Читать книгу Драйв! Dolcezza. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 5 - Александр Амурчик - Страница 9

Утро застало нас в готовом на отправку составе; мы едва успели закупить в ближайшем продмаге продукты, а также холодное пиво для похмелья и заскочить в вагон, как он тронулся.

– Смотри, Савва, какой я лапотник нашел, – сказал Володя, прикрывая дверь, присаживаясь на топчан и доставая откуда-то снизу, из-за стопки дров пухлый, серого цвета, дорогой, крокодиловой кожи, насколько я знал, с фирменным вензелем, портмоне.

– Это ж где такие, интересно, валяются? – спросил я недоверчиво.

– В жизнь не поверишь, Яков Захарович мне его на прощание по пьяни подарил, или, вернее сказать, я его у него из пинжака вынул.

От его слов у меня потемнело в глазах и засосало под ложечкой.

– Ой дурной ты, Захар, совсем дурной, – сказал я и глухо спросил: – А денег в нем много?

– Вот сейчас вместе и проверим, – весело ответил Володя.

– Ты, Вовка, наверное, не понимаешь, с кем мы связались, – сказал я, – он же крученый как поросячий… хвост. Пришлет ведь за кошельком кого-нибудь, ты об этом не подумал? Да не мальчишек каких-нибудь…

– Да ну, переживет как-нибудь без этих денег, – отмахнулся мой напарник, – а если пришлет кого, встретим, – его взгляд стал жестким и острым как нож.

– Посмотри, что там, – я без сил привалился к стене. – Может мелочь какая, так он и дергаться не станет.

Володя стал выворачивать портмоне и доставать из его многочисленных отделов и кармашков купюры, бумажки и накладные. Когда он все это разложил на одеяле, я застонал. Деньгами набралось 1756 рублей. Еще 2700 – чеками Внешпосылторга, купюрами по 50, 100 и 250. Отдельно лежали доллары – пять бумажек по сотне, с портретом Франклина. Когда я стал рассматривать доллары, мне отчего-то стало не по себе.

– Сколько тут? – оторвал меня Володя от моих панических мыслей.

– Грубо – десять штук, если все эти бумажки на наши, деревянные деньги перевести.

– Ого! – присвистнул Володя. – Не ожидал я такого фарша.

– Зато теперь нам наверняка следует ожидать неприятностей.

– Хорошо, а вернуться, отдать твоему Яшке лапотник и сказать ему, что мы пошутили, тоже ведь теперь не проканает, – в волнении сбился мой напарник на блатной жаргон.

– Не проканает, – с горечью в голосе согласился я.

– Тогда пока спрячем и не будем его трогать до возвращения домой, а там – решим, что с ним делать. В любом случае раздерибаним башли пополам, – сказал Володя и стал укладывать купюры обратно.

Я кивнул, тема была исчерпана.

Спустя несколько часов, во время остановки на каком-то безымянном полустанке, мы выпрыгнули из вагона и, собираясь отправиться поесть, стали озираться по сторонам, пытаясь определить, в какой стороне станции находится столовая. За этим занятием мы едва не проглядели направлявшегося в нашу сторону мужика, при ближайшем рассмотрении оказавшегося… Валерой Карпиным. У нас с Володькой при виде него от удивления челюсти поотвисли. Да, это был он – массивная лысая голова, тело, налитое чудовищной природной силой, руки – с пудовыми кулаками, и улыбка, больше похожая на звериный оскал. Валера был легендой и символом нашей проводницкой профессии, проработавший в ней вот уже более десяти лет, эдакий циничный доморощенный юморист, любитель дружеских попоек и толстозадых женщин. Еще он имел не очень приятную особенность, если что выходило не по его, мгновенно взрываться гневом. Из-за этой своей особенности он уже совершил два убийства, причем за первое он отсидел девять лет, а от второго срока буквально несколько недель тому назад его отмазали жадные до денег адвокаты.

– Ну что, сынки, – сказал он, пожимая наши протянутые руки, – наверно даже не мечтали дядю Валеру по дороге встретить? Тем более ехать с ним в одном составе.

– Здорово, дядя Валера, – восторженно смеялся Володя. – Это уж точно, не мечтали. Теперь-то, конечно, вместе с вами будет намного веселее.

Обедать в столовую мы отправились втроем.

Дорогой Валера подхватил валявшуюся на земле тормозную колодку и играючи, с одного замаха перебросил ее через вагон; глухо звякнув, она приземлилась с другой стороны.

Нехило, подумал я, а ведь в колодке целый пуд, шестнадцать килограммов.

– А что же ты, Валера, – спросил я, когда мы, набрав полные подносы еды, расположились за столиком, – в такой дальний рейс сам поехал? Тяжело наверно одному?

– Почему сам? – ухмыльнулся Валера, нанизывая на вилку котлету и откусывая от нее добрую половину. – Был у меня напарник, мудило какой-то, на второй неделе начал ныть – то ему убирать в вагоне западло, то жратву готовить ему не нравится, ну, я и сказал ему: «Тогда жопу подставляй, зачем я тебя зря буду возить?». Тогда он вообще расплакался, сказал, что он, мол, не из таких, ну, я его и выгнал, дал пять рублей и домой отправил.

– Это ж докуда вы на тот момент добрались? – спросил я.

– Да за Челябинском дело было, – подумав, ответил он. Потом добавил: – Мы тогда в каком-то тупике стояли, пропускали пассажирские поезда.

– Так там, наверное, и станции никакой не было, так, просто голое поле и все? – спросил я.

– Ну да, верно, – подтвердил Валера.

– И что, думаешь, пяти рублей ему хватило, чтобы добраться до Молдавии? – усмехнулся я.

– А мне какое дело. Он ведь на большее не заработал.

Мы с Володей смеялись чуть ли не до слез, еле-еле за полчаса со своими порциями управились.

После обеда полезли к Валере в вагон – в карты играть.

– Ты ж смотри, только не грабь нас, – сказал ему Володя, внимательно перебирая и просматривая карты, колоду которых Валера достал из сумки, во избежание наличия крапленых карт. – Мы же не как ты, везунчик, мы в рейс с сухокрепким ездили, денег еле-еле на хлеб с бациллой нацарапали.

За игрой время бежало быстро, стало вечереть. Уже темнело, когда наш состав остановился на очередном полустанке, и мы решили выбраться из вагона, чтобы размяться. На улице было довольно тепло: +5 градусов, снег почти везде стаял. Валера сошел первым, он был одет в спортивный костюм, на ногах у него были тапочки, а на голове неизменная кепка; мы спустились следом за ним.

Не успели мы оглядеться по сторонам, как вдруг услышали чей-то разухабистый, нахального тембра голос, по которому всегда можно узнать блатного:

– Здорово, братья-проводники!

Мы втроем обратили наши взгляды на говорившего. По направлению к Валере танцующей походкой приближался какой-то верзила в спортивных брюках и джинсовой утепленной куртке фирмы «Вранглер», на ногах кроссовки.

– Тамбовский волк тебе брат, – недружелюбно ответил незнакомцу Валера.

Тут верзила, внимательно оглядев нас с головы до ног, и вовсе удивил: он сунул в рот два пальца и резко свистнул.

– Это они, – послышался откуда-то чей-то звонкий голос и из-за вагона в нашу сторону бросились еще двое парней. В этот момент верзила странно изогнулся, издал пронзительный крик «ки-йа», взмахнул ногой и Валера, краса и гордость проводников Молдавии, да, пожалуй, и всего Советского Союза, сраженный мастерским ударом карате, плашмя рухнул на спину. У меня от удивления глаза чуть не вылезли из орбит. Володя, увидев это, оскалился, птицей взлетел на лестницу и нырнул обратно в вагон. Таким образом, я остался один против трех приближающихся ко мне противников. Вторым из напавших на нас был чернявый приземистый крепыш с квадратными плечами. Он стал в боксерскую стойку, шагнул ко мне, и едва я успел защититься, выставив перед собой руки, как на меня обрушился град ударов. В течение нескольких секунд у меня были разбиты обе губы, сбито дыхание, левый глаз почти сразу стал затекать. Правым глазом я все же успел заметить, как Валерий встал, выпрямился, – на голове его в этот момент каким-то чудом вместо кепки оказался тапок. В другой ситуации я бы конечно рассмеялся, но в этот момент, как вы сами понимаете, мне было совсем не до смеха. Валера принял боевую стойку, а верзила-каратист вновь шагнул к нему и… я не поверил своим глазам: Валерий, сраженный еще одним ударом, повалился на землю.

Увидев, что мой противник-боксер решил дать себе передышку, оставаясь в то же время в пределах досягаемости, я, собрав остатки сил, рванулся к нему навстречу, поймал левой рукой рукав несильно пущенной им мне в голову правой руки и, что было сил, подхватил его правую ногу левой. Крепыш грохнулся на землю, а я, не давая ему встать, стал наносить по его голове и телу футбольные удары ногами. Минутой позже, отступив назад, я увидел, что Валера после двух падений сумел таки вновь подняться на ноги. Лицо его приобрело зверское выражение. Он ухватил увесистое березовое полено, валявшееся на земле, и обрушил его на голову своего обидчика-верзилы. Тот рухнул на землю. Третий из нападавших, сухощавый рыжеволосый парень, довольно умело размахивая нунчаками, подступал, прижимая к вагону Володю, в руке которого молнией мелькал нож. Рискуя получить удар нунчаками, я безрассудно бросился на рыжего. Мой рот из-за разбитых губ был полон крови, да так, что постоянно глотая ее, я едва успевал дышать, к тому же мой левый глаз уже ничего не видел, однако я уже хорошо понимал, что это схватка не на жизнь, а на смерть. Рыжий, оставив в покое Володю, обернулся ко мне, и в эту секунду я, сделав правой ногой шаг вперед и одновременно пол-оборота туловищем назад и влево, по ходу движения наклонился и что было сил лягнул левой ногой в его сторону. Попал! Вы не поверите мне, но, думаю, Чак Норрис, увидев этот удар, пожал бы мне руку. Рыжий как подкошенный рухнул на камни, успев, однако, в последнюю секунду оттянуть меня по спине нунчаками, отчего я тоже не удержался на ногах и свалился. Уже лежа на земле, я увидел, как рыжий, покачиваясь, стал подниматься, но Володя, изловчившись в неестественном по гибкости движении, ткнул его ножичком в живот и тот вновь упал. Мне показалось очень комфортным лежать на земле ничком, но вдруг чья-то чудовищной силы рука подхватила меня, словно щенка и поставила на ноги.

– Савва, быстро хватай и грузи этих пидоров в вагон, – услышал я голос Валеры и, ничего не соображая, стал делать то, что он велел. Через минуту мы погрузили в вагон всех трех наших противников: Валера поднимал и кидал их наверх, в проем двери, словно кули с мукой, мы вязали им руки веревками и собственной одеждой, в рот вставляли кляп и затаскивали в отсек. Закончив это дело, мы заперлись в купе и, даже не разговаривая друг с другом, стали, приводя себя в порядок, дожидаться отправления. Я выпил не менее чем литр воды из-под крана, не замечая что она имела затхлый и ржавый вкус, Валера с Володей тоже по пару раз прикладывались к кружкам. Прошло около часа, показавшегося нам вечностью, пока в шлангах зашипел воздух, затем прогудел гудок и состав наконец отправился; лишь тогда мы успокоенно вздохнули. На глухие стоны, доносившиеся из отсека, мы внимания не обращали. Из нас троих я пострадал более остальных: обе губы чудовищно распухли, левым глазом я то и дело прижимался ко всем металлическим деталям вагона, но душа моя ликовала: я был жив и почти невредим.

– Ну что сказать тебе, Савва, симпатичный ты конечно парень, но жрать ты теперь неделю не сможешь, только сосать, – сказал Валера грубовато и, видя, что я готов броситься на него с кулаками, дружески хлопнул меня по плечу: – Да ты не обижайся, по собственному опыту тебе говорю. Зато суп, манную кашу и пюре жрать можно.

Я, поглядев на него, усмехнулся: у него самого расплывались под глазами два крупных синяка.

На покрывале кучей валялись вещи, вытащенные из карманов наших арестантов. Два паспорта, один студенческий билет, две связки ключей, деньги – чуть больше тысячи рублей разномастными купюрами, и блокнот со всевозможными записями и телефонами, а также оружие – кастет, складной нож и нунчаки.

– И какого черта им было надо? Грабить что ли, они нас собрались? – с сомнением в голосе спросил ни к кому не обращаясь Валера.

Володя, сделав мне знак молчать, взял деньги и пододвинул Валере:

– Забери бабки себе, – сказал он. – Ты у нас будешь за пахана. – И обращаясь ко мне, спросил: – Ты как, не против, Савва?

Я кивнул. Я был не против.

– С завтрашнего дня, Савва, ты начнешь меня учить, как пользоваться этими палочками, – сказал Володя, взвешивая в руке нунчаки, принадлежавшие одному из нападавших. – А то нож, как я вижу, против них – ничто.

Я взял из его руки нунчаки. Они были из какого-то плотного дерева, при этом не слишком тяжелые, шестигранные, желтый жгут соединял два стержня; на каждой грани ближе к связке были изображены умильные китайские рожицы, причем гримасы на них были разные. Володя долго всматривался в эти изображения, затем спросил:

– Они что ли как будто смеются здесь, китаезы долбаные?

– Нет, это изображены фазы страха, – объяснил я. – Каждый удар ведь ранит по-разному, и фазы страха, естественно, в каждом случае разные, по нарастающей: вот тут, – я показал, – просто ушиб, затем – немного больно, потом больнее, – у такого человека резко повышается способность к сопротивлению – значит, тот, кто наносит удар, должен быть осторожен, ну, а это последняя фаза – соперник почти при смерти, он теряет возможность к сопротивлению.

– А-а! Да-а?! Ну ты ваще даешь! – раскрыв рты, удивленным дуэтом пропели мои коллеги.

Я глубокомысленно закивал.

– Кажется, пора проведать наших друзей, – жестко сказал Валера минутой позже. – А ну-ка, Савва, волоки сюда одного из них, только осторожно, чтобы не развязался.

Подсвечивая себе фонариком, я стал вытаскивать из отсека ближайшего ко мне арестанта, им оказался верзила, который в процессе драки два раза сбил Валеру с ног.

– Каратист долбанный, – незлобиво сказал Валера, встряхивая его словно куль с картошкой и бросая грудью на топчан. Рот верзилы был занят кляпом, голова дергалась, карие глаза бешено вращались. Володя ловким и быстрым движением приставил к его глазу нож, отчего верзила тут же успокоился, а из глаза, неотрывно следившего за лезвием, выкатилась слеза. Валера тем временем проверил, хорошо ли связаны руки и ноги, подтянул узлы и стал стаскивать с верзилы спортивные штаны вместе с трусами.

– В карате у тебя классно получается, посмотрим сейчас, как ты в очко играешь, – сказал он, приспуская свои брюки. Я отвернулся.

– Извини, чувак, вазелина мы не припасли, – послышался голос Валеры. – Не знали, что такой гость у нас будет. Да ты не расстраивайся так, один раз – не педераст; а мы ребята скромные, никому не расскажем. – И сразу, вслед за этим: – Савва, ты будешь?

– Спасибо, не надо, – кисло отозвался я.

Через некоторое время настала очередь возвращать первого и вытаскивать второго пленника. Это был крепыш-боксер. Также тщательно проверив все узлы, стягивающие его конечности, затем поставив его на колени, Володя освободил тому рот от кляпа и спросил:

– Ну-ка расскажи нам, пес, вас кто-нибудь послал вслед за нами, или сами такие грамотные оказались?

– Ты, муфлон, скорее развяжи и отпусти меня, – хриплым голосом потребовал крепыш. – Ты не знаешь, лох, с кем связался, наши пацаны вот-вот вас найдут и всех убьют.

Валера коротко, без замаха ударил его кулаком в ухо, отчего тот скорчился от боли.

– Чересчур наглый козел, – хладнокровно констатировал Володя и, схватив ложку, стал совать ее между зубов крепыша. – Счас ты у меня вафлей наглотаешься, спортсмен херов.

– Валера, что дальше делать с ними будем? – вздрагивая от неприятного предчувствия, спросил я равнодушно взиравшего на происходящее пахана.

– Как что. Грохнем и выбросим на пути, – спокойно ответил он.

Я похолодел.

– Зачем же убивать? – спросил я осторожно. – Давай просто выкинем их из вагона, да и хрен с ними. Тогда это убийством считаться не будет.

– Ага, а они потом нас найдут и точняк убьют. Тут одно из двух: либо они нас, либо мы их.

Я опустил голову. Он был прав, и против фактов не попрешь.

– Этот, – небрежно кивнул Валера в сторону крепыша, – вообще непонятно откуда: то ли мент, то ли из Конторы.

– А чего ты так решил, в ксивы его смотрел, что ли? – поневоле перешел и я на блатную феню.

– Да вот что я у него нашел, – усмехнулся он, доставая из-под лавки и протягивая мне пистолет в изящной кобуре. Я вытаращил глаза: «Макаров». Новенький. Я взял его и взвесил в ладони. Еще с запахом масла. Видать, совсем недавно смазывали. Затем взвел затвор, и патрон оказался в стволе.

– Эй-эй, осторожно, ты в нас сдуру не стрельни, – забеспокоился Валера.

– Я с этими штучками умею обращаться, – сказал я, затем выщелкнув обойму, наклонил пистолет в сторону, откатил затвор и патрон, тускло блеснув, лег мне на ладонь.

– Ну, если умеешь, то он тебе, наверное, и достанется. Не сейчас, через месячишко, когда весь этот шум угомонится. Нам, ворам, он ни к чему, штучка эта слишком шумная, да и статья за него… Мы по привычке свои дела решаем с помощью ножа.

– Слушай, а чего он в нас не стрелял? – спросил я, спустив курок, а затем тщательно протирая пистолет о тряпку.

– Думал, что без него справится, – ответил Валера, забирая из моих рук пистолет.

– Отпечатки… – напомнил я ему. – Отпечатки не оставляй, протри и в тряпку какую-нибудь заверни.

Володя тем временем загнал пинками крепыша в отсек и вернулся в купе.

– А этот, рыжий, что с ним? – спросил его Валера.

– Подыхает, сука, у него ж дырка в брюхе, – ответил Володя, и от его слов у меня потемнело в глазах.

– Через часок-другой, когда отъедем отсюда подальше, надо будет освободиться от них, опасно ездить с этим дерьмом, – сказал Валера.

– Давайте сделаем так, – неожиданно для самого себя предложил я. – Сунем им в карманы понемножку денег, документы, нунчаки, ножик вон и сбросим под откос. (Я и сам еще совсем недавно прыгал на ходу из вагона и знал, что при этом можно остаться живым). В таком случае, если кто и сдохнет, что весьма вероятно, потом следствию трудно будет на нас выйти, тут за час проходит с десяток поездов.

– Да я их сам порежу, всех троих, мать их… – обозлился Володя. – Тебе что, непонятно, они же нас не ругать и не бить, они ведь валить собирались.

– Насчет порезать – это подождет, Захар, – сказал Валера скривившись. – Сделаем, как Савва говорит. Этих двоих выбросим ночью под откос, вряд ли кто-то из них до утра доживет: холод доделает за нас остальное. А рыжего надо будет на каком-нибудь полустанке на рельсы уложить. – Заметив наши удивленные взгляды, пояснил: – У него же ножевая рана, что вам непонятно? А так попадет он под колеса вагона, там уже не разобрать будет, что да как.

Мы с Вовкой молча закивали: нам было все понятно.

Часом позже мы принялись за дело. Приготовили первого, верзилу, который, впрочем, в эту минуту уже не казался таким крупным и выглядел совсем не грозным. Открыли дверь пошире, и в купе, выметая последнее тепло, ворвались струи ледяного воздуха.

– Свечку задуй, – сказал я, обращаясь к Володе. – И посмотри прежде наружу, чтобы откос был подходящий – подлиннее и покруче.

Валера поднял на ноги верзилу, встряхнул, и сказал:

– Стоять, козлик.

Тот безжизненно облокотился на стену. Я потихоньку достал из кармана перочинный ножик и втихаря надрезал веревку и тряпку, связывавшую руки верзилы. Это действие, к слову сказать, мне далось весьма непросто: ребята могли заметить и тогда… тогда могло случиться что угодно – скорее всего, я бы полетел под откос вслед за верзилой. Затем, поставив его напротив открытой двери, я шепнул верзиле «прыгай» и толкнул его от себя. Мелькнули в проеме двери ноги верзилы и исчезли в ночи.

Затем настала очередь боксера. Этому перерезать веревки на руках мне не удалось. А может, и не очень хотелось. Однако, выглянув наружу, я вдруг заметил далеко впереди по ходу движения огоньки и какие-то массивные конструкции. Я сунулся обратно и закрыл за собой дверь.

– Впереди то ли мост, то ли туннель, не разберу. Переждать надо, пацаны, там могут быть солдатики, ВОХРовцы с овчарками, вмиг нашего клиента обнаружат.

Ребята согласились. Боксера положили лицом вниз, прямо на пол, сами сели на топчан. Говорить было не о чем; да и не хотелось. Минут через двадцать, когда мост остался далеко позади, Валера с Володей поднапряглись и сбросили боксера с поезда. Последним усилием он мертвой хваткой вцепился в рукав Володиной рубашки, и Вовку рвануло вслед за ним… Слава богу, я успел среагировать, одной рукой обхватить Вовку за шею, а другой упереться в проем двери, рукав лопнул и исчез вслед за боксером, а мы оба растянулись на полу.

– Что с вами, пацаны? – спросил Валера, когда мы поднялись, и я резким движением захлопнул дверь, – обосрались с перепуга?

– С рыжим сам будешь разбираться, это твой клиент, – зло сказал я Вовке.

– Не бузи, Савва, – сказал Валера. – Если боксер действительно мусор, то всем нам светит вышка, расстрел.

– Ага, нам с тобой конечно расстрел, а Савва отмажется, – вдруг заявил Володя. – Все на нас спишет и получит он пятнашку, да и то в худшем случае, а в лучшем всего семь-восемь лет.

– Хавало закрой, – стараясь оставаться спокойным, сказал я. – Так мы скоро договоримся до того, что убивать друг друга начнем. Для меня и семь лет, чтобы ты знал, слишком большой срок, который я отсиживать не собираюсь, поэтому даже не будем говорить об этом. Тем более что мы еще не все дела закончили. Так, пахан?

Валера согласно кивнул и тема была исчерпана.

Когда наш состав остановился на следующем полустанке, была глубокая ночь. Мои подельники, теперь я, нравилось это мне или нет, уже мог именно так их называть, справились с рыжим вдвоем, без меня. Однако мне все же пришлось стоять на стреме, – в том, чтобы наших манипуляций с рыжим никто не заметил, был и мой интерес. Полночи после этого я пытался себя убедить, что эти трое нападавших пришли от Якова Захаровича с конкретной целью убить нас, но легче от этого мне не становилось, и до самого утра я так и не смог уснуть.

За оставшиеся дни, пока добирались до Молдавии, мы понемногу пришли в себя и успокоились, за нами больше никто не гнался, никто нас не разыскивал. В отсеке и в самом купе мы все тщательно убрали и помыли, чтобы от чужаков даже волосков или пылинок не осталось. Мы как могли, залечили дорогой наши травмы, у Валеры и у меня прошли синяки, я похудел килограммов на пять, так как есть мог только суп и чай. Володя часто засиживался в вагоне у Валеры, они там играли в карты, пили чифирь и базарили за жизнь. Я иногда присоединялся к ним, но полноправным членом их компании так и не стал, да, если честно, не очень-то и хотелось.

По приезду в Молдавию Валера отдал мне нунчаки, оказавшиеся, как я выяснил позднее, настоящими, японскими, а через месяц, как и обещал, «Макаров», но при этом остался верен себе и взял с меня за пистолет триста рублей. Затем я частным образом съездил в Москву и продал доллары по шесть рублей за штуку, эти деньги – три тысячи – вместе с наличными из портмоне перешли к Володе. Ну а с чеками Внешпосылторга, доставшимися мне, я знал, как распорядиться.

А вот что стало с теми тремя парнями, я так до сих пор и не знаю. Даже теперь, по прошествии многих лет, когда я вдруг посреди ночи просыпаюсь в ледяном поту от ужаса, а это происходит с периодичностью раз или два в месяц, я лежу, не закрывая глаз до самого утра, и внушаю себе, что они обычные бандиты и приходили за нашими жизнями, но карты легли так, что из-за этого им, возможно, пришлось расстаться со своими… Возможно, но не обязательно. К утру ночной кошмар постепенно проходит, и ужас отпускает… до следующего раза.