Читать книгу Противостояние - Александр Афанасьев, Александр Николаевич Афанасьев, А. Н. Афанасьев - Страница 25

01 октября 1986 года

Колонна уже формировалась…

Иногда Скворцов задумывался – а как было раньше? Году в двадцатом. Ведь у них, в Советском союзе – тоже была революция. И тоже была гражданская война. Неужели также? Или даже хуже? Неужели и там было такое – сплошное предательство, двурушничество, бандитизм. Бессмысленная беспощадность – та же? Все революции на это обречены? А как прадеды справились с этим – ведь им никто в этом не помогал…

Шило и Скворцова подбросил до формирующейся колонны сам майор Квача на разгонном УАЗике бригады. Колонну едва не пропустили – она уже стояла у блока мотострелков, на выезде из города и кто-то в голос крыл по матери, чтобы сдали назад, потому что бронетранспортер не может встать на положенное ему место…

Прощаться не стали – поганая это примета прощаться. На войне все становились верящими во всевозможные приметы и предрассудки. Просто Квача опять покатил в часть – а спецназовца, переглянувшись, зашагали к автобусу…

Сразу за автобусом, верней между ним и блок-постом мотострелков притулились две машины – УАЗ-буханка и Волга, причем Волга почти новая и … черная. В Афганистане с его жарой черные Волги были редкостью.

– Вы кто?

Ага…

– Лейтенант Скворцов. Десант…

– Десант… – с усмешкой переспросил КГБшник, дико выглядящий в черном, ГДРовском костюме и камуфляжной куртке вместо пиджака – это не тот десант, что в пятнадцати километрах от города стоит?

– Он самый.

– Сколько вас?

– Двое?

– Двое? Они что совсем охренели? Тут заместитель заведующего сектором ЦК едет. А они – двоих таких красивых вас прислали и что? Все?

Почувствовав, что сейчас нарвется – КГБшник сменил тон.

– Черт с ним, все равно уже не сделаешь ничего. Потом разбираться будем. Николай Николаевич меня зовут.

– Позывной?

– Что?

– Позывной, говорю? – Скворцов утверждался в своих худших опасениях – позывной какой твой? Как с тобой связываться?

КГБшник немного подумал, а потом выдал

– А вам зачем?

Понятно…

– Давно здесь?

– Что?

– Давно здесь, спрашиваю? – Скворцов начал злиться на все это дерьмо

– С товарищем Пачулиным приехал.

– С Пачулиным… Так вот. В любой момент – даже сейчас – может начаться бой. А в бою должно быть управление. Единое управление, иначе перебьют всех и сразу. Запоминай как текст присяги: я Гюрза, он – Шило. Ты… скажем, Москвич. Десантники… ладно, сам узнаю.

Не дожидаясь реакции на наглость, Скворцов пошел к десантникам, пробежался взглядом, выделил старшего по званию…

– Здравия желаю, товарищ капитан…

Капитан, занятый укреплением кузова выданного им Камаза с помощью мотострелков – видать новый выждали, обалдуи, поднял голову

– Тебе чего?

– Лейтенант Скворцов. Прибыл на усиление.

– Пятнадцатая бригада? – с десантниками часто работали вместе и уж они то своих соседей хорошо знали

– Так точно.

– Сколько вас?

– Двое?

Капитан тряхнул головой – не покачал а именно тряхнул. Скворцов хорошо его понимал – цензурно тут не выразишься…

– Отойдем?

Скворцов утвердительно кивнул…

Отошли – на блок-пост, за шлагбаум. Капитан выудил из кармана мятую пачку «Примы».

– Капитан Будимов… – наконец представился и капитан – будешь?

– Нет…

– Не куришь что ли?

– Не курю. Спортсмен…

– Спецназ… – протянул капитан – из местных?

– Так точно?

– А я … капитан добавил несколько нецензурных слов – вообще из сто третьей. Знаешь, где стоим?

– В Кандагаре. Товарищ капитан, а вас то как сюда припрягли?

– Как припрягли… Операция какая-то идет, в Кабуле свободных людей не нашлось. А я как раз на замену летел… и ребята – тоже. Летели через Кабул, зашли документы выправить… тут нас и дернули… твою мать

– Так у вас что – вообще никто до этого не бывал?

– Почему? – капитан смачно выпустил вонючее облако – я был. Еще сверхсрочников у меня трое. Остальные…

– Мать…

– Вот то-то и оно. Мать. На этого лося цэковского вообще расчета не было. А ему в голову въехало… проверяльщик, блин. Считай, подразделение – как половина. Конечно… мои все через Чирчик прошли, но опыт говорю – только у четверых, у меня и у сверхсрочников. А обстановку местную – совсем не знаю. Куда хоть едем то?

– Мармоль… – лейтенант готов бы закурить сам хотя и не курил – на самой границе. Есть тут такой душок, доктор Набир. Под ним до двухсот штыков было. Сейчас – непонятно сколько, потрепали его очень сильно прошлой осенью. Тут же душки по сезонам воюют – зимой тихо. А у вас как?

– Круглый год.

– У нас проще – в основном на зимние квартиры в Пакистан уходят. Граница же рядом. Так вот – этот душок пришел снова, группа от нас на перехват вышла, вроде как была информация, как они пойдут. А потом вдруг оказалось, что банда эта – из второй категории и в первую переходит. Хотя… если судить по трем предыдущим годам как этот Набир здесь хулиганил… при таких друзьях и врагов не надо, в общем.

– А кишлак этот?

– Тоже нехорошее место. У самой границы – раз. Дорога в него одна, ответвление от основной трассы два. В лощине, можно со скал бить – три.

Капитан снова смачно выругался

– И если нас там накроют…

– Забьют без вариантов. Не вырвемся. Зеленые – они кто, ты их знаешь?

– Нет. Зеленые как зеленые. Переводчика нет, командир у них лопочет по-русски – моя-твоя и все. Нормально взаимодействие организовать не удастся.

Скворцов просчитывал варианты – лезть головой в капкан ему совсем не хотелось.

– Вот как сделаем. У тебя связь с бортами есть? Летуны будут прикрывать?

– Это есть. Пара крокодилов под парами стоять будет.

– Тогда вот что. Рискнем капитально. Делимся на две группы. Ты остаешься в резерве вместе со всеми своими и половиной сорбозов. В кишлак двинем мы двое, КГБшники и оставшиеся сорбозы на трех, нет двух коробочках. У тебя остаются две трети брони, и ты остановишься вне ловушки. Перед тем как двигаться вперед – поднимем крокодилов, попросим проверить, что там впереди. Если что… ты двигаешь нам на помощь, принимаешь командование над сорбозами и вызываешь в помощь мотоманевренную группу с Джелалабада. Как?

– Ты лейтенант… смелый шибко. Слыхал…

– Про старых и смелых? Слыхал, товарищ капитан. Если там засада – то броня не поможет, хоть две коробочки, хоть шесть – спалят. Так у нас хоть какой – то шанс останется.

– Добро… – капитан докурил сигарету, щелчком отправил бычок на пыльную обочину – не знаю, как будет, но с места не сойду, пока тебя не вытащу, если что.

– Позывной у тебя какой?

– Дуб вроде как был

– Дуб и оставим, позывные менять примета дурная. Надо еще КГБшнику доложиться. И лосю этому…

Капитан усмехнулся

– С КГБшником я сам, нормальный мужик… А лосю этому и докладываться не стоит – он поди медсестру уже щупает какую. Скучаешь по медсестрам то…

– Век бы их не видеть.

– Да не… я не в том смысле.

– Тогда скучаю…

* * *

Тронулись нескоро – ждали еще наливник с керосином. Пока было время – как смогли, укрепили КАМаз, на пол мешки с песком набросали, сколько было, борта нарастить и укрепить не удалось. Еще бы «золушку»[99] в кузов – но это вообще на грани фантастики – как говорится, за неимением гербовой пишем на простой.

Наконец – афганский бэтр зачихал, выбросил здоровенный клуб сизого дыма – афганцы за техникой мне ухаживали и обслуживали, только если их заставляли это делать «шурави мушавер» – и стальная змея, пыхая вонючим дымом, попирая колесами каменистую афганскую землю тронулась…

Сам Скворцов сел в КамАЗ рядом с капитаном, чтобы в случае чего принять командование на себя – а вот Шило отправил в машину, где ехал высокий гость из Москвы, заставив того потесниться. Лучше в тесноте… да не с головой простреленной. Сам лось сначала повозмущался, но потом уразумел, что ему выделяют личного телохранителя, прикрепленного на московском слэнге, и утих, утешив себя тем, что личного прикрепленного выделяют далеко не каждому…

Первые километры прошли относительно спокойно – дорога вилась в ущельях, то ныряла вниз, то возносилась вверх, нот сааме главное – ущелья не стреляли. Не стреляла и зеленка – в каких то местах они ехали по долине, по обжитым благодатным местам, по местам где развито земледелие. Возможно, руки местных крестьян когда-нибудь отвыкнут от автомата…

– Слышь, лейтенант… – капитану захотелось немного потрепаться, благо пока возможность была – хочешь, расскажу что наши отчудили недавно?

– Хочу

– Короче так. Есть у нас улицы с дуканами – не хуже чем в Кабуле. А афонек[100] нет. И продавать нечего. Водку – самим нужна. С караванов чего – так не каждый день на караваны ходим. Оружие, патроны – за это свои повесят, да не у всех доступ есть. А летунам что продавать? И вот они придумали. Там полно колпачков, они как бы предохраняют НУРСЫ, боеголовки при транспортировке. Никому не нужны, в общем, если только как стаканы. Но в стаканы ведь и налить чего надо. И вот наши техники из аэродромной обслуги намылились на шурави-базар. Подходят к одному дуканщику, показывают ему этот самый колпачок – есть тебя такое? Очень надо, много заплатим. Дуканщик – нету, а зачем надо? Э… ты не поймешь. Ладно. Будут – звони, как говорится. Так вот – они обошли весь базар. А через пару дней уже другие предложили – эти самые колпачки. Дуканщики скинулись, закупили их – море и …в общем, ищи – свищи на них покупателей

– Русский человек на метле в космос слетает, если надо будет…

– А что хмурый то такой, лейтенант?

Скворцова немного помолчал, раздумывая.

– Я по этой дороге ездил – раз пятьдесят наверное. Первый раз я еду – и по мне никто не стреляет. Вот и думай – к добру это или нет…

* * *

– Дуб-три вызывает борт 018! Дуб-три вызывает борт-018!

– Борт-018 на приеме

– Борт-018, прошу обстановку дальше по трассе, прием!

– Дуб-три, в пределах видимости чисто.

– Борт-018, прошу проверить обстановку до кишлака Мармоль по дороге.

– Дуб-три, принято, проверим как сможем.

Вертушки прошелестели лопастями над колонной и ушли дальше. У любого, прошедшего Афганистан, звук вертолетных лопастей поднимает настроение. С вертушками намного проще, летуны не дадут в обиду, заплюют НУРСами, перепашут пулями любую, дерзнувшую огрызнуться огнем вершину. Пленные духи часто говорили: мы не так боимся вас, как боимся ваших вертолетов. Правда, в последнее время и вертолетчикам стало сложнее работать – к сварке[101], известному врагу вертолетчиков прибавились Стингеры, поставляемые американцами духам. Вертолетам приходилось либо уходить на предельные высоты, откуда они не могли оказать действенную поддержку – либо работать у самой земли нарываясь на смертельный пулеметный огонь. Но летчики, как и все воины советской армии, продолжали воевать, отдавать свой интернациональный долг – хотя откуда этот долг взялся, кто успел нахватать долгов – они сказать не могли.

Но все равно воевали.

– Колонне – стоп! – сказал Скворцов, когда до поворота осталось совсем немного. В этих местах он ориентировался и без карты, хотя бывал – в основном ночью.

Будимов наклонился вниз к люку, передать указание – и колонна постепенно, словно нехотя – остановилась на пыльной афганской дороге, совсем недалеко от того места где она делилась надвое, отторгая из своего полноводного русла небольшой ручеек дрянной провинциальной дороги, ведущей в кишлак Мармоль.

– Занимай оборону – спокойно сказал Скворцов – вышли посты вон туда, там у духов подготовленные позиции. Занимай их первым иначе рано или поздно – обстреляют. Разворачивай АГС, прямо с брони работай если что.

– Добро. Позывные давай сверим. Я как Дуб-три работать буду, частота обычная.

– Лейтенант немного подумал

– А чего хитрого. «Коробочка один» обзовемся.

– Добро, Коробочка-один. Удачи.

– Тебе не кашлять.

* * *

Колонна вползала в кишлак…

Кишлак был как и все горные кишлаки – маленьким, бедным, живущим в основной контрабандой да тем, что удастся собрать с нищих огородов, на которые землю с долины носили на ослах, да на собственной спине. Скворцов всегда поражался – как этим люди так могут жить, и почему они сражаются. За что они сражаются – за право жить, как живут сейчас? Ведь афганский космонавт – в космос летит[102].

Скопище глиняных мазанок, глухие, мрачные дувалы, кривые улочки, с гуляющим в них эхом от моторов БТР. Ни одной антенны, ни одного человека – встречают гостей здесь всегда так, скрываются где могут. Для местных крестьян нет друзей, есть только враги. Друзья – это твой родное племя, все остальные – враги, ничего хорошего от них ждать не приходится. Особенно если пришельцы – с оружием и на ревущей, плюющейся дымом бронетехнике.

Первым делом – заняли позиции на площади. Кишлак казался как будто вымершим – и это было не к добру…

– Внимание. Распределиться по секторам, вести наблюдение!

Как хреново, что вокруг – с миру по нитке. Были бы свои – на месте была бы душа. Хотя – какое к черту на месте, когда голову суем в петлю.

И еще этот наливник, вспыхнет – тогда вообще…

– Пустота. Нет ни птиц ни скота – только террасы с натасканной поколениями дехкан землей. Они таскали эту землю, кто на ослах, кто на спине – пару десятков километров только в один конец и все для того, чтобы собрать скудный, политый потом урожай на своих грядках. А потом половину, а то и больше – они отдадут баю, хозяину этих мест. И они отдадут этот урожай, зная, что им нечего будет зимой есть самим и отдадут безропотно – потому что так делали их отцы и деды, потому что этот, веками установленный миропорядок – от Аллаха. А те, кто приходят из городов под красным флагом, кто выступает на митингах, кто призывает взять всю землю себе, кто призывает спускаться с гор, идти искать работу в городах или брать трактора и работать на тракторах – они от самого Иблиса, их устами говорит Иблис! Они покушаются на установленный самим Аллахом порядок вещей! Они воюют с теми, кто идет по пути джихада, и с ними воюют бледнолицые, шурави, сыны севера! Значит, мучительная смерть- то что они заслуживают, ведь так гласит Коран!

Вот так. И хрен мы чего здесь изменим.

– По фронту чисто. Движения в кишлаке не наблюдаю.

– Слева чисто.

– Справа чисто.

– Склон чист, духов не наблюдаю.

Снова, грохоча винтами, над кишлаком низко прошли вертушки. Немного отлегло – душманы боялись вертолетов как ничего другого, с вертолетами веселее, вертолеты не дадут в обиду, заплюют ракетами любую огневую точку. Если у доктора Набира нет Стингеров…

Скворцов наклонился так, что бы его слышал механик-водитель, сам он сидел на броне – но так чтобы с нее можно было легко и быстро спрыгнуть.

– Вперед! Медленно вперед, понимаешь?

Водитель – афганец, но учившийся в русском училище и понимающий русский язык обрадовано закивал, показал большой палец – понял. Сам лейтенант обернулся, знаками показал держащемуся наготове Шилу, что он собирается делать. Тот ответил знаком – «понял».

Скрежещет, осыпается по колесами гравий – каменная крошка. Местные горы – старые, избитые временем – но все еще остающиеся неприступными. Может быть, когда-нибудь эти горы раскрошатся до основания, и на этом месте будет равнина? Может быть? Только – не в этой жизни…

Мы обречены на войну. Мы обречены сражаться в этих горах. Горы никуда не денутся, пока мы живы. Духи никуда не денутся, пока мы живы. Мы уйдем – духи пойдут за нами, война пойдет за нами. Война не оставит нас в покое.

Пока мы не победим.

Звук движка резонирует, отражается от горных вершин, от стен – и возвращается. Все, буквально все – дышит опасностью. Доктор Набир – не из тех, кого легко взять, это битый и травленный волк. Хитер, жесток, безжалостен. Профессионал – это признавали все, это было видно по операциям, которые он проводил – жестокий и безжалостный профессионал. Он один из немногих, кто «идейный» – это не значит, что Набир отказывается от денег, но основным мотивом его поступков является все-же ненависть. Просто удивительно, что «зеленые» связались с ним и перевербовали, а штаб в Кабуле – этому поверил. Еще неизвестно, кстати – кто кого перевербовал, бывало всякое – и агенты, до этого и год и два поставлявшие ценную информацию приводили группу в засаду. Все – зашевелившаяся зелень на склоне, шорох потревоженной каменной осыпи, на миг мелькнувшая над дувалом голова – все это может предупредить опытного и настороженного человека лоб опасности, позволить в самый последний момент увернуться, вывернуться из костлявых лап смерти.

Несколько афганцев стояли по центру площади – маленькой, расположенной в центре кишлака, той на которой стоит низенькая местная мечеть. Было видно с улицы – они стояли плотной группой, стояли так чтобы шурави их увидели, улица была прямая и вела вверх, на площадь. Откуда они взялись – то знает только Аллах, когда они смотрели на площадь перед тем, как спуститься со склона – их здесь не было. А теперь – были.

– Стоп машина!

Скворцов соскочил с машины первым, стукнул по броне прикладом – командовать все равно не получится, а сам по себе он кое-что сможет сделать если что. Медленно, держа наготове автомат, двинулся навстречу стоящим рядом с мечетью афганцам. Все это походило на какой-то дикий, безумный вестерн, только афганцев было несколько человек, и оружие они сложили перед собой. Лейтенант свой автомат держал в руках, прижав локтем приклад к боку, чтобы можно было стрелять навскидку.

Обдирая бортом дувал, БТР сдал назад, заставляя пятиться и другие машины колонны – все равно в узких улочках кишлака не развернуться и никого не защитить, а свобода маневра нужна. Если с самой окраины работать из КПВТ и маневрировать при этом – не факт что сожгут. У духов тоже не все гранатометчики – снайперы, скорее наоборот.

Дувалы. Пыльная, идущая вверх к мечети улица. Нищая желтизна домов, зловещая тишина…

Топот – сзади. Оглянулся – афганцы, двое. Из колонны. Нарушили приказ, ломанулись вперед. Партядро, блин, один наверное переводчик. Все эти пяртядра… не мучались бы с ними, только проблемы от них. Где они есть – там есть, а где нету – так и не надо, пусть люди живут как веками жили до этого. Не воюют – и ладно. Ну, нет тут пролетариата, чтобы идеалами коммунизма проникся, нету…

Третий – ГБшник. С ними бежит. Этот-то куда сунулся, мудак…

Один из афганцев шагнул чуть вперед. Крепкий лет сорока, заросший бородой. Какие-то четки в руке. Ни дать ни взять – Абдулла из Белого солнца пустыни. Судя по всему, это и есть доктор Набир. Бывший офицер афганской армии, халькист, при Дауде учился в Советском союзе, в училище. Потом сбежал – во время кармалевских чисток, когда гребли всех поголовно, как незадолго до этого гребли сторонников самого Кармаля. Теперь вольная птица, дукандор, несколько дуканов у него здесь и в Пакистане. Умный, сволочь, деньги в дело в торговлю вкладывает. А мы дураки – плодим врагов на ровном месте.

– Вы доктор Набир? – Скворцов остановился за несколько метров от него, спросил по-русски

– Набир-шах[103]… – церемонно сказал афганец, будто он не сдается, а принимает капитуляцию поверженного противника.

Что-то залопотал на пушту афганец – но Набир не слушал его, даже не обращал на него внимания – будто муха жужжит – отмахнулся и все. Ему был интересен именно русский.

– Это вся твоя банда, Набир-шах?

– Первым сдаемся мы. Потом – остальные. Такова договоренность.

Скворцов сделал пару шагов вперед, подобрал с земли автомат, положенный перед ним Набир-Шахом. Дешевая китайская дрянь, такую обычно дают новобранцам, их не жалко если и пропадут. После нескольких магазинов начинает клинить. Неужели, у главаря крупной и опасной банды такое дешевое, никуда не годное оружие?

Набир-шах что-то крикнул – и из-за дувалов начали выходить остальные, один за другим, складывая оружие в кучу между ними – русским воином и афганским бандитом…

* * *

Дальше – все пошло по плану. Обычная сдача, проходили не раз и не два. У мечети поставили наливник, начали раздавать керосин. Керосин в Афганистане стоит дорого, потому что в сельской местности керосинка, керосиновая лампа – основной осветительный прибор. Приехавшие шурави щедро лили остро пахнущую жидкость в подставленные емкости и не брали за нее денег – для афганцев это было дико до беспредела. Но – бери, пока дают и афганцы все шли и шли за подношением от безбожников. Так они и брали, керосин, деньги, муку, листовки – но остановит ли это подношение, память о даре шурави, когда придут в кишлак бандиты и начнут набирать людей, чтобы идти и забить колонну на трассе?

Навряд ли…

Чуть в стороне работал госпиталь. Маленький, всего в одном КУНГе на базе Зил-131, но здесь испокон века не видали и такого. Здесь веками не было ни нормальных врачей, ни нормального госпиталя, все жили под Аллахом и считали, что если кто отправился в райские кущи – значит, так тому и быть, значит пришло его время. Сейчас же врачи-шурави осматривали афганцев, выстроившихся в очередь, давали лекарства, ставили первые в жизни этих простых, живущих на нищей земле крестьян диагнозы. Новая власть добралась и сюда – кстати, нередко было, что после шурави в кишлак приходили душманы и штрафовали тех, кто посмел показаться врачу-шурави.

А перед самой мечетью поставили трибуну. Деревнная самодельная трибуна, украшенная пыльными кумачовыми тряпками, на которых белым было написано непонятно что. Конечно же, советский «упал-намоченный» не удержался от того, чтобы толкнуть речь перед малограмотными афганцами. Получалось это у него плохо тем более с бодуна – но он старался…

Скворцову на все на это было тошно смотреть. Что-то глупое и бессмысленное было в этом во всем, что-то неправильное. И кривляния едва пришедшего в себя после выпитого партейного на трибуне, и раздача керосина, и сдача духов с дешевыми автоматами – их же им и вернули, переписав номера, теперь это был местный отряд самообороны. Разве так ведется война? Нет, разве так ведется война? Разве так вели себя наши деды в сорок четвертом? Освободив свою страну, они вступили на территорию Европы как победители, и погнали врага до самого его логова. Разве можно было себе представить, что какие-то местные фашистские выкормыши, например, на Украине, вот так вот сдаются, им возвращают их же оружие и делают вид, что они теперь охраняют советскую власть в районе?