Читать книгу Дежавю на крови. История о том, что получает мужчина, готовый на все ради любви - Александр Андрюхин - Страница 13

Весь следующий день Трубников пребывал под впечатлением прочитанного отрывка из романа этого шизика. Глава издательства недоумевал, почему этот невзрачный текст, написанный далеко не мастерским языком, произвел на него такое сильное впечатление. «А вообще, – подумал Трубников, – если бы Колесников двигался в этом направлении, из него бы вышел толк. Его слог не особо красочный, не особо образный и не особо благозвучный, но в нем есть жизнь».

Когда вечером одноклассник снова навестил больного четвертой палаты, то не увидел в его глазах никакого безумства. Диман был таким же, как всегда: бодрым и жизнерадостным. «Может, у него прошло?» – обрадовался посетитель.

– Как себя чувствуешь? – с порога поинтересовался Евгений, окидывая пустую палату взглядом.

– Прекрасно себя чувствую! – ответил с улыбкой Колесников. – Это, – он поднял перевязанную руку к верху, – подживает. Вены уже срослись. А с жилами сложнее. Шевелить пальцами можно будет только через неделю.

– Где твои соседи? – спросил Трубников, описав подбородком полуокружность.

– Телик пошли смотреть. Я тоже хотел пойти, но сестра сказала, что ты придешь.

Трубников двинул к кровати табурет и сел у изголовья.

– Прочел я вчера твое сочинение. Ты знаешь, понравилось.

Глаза Колесникова радостно вспыхнули.

– Серьезно? Прикалываешься, наверное.

– Скажу более, – солидно чмокнул Трубников. – Если бы роман был написан полностью, я бы его издал в своем издательстве.

– Но это уже свистишь! – засмеялся Колесников. – Твое издательство не издает художественную прозу. Да, и поэзию тоже. Одни только репродукции и рекламные проспекты.

– Для тебя я сделал бы исключение.

Колесников молодецки закинул здоровую руку за голову и лег удобнее, польщенный похвалой.

– М-да! – произнес он мечтательно. – Не плохо было бы издать.

– Не плохо было бы дописать, – вторил Трубников.

– А что, может, еще допишу, – подмигнул Диман. – Но я не верю, что ты издашь. Пожалеешь денег. Литература – вещь не прибыльная. – Колесников тяжело вздохнул и покачал головой. – А когда-то, помнишь, мы мечтали создать свое издательство и выпускать только серьезные книги, в первую очередь, конечно, свои. А что в результате? Я ушел в бульварную журналистику, а ты стал хозяином издательского дома, добился-таки цели, но не печатаешь даже собственных стихов. Потому что не рентабельно. Скажи, десять лет назад мы думали о презренной рентабельности? И в мыслях не допускали! Мы думали только о великой литературе.

– Возможно, я к ней еще вернусь, – улыбнулся Трубников.

– Не обманывай себя, – зажестикулировал Колесников. – Никогда ты уже не вернешься в большую литературу. Ты слишком для этого сыт. Посмотри на свое пузо, уже пиджак на пуговицу не застегивается.

– Возможно, ты и прав, – выпятил губы Трубников. – Я уже никогда не вернусь к стихам. Да и ты уже никогда не допишешь свой роман. А жаль. Я бы опубликовал вопреки рентабельности. Честное слово.

Трубников замолчал, Колесников тяжело вздохнул и покачал головой. После некоторой паузы, Трубников подмигнул приятелю:

– Королеву Марго, ты, конечно, писал с Маргулиной?

– А что узнается?

– Еще как.

– А этого прохиндея Пьера писал с себя?

– Но, почему же с себя? – возмутился Колесников. – Как прохиндея – значит сразу с Димана! Кое-что, конечно, выдернул из своей личности, не спорю, но вообще это собирательный образ.

– Понятно, – кивнул Трубников, спрятав в кулак улыбку. – А Мрачного Шарля писал с кого? Неужели с меня?

Брови Колесникова взметнулись вверх.

– С тебя? Что за бред? В образе Шарля и близко нет твоего. Об этом перце я вычитал в энциклопедии.

Трубников надул щеки и задумался.

– А с кого ты писал… Э-э… – Трубников запнулся, да так и остался сидеть с открытым ртом и неоконченным вопросом.

– Ну? – нетерпеливо подтолкнул Колесников.

– Ладно! Бог с ним, с романом, – махнул рукой Евгений. – Психиатр с тобой беседовал?

– Сегодня у нас с ним был длинный разговор. Я ему залил про депрессию, но заверил, что подобное больше не повториться. Он поверил. Про убийство, конечно, ни-ни.

Трубников сразу нахмурился.

– Ты опять за свое? Хватит чушь городить! Никакого Олега ты не убивал. Он живой! Ты понимаешь?

Колесников испуганно втянул голову в плечи и с ужасом прошептал:

– Убивал! Еще как убивал! Ты мне не веришь? Я что, по-твоему, сумасшедший? Я хорошо помню, как всадил в него две пули. Одну в висок, вторую в лоб. Но в лоб уже потом, в машине.

– Тогда почему он живой?

– Не знаю. Я не уверен, что он живой. Возможно, это его призрак.

Зрачки Колесникова расширились, и глаза снова сделались безумными. «Зря я начал эту тему, – с тоской подумал Трубников. – Вот идиот, вбил себе в башку и ничем не выбьешь. Нет! Ему все-таки следует подлечиться».

– Призрак, говоришь? А давай я тебе завтра его приведу!

– Не надо, Женька! – истерично закричал Колесников. – Только не его! Если приведешь, я снова вскрою себе вены прямо у тебя на глазах.

– Успокойся! – выдохнул Трубников, вцепившись в одеяло, которое Диман натянул на лицо. – Хорошо, я его не приведу. Только не кричи.

– Правда? – в глазах Димана сверкнуло что-то детское. Он испуганно повертел головой и прошептал: – Ты знаешь, он ко мне уже приходил. Домой. Я в глазок не посмотрел, открыл дверь, а он стоит такой прозрачный, бледный, грустный – шары выпученные. Стоит и в глаза смотрит. Я ни бе ни ме, тоже стою и смотрю. Пошевелиться не могу от страха. А он вдруг таким слабым-слабым голосом говорит:

– Моя жена у тебя?

Я затряс головой, потому что сказать ничего не могу. Он как-то очень печально вздохнул и сказал:

– Извини. Тогда я пойду.

Развернулся и медленно-медленно пошаркал к лифту с поникшей головой. Но у лифта вдруг резко поднял голову, хищно улыбнулся (ты бы видел его улыбку, Женька!), затем провел пальцем по виску и пропел: «Свистят они, как пули у виска, мгновения, мгновения, мгновения». Тут я опомнился и захлопнул дверь. Припал к глазку, – а там никого. Как у меня не случился разрыв сердца в ту минуту? Черт его знает!

Трубников внимательно изучал лицо приятеля и видел в нем неподдельную искренность. Если бы это было игрой, Евгений бы почувствовал. Но в глазах Димана не мелькнуло никакого напряга. «Точно. Он сошел с ума на почве любви к Марго», – пришел к унылому заключению одноклассник.

– И все равно ты не похож на убийцу. У тебя слишком живые глаза. У убийц зрачки неподвижные, – вяло ответил Евгений, не надеясь, что аргумент подействует просветленно.

Больной поднял глаза на друга и с ужасом простонал:

– Женька, а у тебя глаза неподвижные. Может, это ты убил Олега?