Читать книгу Окно на тихую улицу - Александр Алексеев - Страница 10

Ну вот, казалось бы, всех героев своих разогнал я по домам и спать уложил, ан нет! Всех не уложишь. Многим еще не до сна. Ох, как еще далеко им до этого сна!.. Ночью жизнь не замирает, ночью обязательно кто-то не спит. И ночная жизнь города – не то что дневная.

Людям со слабыми нервами я настойчиво рекомендую по ночам не покидать своих постелей и не пытаться даже представлять себя в этой ночной жизни. То же я советую своему уставшему читателю, которого тошнит от насилия и безнравственности, захлестнувших сегодня уже и дневную жизнь. Попросту советую пропустить эту и следующие главы, а завтра продолжить чтение прямо с одиннадцатой главы, где, обещаю, действие начнется с чудесного солнечного утра. Да, да, ты ничего не потеряешь, мой благообразный читатель, если перепрыгнешь через некоторые канавы в нашей повести. Так что отдыхай. А я пока пройдусь вслед за Березкиной, за нашей бедной красавицей, которой так не везло на порядочных мужчин.

В большом зале ресторана «Юбилейный» играл полупьяный оркестр, играл на заказ. Уже четвертый раз под шум барабанов он кричал о том, что в саду у дяди Вани поспели вишни. Небритый по моде солист без всякого выражения на лице совал себе в рот микрофон и тупо смотрел на стол, за которым сидел толстяк, оплативший эту песню. Несколько разряженных дам, сверкая бижутерией, отплясывали неведомый культурным людям танец. Их ангажеры с упоительным выражением потряхивали животами и стремились при каждом удобном случае пустить свои руки по прыгающим женским телам.

В дальнем углу, где было спокойнее всего, за самым шикарным столом расположилась интересующая нас компания. Центральную фигуру являл собой, конечно же, Колесников. Невозмутимый и страшный в тусклом красноватом освещении. В крепком лице его читалось столько значительности, что, казалось, все остальные клиенты вместе с самим рестораном, с его дорогой отделкой, с официантами, поварами, с посудой и кушаньями, с кассой и директором в придачу, все собрались и организовались лишь для того, чтобы составить фон этому значительному лицу.

По правую руку его сидел Боб, совершенно трезвый, как и сам Колесников, ибо единожды услышал от него фразу: «Чем больше ты пьешь, тем ниже твое место». Значительностью вида он, безусловно, уступал своему боссу. Однако любой из присутствующих мог безошибочно определить его здесь вторым лицом.

Место напротив занимал худощавый, отнюдь не спортивного, но вполне интеллигентного вида пожилой человек по имени Богомол. Иван Валерианович Богомолов являлся мозговым центром в составе команды. Он был источником информации, ходячим компьютером и базой всех данных. Колесников в его присутствии нуждался всегда и обращался к нему исключительно по имени и отчеству. В настоящий момент ходячий компьютер сидел, что называется, пьяненьким. Он нещадно мял свои губы, ворочал остатками пищи в ротовой полости и, покачивая отяжелевшей головой, силился поднять глаза на Березкину, которая была посажена слева от босса.

Света наша с безучастным лицом смотрела на безучастного солиста. Но она не слушала его и не думала о нем. Она и не понимала того, что подсознательно человеческие глаза всегда ищут нечто себе подобное, нечто себе под стать. Она много пила и курила, чтобы подавить в себе страх и брезгливость. Боялась она сидящего рядом, но что вызывало в ней брезгливость, не знала и сама. Пока все еще было пристойно.

Колесников заехал за ней минута в минуту, как обещал. Увидев вместо Ларисы маленькую сконфуженную Русину, он всего лишь ухмыльнулся. И уже в машине, сидя с Березкиной на заднем сиденье (Боб, как верный и квалифицированный охранник, исполнял обязанности водителя), Колесников произнес:

– Неужели я попросил ее о слишком большом одолжении?

– Что? Ты о чем? – растерялась Березкина.

– Ты знаешь о чем!

И она, как настоящая подруга, понесла ответ:

– Мишенька, честное слово, ей сегодня надо быть дома! У нее же ребенок… болеет. И с матерью тоже проблемы. Вчера приходил Степанов. Там были такие разборки! Не знаю, не знаю. Но Лорка сегодня целый день не в духе.

Колесников, казалось, не слушал ее, хотя с пониманием кивал головой. И уже перед самым рестораном вдруг проявил свою легендарную непредсказуемость.

– Боби, а ну-ка давай мы сначала зарулим к несчастной мамочке. Может, для бедного ребенка срочно требуются лекарства? А мы при наших возможностях, как последние свиньи, будем балдеть в кабаке? Не-ет, я такого не допущу!

Догадливый Боби лихо развернул машину, и у Березкиной сжалось сердечко.

– Я по наивности своей думал, что причина совсем другая, – проговорил через минуту Колесников. – Думал, что она завела себе хо-речка. Втихаря. И даже боится мне об этом сказать.

Березкина напряженно молчала. Колесников внимательно поглядывал на нее и злобно ухмылялся.

– Что вы, бабы, за народ такой! – взорвался он наконец. – Никогда от вас откровенности не дождешься. А потом еще обижаетесь, что к вам плохо относятся! Ну что молчишь? Ничего не хочешь сказать в защиту своей подруги?

Жизнь, которая уже немало нашлепала по щекам нашу Свету, особой мудрости ее еще не научила. Однако один весьма устойчивый рефлекс в ней выработался. Чем сложнее был переплет, тем больше равнодушия читалось в ее лице. В самых неприятных ситуациях Березкина выглядела просто мумией. За что, скажу я по секрету, многие мужчины называли ее отмороженной.

– Хоть она мне и подруга, но я ей не мама, – сказала она с некоторой брезгливостью.

– Я думал, вы ближе друг другу, – заметил Колесников, несколько озадаченный ее реакцией. И тут же решительно сказал: – Давай назад, Боби! Не будем терять самое ценное, что у нас есть, – время. Я же знаю, что ее нет дома. Так ведь, Света?..

– Не знаю, – равнодушно отвечала Березкина.

– Знаешь, знаешь. Ну да хрен с вами. Завтра разберемся, – угрожающе произнес Колесников и тут же назидательно добавил: – Гоняться за женщиной, Боби, – это самое бесполезное дело. К тому же самое позорное, если ты мужик!

– Согласен, босс! – последовал ответ из-за руля.

Березкина, несмотря на свой страх, произнесла весьма твердо:

– Я тоже согласна.

Колесников с недоумением посмотрел на нее.

– Что ты хотела этим сказать?

– Только то, что сказала.

Он воспринял это как дерзость.

– Послушай, Светик, ты была бы хорошей девочкой, если бы не попала под влияние своей подруги. Завтра же! Завтра же проведу с ней воспитательную работу!

– Я никогда не была хорошей девочкой, – упрямо сказала Березкина.

И с раздражением подумала, что сейчас она и подражает своей подруге. Степанова умела вести себя нагло с самыми крутыми мужиками. И это ее качество действительно вызывало у Березкиной восхищение, смешанное с завистью. Однако сейчас раздражение ее было вызвано другой причиной. Никогда Степанова не спала с тем, кто был ей омерзителен. Березкину же всегда побеждал страх, и она, заглушая брезгливость свою алкоголем, ложилась с тем, кто ее выбирал.

Колесников выдержал небольшую паузу, затем внушительно произнес:

– Нет, ты была хорошей девочкой! И останешься ею.

Возразить что-либо на это у нее не хватило духу. Нестерпимо захотелось выпить и закурить – чтобы легче дышалось. Она посмотрела на Русину, которая вдавилась в сиденье, и вдруг пожалела, что взяла ее с собой. Для себя она уже оправдывала свое малодушие, но перед подругами ей всегда приходилось играть мучительную комедию.

* * *

Русина оставалась молчаливой и в ресторане. К ней подсел такой же молчаливый громила и, не говоря ни слова, принялся ее рассматривать. Он подошел к столику спустя полчаса совершенно неожиданно, когда казалось, что компания окончательно собралась. Новое явление подействовало на женщин угнетающе.

– Это наш Федор. Мрачный специалист, – отрекомендовал подошедшего Колесников.

Больше о нем не было сказано ни слова. Ни слова не произнес и сам Федор. И в какой области он являлся специалистом и почему именно мрачным, так и осталось загадкой. Березкина собралась было сострить по этому поводу, но, взглянув на личность явившегося, передумала.

А представляло собой лицо Федора редчайшее сочетание креп-кости, мрачности и абсолютного отсутствия каких-либо мыслей или эмоций в глазах. При встрече с таким лицом всякий нормальный человек непременно сочтет нужным посторониться, а более впечатлительный обязательно при этом подумает: «Ну и рожа!» И втайне еще порадуется, что у него с этой рожей нет ничего общего.

Через полчаса, после того как Федор насытил свой крепкий организм лучшими блюдами лучшего в городе ресторана, Колесников обратился к нему с единственным вопросом:

– У тебя все готово?

На что Федор молча кивнул угрюмой головой.

– Я сам поеду с тобой, – сказал Колесников.

После этого он обратился к Березкиной:

– Впрочем, это и хорошо, что подруги твоей сегодня нет. Я бы все равно был вынужден ее оставить. Дела, понимаешь ли. Такая жизнь сегодня, Светик! Если хочешь выплыть, то будешь работать даже тогда, когда отдыхаешь! – И он тяжело вздохнул.

– Зачем же ты тогда нас сюда притащил? – спросила Березкина.

– О-о! На этот счет не волнуйся. Без внимания ты не останешься. Мужику всегда необходимо женское присутствие, чем бы он ни занимался. Скоро сюда подойдет человек. И я бы очень хотел, чтобы он не скучал, пока меня не будет.

– Понятно, – процедила сквозь зубы Березкина.

– Ты зря так к этому относишься. Очень хороший человек, кстати. Богатый и щедрый. Не старый, не вонючий. Умный, приятный. Правда, болван в отношениях с женщинами. Но это распространенная болезнь среди умных людей. Природа, знаешь ли, всегда скупа. Большой ум – маленький перец, большой перец – маленький ум.

Тут Колесников, удовлетворенный своим красноречием, соизволил поинтересоваться:

– Не поверишь, но до сих пор я не могу добиться от женщин правды, кого же они предпочитают. Ты, как друг, можешь мне ответить на этот вечный вопрос?

– Могу, – с неожиданной уверенностью сказала Березкина.

– Нет, я серьезно! – вырвалось у Колесникова.

В этот момент в непробиваемом его лице просветилось совершенно искреннее любопытство. Березкина опять же хотела съязвить, но по причине дурного настроения не смогла ничего быстро сообразить. И всего лишь холодно ответила:

– Ни того ни другого.

– Врешь, – разочарованно произнес Колесников. – Все вы врете! На свою же голову и врете. Искренность! Вот чего по-настоящему нам не хватает. Ни от кого нельзя добиться искренности!

Колесников на секунду задумался, после чего злобно закончил:

– Оттого мы и звереем. Приходится вырывать ее зубами!

Закончил он громко, так что все сидящие за столом невольно съежились. Кроме мрачного специалиста Федора. Его бесцветные глаза и широкие ноздри постепенно оживали, он продолжал разглядывать сидящую рядом маленькую женщину. Казалось, в этот момент для него ничего вокруг не существовало.

Колесников поднял взгляд на Богомола и повел совершенно непонятную для женщин, пугающую речь:

– Иван Валерианович, по-моему, твоя цифра несколько занижена.

– Моя цифра реальна, – попытался тут же возразить Иван Валерианович.

Но босс лишь повысил затвердевающий голос:

– Занижена по причине твоей мягкости и доброты. Но я тебе должен заметить, уважаемый Иван Валерианович, что эти библейские качества не для нашей работы. У нас еще есть время. Так что ты пока думай. Прикинь получше. Посчитай.

Пьянеющий «компьютер» тут же выдал ответ:

– Мне два раза думать не надо. Когда я буду думать два раза, тогда меня надо будет отправлять на свалку. Больше сорока штук с них не возьмешь. Они пролетели на закупках. Если бы на пару дней раньше, как я говорил…

– Ну хорошо, хорошо, – как бы опомнился Колесников и постарался переключить тему: – Что-то, Света, ты сегодня не в себе!

Унылый вид нашей красавицы начинал его раздражать. Он продолжил:

– Ты, наверно, можешь веселиться только в обществе своей подруги? Без нее как рыба без воды? У меня такое впечатление, что мы справляем чьи-то поминки!

– А почему бы и нет! Вполне может быть, – неожиданно подметил Боби. – Только авансом. Поминки по нашему другу из «Меркурия». Уж если ты сам собираешься составить компанию Феде!

Колесников кинул на помощника снисходительный взгляд. Тонкость этого замечания ему была по душе. Он остался доволен собой, потому как приблизил к себе не дурака. Однако реакция его была неожиданной.

– Следи за базаром, Боб! – процедил он сквозь зубы.

И Боб тут же понял, что сболтнул лишнее. Причем непростительно. До него с ужасом дошло, что при всей видимой беспечности босс не позволил себе произнести что-либо конкретное. А он в первой же остроумной фразе начисто выложил планы предстоящей операции.

Он с испугом взглянул на Русину. Но та, придавленная вниманием мрачного Федора, казалось, вообще не воспринимала ничего происходящего вокруг. Затем он покосился на Березкину. Весь вечер он заставлял себя не смотреть на нее. И сейчас увидел то, чего больше всего боялся. Откровенная усталость и совершенно наглая брезгливость были в ее осоловелых глазах.

Двойственное чувство ощутил в себе Боб. С одной стороны, вид этой женщины его успокоил, а с другой – возмутил. Ибо он ясно уже понимал, что неуместным своим остроумием блеснул ради нее. «Сука!» – подумал он чуть ли не вслух. Но тут же спохватился, взял себя в руки и совсем тихонечко подумал еще раз: «Ох и с-сука!»

Березкина тем временем с раздражением вспоминала подругу. Ей почему-то показалось, что причиной дурного настроения была именно Лариса, которая бросила ее одну, бросила предательски. Намек Колесникова на то, что без своей подруги она мало что собой представляет, больно задел ее. Она была занята своей болью и действительно не слышала никаких острот предназначенного ей юнца. Рисовка и бравада в мужской компании были для нее привычны, она могла совершенно точно предвидеть их разговор – беспардонный базар о женщинах, о своих делах, о бабках и о козлах, которых надо мочить. И сейчас ей было непонятно, каким образом в такой атмосфере Степановой всегда удавалось смеяться и смешить компанию.

* * *

– О-о!.. А вот и наш друг! – воскликнул Колесников. – Без одной минуты одиннадцать! Как это приятно! Если человек не приходит на минуту раньше, значит он обязательно опоздает. Или вообще не придет! Редкое качество – пунктуальность! Очень редкое. Знакомьтесь, девочки, – Валентин Петрович! Мыслительный центр самой процветающей фирмы, наш уважаемый спонсор! Без таких самоотверженных людей не существовало бы большого спорта! Уважаю, очень уважаю! Я, как человек, для которого спорт – это жизнь, в полной зависимости от вас! Присаживайся, Валентин Петрович. Присаживайся рядом с коллегой своим. Иван Валерианович, надеюсь, ты не позволишь скучать нашему другу и благодетелю.

Подошедший мужчина был несколько смущен таким бурным многословием. Выглядел он, что называется, репрезентативно. Строгий темный костюм с зеленоватым отливом, белоснежная сорочка и очень элегантный галстук бордо. Лысеющая голова при явной молодости, белизна кожи, безупречная выбритость и очки в тончайшей золотой оправе. Ну а кейс, который он держал в руке, был окончательным штрихом его официальности.

– Добрый вечер, благодарю, благодарю, – произнес он, кланяясь дамам и усаживаясь между пьяным Богомолом и мрачным Федором.

Это соседство было ему явно не по душе. Он аккуратно поставил свой кейс под стол и плотно зажал его ногами. После чего выжидающе посмотрел на Колесникова.

Колесников заметно повеселел.

– Тебя что-нибудь смущает, Валентин Петрович? – спросил он.

– Да нет… С чего ты взял… – отвечал Валентин Петрович, поочередно кидая на присутствующих короткие взгляды и при этом еще более смущаясь.

– Понимаю, понимаю, – продолжал Колесников, – незнакомая праздная компания для совершенно делового человека. Непривычная среда. Но дело поправимо. Я представлю своих друзей. Боб! Мой первый помощник. Ты его видел. Молодой, энергичный, преданный делу. На него можешь полагаться, как и на меня. Иван Валерианович, наш бухгалтер, твой коллега. С ним можешь обсуждать самые скучные проблемы на самом скучном языке. То есть все, что касается арифметики в нашем деле, – это Иван Валерианович.

Богомол, о котором шла речь, с достоинством кивнул головой и, склонившись к представленному коллеге, добавил:

– Михаил прав, работенка у нас скучная. Но без нее никак не обойтись! И я признателен Михаилу за то, что он сумел это оценить. Вовремя оценить! Я всегда говорил, что придет время, когда людей начнут оценивать по достоинству. И тот, кто первым до этого дойдет, тому обеспечен великий успех! У Михаила большое будущее, – закончил он шепотом.

Колесников, дождавшись окончания, продолжил:

– В нашем коллективе не только умные. Есть у нас и сильные. – Взгляд был перенесен на Федора. – Пусть его мрачный вид тебя не смущает. Это человек тяжелейшей судьбы. Сирота, детдомовец, обижен людьми с самого рождения. Людьми, но не Богом! Бог как раз дал ему то, о чем мечтает любой баловень судьбы. Он дал ему здоровье! Немереное! Здоровье за пятерых! Это нам, хилым, чтобы показать себя, надо до посинения заниматься боксом. А Федор родился с железным кулаком. И с железными нервами. И с железным спокойствием. Только вот обиды он никогда не прощает. А обижали его, как я уже сказал, с самого рождения! Так что все человечество, кроме нашей ассоциации (потому что мы одни отнеслись к нему по-человечески!), все человечество для него есть сплошной враг! Я правильно говорю, Федя?

Федор, казалось, совершенно никого не слушал, но лишь до него долетел вопрос, он мрачно кивнул головой в знак согласия.

– Ну а это наши женщины, без которых все мы просто неполноценны. Э-э…

Русина, напряженно следившая за речью Колесникова, заставила себя улыбнуться, поняв, что он забыл ее имя.

– Наташа, – сказала она еле слышно.

– Наташенька! – подхватил Колесников. – Наташенька с нами впервые ужинает. Но это вовсе не означает, что первый и последний раз! А вот Света, ее подруга, это наш боевой товарищ. Светик обладает способностью вселять в мужчин уверенность. Или наоборот. Да, Светик?

Березкина, которая все это время с полнейшим безразличием смотрела в сторону, криво усмехнулась.

– Рекомендую ближе познакомиться, – произнес после этого Колесников. И тут же взглянул на Боба.

Боб не успел спрятать неудовольствия и виновато опустил глаза.

– В чем дело, Боби? Я вижу ревность в глазах бойца!.. Какой позор, Боби!

– С чего ты взял? Какая ревность? В самом деле!

Смущение первого помощника окончательно развеселило босса.

– Вот вам, Валентин Петрович, и первый пример того, какую опасность несет в себе женщина!.. Женщина – это обман, это потеря откровенности, это дезорганизация!.. Она еще и пальцем не повела, как он уже прячет глаза. Это печально. Печально, Валентин Петрович, но не безнадежно. Потому что он еще юн. Если нам не обойтись без женщин, то надо изменить отношение к ним. И отношения с ними!

– За что и уважаю Михаила! – воскликнул Богомол, который очень внимательно слушал Колесникова. – При совершенной бойцовской внешности такой удивительный интеллект!

– Не совсем вас понимаю, Михаил, – очень сдержанно произнес Валентин Петрович. – Мне тридцать, у меня жена, двое детей. И я не представляю, как можно изменить отношение к ней.

– При чем здесь твоя жена, Валентин Петрович! Она у тебя есть, и дай бог ей здоровья! Я не говорю о женах, я говорю о женщинах, которые с нами.

Тут Березкина взглянула на оратора. «Ну-ну!» – прочиталось в ее взгляде.

– Наши женщины – это наши друзья, – продолжал Колесников. – Друзья, которые открывают нам себя. Которые помогают нам, неискушенным, познать всех остальных женщин. А женщина, как известно, – это Божье заблуждение. Это яблоко раздора. А раздор среди нас исключается полностью!