Читать книгу Дон Жуан. Правдивая история легендарного любовника - Александр Аннин - Страница 10

По сложившейся традиции королевская семья и высшие гражданские должностные лица Кастилии в шествиях участия не принимали. Исключением был последний день Семаны Санты: Страстная суббота, канун Пасхи. В этот день члены королевского дома в рубищах, а порой и босиком возглавят общенародную процессию.

Сегодня же инфант дон Педро и его мать Мария Португальская наблюдали за грандиозным шествием с галереи, опоясывающей второй этаж королевского замка. Здесь же находился канцлер Хуан Альфонсо д’Альбукерке, а также несколько других вельмож, только что прибывших в Севилью.

И Альбукерке, и Мария Португальская инстинктивно старались держаться подальше от инфанта, который успел отоспаться за время мессы и теперь равнодушно взирал на толпу своих будущих подданных.

Наконец королева Мария не выдержала:

– Сын мой, вы виделись с королем? Вы были у него?

Дон Педро сразу понял истинную подоплеку этого вопроса.

– Нет, матушка. Я не заходил к нему. Шатер был оцеплен оруженосцами. Но я говорил с Энрике. Король доживает последние дни. У него бред и лихорадка.

«Значит, скоро меня будут именовать вдовствующей королевой. И регентшей при юном короле, моем сыне», – с удовлетворением подумала Мария Португальская.

Мария и Альбукерке успокоились. Раз дон Педро не приближался к королевскому шатру в военном лагере Альфонсо XI, то, скорее всего, инфант незаразен.

Альбукерке неприязненно поглядывал на двух главных советников короля Альфонсо XI, стоявших здесь же, на галерее. Примчались из Вальядолида. И всячески лебезят и заискивают перед юным инфантом, а особенно – перед его матерью, Марией Португальской, которая, как все понимают, вот-вот получит реальную власть в государстве.

Видимо, у этих вельмож, как и у Альбукерке, тоже были свои люди в королевском лагере…

Здесь же стоял и хмурился вечно чем-то недовольный дон Хуан Нуньес, глава именитейшего кастильского клана де Лара, имевшего обширные владения на севере, в Старой Кастилии. Постоянное недовольство Хуана Нуньеса имело глубокие корни: его покойный дед, Альфонсо де ла Серда, шестьдесят с лишним лет тому назад был инфантом Кастилии. Именно его, де ла Серду, своего внучатого племянника, король Альфонсо Х Мудрый назначил преемником на троне, поскольку родной сын короля Альфонсо Мудрого, Санчо, был откровенно безумен. Однако, когда в 1284 году Альфонсо Х умер, Санчо силой отнял корону Кастилии у де ла Серды, первым делом приказав задушить своего родного брата Фадрике.

Хуан Нуньес прочно породнился с Альфонсо XI Справедливым: дочь де Лары была замужем за одним бастардом – доном Тельо, а племянница – за другим, доном Энрике, которого умирающий от чумы король хотел сделать наследником престола. Хуан Нуньес де Лара понимал, что вряд ли его племянница станет в ближайшее время королевой Кастилии. Понимал и злился.

Рядом с де Ларой стоял неприятный тип – молодой инфант Арагона принц Фернандо, родной брат ныне царствующего арагонского короля Педро IV. Мать Фернандо, Элеонора Кастильская, была родной сестрой Альфонсо XI Справедливого. Инфант Фернандо взбунтовался против власти брата, короля Арагона, и предложил свои услуги дяде, кастильскому королю. Альфонсо XI держал при себе арагонского инфанта «на всякий случай», ведь на протяжении веков отношения между Кастилией и Арагоном были не слишком дружественными. Оба государства постоянно готовились к очередной войне друг с другом, которая могла вспыхнуть в любой момент.

Прибыв в Севилью вслед за де Ларой, инфант Арагона сразу повел себя как опытный льстец и подхалим. Подобострастно обратившись к только что проснувшемуся дону Педро, Фернандо Арагонский как бы случайно обмолвился:

– Ваше величес… Простите, ваше высочество!

– Ничего, дон Фернандо, – поощрительно зевнул инфант Педро. – Я слушаю.

– Наш досточтимый король, дон Альфонсо, перед выступлением в поход против неверных, настоятельно распорядился, чтобы я, верно служивший ему все эти годы, находился при вас и всячески опекал вас во время его отсутствия.

– Мой отец уже два месяца в походе, – презрительно ответил дон Педро. – Что-то вы долго добирались до Севильи, дабы исполнить его волю. Впрочем, судя по вашему виду, я не прав: похоже, вы проделали весь путь из Вальядолида за один день. Надо беречь себя, дон Фернандо. Как знать: может статься, что ваши услуги еще пригодятся нашему королевству.

И дон Фернандо, и де Лара безропотно и даже с каким-то удовольствием сносили любые колкости со стороны инфанта Педро и Марии Португальской. Что ж, оба советника были многоопытные царедворцы. А двор, как ни крути, плавно перемещался из Вальядолида в Севилью. В этот мрачный замок, где королева Мария и ее сын Педро провели на положении арестантов долгие шестнадцать лет.

* * *

Дон Хуан, вернувшись домой, проспал весь оставшийся день. А как стемнело, хорошенько подкрепившись, отправился на указанное доньей Эльвирой место свидания.

Направляясь в Апельсиновый дворик, де Тенорио мысленно твердил: если он остается жив, то это – его последнее приключение такого рода. Все, хватит вымогать у благородных дам краткие мгновенья плотской любви. Со дня на день его лучший друг Педро станет королем и сможет по своему желанию выбирать любую даму или девицу – хоть из инфансонов, хоть из рикос омбрес! И, в конце концов, что стоит королю поделиться со своим другом детства и юности? Открыть и ему, дону Хуану, доступ к неиссякаемому источнику наслаждений…

Он мог бы и не ходить сегодня в церковь Иглесиа-де-Санта-Мария и не подвергать шантажу восхитительную донью Эльвиру де Кастеллано. Простить ее, помиловать.

Но начатое дело надо всегда доводить до конца. Иначе капризная удача может отвернуться от него. Так что не прогневайся, святой Тельмо, не считай сегодняшнюю авантюру как нарушение принесенного обета. Ведь он выследил донью Эльвиру давно, еще в начале января, – стало быть, до того, как ему явился угодник Христа. К тому же… Какое это наслаждение – рискнуть жизнью ради минутного обладания гордой андалуской! Ибо как знать: не уготована ли ему засада в лице ночных головорезов, нанятых знатной уроженкой Севильи? Времени на то, чтобы организовать убийство свидетеля супружеской измены, у доньи Эльвиры было предостаточно. Да и сама она вполне могла взять с собой кинжал.

Как сладостно замирает сердце от предвкушения смертельных объятий… Такое опасное приключение просто невозможно упустить! Оно станет одним из самых острых впечатлений на его веку.

Под нескончаемый колокольный звон де Тенорио осторожно шел по улице Калье Матеос Гаго. Он был готов к возможному нападению: помимо короткого меча, при нем были два кинжала.

На улицу опустился кромешный мрак безлунной ночи, и де Тенорио, рискуя привлечь убийц, был вынужден зажечь свечу. Вот и Апельсиновый дворик с его ажурными мавританскими решетками, за которыми в слабом пламени свечи виднелись очертания беседки.

А может быть, он напрасно волнуется за свою жизнь? Может быть, он неправильно оценивает тот ушат гнева, презрения и ненависти, которыми донья Эльвира окатила его с головы до ног в церкви Иглесиа-де-Санта-Мария?

Может, она из тех женщин, для которых истинная любовь невозможна без самопожертвования? Таким экзальтированным особам, чтобы обрести полноту чувства, просто необходимо принести себя в жертву своей страсти. Многие женщины обожают нравственное самоистязание, находят сладость в унижении ради любви…

Может быть, поэтому она, едва увидев возле себя самого подлого из всех вымогателей Севильи, сразу же, с готовностью предложила ему себя. Де Тенорио даже не потребовалось произносить обвинение, выслушивать нелепые отговорки! Она сама хотела быть униженной…

Тогда о каком сочувствии к донье Эльвире может идти речь? Каждый получит сейчас то, чего так страстно желает.

Среди зарослей апельсиновых деревьев звон колоколов почти не слышался. Да, неслучайно донья Эльвира назначила встречу именно здесь, возле Большой мечети, как бы дистанцируясь от католических церквей. Хочет даже в такой ситуации соблюсти христианские приличия…

Напряжение дона Хуана росло, и он не выдержал – задул свечу. По памяти, стараясь не издавать ни малейшего звука, он наконец-то пробрался в беседку.

– Вы здесь? – шепотом спросил он темноту.

Тишина…

Один час сменял другой. Казалось, так будет продолжаться без конца. Но вдруг… Крохотный фонарик с медно-красным язычком пламени замерцал вдали, покачиваясь, приближаясь к беседке. Наконец шорох платья раздался совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Донья Эльвира спросила с тревогой в голосе:

– Вы здесь?

– Да.

– У вас пятнадцать минут, не больше, – резко сказала женщина. – Делайте же скорее свое мерзкое дело!

И вдруг разрыдалась:

– Боже мой! И это на Святой неделе! Вы просто дьявол!

Дона Хуана взбесила подобная забота о соблюдении католических канонов:

– Я полагаю, что, будучи благочестивой христианкой, вы на период Семаны Санты отменили свидания со своим любовником, доном Мануэлем?

Донья Эльвира в ответ лишь с ненавистью посмотрела на де Тенорио. Потом, повернув зубчатое колесико, погасила фонарик, и дон Хуан явственно услышал, как она медленно расстегивает платье.

«А вдруг у нее сейчас в руке кинжал?» – подумал де Тенорио, но, отбросив колебания, шагнул вперед.

Как упоительно было заниматься любовью с этой роскошной женщиной. Таких острых ощущений дон Хуан раньше не испытывал…

А испытывал ли дон Хуан хотя бы некое подобие угрызений совести после таких, с позволения сказать, побед? Этот вопрос он и сам задавал себе не раз. Де Тенорио обладал редким даром: он умел объективно анализировать свое внутреннее состояние. В конце концов он пришел к выводу, что ничего похожего на раскаяние в его душе никогда не шевелилось. Хотя временами дон Хуан чувствовал какую-то сосущую пустоту, будто кто-то незримый отщипнул очередной кусочек его личности. Его бессмертной души. Его потаенной надежды на что-то хорошее, светлое, радостное.

Он сам не заметил, как постепенно стал не то чтобы ненавидеть, но с неприязнью относиться к женщинам. Презирать их всех, без разбора. В самом деле: то, что дон Хуан почитал как высшее блаженство, для них было всего лишь разменной монетой, которую они с легкостью готовы платить отвратительному вымогателю.

Обладательницы величайшего (с точки зрения дона Хуана) сокровища не ценили его, отдавали походя – бери, не жалко! Чтобы тайно продолжать свои развратные похождения, благородные дамы Севильи соглашались разок потерпеть мерзкого негодяя Тенорио, в сторону которого они при других обстоятельствах даже и не взглянули бы.

Впрочем, был один случай, когда уверенный в своей победе дон Хуан потерпел позорное поражение. Завораживающе красивая, высокая, с волнистыми черными волосами и бледным лицом, донья Изабелла де Орсо, выслушав условия сделки, предложенные доном Хуаном, грубо выставила его вон из своего патио.

– Поступайте, как вам угодно, сеньор, – сказала она вдогонку, когда, униженно сгорбившись, де Тенорио спешил убраться подальше. – Что же касается меня, то я готова терпеть любые страдания ради своей любви, которую вы называете преступной. На крайний случай у меня припасен яд.

Дон Хуан не посмел известить почтенного супруга доньи Изабеллы о тайной любви его жены. Он лишь стал замечать за собой одну странность: стоило ему оказаться поблизости от кастильо де Орсо, как ноги сами сворачивали в сторону, заставляя их обладателя далеко обходить место своего постыдного провала.