Читать книгу Распущенные знамёна. КРАСНЫМ ПО БЕЛОМУ. Альтернативная сага - Александр Антонов - Страница 21
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава четвёртая
МИХАИЛ
ОглавлениеДа, мы победили, но с перевесом всего лишь в несколько голосов – меньше двух десятков. Теперь предстояло победу удержать, а впоследствии и закрепить. Тяжесть ответственности подавила веселье, и мы ограничились лёгкими поздравлениями. Не отягощённая ничем таким Ольга выглядела гораздо веселее нас. С улыбкой на лице и восхищением в глазах – не поддельным ли? – чмокнула меня в щеку, стрельнула с намёком глазами в сторону Маши и умчалась в Александринку, где в это время уже начал работу большевистский съезд. А нам хотелось хотя бы на несколько часов отрешиться от политики. Наскоро попрощавшись с Александровичем, Маша попросила меня отвезти её домой. Всю дорогу молчала, на меня не глядела, о чём-то думала. Потом не выпустила из своей мою руку, когда прощались у Комендантского дома. Так за руку и ввела меня в квартиру. Конец дня и ночь мы провели вместе, а утром я сделал Маше предложение…
Окрылённый Машиным «да», я покидал Петропавловскую крепость в приподнятом настроении. Сразу за Иоанновским мостом машину поджидала одинокая женская фигура. Нина не требовала остановиться, просто смотрела, как мы приближаемся. Остановиться я приказал сам. Вышел из машины и подошёл к Нине.
– Ну?
Ответила бывшая любовница только после того, как обволокла меня долгим взглядом, смысл которого я угадать и не пытался – не до того мне сейчас было.
– Нам надо поговорить, – произнесла, наконец, Нина тем приятным грудным голосом, которой так увлёк меня во время нашей первой встречи. Ветер перемен разметал нас в разные стороны и былые чары больше не действовали. Я взял Нину за локоток, отвёл в сторону и повторил вопрос:
– Ну?
Она вздохнула и коротко ответила:
– С тобой хочет встретиться Савинков.
Чего-то в этом роде я и ожидал. Первым порывом было отказаться, но потом я передумал.
– Где и когда?
– Приходи сегодня к пяти часам пополудни на Сергиевскую, Зиночка тебя проводит.
Я оценил разумность предложения – Гиппиус была гарантом нашей обоюдной порядочности – и дал согласие.
Встретили меня на Сергиевской крайне холодно и сразу проводили в кабинет. Увидев там угрюмо смотрящего на меня Савинкова, я ничуть не удивился. Тот не протягивая руки – правильно, я бы её не пожал – указал мне на свободное кресло. Молчали, обмениваясь изучающими взглядами, минут пятнадцать. Савинков явно выжидал. Вошла Гиппиус, не глядя в мою сторону, подошла к Борису и что-то прошептала на ухо. Тот выслушал и кивнул. Я дождался, пока за поэтессой закроется дверь, потом спросил с лёгкой усмешкой:
– Проверяли, пришёл ли я один?
– А вы как хотели? – блеснул глазами Савинков. – С провокаторами ухо надо держать востро.
– Кто бы говорил, – отпасовал я мяч на противную сторону, при этом стараясь не подать вида, что слово «провокатор» меня задело.
Но Савинков сегодня к словесной игре расположен не был.
– Скажите, Странник, – спросил он угрюмо, – почему вы так со мной поступили?
Мой взгляд требовал пояснений, и Савинков продолжил:
– Я имею в виду, к чему все эти кошки-мышки. Почему вы открыто не выступили против меня, зачем заманили в ловушку. Если вы хотя бы рассказали мне о Стрелкине, я бы вёл себя иначе.
– Потому и не рассказал, что хотел, чтобы вы вели себя так, как и повели, – глядя прямо в глаза Савинкову, ответил я.
Тот под моим взглядом поёжился.
– Но почему?
– Не потому, Борис Викторович, что вы мне глубоко несимпатичны, это бы я пережил, а потому, что вы своим членством наносили непоправимый вред партии.
Глаза террориста номер один зло блеснули.
– А вы, Спиридонова, Александрович, и прочие, получается, для партии благо?
– Да, именно так я и считаю!
– Выходит, война? – спросил Савинков зловещим голосом.
– С вами? – удивился я. – Борис Викторович, побойтесь бога, какая война с покойником? Ваш политический труп смердит на весь Петроград, а скоро засмердит на всю Россию.
Савинков сжал кулаки.
– Пусть так! Но стрелять я при этом не разучился.
– Да полно вам, – отмахнулся я от его слов. – В обозримом будущем вам не стрелять, а отстреливаться придётся. За вами объявлена такая охота, что вам, право, легче застрелиться самому, чем ждать каждую минуту пули со стороны.
Я поднялся с кресла. Взгляд Савинкова напоминал взгляд затравленного зверя. Во мне неожиданно проснулась жалость к этому, в общем-то, незаурядному человеку, потому я отказался от уже готовой сорваться с языка финальной фразы, ограничившись коротким «Прощайте!», и направился к выходу.
Провожавшая меня Зинаида Гиппиус сказала у двери:
– Вы, Михаил Макарович, поступили как последний негодяй, двери этого дома отныне для вас закрыты!
Что я мог ей ответить? Молча поклонился и вышел вон.