Её отличало абсолютное отсутствие растительности, а также крайне бедный животный мир. Лишь регулярные перепады высот, небольшие горные системы и впадины хоть как-то разнообразили этот путь. Небо было ясным, ничто не мешало главному Солнцу, которое было таким непривычно близким и большим, палить нещадно, и температура приближалась к критической даже здесь, вдали от экватора, но в дорогом защитном костюме высшей категории, полностью скрывающем тело, путник ощущал себя вполне комфортно. Уже неделю Катэр шёл по этой неприглядной пустыне, концентрируясь лишь на следующем шаге и регулярно с пугающей лёгкостью забывая о том, кто он, как оказался здесь и куда направляется. Это была его медитация, его сюрреалистичный транс, он опьянялся каждым шагом, этот пейзаж настраивал на особое возвышенное умиротворение, покорное принятие того факта, что всё в нашей жизни лишь прах, изнывающий под беспощадными лучами агонизирующей звезды. О да, за эту неделю он мог подумать обо всём, на что не хватало времени столько лет, он мог постичь всю свою жизнь. Многим казалось невероятным, что подобное место может привлечь людей из других миров, процветающих и полных жизни, однако теперь Катэр понимал, насколько закономерно то, что такому огромному количеству судеб будет суждено сплестись именно здесь – в этом безумном решении было столько символизма, и все остальные тоже ощущали этот голос судьбы, этот аромат и тепло колыбели жизни. Теперь он был уверен, что легенды не лгут, что этот невероятный трепет, наполняющий его при контакте с этим миром, неслучаен.

Вся эта неделя слилась в одно бесконечное мгновение, без начала и без конца. Теперь он не понимал, как он мог сомневаться в том, что окажется здесь, что пройдёт по этой пустыне, что доживёт до этого паломничества, до этого идеального момента, который столько раз являлся ему в прошлом, который стал частью его памяти и его души ещё до того, как успел начаться. Казалось, что он всегда маячил где-то на горизонте событий, и надо было всего лишь немного присмотреться, чтобы различить его. Катэр не смог бы объяснить другому человеку это безумное опьянение происходящим, не смог бы объяснить, зачем хотел пройти этот путь и что особенного в этом маршруте, он просто шёл и раз за разом говорил себе, что все живые лишь повторяют уже кем-то пройденный путь и рассказывают на новый лад историю о нём. Он не боялся. Нет, он знал, что за пределами этого момента будет ещё очень многое, будет самое главное, будет та самая судьбоносная встреча с великим множеством людей из других миров, которая должна стать успокоением после всех страданий и потерь, всех кошмаров его разрушающегося мира-анархии. Он не уставал. Нет, его дух подпитывался силой и незримой энергией прямо из окружающего пространства. Он ощущал его близость – того неизвестного, что когда-то прошёл этот же путь…

Иногда он снимал шлем, не только ночью, но и в дневное время, и тогда обжигающий воздух начинал казаться ему наэлектризованным, в нём было что-то особенное, чего не было на других планетах, всё вокруг было буквально пропитано вкусом исчезнувшего экзистенциума. На каждом шагу он прикасался к чему-то непостижимо древнему, как жизнь или само время, к самой вечности, к чему-то необъяснимо болезненно-близкому, к чему стремилась его энергетическая сущность. Он был подобен сироте, вернувшемуся в родные места, которые не помнил, но любовь к которым пропитала самые глубины души, преисполненной отчаянной жажды снова обрести родных, творца, смысл, найти объяснение всех тайн жизни. Можно сказать, что он шёл в тишине, но в то же время весь мир стал его музыкой, пространство проходило через его душу и моментально преобразовывалось в мелодию, он ощущал эти ноты, каждый переход и каждую тональность. Через него струились потоки энергии, ещё не кристаллизованной, энергии не от мира сего, либо из прошлого, либо из далёкого будущего – по крайней мере, ему хотелось в это верить. Он не спешил. В запасе было ещё целых четыре дня. И он не жалел о том, что проведёт их вдали от комфорта. Лишь в этих скитаниях он мог успокоить свою израненную душу, что было так необходимо перед началом великого турнира.

Следом за ним летел небольшой энергоконтейнер, подключенный к его костюму, в котором за прочной защитной оболочкой были надёжно спрятаны все его немногочисленные вещи. Еды осталось совсем мало, но это не было проблемой – он вполне мог прожить несколько дней без еды и продолжать путь. Движение помогало абстрагироваться от напряжения, создаваемого голодом, но вот запасы воды в костюме подходили к концу. Также приходилось экономить энергию для охлаждения тела, и это было уже не так просто, но он с молодых лет отличался физической силой и невероятной выносливостью. В его костюм был встроен прибор, реагирующий на приближение крупных живых существ, он всегда предупреждал Катэра о возможной опасности и будил по ночам. Но в большинстве случаев это была ложная тревога – причудливые звери этого мира даже не пытались напасть на него, будто одурманенные жарой, будто ожидающие чего-то и не желающие, чтобы их отвлекали от этого ожидания. Вид человека вызывал в них ленивое удивление, и не более того. Он спал крепко прямо под открытым небом на голой земле. Усталость была столь приятной. А ночи были такими прохладными и тёмными в это время года. Планета находилась в той части орбиты, в которой два других крупных источника света из их системы тройной звезды были почти не видны, когда наступала ночь. Красное Солнце лишь слегка поднималось над горизонтом на закате, а Голубое на рассвете, тут же затмеваясь светом ближнего Жёлтого Солнца.

На его пути встречались огромные фазозии – ползающие безвредные создания, на возвышающейся над остальным телом голове которых красовался огромный глаз диаметром в районе метра, пугающе напоминающий человеческий. Их тело было покрыто множеством жгутиков, которые оптимистично шарили по поверхности пустыни в поисках пропитания и кристаллов жизненной энергии, которые затем всасывались поверхностью тела. Также Катэр часто натыкался на дигр – большую часть времени неподвижных и легко меняющих форму, не боящихся того, что какую-то часть их тела отрубят или съедят, потому что их способность к регенерации была просто фантастической. У них не было органов чувств развитого зверя, в обычном состоянии у них был только огромный рот, в котором таились экзоловушки для любой мелкой живности, которая полагала, что это не живой организм, забиралась в пасть, после чего та захлопывалась. Дигры могли провести на одном месте час или несколько недель, а затем, повинуясь какому-то недоступному человеческому пониманию импульсу, переползали примерно на метр в сторону, точнее как бы переворачивались гармошкой, после чего медленно отращивали себе новый рот на новом месте.

Несколько раз Катэру пришлось отбиваться от стай ротокрылов, название которых говорило само за себя. Это были летающие уродцы, тела которых представляли собой нелепый обрубок, состоящий почти полностью из пищеварительной системы и способный также ползать на шести маленьких ножках. Размах крыльев был от одного до двух метров, они были быстрыми и сообразительными, их глаза были маленькими и видели плохо, но зато у них был прекрасный нюх, и для человека без защитного костюма они были смертельной угрозой. Но Катэр не испытал особых проблем с ними – он ловко уворачивался от их атак и метко стрелял из своих экзопушек, встроенных в рукава костюма. Всего через несколько минут вся стая лежала замертво. Однажды он встретил ротокрылов, отдыхающих на поверхности, раздутых и сонных, успевших хорошо поохотиться, явно готовых провести в этом состоянии несколько дней. Он не стал их трогать. Часто встречались черви-камнееды, способные проглатывать самые прочные породы, переваривать их и извлекать необходимое для жизни количество экзома. На этом общем невзрачном фоне, безусловно, выделялись светолины – быстро бегающие птицеподобные создания, у которых было две ноги, длинная шея и средних размеров голова неправильной формы, как бы с бугорком, торчащим вперёд, на котором виднелся самый большой из трёх фиолетовых глаз. Самым примечательным, конечно же, было то, что у них не была рта. Они питались исключительно солнечным светом, точнее теми микроскопическими частицами экзома, которые исторгали звезды. Всё их тело было покрыто разноцветными яркими чешуйками, которые играли роль солнечных батарей. Но главной батареей, конечно же, был огромный хвост, на бегу находящийся в собранном состоянии, но, когда светолин находил новую хорошую точку, хвост распускался и начинал жадно поглощать свет. Ростом они были чуть ниже человека, но хвост возвышался на три-четыре метра, поэтому в таком состоянии они выглядели по-настоящему величественно. Им точно нравился здешний климат. А их внешний вид вполне мог порадовать человеческий глаз. Несколько раз Катэр останавливался в непосредственной близости и долгое время любовался их умиротворённым насыщением, которое никому не могло причинить вреда.

А этим утром ему встретилось по-настоящему причудливое и пугающее создание, в существование которого было сложно поверить человеку с другой планеты. Подобное можно было увидеть только здесь – множество разных существ, соединённых толстыми энергососудами, которые одновременно были независимыми и в то же время составляли единый живой организм. Катэр видел десяток небольших многоножек, которые суетливо перетаскивали остальные части тела, огромный одноклеточный желудок, в котором накапливались питательные вещества и который при этом не мог передвигаться сам, летающие крошечные части, которые были глазами, ушами и носом этого зверя, большие и ловкие хватательные щупальца, которые отвечали за охоту и которые затем отправляли добычу в общий желудок, и множество других частей, назначение которых невозможно было определить. И все они были неразлучны день за днём и год за годом – энергососуды постоянно натягивались, вызывали боль, заставляли насильно подстраиваться под другие части. Как могло родиться подобное? Как оно могло выживать и размножаться? Это была большая загадка. А новых хозяев этой планеты не сильно волновали подобные научные вопросы, поэтому они не тратили время на эти исследования. Меж тем вариативность этих созданий была огромной – все они были неповторимы. И они являлись одним из символов этой странной планеты. Хотя с другой стороны, что такого шокирующего в этой картине? Ведь все многоклеточные – это всего лишь нагромождение сросшихся частей. Вот только эта вариация многоклеточного животного была безумно специфичной.

Пришелец ещё долго оставался под впечатлением от увиденного, и только следующая запоминающаяся встреча заставила его переключиться на совсем другие мысли. Ближе к закату он начал замечать краем глаза, что кто-то явно преследует его. И это была человеческая фигура. Которая бесследно исчезала, когда он оборачивался. Долгое время этот силуэт маячил где-то вдали, но вот наконец-то он резко возник прямо перед ним, словно телепортировавшись. Это была женщина, одежда которой явно говорила о том, что она жительница другой планеты. Они молча смотрели друг на друга. Выражение её лица говорило о том, что она узнала путника, несмотря на то, что его лицо скрывал шлем. Он тоже узнал её. Это была его жена. Он не удивился этому и спокойно подошёл к ней. Она обольстительно улыбнулась и, продолжая молчать, подняла руки, явно приглашая к объятию. Он остановился в метре от неё и начал любоваться её красотой, о чём-то серьёзно задумавшись и не желая торопить неизбежную развязку. Но вскоре она сама начала медленно и как-то неестественно двигаться в его сторону, словно её ноги, скрытые под длинным платьем, парят, и после этого Катэр поспешил активировать энергоклинок, выдвигавшийся из рукава костюма. Он ловко взмахнул им и отсёк своей жене обе руки. После чего раздалось отвратительное громкое шипение и на землю упали два мерзких отростка, в которые превратились руки. А ещё через мгновение женщина исчезла и на её месте появился мираженосец.

Эта тварь была примерно метр в длину, её защищал прочный панцирь, из которого торчало шесть подвижных ног, у неё была жуткая голова, чем-то напоминающая человеческую, на которой можно было разглядеть весьма сложную и насыщенную мимику, а также 10 щупалец, с помощью которых это существо вливало парализующий яд в своих жертв, а затем высасывало энергию жизни. От его головы отходил длинный отросток, на конце которого висел мерцающий кристалл, благодаря которому и создавались миражи – проекции того, что должно было сильнее всего привлечь жертву. Катэр уже собирался убить эту тварь за столь неприятное напоминание о любимой женщине, но через несколько секунд он увидел, что позади неё притаилось пять её маленьких копий – это была самка, которая пыталась прокормить детёнышей. Она скалила зубы, шипела и готовилась к последнему бою, по всей видимости, понимая, что её отпрыски не смогут убежать от человека. Катэр ненадолго задумался, а затем отключил клинок и спокойно бросил им десяток маленьких кристаллов, в которых содержалось несколько недель жизни, по праву принадлежавших ему. Он отошёл подальше, и семейство жадно набросилось на сияющий экзом.

На утро восьмого дня он нашёл возможность пополнить запасы воды благодаря карте, которую можно было посмотреть на экране, встроенном в костюм на левой руке. Он поднялся на небольшой холм и, наполняясь великим облегчением, начал осматривать огромное озеро, дальний берег которого был едва различим. Катэр уже готовился начать спуск к воде, но через минуту он разглядел нечто странное – огромный объект причудливой формы, стоявший на берегу на расстоянии чуть меньше километра и резко выделявшийся на фоне однообразной пустыни. Без лишних колебаний Катэр направился в сторону этого чуда, не став тратить время на воду, потому что любопытство стало сильнее жажды. Через несколько минут он утвердился в том, что это может быть только творение человеческих рук. Это был удивительный дом, стоящий на самом краю пятиметрового обрыва, а его небольшая часть буквально сползала к воде, создавая подобие башни, устремлённой вниз, в которой, как предположил Катэр, должна быть лестница, по которой можно спуститься к берегу и от которой оставались считанные метры до воды. Второй этаж был больше первого и буквально нависал над землёй, выступая на несколько метров, третий же не имел никакой чёткой структуры и состоял из ряда разрозненных наростов – там были и примитивные скульптуры, спирали, сферы и какие-то непонятные глыбы, а где-то была просто покатая крыша. Но сильнее всего глаза резали окна – их было очень много, они были разного размера и разной формы, они располагались на разной высоте и на разном расстоянии друг от друга. Во всём этом не было даже намёка на какую-либо закономерность. Невозможно было сказать, какой формы этот дом, очевидно было лишь то, что он очень большой, почти дворец – самый странный и отталкивающий дворец из всех возможных. В нём вполне могло жить человек тридцать, но вокруг царила абсолютная тишина, намекающая на то, что это явно не так. Он был сделан почти исключительно из глины, которой с помощью мощных потоков энергии были дарованы столь причудливые формы, а также прочность, нарушающая законы физики с точки зрения человека, не владеющего столь мощной энергией.

На той стороне дома, к которой подошёл Катэр, было сразу три входа. Самый дальний был занавешен обычной тканью, он вёл в ту часть дома, которая располагалась на краю обрыва, а ближний находился в какой-то круглой пристройке, похожей на крошечную башню, упиравшуюся во второй этаж. После минуты сомнений и ожидания Катэр решился зайти именно в эту башню, в которую вела самая большая и красивая дверь, но у которой не было ручки и которая просто не могла открыться в привычном смысле слова. Она была закреплена не на петли, а на шест, установленный посередине дверного проёма горизонтально, то есть дверь открывалась вращением, но сверху вниз, а не справа налево. И Катэр далеко не сразу смог понять, что нужно приподнять её нижнюю половину и после этого буквально проползти под ней, а она оказалась очень тяжёлой, потому что тоже была сделана из глины. Но награда за эти старания оказалась крайне сомнительной – в этой круглой башенке не было абсолютно ничего, даже под ногами была просто земля. Задерживаться там не было смысла, и он направился к небольшому проёму, благодаря которому смог войти в коридор, тускло освещённый не окнами, а лишь щелями наверху, но главное, что света было достаточно для того, чтобы понять, что и в коридоре не было абсолютно ничего – только стены, потолок и земля. Он прошёл примерно 10 метров и упёрся в стену, слева был проём и простенькая дверь из какого-то лёгкого материала, с открытием которой проблем не возникло, после чего он благополучно вышел из дома и осознал, что это был один из трёх входов. Его наполнил немой шок и даже нечто похожее на тревогу. До этого дня он не мог представить, что подобные вещи могут вызвать столь сильные эмоции, но они смогли, ведь это нарушало привычные законы мировосприятия, привычную человеческую логику – это был просто коридор, соединяющий два входа, в котором абсолютно ничего не было и через который нельзя было попасть в дом.

Катэр застыл примерно на минуту, пытаясь постичь увиденное и готовясь позвать кого-нибудь, но делать это всё же не пришлось – через дальний проход из дома вышел какой-то человек. Он сделал несколько неспешных шагов, остановился и начал внимательно и пугающе спокойно смотреть на незваного гостя. На его лице не отразилось никаких эмоций, ничто в его движениях или взгляде не намекнуло на удивление или страх. Казалось, что он всегда ждал Катэра и закономерность этой встречи не могла вызвать сомнений и вопросов, он был спокоен, как водная гладь озера, и продолжал молча смотреть на пришельца. Он был среднего роста и пугающе худым, с короткими волосами, мертвенно невозмутимым лицом, черты которого были скорее отталкивающими, нежели приятными, его кожа была смуглой, но не настолько тёмной, как можно было ожидать от жителя этой планеты. Он точно не был молод, но и не был дряхлым стариком – по стандартам других планет ему можно было дать не более пятидесяти. Из одежды на нём был только большой кусок какой-то простейшей ткани, которую можно было назвать рясой или накидкой, полностью скрывавшей его скелетоподобное тело, кроме головы, шеи и кистей рук. Как выяснилось в дальнейшем, на его ногах не было обуви – они были обмотаны такой же простой тканью. Рассмотрев его как следует и убедившись в том, что ему ничто не угрожает, Катэр отдал мысленный приказ костюму, после чего шлем без помощи рук приподнялся и зафиксировался на спине чуть ниже шеи. Теперь обитатель дома мог увидеть лицо путника – им оказался житель планеты Анаргион, уже достаточно пожилой, но сохранивший красоту и прекрасную физическую форму. Каждое движение и слово Катэра свидетельствовало о большом количестве потреблённой энергии жизни разных сортов. Он медленно приблизился к этому человеку, молчание которого уже начинало настораживать.

– Ты бессмертный? – спросил Катэр на прекрасном экзилонском и, не дождавшись ответа, тут же добавил: – Ты живёшь здесь?

Незнакомец продолжал молчать, направляя свой остекленевший взгляд на пришельца, для которого это была невыносимо долгая пауза. Лишь при большом желании Катэр смог бы разглядеть на его лице признаки разумности и хоть каких-то чувств. Подобным образом Катэра ещё не встречали, никто и нигде, и он уже смирился с тем, что этот человек просто не понимает общесистемного языка, но вот мышцы на его лице начали двигаться, очень медленно и тяжело, будто со скрипом – сначала открылся рот, а ещё через несколько секунд он наконец-то ответил:

– Да.

Даже этого короткого слова было достаточно для того, чтобы понять, что он говорит с сильным акцентом. Катэр мог его понять, но непривычные интонации, ударения и произношение почти всех букв сильно резало слух, ещё больше затрудняя этот диалог.

– У тебя есть вода и еда? Я могу остановиться у тебя на какое-то время?

После ещё одной невыносимо долгой паузы хозяин ответил просто:

– Да.

И, не сказав больше ни слова, не сделав ни одного жеста, он просто развернулся и зашёл в дом. Но это не было похоже на бегство или намёк на то, что Катэру лучше уйти – это вообще ни на что не было похоже, и потому Катэр был в замешательстве и сомневался секунд десять, но всё же решился зайти следом. Он оказался в большом помещении, залитом ярким светом благодаря огромным панорамным окнам, выходящим на озеро, и почти пустующем, в котором было совсем немного невзрачной мебели, голые стены, но хотя бы был глиняный пол вместо голой земли. Бессмертный шёл очень медленно и потому Катэр успел догнать его на входе в соседнюю комнату, в которой не было окон, она была меньше и прохладнее, но зато там было значительно больше вещей. Там были столы, на одном из которых стоял сосуд причудливой формы, к которому подошёл хозяин дома и из которого налил воду в глиняный стакан, который и передал гостю. Утолив жажду, Катэр спросил:

– Ты говоришь на экзилонском?

– Да.

– Это хорошо. Удобно, когда главный межпланетный язык так похож на твой и у тебя есть почти триста лет, чтобы его выучить! – он попытался пошутить, улыбнуться и тем самым привнести в разговор дружескую лёгкость, но хозяин никак не отреагировал, будто никогда не слышал про юмор и улыбки, будто мышцы его лица просто не были приспособлены для этого. Он молчал, и его лицо выражало всё то же леденящее равнодушие – не недоверие или страх, а скорее просто отчуждение или скуку. Это была первая и последняя попытка Катэра пошутить.

– У вас же есть имена?

– Рогон.

– Это твоё имя?

– Да.

Он делал такие долгие паузы и говорил так неестественно медленно, словно издевался, явно подбирал каждое слово и отбрасывал всё лишнее. Абсолютно всё говорило о невозможности эмпатии, подлинного контакта, он был словно умственно отсталый, отрешённый от всего людского, уже не человек, а какая-то иссохшая куколка, которой не суждено переродиться в нечто прекрасное и способное летать.

– Вы все так говорите? Все бессмертные? Или только ты?

– Все.

– И почему? Для этого есть какая-та причина? Вы всегда так разговаривали? Или это стало частью какого-то плана, новой философии?

– Слова – источник страстей. Меньше слов – меньше страстей, меньше разрушений.

После этого Рогон начал молча ходить по комнате и что-то искать. Как выяснилось, он искал подходящие для такого случая угощения, которые затем поставил на стол и жестом предложил гостю присесть. Стол был большим и по-своему красивым, но очень низким, поэтому Катэру предстояло сесть на пол. На тарелке лежало что-то напоминающее мясо какого-то неведомого зверя, сваренное, без всяких приправ – ничего заманчивого, но и ничего отталкивающего. Катэр вроде бы и хотел задать ряд закономерных вопросов, но его резко оттолкнула их банальность, а также убеждённость в их бессмысленности, учитывая уровень красноречия бессмертного. Он не был робкого десятка и не был привередливым, не был гурманом и не был болтуном, поэтому он начал есть без лишних расспросов, также надеясь на то, что хотя бы этим удастся расположить собеседника, который не стал ничего есть. Он просто присел на дальней стороне стола и начал внимательно смотреть на гостя, что создавало дополнительную напряжённость. Катэр убедился в том, что мясо съедобно, пусть и малоприятно на вкус, и решился продолжить этот тяжёлый разговор, хотя бы для того, чтобы нарушить эту тревожную тишину:

– Неужели ты живёшь здесь один?

– Да.

– И ты один построил всё это?

– Да.

– Быть не может. Сколько же у тебя ушло на это времени?

– Необходимое.

– Что? Столько времени, сколько необходимо? Но сколько лет? Ты что, не помнишь?

– Мы не считаем.

– Но ведь наверняка на это ушли десятилетия? Или ты здесь живёшь уже несколько веков?

– Да, – вновь без всяких эмоций и интереса ответил Рогон, словно его спросили какую-то сущую банальность.

– Похоже, что диалога у нас не получится. Хотя мне хотелось бы. Ты и не разговаривал ни с кем уже много-много лет?

– Пару месяцев назад меня навещали.

– Кто? Твои сородичи?

– Да.

– И зачем? Просто посидеть и помолчать вместе? О чём вам говорить? Ведь слова – источник страстей?

– Они поведали мне о готовящемся турнире.

– Ясно.

Теперь уже Катэр сделал паузу, словно по какой-то загадочной причине не хотел говорить об этом турнире, и задумался о том, что он считался отчуждённым чудаком в своём мире и никогда с этим не спорил, но его отчуждённость не шла ни в какое сравнение с тем, что являл собой бессмертный. Он был совершенно лишён эмоций в традиционном смысле этого слова. Это было очень сложно, но через минуту Катэр, подогреваемый не просто любопытством, а жгучей жаждой понять этих людей, о возможности остаться наедине с одним из которых он мог только мечтать в прошлом, всё-таки продолжил:

– Почему ты не живёшь в городе? Ты ушёл или тебя изгнали?

– Ушёл.

– Но почему?

– Хотел пожить пару веков один.

– Просто так?

– Да.

– Если ты не считал или просто не хочешь говорить, сколько лет прожил здесь, то не скажешь и когда родился? Скажешь, что не помнишь? Что жил всегда? Это правда, что все вы живёте уже многие тысячи лет?

– Правда.

Напрасно Катэр надеялся услышать что-то ещё, услышать хоть какую-то историю о далёком прошлом – собеседник вызывающе молчал и очевидно намекал на то, что не рад этим и любым другим вопросам. Кто-то бы на месте Катэра уже задумался о том, чтобы просто уйти и не искушать судьбу, ведь о бессмертных ходило множество пугающих слухов – от них можно было ожидать чего угодно и обычный человек не мог предугадать их действия. Но Катэр тоже был по-своему безумен, он не боялся, и ему было несложно проявить настойчивость, он не собирался отказываться от своего желания, несмотря на то, что оно точно не могло порадовать хозяина:

– Могу я осмотреть дом? Можешь показать мне каждую комнату? Мне очень интересно. Один я делать это не хочу, боюсь заблудиться, да и мало ли, в моём мире люди не любят, когда по их жилищу рыскают чужаки. Не знаю, как в вашем.

На этот раз пауза была ещё больше обычного, бессмертный смотрел прямо в глаза гостя, внимательно изучая его, но после этого ответил коротко и уверенно:

– Пошли.

Экскурсия по безумному дому продолжалась целых полчаса, и бессмертный действительно позволил осмотреть путнику абсолютно все комнаты, хоть ничего и не объяснял. Из того помещения, которое условно можно было назвать кухней, вело ещё три выхода. Первый в сторону башни, спускающейся к воде, второй в коридор, ведущий в другие части дома, а третий в небольшую комнату, в которой хранились запасы экзистенциума. В ней стояли десятки глиняных сосудов разных размеров, наполненных кристаллами энергии жизни – не самыми лучшими её сортами, но всё же здесь явно хранились десятки или даже сотни лет. И хозяин этих запасов демонстрировал их совершенно спокойно, они молча смотрели на это богатство. Как он мог накопить столько? Ведь говорят, что эта планета уже почти полностью истощена. Или они действительно потребляют в разы меньше пищи и энергии по сравнению со всеми остальными расами? Как же тогда они смогли остановить старение? Имело ли смысл спрашивать это сейчас? Конечно же, нет. Катэру стало интересно, разрешил бы он взять просто так этот экзом, а если бы разрешил, то сколько? Может, всё? Но он не стал это проверять. Удивительно, такое богатство и такое нищенское существование, лишённое всех благ, которые можно было бы купить на эти кристаллы. Ему не нужно было даже физическое наслаждение, которое испытываешь, поглощая это вещество – поглощая само время.

Постепенно Катэр понял, что все комнаты, все части этого дома были лишь экспериментом, отчаянным поиском чего-то нового – в этом не было никакого чёткого плана, прагматизма, стремления к изяществу. На первом этаже был настоящий лабиринт помещений, неописуемый, неприглядный, по большей части тёмный и пугающий. Комнаты были разных размеров, разных форм, пол был на разной высоте, за счёт вырытых углублений комнаты становились очень высокими, а где-то наоборот пол возвышался и гостю приходилось нагибаться, где-то были ложные лестницы, которые никуда не вели. И среди всей этой круговерти красовалось великое множество странных деталей интерьера, пугающих скульптур, которые было сложно рассмотреть из-за полумрака. Каким же безумцем должен был быть Катэр, чтобы не бояться всего этого и продолжать следовать за хозяином дома, не надевая защитный шлем. В какой-то момент они наконец-то смогли найти лестницу, ведущую на второй этаж. Катэр обратил внимание на прочную дверь и засовы, которые вполне могли стать непреодолимым препятствием для того, кто хочет пройти в эту часть дома. Он наверняка должен закрывать её, как подумал Катэр.

На втором этаже всё оказалось чуть более приятным и привычным глазу – десять больших спален, но, конечно же, все они были очень разными. В одной из них был большой балкон, с которого по спиральной лестнице можно было подняться на третий этаж, который оказался не менее причудливым и нелогичным, чем первый. Конечно же, во всём доме не было никаких современных технологий, всё было предельно архаичным, настоящим приветом из доисторических времён. Современный человек вряд ли смог бы прожить в таких условиях хотя бы неделю. Они закончили осмотр, вернулись на второй этаж и задержались в одной из спален, которую отличало отсутствие целой стены. Они встали на расстоянии в несколько метров друг от друга у самого края и начали смотреть на озеро. Бессмертный не обращал внимание на Катэра, который устало прижался к стене и через несколько минут начал очередную попытку пробудить в хозяине желание отвечать на вопросы, осознав, что пока не готов уходить и желает высказаться:

– В моём мире есть слово для обозначения вашего народа – «парантеденио». Его можно перевести как «презревшие смерть». Мне никогда не нравилось это слово, хотя я признаю его правомерность. Я всегда считал, что вас в равной степени можно назвать «презревшими жизнь».

– Понимаю.

– Понимаешь? Ну да, конечно, вы же всё на свете понимаете. Вы подлинные мудрецы.

– Мне не нравится ни одно из названий, данных нам жителями других миров.

– Почему?

– Назвать значит заклеймить. Значит ограничить. Создать иллюзию завершённости.

– Да, но всё же названия необходимы, чтобы не путаться. И если ты не хочешь ничего говорить, то скажу я. Да, все знают, что много тысяч лет назад вы презрели смерть, но ради чего? Разве это можно назвать жизнью? Вы остановили историю. Вы сделали свой мир статичным. Вы не позволяете появиться ничему новому, появиться новой жизни. У вас нет детей, нет семей, нет страсти, жажды, стремлений, мечтаний. Вы не мертвы, но и не живы. Я смотрю на тебя, и у меня не возникает ощущения, что ради такого существования стоило прерывать естественный ход вещей – останавливать борьбу за энергию и прогресс. Скажи, ради чего ты продолжаешь жить в этом непонятном трансе, на этом берегу, в этом абсолютном одиночестве? Это не жизнь, а какое-то извращение, насмешка над природой, жалкая прихоть горстки стариков, которые цепляются за своё убогое существование на этой невзрачной планете, помимо которой вы ничего не видели, не знали и не хотите знать!

Катэр был почти уверен в том, что этот монолог точно сможет пробудить хоть какие-то эмоции в бессмертном и заставить его говорить, пойти на откровения, но нет. Рогон даже не посмотрел на собеседника и, сделав привычно большую паузу, невозмутимо ответил:

– Надо быть верным бессмертию.

– О да, ваш знаменитый девиз! Это всё, что ты можешь ответить? Цель вашей истории была в том, чтобы заслужить бессмертие. Но ради чего?!

И после этого вопроса наконец-то свершилось чудо, бессмертный не стал отмалчиваться и выдал свой самый большой монолог, растянувшийся на несколько минут, потому что говорил он всё так же натужно, словно из последних сил:

– Твоя логика исходит из краткости твоей жизни. Любая вещь преломляется через этот срок. Всего 60—70 лет. Это очень мало, чтобы увидеть всё со всех сторон. Для нас всё иначе, поверь. Я не смогу объяснить это. Мы не всегда были такими. И велик шанс, что однажды всё изменится. Мы снова станем одержимыми, как в ту эпоху, когда заслужили, отвоевали бессмертие, даровали ему право на существование. И страсти могут вернуться. Мы переживаем бесконечное число форм, ничто не абсолютизируя и не превознося, не делая идеальным. Мы прожили тысячи лет и понимаем, что твой вопрос не имеет смысла. Цель есть игрушка для смертных. Нам она не нужна.

– Вы были одержимы? И как же это было? Как вы завоевали бессмертие?

– Ты ещё не готов услышать и понять это.

– А может, это ты ещё не готов рассказать?

Наконец-то Рогон повернул голову и посмотрел на собеседника, после чего ответил с каким-то едва уловимым, но всё же новым оттенком в голосе, которого не было прежде:

– Возможно.

Катэра, конечно, не могли удовлетворить подобные ответы, но он смог сдержаться и не стал провоцировать конфликт – он решил, что сможет ещё немного продержаться и понаблюдать. Да, он хотел наблюдать и не хотел уходить, а хозяин и не пытался его выгнать. Он не стал спрашивать о том, когда Катэр собирается уходить, как он оказался здесь и что собирается делать, он вообще ничего не спрашивал – либо его это совершенно не интересовало, либо он мог каким-то непостижимым образом всё понять сам. Через несколько минут он спокойно объявил, что ему пора браться за дела. И на этом всё. Он не стал призывать гостя уйти или предлагать присоединиться, он просто вышел из комнаты. Катэр задержался на несколько минут, ещё раз всё обдумал и пошёл следом. Ему было интересно найти обратный путь самому, но вполне предсказуемо это не было лёгкой задачей. Он нашёл бессмертного в той же комнате, где принимал пищу. Тот заканчивал сборы вещей и вскоре направился в сторону башни. По искусно сделанной винтовой лестнице он спустился прямо к берегу и неспешно принялся за те самые дела. А Катэр оставался немного в стороне и час за часом наблюдал за ним, ничего не спрашивая и не говоря, словно желая постичь что-то очень важное – его не отпускало мучительное любопытство. Он понимал, как рискованно оставаться здесь на целый день, он мог опоздать к началу турнира, но он не мог уйти, ведь в происходящем было нечто мистическое и завораживающее. Рогона не смущали наблюдения, словно пришельца не существовало или же всё это было такой привычной мелочью. Дела растянулись на весь день, то есть почти на десять часов. Сначала он добывал глину и работал над созданием новых блоков – они были разной формы и разных размеров. На берегу хранилось огромное количество таких блоков, готовых к продолжению строительства. Он в равной степени работал с помощью рук и с помощью энергии своего тела, обрабатывая и придавая форму блокам, не прикасаясь к ним. Затем целый час он просто сидел на берегу и смотрел вдаль – это вполне можно было назвать медитацией, которой не мешали лучи солнца. Катэр сидел позади в тени обрыва и тоже погружался в мысли, вспоминал всю свою жизнь и в очередной раз пытался ответить на самые главные вопросы.

После этого перерыва бессмертный начал обход озера. Он собирал крошечные кристаллы экзистенциума, в песке и в воде, находя их каким-то непонятным образом, просто чувствую их близость. Гость шёл следом и молча наблюдал за каждым движением. Вполне закономерно это заняло более двух часов. На ходу он также отвлекался на охоту, если это можно было так назвать, потому что поймать этих существ не было проблемой даже для этого человека, двигавшегося словно в замедленной съёмке. По берегу в поисках энергии жизни ползало и ходило огромные количество малоприятных тварей, которые не сильно отличались друг от друга, но всё же они явно не были представителями одного вида. Они были разных размеров – совсем маленькие и большие в несколько метров. Почти у всех была раковина причудливой формы серого цвета, из которой торчала голова и три антенны, на которых были глаза. По всему телу у них было множество осязательных щупалец, и большинство ползало с помощью некоего подобия кисти руки, пугающе похожей на человеческую, которая составляла нижнюю часть их тела, но они были слишком медлительными. Они выглядели крайне странно и неприятно, в мире Катэра не было ничего похожего на этих существ. Они позволили бы убить себя без протеста и борьбы, но Рогон не делал этого – он выбирал тех, что упитаннее, у которых из-под панциря торчало больше мяса, подходил и спокойно отрезал его, что не приводило к смерти рукообразного. Этот берег был плодороден и позволял накапливать достаточно энергии, и они могли быстро регенерировать потерянные части тела. На минуту Катэру стало мерзко от мысли, что именно это мясо он и ел, но опять же, он не был привередливым аристократом-домоседом и потому быстро смог примириться с этим, тем более что его живот работал без перебоев, а это самое главное. Бессмертный складывал кристаллы в один сосуд, что поменьше, а мясо во второй. Таким нехитрым способом за эти часы он насобирал как минимум неделю жизни. Люди на других планетах могли только мечтать о подобном – о том, чтобы самое ценное вещество во Вселенной и самую ценную валюту можно было в таких количествах просто собирать под ногами, а ведь он делал это уже немыслимое количество лет. Рогон оставил добычу в доме и вернулся на берег, чтобы ещё час посвятить медитации, после чего он спустил на воду старую лодку и поплыл к центру озера, оставив гостя на берегу. У него было всего одно весло и он плыл так невыносимо долго. Наконец-то достигнув центра, он остановился и начал бросать в воду большие горшки, обвязанные верёвкой. Затем он поднимал их со дна и внимательно процеживал почву, в которой почти всегда удавалось найти ещё немного ценных кристаллов и прочих приятных мелочей, которые можно было использовать для создания всех тех причудливых вещей, что наполняли его дом. Затем ещё несколько часов на созерцание и мысли на берегу, облагороженные столь приятной усталостью. Вот так легко и спокойно наступил вечер. Затем Рогон неожиданно подошёл к гостю и сказал о том, что закончил с делами и что теперь пора возвращаться домой, чтобы поесть и готовиться ко сну. Они поднялись по лестнице, и на кухне Катэр первым делом спросил:

– И ты занимаешь только этим каждый день? Год за годом? И никакого разнообразия?

– В разное время года я отдыхаю и сплю в разных комнатах.

Это не было шуткой. Рогон приготовил ужин, не только для гостя, но и для себя. Впервые Катэр видел, как бессмертный ест. В его тарелке была небольшая порция варёного мяса. Для гостя же он развёл огонь и пожарил свежедобытые части тел рукообразных, что, конечно, сделало трапезу чуть более приятной по сравнению с утренней. Это был первый столь сытный и питательный приём пищи для Катэра за последнюю неделю. Ближе к концу ужина Катэр сказал о том, что по ходу утреннего обхода дома видел комнату для экзибеллума, и предложил сыграть. Бессмертный серьёзно задумался, а затем покорно согласился, конечно же, без какого-либо энтузиазма. И следующие несколько часов до самой темноты были посвящены той самой легендарной игре, существующей с незапамятных времён, известной на всех планетах и среди всех народов, игре, ради первого межпланетного турнира по которой совсем скоро священный покой этой планеты будет нарушен огромным количеством людей. Поэтому Катэр не удивился, обнаружив это игровое помещение. И он был рад, что наконец-то нашёл хоть что-то общее с хозяином дома. Это была средних размеров комната в дальней части первого этажа, единственное маленькое круглое окно в которой выходило как раз на запад, поэтому закатные краски позволяли им ещё какое-то время хорошо видеть происходящее. В середине было небольшое квадратное углубление, служившее игровым полем. Оно было заставлено множеством фигурок, которые являлись обязательным условием для игры, и прочими вещами, набор которых должен был меняться от партии к партии – эти детали никак не регулировались правилами, точнее правило было как раз в том, чтобы всегда существовал этот эффект неожиданности, чтобы игроки никогда не были уверены в том, что их ждёт и какую стратегию им избрать. Соперники рассаживались в противоположных частях поля и начинали управлять фигурами, внутри которых были особые кристаллы экзома, исключительно с помощью своей духовной энергии, не прикасаясь к ним и не вставая с места. Цель игры могла быть разной. Но в большинстве случаев она состояла в том, чтобы тем или иным способом уничтожить все фигуры противника и забрать все кристаллы экзома, спрятанные на игровом поле. Но при этом далеко не всегда побеждал тот, кто просто хорошо контролировал фигуры и умел быстро атаковать. История игры сохранила имена многих гениальных стратегов, которые развивали многочасовой план, демонстрируя чудеса предвидения, шокируя и восхищая своей фантазией. Для них это был не бой, а подлинное произведение искусства.

Но масштабы этой комнаты, конечно, не позволяли создать подобное. Здесь можно было сойтись только в простейших боевых партиях, но это, конечно, лучше, чем ничего. И Катэру было очень интересно, сможет ли хотя бы тут обитатель этого мира проявить себя и подтвердить свой легендарный статус. Но гостя ожидало очередное разочарование – Рогон был столь же медлителен в игре, как и во всех своих действиях. Его занимала какая-та собственная логика, он занимался развитием своего мини-города и явно не стремился победить. При этом он говорил, что не боится за свои фигуры и позволял оппоненту разрушать их, уверяя, что всё отремонтирует и обязательно сделает новые. После второй победной партии Катэр наконец-то решился сказать, но без злобы, лишь с усталым разочарованием:

– Бессмертный, я же прекрасно чувствую, что ты не играешь в полную силу. Это не добавляет мне желания и радости от победы. Почему?

– Наверное, потому же, почему и ты.

– В смысле?

– Ты тоже не играешь в полную силу. – Катэр безуспешно попытался рассмотреть своего собеседника, сидевшего в дальней части погружённой во мрак комнаты, и не стал спорить. Молчание явно было знаком согласия. – Нам в соревнованиях видится нечто извращённое, противоестественное. Это рудимент. Я мог бы тебя обыграть, но зачем?

– Понимаю.

– Если понимаешь, то зачем прилетел сюда, чтобы участвовать в турнире? – уверенно спросил бессмертный, заставив Катэра сильно удивиться и сделать приличную паузу перед ответом.

– Ты всё понял? Сразу же?

– Не нужно быть бессмертным для этого. Ты хочешь победить?

– Хочу.

– Это вполне возможно. Ты очень силён. Прекрасно чувствуешь соперника, имеешь огромный опыт, можешь быть непредсказуемым, быстрым и безжалостным. В тебе нет страха, ты способен победить любого.

Но теперь уже гость проявил чудеса невозмутимости и никак не стал реагировать на эти комплименты, ни словами, ни даже выражением лица, которое осталось каменным.

– Это правда, что любой бессмертный легко бы победил в турнире, если бы захотел? В вас столько накопленной энергии, умения предвидеть, хладнокровия, концентрации, гениальности, не знаю, как это ещё назвать. Ведь вы играли в это тысячи лет. Неужели вы не сможете победить экзилонцев?

– Не знаю. Кто так считает?

– Это мнение можно встретить на всех планетах.

– Возможно. Но этот вопрос, как и большинство других, не имеет смысла. Как ты верно сказал, никто из нас не сможет победить, потому что нам не нужно это. Ведь это противоречит нашей психологии, тому образу жизни, который мы вели последние тысячи лет.

– Да и величайший в истории человечества приз вам тоже не нужен, ведь так?

– Верно. Не нужен. А тебе он нужен?

– Конечно. Ведь я человек. Но если вам не нужен приз в привычном смысле, то разве вам не хочется победить во имя справедливости? Не хочется лишить этой гордости своих завоевателей? Вам не хочется помочь другим? Вы думаете только о себе?

– Что есть справедливость? Зачем помогать другим мирам, другим народам, если они точно так же расплодятся и станут поработителями, ничуть не лучше экзилонцев? Всё повторяется – люди одержимы своими страстями, любовью, ростом и порабощением. Добро для одних всегда есть зло для других. И наоборот. Мы не настолько глупы, чтобы надеяться изменить людей.

– Лучше бы, чтобы все стали такими, как вы?

– Лишь мы есть справедливость.

После этого они начали третью партию. Катэр активировал несколько экзофонарей, встроенных в его костюм, но на минимальной мощности, чтобы свет был тусклым, хотя они вполне могли продолжить играть в темноте, ведь самым мастеровитым игрокам не нужно было смотреть на поле и фигуры, они всё чувствовали только на им доступном энергетическом уровне. Закрывать глаза не было обязательным условием игры, но это помогало концентрироваться, а также совершенствовало умение чувствовать во всех самых глубинных смыслах этого слова, и Катэр привычно пользовался этим. Но всё же иногда он открывал глаза, чтобы убедиться в том, что бессмертный не пользуется этим приёмом – Рогон внимательно наблюдал за происходящим на поле. Но это не могло помочь ему обыграть гостя, в котором он без труда признал одного из величайших игроков современности среди всех миров. Они могли бы сыграть невероятно красивую партию, провести незабываемую битву, ведь Рогон действительно мог бы победить в турнире, как и любой бессмертный, он мог бы превзойти любого экзилонца, в нём было столько энергии, но не было желания победить, не было страсти – только обречённое желание узреть нечто новое, хотя бы лёгкий намёк на новое, но понятно, что этой мечте не суждено было сбыться. Катэр быстро победил и в третьей партии, приложив для этого лишь одну сотую своих истинных сил. А сразу после этого он спросил:

– У тебя никогда не было чувства, что мы подобны этим фигурам?

Бессмертный привычно медленно поднял голову и перевёл взгляд на гостя. Катэр не надеялся на быстрый ответ и на то, что его мысль была понята, поэтому поспешил добавить:

– Чувства, что мы точно так же созданы кем-то неведомым и просто играем свою крошечную роль в игре, суть и масштабы которой скрыты от нас. Мы играем, и нами играют. Нас просто используют для чего-то. А мы даже не осознаём этого, потому что мы просто фигуры. И есть подозренье, что кому-то становится приятно, когда нам больно. У тебя за эти тысячи лет не возникало такого чувства?

– Возникало. Каждый день. Но это не чувство. Это знание.

Последовало долгое молчание, которое пришлось нарушить Катэру:

– Знание о чём? Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. Я просто согласился.

Он явно что-то недоговаривал. Возникло чувство, что он вспоминает о чём-то, прокручивает в памяти, но не хочет об этом говорить, и Катэр окончательно утратил надежду что-то узнать. А ведь до этого дня он имел глупость удивляться тому, что от этого народа, самого уникального среди всех миров, почти за триста лет удалось узнать так мало. Остался последний вопрос, который он не мог не задать:

– Почему вы так спокойно восприняли появление экзилонцев?

– Мы всегда знали, что этот день настанет.

– Откуда?

– Бессмертие учит предвидению.

– И вы даже не пытались сопротивляться? Просто отдали им свою планету без лишних разговоров?

– Экзилонцы не пытались отнять наши жизни. Всё остальное не имело значения.

Сущность каждого события логично вытекала из бесконечного моря закономерностей, которое за тысячи лет стало частью его сознания. Каждая крошечная волна в сочетании с другими создавала определённое предсказуемое явление, что умел видеть его народ на каком-то недоступном всем остальным людям уровне. Он мог бы сказать это и многое другое, но он ничего не говорил, путник не имел для него никакого значения, ему не нужно было проповедовать, что-то доказывать и объяснять. Был только он, только его мир. К концу этого дня ничего не изменилось, надежды Катэра не оправдались. Он раздражённо помотал головой и подытожил:

– Знаешь, я столько лет мечтал… Хотя нет, это слишком детское и смешное слово… Я столько лет хотел побывать на этой планете. Я хотел встретиться с вами. С легендарными бессмертными, людьми, которые смогли очистись свой мир от греха, преступлений, страданий. Но мне казалось, что вы должны быть другими, что я что-то почувствую, когда встречусь с вами, нечто возвышенное, что я буду испытывать трепет и восхищение. Я действительно допускал, что ваш выбор и есть правильный путь для всего живого. Остановить страсти, тем самым остановить борьбу и старение. Но вы оказались ещё более жалкими существами, чем все остальные люди, ещё более жалкими, чем я мог себе представить. Весь день я не чувствовал ничего, кроме негодования и отвращения. Я не почувствовал никакой великой духовности, никакого счастья, ничего, что оправдывало бы столь длинную жизнь. Где вся та мудрость, накопленная за тысячи лет? Научи меня мудрости! Но ты ничему не можешь научить. Я не вижу в тебе мудрости. Я видел только жалкий эгоизм. Такой же, как и во всех остальных домах на всех остальных планетах.

Последовала приличная пауза, а затем максимально холодный ответ:

– Мы никогда и не стремились к тому, чтобы угодить вам. Для нас вы так же безумны, как мы для вас. Мы не презрели и не предали жизнь. Если бы мы могли, то мы бы избавили мир от всех вас. Ваша жизнь стоит ещё меньше, но ты пока не готов это понять.

– И это всё? Больше ничего не расскажешь и не объяснишь? Когда у тебя ещё появится шанс поговорить с человеком из другого мира? И ты им не воспользуешься?

– Нет. Пора ложиться спать. Можешь выбрать любую комнату.

Сказав это, бессмертный спокойно встал и направился на выход, ярко демонстрируя нежелание продолжать диалог. Катэр не стал его останавливать. Он задержался на несколько минут на том же месте, подумывая о том, чтобы лечь спать прямо здесь, но всё же решил немного побродить по дому и поискать более удобное место для ночлега. И он получал особое удовольствие от сонного блуждания по этому лабиринту, по этому творению безумца, уродливому порождению его не менее уродливой души. Посвятив поискам не менее получаса, он остановил выбор на небольшой комнате в непосредственной близости от выхода из дома. Он, конечно же, не стал снимать костюм, но всё равно это были гораздо более комфортные условия по сравнению с предыдущими ночами. Он нашёл на полу несколько слоёв ткани, которые вместе образовали то, что, пусть и с натяжкой, но можно было назвать матрасом, у него была крыша над головой и иллюзия защищённости. Однако именно этой ночи суждено было стать бессонной и по-настоящему тревожной. Проходил час за часом, он лежал в тишине и темноте и отчаянно пытался уснуть, но безуспешно. Он осмыслял всё увиденное и услышанное за этот день, и эти мысли не давали покоя, теперь он ощущал уже не просто удивление или разочарование, а настоящую злобу. Голова начала сильно болеть, он не ожидал от себя столь сильного проявления эмоций, он вспоминал свою планету, своих родных, прокручивал все значимые моменты жизни, и постепенно усиливающийся гнев направился в сторону хозяина дома, который, как утверждали легенды, должен был всё понять, почувствовать, помочь, но он ничего не почувствовал, он просто молчал и не пытался помочь отчаявшемуся скитальцу. Катэр активировал специальные смеси, которые вводились в тело с помощью костюма, и физическая боль ослабла, но не духовная. Он начал ощущать опьянение веществами, а следом близость нервного срыва. И эта боль помогала выстроить доказательства в пользу того, что этот бессмертный не заслуживает жизни, что его угрюмое благоденствие здесь просто насмешка над природой, над справедливостью, над памятью о всех, кого он потерял. Он не мог уснуть. Это был туман, отчаяние, безнадёжная жажда справедливости, и у него не было шансов успокоиться, ему нужно было как-то выплеснуть всё накопленное, как-то перестать чувствовать себя преданным и осмеянным. Он встал и поспешил в сторону лестницы на второй этаж. Он собирался найти Рогона. А что после этого? Ещё в начале этой ночи он не мог и представить подобное, но теперь он больше всего на свете хотел убить хозяина этого дома, а затем забрать его запасы экзистенциума, по крайней мере, ту часть, что сможет без труда унести, а этого должно хватить на много лет, это может спасти многих людей, помочь честным беднякам, которые умеют любить, желать и сочувствовать. Но сначала надо было высказаться самому и наконец-то заставить говорить это ничтожество, вызвать в нём страх и тем самым доказать… Вот только что доказать? Не важно, он должен был отомстить за себя и за всех остальных! Сам факт такой жизни стал дня него проявлением высшей несправедливости, которую необходимо устранить. И Катэр знал, что его рука не дрогнет, ведь он не просто участник предстоящего турнира, многократный чемпион и однозначно лучший игрок в истории своей планеты, не просто скиталец и безумец, нет, он столько лет работал убийцей, наёмником, человеком, который может решить любую проблему без страха и угрызений совести. Он убил многих людей, и его рука не дрожала, потому что он знал, что они недостойны жизни, что они ужасные люди, а он принимал заказы только на таких людей, благо, что его мир был в состоянии тотальной преступности, поэтому такие люди были на каждом шагу. И он был уверен в том, что эта жалкая пародия на человека тоже недостойна продолжать жить.

Катэр поднялся по лестнице и неожиданно обнаружил, что дверь не заперта, а он уже приготовился взорвать её – как это опрометчиво со стороны великого провидца! После этого он начал осторожно осматривать спальни. Ему пришлось пройти через весь этаж, но в итоге хозяин был обнаружен в той самой комнате, в которой они задержались днём, в которой не было стены. Катэр осветил комнату, но это не заставило Рогона пробудиться – он продолжил мирно спать. И Катэр не стал спешить, словно наполнившись инстинктивной неловкостью, осознанием, что нельзя будить человека, даже того, кого собираешь убить. Прошло минут десять, и неожиданно он осознал, что небо начало светлеть, а значит, ночь уже близка к завершению. Он машинально захотел подойти к самому краю, но через несколько секунд шум его шагов наконец-то заставил бессмертного проснуться. Рогон открыл глаза и немного приподнялся. Лишь молчание и ни намёка на удивление с его стороны. Но это ещё сильнее разозлило Катэра. Теперь сомнений не осталось – он сделает то, что задумал.

– Ты так невозмутим… Такой мудрый, благородный… Святой! Не хочешь ничего рассказывать. Говоришь, что я не готов? Что я недостоин? Посмотрим, что ты скажешь на это!

В следующее мгновение Катэр отдал мысленную команду костюму, шлем скрыл голову, из левой руки вышел энергощит, а из правой энергоклинок. Он буквально пролетел несколько метров, разделявших их, бросился на бессмертного, прижал его щитом к полу и приставил клинок к горлу. Он был уверен в том, что бессмертный должен предвидеть это, он готовился к тому, что у него будет достаточно энергии, чтобы отразить эту атаку, отбросить его или даже мгновенно убить, но не произошло абсолютно ничего. Он не сопротивлялся, он не издал ни звука, но самым невыносимым было то, что на его лице вновь не отразилось никаких эмоций – ни удивления, ни злости, ни осуждения, только усталое всепонимание. Казалось, что он слушает своего убийцу с возвышенным сочувствием:

– Говоришь, надо ценить бессмертие?! Любить вечность?! Истреблять в себе страсти?! А что ты скажешь, если я прямо сейчас лишу тебя всего этого?! Просто так! Думаешь, что готов, что всё понял, всё постиг, всем насладился? Даже не сомневайся, я сделаю это, если ты прямо сейчас не объяснишь мне всё! Абсолютно всё! Где справедливость, где смысл, где творец всего этого кошмара?! Можешь смеяться, но я прилетел сюда не ради турнира, не ради победы, не ради величайшего приза или славы! Я хотел найти здесь ответы! Я хотел услышать их от вас! От бессмертных! Так какого чёрта ты молчишь?! Почему тебе нечего сказать?! Почему ты молчишь?! – В этот момент его голос дрогнул и ему пришлось сделать небольшую паузу. Казалось, что он с трудом сдерживает слёзы. – Ты прожил тысячи лет, и тебе нечего сказать?! Ты тоже ничего не понял и ничего не знаешь?! Ты просто сидишь здесь на своём клочке земли, добываешь своё право на бессмертие, наслаждаешься каждым днём, ничем не интересуясь, вдали от всего, и считаешь себя праведным?! А хочешь, я расскажу тебе свою историю? Пусть ты ничего и не спрашивал! Всего 40 лет назад, когда я был совсем молод, мой мир был полон жизни, но потом началась анархия, безумие, смена правителей, каждый хотел урвать побольше, убийства и насилие стали нормой! У меня было своё прибыльное дело, у меня была любимая жена и трое любимых детей, родители и много других близких людей, и знаешь что? За последние 15 лет их всех убили! Всех… Мы жили в атмосфере постоянных беспорядков, мы каждый день готовились к тому, что на наш дом нападут, мы больше не могли спокойно выйти на улицу, потому что энергии жизни осталось совсем мало. Экзилон обирал нас, ведь они не испытывали того же трепета, что перед вами. Они всё отняли, я лишился всего – семьи, дома, состояния, запасов жизни в сотни лет и веры в то, что можно что-либо исправить! И после этого я начал убивать сам. Не только ради мести. Я стал наёмным убийцей, и я был хорош в этом, как и во всём, за что брался в жизни. Я больше ничего не боюсь, потому что моё сердце уже мертво… А ты не видел ничего из этого! Ты сидел в этом чёртовом доме на берегу озера и воспевал бессмертие, пока все мои родные умирали! Что ты скажешь на это? Ты не знаешь, каково это – жить настоящей осмысленной жизнью, а потом лишиться всего! Ты ничего не знаешь об этой боли! Но я заберу твою жизнь и раздам собранное тобой время нуждающимся! Тем, кто живёт по-настоящему. И это будет справедливо. Не сомневайся, за свою жизнь я убил много людей, а теперь убью и бессмертного! Ну, и что ты скажешь на это?

Катэр прижал лезвие к горлу бессмертного и надавил. И из него начала сочиться кровь, а из надрезанной энерговены пошло тусклое сияние жизни. Оставалось всего одно лёгкое усилие. И он действительно был готов сделать это, но в глазах бессмертного не было никаких эмоций. Он собирался жить ещё многие тысячи лет, но вот в его дом приходит чужак и собирается лишить его этого законного права, но на его лице нет даже намёка на шок, негодование или страх. Он был готов ко всему, он научился принимать абсолютно всё, он признавал справедливость слов Катэра. После привычно долгой паузы он ответил всё тем же спокойным голосом:

– Ничего.

И после этого Катэр наконец-то что-то почувствовал. Именно то, на что надеялся. Тот самый возвышенный трепет перед этими людьми. О да, теперь он начал понимать суть их безумия. Лишь презревшие жизнь подлинно бессмертны. Чтобы заслужить бессмертие, необходимо перестать бояться за жизнь, за свою и за жизнь своих близких, перестать цепляться за каждую мелочь и просто идти по своему пути, что предначертан свыше. Больше минуты он не мог пошевелиться, словно груз тысячелетий сковал его тело, его разум, он не мог ничего решить, не мог отказаться от задуманного, но и не мог сделать решающее движение. Он просто смотрел на лицо бессмертного, которое ничего не выражало, но именно в этом и состояло то самое понимание всей сути жизни, та мудрость, накопленная за тысячи лет. Он обезоружил Катэра без единого движения, сказав всего одно слово. Он не боялся смерти. Или, может, просто он настолько хорошо чувствовал и читал мысли других людей, что прекрасно понимал, что пришелец не убьёт его, понимал это даже лучше самого Катэра, и только поэтому он был так спокоен. Так или иначе, в нём не было страха.

Катэр резко отдёрнул клинок, отключил его, затем отключил щит и отошёл в сторону. Он прижался к стене и, тяжело дыша, молча смотрел на бессмертного, пытаясь найти какие-то подходящие для такой сцены слова. Но вскоре он осознал, что Рогону совсем не нужны извинения – он всё понимал. Вот что означал этот взгляд! Через минуту бессмертный встал и молча подошёл к самому краю, присел и начал смотреть вдаль. Не долго думая, Катэр последовал его примеру. Вскоре солнце взошло над горизонтом, и они целый час молча любовались его неспешным движением, сидя рядом, словно близкие друзья, знакомые уже много лет. И рассвет был прекрасен. Это была высшая поэзия без слов. Это были краски, дарующие счастье. И все тревоги, вся боль и опьянение – всё ослабло, и Катэр чувствовал себя обновлённым. В эти минуты ему казалось, что он достиг окончательного примирения – бессмертный передал частицу себя, научил всему, чему научился сам за тысячи лет. А затем Катэр наконец-то объявил, что ему пора уходить. Они вместе неспешно спустились и дошли до выхода. Собираться долго не пришлось.

– Град бессмертных в той стороне? – спросил Катэр, указав на запад.

– Да.

– Идти ещё в районе трёх дней?

– Да, – коротко ответил Рогон, не намеренно напомнив гостю о самых первых минутах их знакомства.

– Мы ещё встретимся? Что тебе говорит твоё умение предвидеть?

Бессмертный серьёзно задумался, внимательно глядя то ли на Катэра, то ли сквозь него куда-то в будущее, а затем спокойно произнёс:

– Да. Думаю, что да.

– Что ж, тогда до встречи. В одном из миров.

– В одном из миров.

На несколько секунд Катэр задумался о том, чтобы предложить Рогону пожать руку или сделать какой-то другой дружеский жест на прощание, сказать несколько возвышенных слов, но отказался от этого. Бессмертный был привычно невозмутим, за весь этот суточный отрезок на его лице не промелькнуло ничего хотя бы отдалённо напоминающего улыбку. Путник лишь слегка кивнул, а затем развернулся и медленно пошёл в указанном направлении, точно зная, что через три дня покажется тот самый город – конечная цель его пути, город, который столько лет он мечтал увидеть, самое древнее и неповторимое творение человеческих рук, в котором хотели побывать почти все жители всех планет, но шанс даровался лишь единицам. Рогон не стал провожать чужака взглядом до самого горизонта, уже через минуту он вернулся в дом и взялся за свои привычные дела. Он продолжал хранить священный покой, хоть и прекрасно понимал, что скоро грядут большие перемены, что произошедшее является столь очевидным предзнаменованием, что, вполне возможно, скоро ему предстоит покинуть этот дом, в котором он прожил более двух веков. По такому случаю он вполне мог позволить себе погрузиться в бездонную глубину своих воспоминаний. За эти тысячи лет он научился вкушать их без боли, опьяняться, но не хмелеть, любить, но не сожалеть об их утрате, просто любоваться каплями краски на полотне вечности. Он думал о тех людях, что готовятся посетить его планету, людях, которые совсем не похожи на него и других бессмертных, которые не смогут понять его, но которых мог понять он, потому что когда-то давно он действительно был совсем другим. И он помнил абсолютно всё, его память не старела, как и его тело. Почти на весь день он застыл в медитативном трансе, и в его неподвижных глазах была явлена эта пугающая глубина событий. Ради чего он продолжал жить? Каким секретом он не хотел делиться со своим гостем? Чего он ждал, глядя вдаль? Как и всем бессмертным, ему было достаточно надежды дождаться возвращения Творца этого и всех прочих миров. Ведь он обещал вернуться…