Читать книгу Удачное распределение - Александр Александрович Телегин - Страница 8
Мрачный день
ОглавлениеНастало тёмное хмурое утро.
– Как дела? – спросил я инженеров, входя в нормировку.
– До темна долбались, в десять часов приехали, – сказал Лукашов.
– Сделали?
– Мастерская! – голосом директора завопила рация. – Саблин! Как там на откормочнике?
– Всё работает, Павел Андреевич.
– Приеду сейчас посмотрю. Ты тоже подъезжай к девяти.
– Слушаюсь, Павел Андреевич!
– Мельников!
– На связи, – отозвался я.
– Как у тебя с агрегатом активного вентилирования?
– К обеду надеюсь закончить.
– Сразу после обеда подскочу, испытаем.
Я встал и направился к выходу, сделав Лукашову знак следовать за собой. В своём кабинете я положил перед ним папку с его рисунками:
– Ты это искал?
– Это! Ты смотрел?! – удивился, испугался и обрадовался Сашка.
– Смотрел. Не бойся, никому не расскажу. Здорово нарисовал! Талант!
– Где ты её нашёл?
– Антонина Ефимовна выдала из своего стола вместе со справочниками.
– Как она к ней попала?
– Ну уж это я не знаю!
– Она у меня в столе лежала…, – растеряно сказал Лукашов. – Я пил в последний раз в день твоего приезда…
– Один?
– Нет. Много всякого народа было.
– А кто?
– Не помню. Начали мы с Петькой Шнайдером. Отпуск его обмывали. А потом. Мелькали лица, не могу вспомнить. Кажется, Белов был Василий Григорьевич, Золотов, да много кого. Потом отключился… Очнулся на складе в ящике… И зачем Ефимовне мои рисунки? Ничего не понимаю.
– Если бы взяла Ефимовна, она бы мне их не выдала.
– А кто? Зина?
– Зачем бы Зина прятала свои портреты в столе у нормировщицы? Знаешь, Саша, ты возьми их домой. Ты где живёшь?
– В Райцентре у родителей. Мать про Зину знает и ненавидит её. Найдёт папку, непременно сожжёт. Гм… Загадка. Слушай, пусть она у тебя в столе полежит, а я что-нибудь придумаю.
– Иди, прими у Вакулы работу, а я ополкаю мастерскую, да за этот чёртов агрегат активного вентилирования примусь. На фиг он кому нужен, только материала перевод. Так и зима начнётся, а у меня отопления нет. А я всё удивлялся, почему мы начинаем бегать только, когда жаренный петух клюнет. А он нас перманентно в задницу клюёт.
Я вышел из прихалапки и направился в мастерскую. Недалеко от входа стоял бортовой «уазик», в кузов которого незнакомый мне пожилой мужик в чёрной куртке и грязной фуражке запихивал деревянный ящик.
– Здравствуйте, – сказал я, – что это вы грузите?
– Да кое-каким инструментиком у вас разжился.
– Забавно. Очень забавно! Так просто приехали, никого не спросив, взяли инструмент и уехали?
– А вы, милый человек, наверное, новый заведующий?
– Я-то новый заведующий, а вы кто?
– А я старый заведующий. Вернее, старейший заведующий. А если совсем точно, первый заведующий этой мастерской. Я её, с вашего позволения, даже строил с самого фундамента. Будем знакомы: меня зовут Александр Эдгардович Крамер. Я завмастерской в соседнем Алабинском совхозе.
Признаюсь, нехорошая мысль мысью, пробежала через голову: «Да сколько же здесь этих немцев!» Стараясь внешне не выдать эту мысль, я представился и спокойно, хотя и несколько холодно, спросил:
– И что же вы у нас взяли?
– Ничего особенного, несколько резцов, метчиков, ключиков, свёрлышек. Мы, не то что ваше ОПХ, совсем бедненькие.
– А мы не столь богатенькие, чтобы всем бедненьким милостыню подавать.
– Это не милостыня, это перераспределение. Из одного государственного кармана, в котором полненько, в другой, в котором пустенько. Я ведь не себе беру. И токарь мой не в свой карманчик, а на совхозную ферму будет сгоны точить, чтобы там вода по трубам бежала. Сильно срочная работа.
– Это всё понятно, но ведь есть порядок. В конце концов, на каком основании Регина Кондратьевна выдала вам…?
– По знакомству, Владимир Александрович, исключительно по знакомству. Я ведь с Региной Кондратьевной бог знает, как давно знаком. С самой Волги, с довоенных времён. Есть там городишко – Маркс называется – так я там ещё до войны окончил техникум механизации и работал механиком в МТС, в которой её папаша был счетоводом. Её знал девчонкой, и женат на её сестре Анне. Может знаете, она здесь комендантом работает. Как-нибудь я вам расскажу эту историю, если вам интересно. Надеюсь, вы не конфискуете то, что я у вас скоробчил. Но, если пожелаете, я вам всё верну с первой же привозки.
– Да нет. Ладно уж. Может и вы нас чем-нибудь выручите.
– Да это ведь здесь между нами, заведующими, так и принято. Прошу прощения, что не к вам обратился. Теперь буду знать.
Александр Эдгардович уехал, а я зашёл в инструменталку и, стараясь придать своему голосу как можно больше мягкости, сказал:
– Регина Кондратьевна! С сегодняшнего дня без меня никому ничего на сторону не выдавайте, даже родственникам!
Инструментальщица обиженно поджала тонкие губы.
На выходе из старой мастерской я столкнулся с Зиной.
– Опять Эдгардыч приезжал? Слушай, Владимир Александрович, зачем в инструменталке столько инструментов. Посмотри, одних свёрел несколько ящиков. А зачем? Только загромождают помещение. Раньше они на складе хранились. Заведующий приходил, брал сколько надо. И вообще не нужна такая инструментальщица. Инструментальщики должны инструменты затачивать, а не выдавать.
– Войду в курс дела, разберусь, – ответил я и взглянул на часы.
Было без пятнадцати минут девять. Кости в сварочном цехе не было, и я отправился в новую мастерскую. Адам Адамович, в пиджаке, пропахшем соляркой, ходил вокруг нашей конструкции.
– Всё-таки много мы вчера сделали!
– Ну да! Сейчас обрешётку закончить, площадку под вентилятор присобачить и оси для колёс приварить.
– Много ещё работы.
– Думаешь, не управимся до обеда?
– Чёрт его знает. Как пойдёт.
– Что-то не спешит Костя.
Адам Адамович промолчал и закурил папиросу.
– Девять, а его нет! – сказал я, чувствуя тревогу. – Бывает у него такое?
– Бывает.
– Ну это уж… Не знаю, как назвать!
Пришёл Лукашов:
– Что, сварщик не пришёл?
– Пока нет его! А я обещал директору, что к обеду его бандура будет готова.
Прошло ещё четверть часа.
– Пойду к нему домой, – сказал я, потеряв терпение.
– А я схожу в автопарк, может завгар своего сварщика даст. Я ж тебе говорил, что Костя ненадёжный мужик. Ох, не мне бы это говорить!
– Где он живёт?
Адам Адамович и Сашка сообщили мне, что улица, на которой живёт Петухов, официально называется Трудовой, а в народе Кулацкой, и объяснили, как туда пройти и найти Костину квартиру. Я отправился, практически не надеясь застать Костю трезвым.
Кулацкая улица была в посёлке Целинном самой низкой, отчего колеи на ней были особенно глубокими, а грязь липкой, как пластилин, державшая путешествующих по ней так крепко, что они после каждого шага, выдернув ногу, рисковали потерять равновесие и шлёпнуться в неё плашмя или навзничь. Мне всё же удалось счастливо пробраться к указанному дому, не запачкав одежды.
Во дворе от калитки к дому не было никакой дорожки, а была всё та же грязь, только замешенная не колёсами, а домашними животными, потому что всюду встречались отпечатки парных копыт, в которых вода отражала белёсое небо.
Я постучал в окно, и на крыльцо вышла женщина лет тридцати пяти – светловолосая, сероглазая, худая, бледная, с каким-то испуганным выражением на лице. На мой вопрос о муже она ответила, что Костя вчера, вернувшись с работы, напился пьян, сегодня потребовал денег на «похмелиться», но она не дала, и он «потрепался» к магазину в надежде, что его угостят друзья.