Читать книгу Русская идея. Бороться с мировым злом - Александр Алексеевич Смирнов - Страница 4

В это время на месте современной Германии существовало более 30 государств, объединенных в так называемый Германский союз: одна империя – Австрийская; пять королевств: Пруссия, Саксония, Бавария, Ганновер, Вюртемберг; герцогства и княжества, а также четыре города-республики: Франкфурт, Гамбург, Бремен и Любек.

Германия выглядела как Русь периода раздробленности (XII – XV веков). Немецкий поэт и публицист Э. М. Арндт (1769 – 1860) писал в начале XIX века: «Что ты такое и где ты? Я ищу тебя и не нахожу… Германии нет, мы, немцы – ничто; знают лишь тюрингцев и вестфальцев, жителей Померании и баварцев… о немцах, о Германии не слышно ни слова».

Так называемый «Германский вопрос» – проблема политического статуса и границ Германии – становится одной из важнейших европейских геополитических проблем XIX–XX веков. Возникает немецкий национализм, идея исключительности германской нации.

Фридрих Людвиг Ян (1778 – 1852), современник Арндта, утверждал, что только греки и немцы являются исключительными народами. Он же пишет о чистоте крови, мечтает о единой Германии, во главе которой должен стоять лидер (der führer), при этом «народ должен почитать вождя как спасителя и доверяться ему». По его мнению, новая Германия обязана исповедовать исключительно немецкую культуру, обычаи и даже иметь собственный календарь. Он предлагает все имена иностранного происхождения заменить исконно германскими. Вскоре последователи Яна переходят к практическим действиям. В октябре 1817 года они показательно сжигают книги и предметы, признанные антинациональными. Впервые поднимается трехцветное знамя современной Германии.

Фридрих Ян произносит: «То, что не излечит железо, будет излечено кровью», переиначив слова Гиппократа: «Что не лечит лекарство, лечит железо, что не лечит железо, лечит огонь». Позже эту мысль мы встретим уже у Бисмарка: «Великие вопросы эпохи решаются не мнением большинства и либеральной болтовней в парламенте, а железом и кровью».

В 1875 году немецкий профессор-востоковед Пауль де Лагард говорит о том, что границы германского государства должны простираться на западе от Люксембурга до Бельфора, на востоке от Немана до древних готских земель Причерноморья, на юге с выходом к Адриатическому морю и с потенциалом расширения в Малую Азию. [3]

Рождается понятие: «жизненное пространство на Востоке», под которым понимаются славянские земли, должные, по мысли немцев, послужить делу расширения великой Германии. А вслед за этим рождается концепция германской экспансии: «Натиск на Восток» (Drang nach Osten).

В этой атмосфере формируется философия Ф. Ницше (1844–1900), воспевающая сверхчеловека, культ силы и относящаяся с презрением к христианству. Ницше говорит о том, что ХХ век станет веком борьбы за господство над миром.

Ф. Ницше: «Время мелкой политики прошло: уже грядущее столетие несет с собою борьбу за господство над всем земным шаром, – понуждение к великой политике». [4]

В 1871 году земли Германского союза объединяются в Германскую империю – второй рейх, просуществовавший до 1918 года.

Российская интеллигенция внимательно наблюдала за всеми движениями немецкой мысли, как, впрочем, и за европейской политикой, желая быть в курсе всех новомодных веяний и движений «передовой европейской мысли». Поэтому возникновение немецкого национализма, появление идеи превосходства немецкой нации не могло остаться незамеченным в России.

В 1877 году Достоевский пишет о немецкой «гордой идее»: «Германец, верящий слепо, что в нем лишь обновление человечества, а не в цивилизации католической. Во всю историю свою он только и грезил, только и жаждал объединения своего для провозглашения своей гордой идеи, <….> германец уверен уже в своем торжестве всецело и в том, что никто не может стать вместо него во главе мира и его возрождения. Верит он этому гордо и неуклонно; верит, что выше германского духа и слова нет иного в мире, и что Германия лишь одна может изречь его. Ему смешно даже предположить, что есть хоть что-нибудь в мире, даже в зародыше только, что могло бы заключать в себе хоть что-нибудь такое, чего бы не могла заключать в себе предназначенная к руководству мира Германия. <….> Но с недавних пор он уже начинает коситься на славян весьма подозрительно. Хоть ему и до сих пор смешно предположить, что у них могут быть тоже какие-нибудь цель и идея, какая-то там надежда тоже „сказать что-то миру“». [5]

Русские мыслители были прекрасно осведомлены о европейских исканиях. А некоторые современные исследователи полагают, что сами поиски русской идеи явились своеобразным ответом на интеллектуальный вызов европейской философии. Вот что, например, пишет по этому поводу кандидат исторических наук Томского ГУ С. А. Шпагин: «Методологические основы для новых философско-исторических поисков русской духовной элиты заложила немецкая классическая философия. Именно немецкие философы-романтики впервые избрали категорию „национальной идеи“ как критерий уровня развитости культуры того или иного народа. Для того чтобы доказать свое право на место в истории, Россия в представлении идеалистов-романтиков должна была, как и другие страны, предъявить оригинальную национальную идею». [6]

В XIX веке русская национальная идея так и не была сформулирована. По многим причинам. Однако ценно уже само по себе то, что такие поиски начались. Была предпринята попытка найти сокровенный смысл русской истории. Мыслители, писатели, философы размышляют о «русском пути», решении так называемого «Славянского вопроса» – возможности единения славянских народов – и о том, «какое слово может сказать миру русский народ» (Ф. М. Достоевский).

Однако, если сравнивать с Германией, наши поиски собственной национальной идеи все же более философские, не такие животрепещущие и не требующие немедленного решения.

Возможно, одним из основных результатов начавшегося осмысления явилось понимание инаковости русского исторического пути, разность русского и европейского подходов в политике, различие русской и европейской ментальности. И рассмотренное нами выше стихотворение Ф. Тютчева прекрасно показывает различие русского и немецкого взглядов. Поэт пишет о желании сохранять христианский подход в отношениях между народами. Культу силы первого языческого Рима Ф. Тютчев противопоставляет христианские идеалы Византии, Рима второго.

Но к каким выводам всё-таки пришли интеллектуалы XIX века? В чем они видели русскую идею: в сохранении православной веры, решении славянского вопроса, синтезе европейских идей или в чем-то ином?

В XIX веке едва ли не больше остальных отечественных мыслителей о русской идее размышлял Ф. М. Достоевский. Поэтому в следующей главе мы рассмотрим его взгляды.