Читать книгу Непокорный зверь - Александр Анатольевич Романов - Страница 3

Полтора десятка торнов с умеренной скоростью меланхолично брели по дну голой песчаной долины, пересекая её в юго-восточном направлении. Периодически им на пути попадались скальные образования из отложений известняка и песчаника, подтверждавшие слова аборигенов о том, что в глубокой древности на этом месте плескались волны хатошимского моря. Сейчас здесь протекала лишь небольшая и довольно мелкая река, бравшая начало среди пятнистых гор. Животные двигались вниз по течению, периодически заходя в воду, чтобы напиться.

Надсмотрщики сидели на панцире крупного торна, возглавлявшего стадо, и периодически подгоняли его плетьми. В свою очередь вожак вёл за собой остальных животных. Рабы-погонщики шли позади стада, контролируя, чтобы молодняк не отбивался от взрослых торнов.

В обязанность Прэта входило наблюдение за одним из рогатых гигантов, который нёс на себе кожаные мешки с новыми продуктами. Ещё на рассвете несколько аборигенов принесли в скальные пещеры свежий провиант из поселения скотоводов, и теперь нужно было следить, чтобы ничего не падало на землю. Для этого Винтару пришлось взобраться на спину торна и придерживать одной рукой связанные верёвкой мешки.

Кроме еды, соплеменники принесли две сабли и колчаны с луками. Они нужны были не только для охоты на свежую дичь, но и для защиты от врагов. Обычно такое оружие надсмотрщикам не полагалось, но земли, прилегающие к пятнистым горам, были очень неспокойны. Воины из племени яронцев иногда переходили через невысокие перевалы и нападали на группы погонщиков, чтобы увести торнов вместе с уцелевшими рабами. Надсмотрщики при этом чаще всего погибали, пытаясь отстоять стадо. Из-за этого между племенем Шаду и соседями нередко разгорались военные конфликты.

Аршальцы, в принципе, были не очень воинственными существами. Но кража торнов всегда считалась весомой причиной, чтобы начать боевые действия против враждебных племён. Стадо рогатых гигантов являлось большой ценностью, поскольку дикие животные, добываемые охотниками, не могли в полной мере восполнить потребности аборигенов в мясе и жире.

У всех близлежащих племён, с которыми так или иначе контактировали шаду, имелись собственные обширные территории с плодородными полями и пастбищами. Остальные земли, включавшие леса, горы и каменисто-песчаные равнины фактически были ничейными территориями.

За последние месяцы погонщики торнов бывали на дальних пастбищах предгорья два раза, но тогда их никто не потревожил. Прэт мог этому только радоваться. Кто знает, как отнесутся к нему другие обитатели планеты?.. Может, сразу убьют, как незнакомую опасную тварь, или заберут с собой в качестве нового экзотического раба.

Плывущая высоко в небе Этшиана, подобно кровавому оку, следила за продвижением стада. Её лучи больше не слепили глаза, но теперь заметно припекали. Полдня было пройдено.

Покачиваясь на спине животного, Винтар смахнул со лба капли выступившего пота и вновь посмотрел на блестящую ленту мелководной реки, исчезающей где-то за южным горизонтом. Ему вдруг захотелось послать своих надсмотрщиков вместе с другими туземцами и всей их скотиной куда подальше, а самому прыгнуть в прохладную воду и вдоволь наплаваться, смывая с тела застарелую грязь и пот. Он уже и забыл, когда последний раз нормально купался, не считая вчерашнего душа под струями ливня.

Впрочем, это желание было полнейшей глупостью. Но вовсе не потому, что ему грозило наказание, а из-за того, что в самой реке водились опасные существа. Они напоминали земных пиявок, и считались носителями смертельной заразы. Для толстокожих торнов, покрытых шерстью, мелкие твари были совершенно безвредны, но аборигены их очень боялись. Поэтому в речную воду без особой нужды не заходили. Прэт тоже не хотел испытывать судьбу таким образом, хотя соблазн был большим, и бороться с ним было очень трудно.

Держась рукой за верёвку, привязанную к рогу торна, он поглядывал на бредущих впереди животных и окружающий пейзаж. Теперь вдали, с левой стороны, можно было разглядеть первые холмы, покрытые редкой растительностью. До пастбища оставалось не больше двадцати километров. Это было отлично, потому что сидеть весь день на твёрдом панцире торна чертовски надоедало. Хорошо хоть погода не подвела.

После вчерашней грозовой бури наступило затишье. Даже ветер почти не дул.

Тёплые лучи дневного светила приятно согревали голову Прэта с гривой рыжих волос. Теперь они были такими же длинными и огненными, как у аборигенов. Но в отличие от них, У Винтара имелась ещё и борода, которую приходилось обжигать огнём, чтобы остановить рост щетины.

Из-за волос на лице и оставшихся на левой щеке белых зарубцевавшихся шрамов, аршальцы часто над ним насмехались, считая его уродом. И тут они были правы. С некоторых пор Прэт и сам готов был называть себя уродом, не только физическим, но и моральным.

Да, в последние годы он совершил немало ошибок и преступлений, за которые сейчас приходилось расплачиваться рабской жизнью на этой убогой планете. Но признавать грехи было очень трудно, ведь у всех его поступков имелись свои мотивы. Возможно, и они были ошибочны, если попытаться взглянуть на себя и свою жизнь с разных сторон… Когда-нибудь он, наверняка, так и сделает, но пока его сознание было к этому неготово…

В тот день, когда Винтар впервые появился в поселении Шаду, и его поместили в старую вонючую хижину, даже местные невольники смотрели на пришельца с неприязнью.

Увидев необычного раба, пленные аршальцы с явным недоумением таращились на Прэта, как на диковинного уродца. К такому отношению он уже начал привыкать. Вопрос был в другом… Смогут ли сами дикари привыкнуть к его внешности, или всё время будут демонстрировать первобытную ксенофобию?..

Он приветственно махнул рукой туземцам и осмотрелся, вглядываясь в окружающий полумрак. Кроме тлеющего очага в центре рабского жилища и лежанок из сухого тростника, на голом глиняном полу почти ничего не было. Лишь возле аборигенов валялись ветки сушняка и какой-то кожаный мешок с узкой горловиной.

– Да, похоже, моя новая жизнь будет гораздо веселее, чем предыдущая, – иронично пробормотал Винтар себе под нос и вновь задрожал от холода, который пробирал его до костей.

По ночам температура здесь могла опускаться ещё ниже, и Прэт всерьёз опасался переохлаждения. Он присел на одну из куч тростника и обхватил себя руками, чтобы хоть немного согреться.

К счастью, вскоре в хижину заглянул знакомый стражник, которого Винтар запомнил по шраму на правом плече. Он молча бросил новому рабу некое подобие одежды. Это был широкий отрез неплохо выделанной шкуры торна с круглым отверстием посередине для головы. В таких же одеяниях сидели остальные невольники.

От звериной шкуры исходил отвратительный запах, но выбирать в данном случае не приходилось. Лучше иметь хоть что-то, чем совсем остаться без одежды.

Винтар быстро облачился в толстую накидку и обвязался куском верёвки, так же брошенной стражником. После этого ему стало намного теплее. А что до запаха, то к нему можно привыкнуть.

В следующий момент деревянная решётка встала на своё место, закрывая низкий вход в жилище, и, окончательно отрезая бывшего генерала ВСЗФ от свободной жизни…

Некоторое время внутри стояла тишина. Невольники продолжали оценивающе приглядываться к новому рабу. Потом один из них что-то произнёс на местном языке.

Прэт догадался, что обращаются к нему, но смог лишь отрицательно мотнуть головой.

– Ничего не понимаю. Хочу пить. Вода есть?

Он показал себе на рот и жестами попытался объяснить сказанные слова. Говоривший с ним абориген махнул рукой и ткнул пальцами в кожаный мешок, лежавший возле очага.

Винтар взял его в руки и встряхнул. Внутри что-то забулькало. Это был бурдюк местного изготовления.

Выдернув из горловины деревянную пробку, Он поднял мешок и сделал осторожный глоток. Вода была тёплой и противной на вкус, то ли сама по себе, то ли от того, что находилась в бурдюке.

– Спасибо, – поморщился Прэт и заметил, что другой невольник протягивает ему круглый плод.

То, что это не камень, а именно плод какого-то растения можно было понять по его яркому оранжевому цвету и черенку. Пробовать его, подвергая опасности собственное здоровье, Винтару не очень хотелось. Но раз уж он попал на эту злосчастную планету, то придётся рисковать. Надо же ему тут чем-то питаться.

Помяв в руке упругую кожуру плода, он откусил от него маленький кусочек, и тут же пожалел об этом. По всему рту мгновенно разошлась сильная вяжущая горечь, которую трудно было сравнить с чем-то знакомым. Язык онемел, а челюсть свело.

«Ядовитая гадость!..» – мелькнула в его голове страшная мысль.

Кашляя и отплёвываясь, Прэт бросил отвратный плод и вновь схватил бурдюк. На этот раз вода с железистым привкусом показалась ему родниковой. Он сделал несколько больших глотков и вскоре почувствовал, как горечь отступает.

Четверо невольников, сначала смотревшие на него с удивлением, неожиданно стали издавать кашляющие звуки похожие на смех. Они над ним потешались. Плод не был ядовитым, но явно не годился пришельцу в пищу.

На этот раз Винтар отделался лёгким испугом. Однако все предосторожности не уберегли его от какой-то местной заразы, которую он успел подхватить от аборигенов.

На третий день Прэт проснулся от дрожи в руках и ногах. Он сразу почувствовал головную боль и жар во всём теле. Появилась мысль о простуде после недавнего переохлаждения, но симптомы болезни казались какими-то странными. Слабость была такой, что у него не хватило сил подняться на ноги, когда за рабами пришёл надсмотрщик. А ещё через какое-то время Винтар стал бредить и впадать в забытье.

Что было дальше, он помнил очень смутно. Кто-то к нему приходил, что-то делал, чем-то поил и кормил.

Подробности Прэт узнал лишь после того как выздоровел, выучил местный язык и расспросил обо всём лечившего его аборигена по имени Фош. Это был целитель племени Шаду, больше похожий на колдуна.

Когда его позвали в жилище погонщиков скота, он сразу понял, что новый раб серьёзно заболел. Разумеется, ни о каких вирусах и других микробах аршальцы понятия не имели, но кое-какие знания о способах лечения лихорадки у них имелись. Скорее всего, Винтар подхватил один из местных вирусов, который мог стоить ему жизни.

На любой цивилизованной планете его бы вылечили за считанные часы, но здесь Фошу пришлось постараться, чтобы справиться с болезнью раба. Вождь племени слишком дорого за него заплатил, и не хотел так быстро его потерять. Поэтому приказал вылечить человека любым доступным способом.

Целитель так и поступил, испытав на Винтаре действие различных настоек, порошков и отваров. Разве что с бубном не плясал, и духов не вызывал, как делали древние земные шаманы. Некоторые снадобья Фоша вызывали у Прэта рвоту или приступы удушья. Другие приносили только временное облегчение. Таким экспериментальным методом его можно было убить раньше, чем он умер бы от самой болезни. Лишь спустя четыре дня нашлось то единственное лекарство, которое окончательно сбило жар и вывело больного из забытья. Или его иммунитет сам справился с заразой.

Следующие несколько дней Винтар оставался слабым и довольно беспомощным. Но он уже мог самостоятельно пить воду и жевать сухие лепёшки патэ. За время лихорадки он успел заметно похудеть и превратиться в грязное вонючее животное. Так что теперь мало чем отличался от остальных рабов.

Когда он достаточно поправился и смог выходить из хижины, его начали отправлять на выполнение самой грязной, но относительно лёгкой работы. Винтара принуждали засыпать землёй старые и копать новые выгребные ямы, а также выносить пищевые отходы и другие помои из жилищ аборигенов. Сначала он пытался возражать, но после пары увесистых пинков и оплеух решил не злить надсмотрщиков и временно смирился с такой участью.

Ещё через пятнадцать дней его дополнительно стали отправлять в поля, расположенные вокруг поселения, где выращивали злаковые растения патэ и различные корнеплоды. Там приходилось трудиться, не разгибая спины, чтобы не получить по ней плетью одного из надсмотрщиков.

Прэт вспоминал это время с брезгливостью и содроганием. Он никогда в жизни не разгребал чужое дерьмо и не ковырялся в грязной почве. Поэтому не думал, насколько подобная работа может быть тяжёлой и противной. На Земле и колониальных планетах Федерации таким трудом уже давно занимались роботизированные системы и андроиды. А тут всё приходилось делать своими руками, от чего они быстро загрубели и покрылись мозолями.

Сейчас ему было полегче. Работа погонщика не требовала больших физических усилий, а свободного времени было хоть отбавляй. Хочешь – стихи сочиняй, хочешь – о жизни думай.

С тех пор, как Винтар попал в рабство к туземцам, он стал учить их язык, обмениваясь поясняющими жестами с другими рабами и надсмотрщиками. Это было необходимо для его собственной безопасности и пользы. От взаимопонимания с аборигенами теперь могла зависеть его жизнь.

Спустя три месяца, по его счёту, он освоил речь туземцев до такой степени, что мог разговаривать с ними на минимальном уровне почти на любые темы. Таким образом, Прэт узнал много интересного о племени Шаду и других известных народах Аршала.

Если бы в молодости он стал ксеносоциологом, эта планета представляла бы для него большой научный интерес. Впрочем, не исключено, что земные учёные здесь уже побывали и провели необходимые исследования. Только он об этом не слышал, поскольку занимался совершенно другими делами.

Увидев однажды полностью обнаженного аборигена, Винтар узнал, что аршальцы являются особым видом гермафродитов. Для него это было настоящим откровением. Среди известных ему гуманоидных рас подобная аномалия встречалось крайне редко. Хотя, даже у людей такие отклонения иногда бывали.

Возможно, сейчас Аршальцы в эволюционном развитии находились на неком переходном этапе от ярко выраженных гермафродитов к разнополым существам. Их дети до десяти-одиннадцати лет оставались номинально бесполыми, а потом, через каждые семь циклов, у них отчётливо проявлялись то мужские, то женские половые признаки. Таким образом, они периодически могли становиться то отцами, то матерями.

Никаких семейных ячеек они при этом не создавали, а в близкую связь вступали только пять раз в году, во время праздников большого круга. После беременности, длящейся около двухсот дней, аборигенки обычно рожали двух детей, которых затем выкармливали грудным соком. Эта питательная жидкость была аналогом грудного молока. Всё-таки аршальцев нельзя было назвать млекопитающими существами, притом, что они являлись гуманоидами.

Занимаясь маленькими детьми, женщины в течение трёх лет не имели право участвовать в новых племенных праздниках и соответственно вступать в близкие отношения, пока не придёт время отдавать потомство на воспитание в дом подрастающего поколения. Поэтому за один семилетний цикл, они рожали всего два раза. За всю жизнь каждый аршалец мог оставить после себя до двенадцати потомков. Но учитывая высокую детскую смертность и опасную жизнь взрослых, такие рекорды плодовитости здесь были редкостью. Из-за этого прирост населения шёл не так быстро, как могло быть при других обстоятельствах.

Почти все местные племена делились на родовые общины или деревни с населением в несколько сотен жителей. В разных племенах таких деревень насчитывалось от одного до двух десятков. Каждая из них занималась определённым видом деятельности, который приносил пользу всему племени в целом.

Крупнейшим поселением управлял вождь племени – катур. Но во главе всякой общины стоял рухмад, которому беспрекословно подчинялись остальные соплеменники, живущие в одной деревне. При этом все рухмады слушались катура. И в случае угрозы вторжения врагов, воины из разных общин объединялись в одну армию под его предводительством.

Население делилось на три сословных группы, которые сохраняли и укрепляли социальный строй целого племени. Самая малочисленная и почётная группа состояла из буталов – воинов, находившихся в мужском семилетнем цикле.

Скотоводы, строители, ремесленники и так называемые кормильцы представляли вторую сословную группу. Их называли мерхами, и они были основой благосостояния всего племени. Именно мерхи определяли главный род деятельности каждой общины.

В третьей группе саншутов, были стражники и надсмотрщики за рабами, а также воспитатели детей и соплеменники в женском семилетнем цикле, производившие потомство.

Несмотря на то, что сословность в общинах передавалась по наследству, молодой и сильный саншут мог легко перейти в группу мерхов или буталов. Для этого на одном из праздников большого круга он должен был доказать своё мастерство в споре с представителем другого сословия. Например, сразиться в личном поединке с одним из воинов, и в случае победы занять его место. Таким же образом, на великом празднике сумрачного дня любой воин имел право претендовать на место вождя племени. Однако в последние годы никто не мог победить катура. Гаршу удавалось сохранять за собой этот титул пять лет подряд, что было довольно редким явлением.

Один из надсмотрщиков с завистью рассказывал напарнику, что в истории Шаду были такие случаи, когда простые саншуты становились Катурами, побеждая правителей племени в праздничных поединках. Винтару всё это напоминало грызню в звериной стае, когда наиболее сильные особи дерутся за место вожака. Его эти примеры не только забавляли, но и восхищали, ведь не каждый мог подняться из грязи в князи, как говорили когда-то на его родной планете.

Пару раз, когда ему доводилось наблюдать за местными торжествами, он видел демонстративные поединки буталов. Но эти кулачные и сабельные схватки его совершенно не впечатляли. Аборигены действовали абсолютно примитивно, не используя особые приёмы и технику боя. Поэтому чаще всего победителями становились самые ловкие и сильные воины, способные вовремя уклониться от атаки и точно ударить в ответ.

Всё ещё не лишённый тщеславия и жажды власти, Прэт знал, что будь он аршальцем, то непременно вступил бы в борьбу за титул катура. Но у рабов здесь не было абсолютно никаких прав, а значит, и шансов изменить свою жизнь.

Под вечер все погонщики забрались на спины торнов и направили стадо в воду, чтобы перебраться на другой берег реки. Животные с громким плеском пошли вброд. Здесь вода доставала им лишь до края панцирей, так что наездники могли не опасаться нападения мелких речных кровососов.

Выбравшись на сушу, стадо двинулось дальше на восток. Над горами медленно поднимался желтоватый серп Ватана. В розовом свете заходящей Этшианы окружающая местность казалась какой-то призрачной и нереальной. Винтар зажмурился, в очередной раз жалея, что он лишён художественного таланта и возможности запечатлеть сюрреализм чужого мира.

Примерно через час стадо подошло к изгороди большого загона, где можно было остаться на ночь. С внутренней стороны частокол наполовину был засыпан землёй, чтобы его не повалил сильный ветер. Судя по тому, что двухметровые брёвна находились на своих местах, вчерашний кашид не смог ничего разрушить.

Торнам подобные загоны, в принципе, не требовались, поскольку естественных врагов у них почти не было, да и те обитали преимущественно в лесах. Изгородь нужна была самим аборигенам, которые не любили ночное бодрствование, и не умели сторожить скот. Они опасались, что их свободолюбивые животные разбредутся по округе, пока все погонщики спят.

Когда стадо оказалось в загоне, рабы закрыли широкий проход парой длинных брёвен и отправились на сбор травы и сухих навозных лепёшек для костра. Винтар в свою очередь скинул с торна мешки с продуктами и бурдюки с чистой речной водой. Потом открыл один из них и вдоволь напился. На особый привкус местной воды он старался не обращать внимания, как и на окружающие его неприятные запахи животного пота и экскрементов.

Подхватив с земли пару тяжёлых мешков, Винтар зашёл под деревянный навес, примыкающий к одному из углов изгороди. Там надсмотрщики уже пытались разжечь огонь в очаге. Очередной день близился к финалу. Наконец-то пришло время отдыха.