Читать книгу Доброволец / Как я провел лето - Александр Архипов - Страница 3

Пока Артём принимал душ и собирал «мыльно-рыльные» принадлежности в небольшую сумочку, презентованную Натальей Сергеевной, хозяйка квартиры готовила завтрак.

– Тёма! – крикнула Наташа в сторону ванной комнаты, перекрикивая шумевший чайник. – А у тебя бельё запасное есть?

– Там выдадут, главное – раньше времени не обделаться, – ухмыльнулся Артём, глядя на себя в зеркало.

– А форму эту… пятнистую?

– Выдадут, – уверенно крикнул «доброволец», – обязаны. Ну не в джинсах же воевать.

Кухонный стол был заполнен едой так, что кружку с чаем Артёму пришлось держать в руках.

– Наташ, куда столько? – улыбнувшись, спросил Артём, глядя на всё это изобилие.

– Ну, так… на фронт мужика провожаю! – засмеялась Наташка, забирая у парня кружку. – Когда ещё придётся поесть домашнего, Тёма.

Тут были и пельмени со сметаной, и яичница с жареной колбасой, и бутерброды с красной рыбой. Артём согласно кивнул и положил перед Наташей ключи от машины и документы.

– У тебя же права есть, вот и пользуйся пока. Только масло в движке проверяй… поджирает старушка. А это заявление в деканат. Отнеси, пожалуйста, в институт, пусть мне «академку» оформят. Объясни там на словах, что, мол, добровольцем… По зову, так сказать… Да я и сам позвоню, – тяжело вздохнув, попросил студент.

– Всё сделаю, Тёма. Слушай, я тут подумала… Есть ещё вариант. Без СВО и военкомата. Объясниться с папашей Сашеньки тебе нужно. Генерал этого Цымбалюка по щелчку «за Можай загонит» ради будущего зятя, – как-то уж больно серьёзно и убедительно пояснила Наталья Сергеевна.

– Ещё одна… – со спокойным безразличием отозвался Артём, уплетая пельмени со сметаной. – Дай позавтракать бойцу фронтовой агитбригады. Зуб даю, всё это фантазии чокнутой девчонки. Напридумывала себе… Стоит, небось, сейчас перед зеркалом и подушку к животу привязывает. Беременная, твою маму…

Прощались у входа на территорию военного комиссариата Тушинского района СЗАО. Наташа, поцеловав Шиллера в курносый нос, улыбнулась и, махнув рукой, весело сказала:

– Добровольцев вон там записывают. Беги, опоздаешь.

Артём, молча забросив на плечо рюкзак, пошёл по дорожке по направлению к центральному входу.

– Эй, военный! – послышалось сзади. – Береги себя! И звони…

Шиллер на секунду обернулся, как-то неопределённо покачал головой и вошёл в военкомат вслед за тучной женщиной в военной форме с погонами старшего прапорщика. Догнав в вестибюле широкую телом военнослужащую, Артём широко улыбнулся и хорошо поставленным голосом спросил:

– Послушайте, прапорщик. Вы не могли бы…

– Не могла бы… Обращайтесь по уставу, товарищ… Вы призывник? – строго спросила военнослужащая, оценивая крепкую фигуру молодого мужчины. – Товарищ старший прапорщик… а дальше излагаете суть вопроса, – увидев смущение на лице парня, уже чуть мягче пояснила женщина.

– Товарищ старший прапорщик, подскажите, пожалуйста, где записывают в добровольцы в зону СВО? – чётко произнося каждую букву, как на зачёте по «сценической речи», задал свой вопрос Шиллер.

– Ясно. Вы через портал Госуслуг записывались или лично пришли? – заложив руки за спину, спросила старший прапорщик, приподняв волевой подбородок.

– Очевидно… лично пришёл, – ловя на себе заинтересованный взгляд немолодой военной дамы, ответил Артём, ослепительно улыбнувшись.

– Рядовой, сержантский или офицерский состав?

– Думаю… для начала рядовой, – чуть замявшись, ответил доброволец.

– Вам на второй этаж. Впрочем, я провожу вас. По пути, – блеснув зубными золотыми коронками, ответила старший прапорщик и показала направление движения.

У кабинета № 202 стояли, «полируя» плечами панели стены, человек пять мужчин разного возраста. Старший прапорщик, без стука заглянув в кабинет, обратилась сразу ко всем в очереди:

– Следующим он войдёт. Товарищ по особому списку.

Кто кивнул, кто в недоумении пожал плечами, но возражать не стали. Только на всякий случай сделали шаг назад от двери кабинета, украдкой провожая взглядом широкие бёдра старшего прапора. Артёму ждать пришлось недолго, дверь открылась, и из полумрака кабинета вышел мужчина лет сорока пяти с предписанием в руках. Кто-то тихо сказал:

– Ну…

– По специальности. Командир миномётного расчёта, – немного взволнованным голосом ответил мужчина, пряча в карман пиджака военный билет. – Двадцать пять лет прошло, как я из армейки вернулся, а миномёты всё те же на вооружении.

Артём придержал ещё не закрывшуюся дверь и вошёл в кабинет. За столом сидел майор и что-то отмечал в большой общей тетради. Возле окна сидел ещё один офицер с двумя маленькими звёздочками на погонах и, беззвучно шевеля губами, что-то печатал, клацая по клавиатуре компьютера двумя пальцами.

– Ну… не молчите, – не поднимая головы, безразличным тоном произнёс лейтенант.

– А чего… я в добровольцы, – переминаясь с ноги на ногу, нерешительно ответил Артём.

– Анкету заполнили? – не меняя интонации, спросил лейтенант.

– Мне сказали, что здесь дадут… – соврал Артём.

– Сюда приходят уже… – начал пояснять лейтенант, наконец оторвавшись от компьютера.

– Что там у… вас? – закашлявшись, спросил майор, бросив ручку на стол. – Вы кто? Возраст? «Военный билет» где? Паспорт? Почему не представились? ВУС какой, звание? Род войск? Что вообще тут происходит, Малышев? Это что за явление? – недовольно сыпал вопросами хозяин кабинета, придирчиво рассматривая вошедшего парня.

– Я доброволец. Фамилия Шиллер, полных двадцать один. В армии не служил, отсрочка была. В настоящее время учусь на третьем курсе института, но взял «академку»… – начал сбивчиво отвечать Артём совсем не на те вопросы, что ему были заданы.

– Уважаемый, здесь людей на войну посылают, а не на танцы… – повысил голос майор, приподнимаясь со своего места.

В это время дверь в кабинет шумно открылась и в помещение быстрым шагом вошли три старших офицера. Судя по тому, как одновременно вскочили и вытянулись майор с лейтенантом, вошедшие были их начальниками.

– Это кто тут на войну посылает? – поинтересовался вошедший первым высокий подтянутый генерал-майор. – Вам, майор, напомнить, что Российская Федерация в настоящее время никаких войн не ведёт, а осуществляет специальную военную операцию на территории Украины? Представляемся…

– Майор Иващук, заместитель начальника…

– Ясно. А вы? – перебил майора генерал, оценивающе разглядывая спортивную фигуру Шиллера.

– Доброволец я. А меня не берут. Хочу Родину защищать, товарищ генерал. Считаю, выбор мой осознанный и единственно правильный! – с надрывом в голосе произнёс студент третьего курса актёрского факультета. – Прошу вот… отправить меня на Украину фашистскую сволочь искоренять, а майор Иващенко…

– Иващук…

– Вот именно, что Иващук… – тихо, но внятно прошептал Шиллер.

Последнее предложение было хорошо продумано Артёмом и попало в «десяточку». Украина… а майор Иващук (с явным акцентом на окончание фамилии)… типа добровольцам отлуп даёт.

– Товарищ генерал, этот… доброволец в армии вообще не служил. А у нас по этому поводу чёткая установка. У меня директива… – вытирая пот со лба листом бумаги формата А4, промямлил майор.

– Стрелять умеешь? – коротко спросил генерал, не обращая внимания на объяснения майора Иващука.

– Умею. Меня батя с восьми лет с собой на охоту брал. На лося, на волка, на кабана ходил. Думаю, хохлы не страшнее, – улыбнувшись генералу, лихо ответил доброволец Шиллер, нечаянно забыв, что ему нужно в агитбригаду проситься.

– Видал какой? – одобрительно кивнул в сторону Артёма генерал. – Стометровку за сколько бегаешь?

– В трусах за тринадцать и две. Километр за три ровно. Могу прямо сейчас. Показать? – разгорячился Шиллер, сдёргивая с плеча рюкзак. Будущий актёр прекрасно понимал, что никто сейчас не будет проверять его спортивные достижения.

– Молодец, парень. Спецназовец. Разведчик. Штурмовик. Когда будешь готов к призыву? – прищурившись, спросил генерал.

– Так… а я готов, товарищ генерал. У меня всё необходимое и документы с собой, – тряхнув рюкзаком, ответил Артём, косо поглядывая на майора Иващука. – И позавтракал плотно.

– Видал? Прямо по Суворову… Этого добровольца я себе забираю, майор. Оформляйте. Машина на ж/д вокзал уходит через три часа. Вам всё ясно? – «высверливая» взглядом звёзды на погонах майора, спросил генерал-майор. – Как, говоришь, боец, фамилия?

– Шиллер. Артём Шиллер, – неожиданно для себя гаркнул, вытянувшись в струнку, Артём.

– Шиллер? Интересно. Прям как музыканта известного? – кивнул головой генерал.

– Как драматурга… – негромко поправил Артём.

– Не понял…

– Шиллер драматургом был, – наклонившись к плечу генерала, ответил Шиллер.

– Запомню. Свободен, – чуть наклонив голову в сторону Артёма, приказал генерал-майор.

К добровольцу быстро подошёл лейтенант, жёстко взял его под руку, и они вместе вышли в коридор второго этажа военкомата. Нужно было успеть оформить этого настырного добровольца. Выписать все необходимые документы, подписать контракт на первые три месяца, переодеть в военную форму и выдать довольствие. Мужчины, ждущие своей очереди у верей двести второго кабинета, тихо переговаривались, с опаской поглядывая в сторону скрывшихся за поворотом длинного коридора военкомата.

– Ни хрена себе – «товарищ по особому списку».

– Целого генерала пригнали оформлять пацана.

А в кабинете был другой разговор. Вернее, преимущественно говорил генерал-майор Ветров Степан Иванович, назначенный командиром только сформированной отдельной моторизованной бригады оперативного назначения. В настоящее время подразделение проходило боевое слаживание в учебном центре под Нижним Новгородом.

– Значит так, Иващук, – до предела растягивая звук «щ» в фамилии майора, жёстко «доводил до сведения» генерал-майор. – Рекомендую ещё раз пересмотреть в записи выступление нашего президента в части, касающейся российского добровольческого движения. И не допускать в дальнейшей работе… Ты смотри, майор, какого парня ты хотел завернуть! Физически подготовленный, идейный! Я, говорит, Родину хочу защищать от фашисткой сволочи. А ты ему – «…идите, у вас анкета не заполнена». Знаешь, на чью мельницу ты воду льёшь, майор? Кстати, а ты за сколько стометровку пробежишь? – с ухмылкой поинтересовался генерал Ветров, попробовав оттянуть от живота офицера ремень портупеи.

Опережая тут же вспотевшего майора, за него вступился военкоматский подполковник:

– Нормы по ФИЗО у нас все сотрудники сдали, товарищ генерал-майор.

– Да знаю я… Вы тут все – чемпионы-разрядники, – с досадой парировал Ветров и, обращаясь к своему помощнику, предложил: – Валера, время есть, давай ещё в Химки заскочим. Думаю, и там мужики достойные есть.

Пока генерал-майор Ветров выходил из здания военного комиссариата, команда «Смирно!» была произнесена четыре раза. В результате выполненной по уставу команды со стен в коридорах столичного военкомата упало два агитационных плаката, в кабинете второго отдела вдребезги разлетелись две чайные чашки, перегорел электрочайник, и была варварски сломана одна щеколда в мужском туалете.

* * *

За грязным окном старого плацкартного вагона военного эшелона ненавязчиво мелькала «среднерусская возвышенность». Скорость у поезда была приличной, и предпоследний вагон мотыляло, как хвост у бешеной собаки. В самом вагоне курение было запрещено, но тамбур всех жаждущих не вмещал, поэтому вонь и запах разного по качеству табака устойчиво забивали мозги и некурящим. Военные эшелоны пёрли без остановок. На больших станциях их пропускали «пассажиры» и «товарняки», а диспетчеры, жутко матерясь, на ходу корректировали графики движения, понимая: с МО не поспоришь.

По расписанию первый эшелон с личным составом и техникой отдельной моторизированной бригады оперативного назначения должен был прибыть в Ростов-на-Дону и встать под разгрузку утром следующего дня в 6:45.

– Композитор, ты чего ещё шарахаешься по вагону? Отбивайся… с нолей до четырёх дежуришь. Шарик, ты с четырёх. Смотри, чтобы к шести кипяток уже был, – проходя мимо ужинавших парней, гаркнул взводный.

– Сам ты композитор, – недовольно пробубнил Артём, забрасывая потяжелевшее после ужина туловище на верхнюю полку.

* * *

Артём Шиллер, а с ним ещё человек сорок добровольцев, лично отобранных генералом Ветровым, прибыли в учебный центр под Нижним Новгородом три недели назад. А там уже полным ходом шло боевое слаживание подразделений вновь созданной отдельной моторизированной бригады оперативного назначения. Костяком бригады были три батальона из состава сил специальных операций, выведенных из Сирии пару месяцев назад. Немного освоившись, Артём спросил у одного из контрактников:

– Слышь, а вас чего из Сирии попёрли? Война закончилась?

– За плохое поведение, – тогда ответил старший сержант с позывным Гусь, насмешливо посмотрев на Артёма как на хулигана из детского сада.

Ну а что такое «плохое поведение у сирийцев», добровольцы узнали уже на следующий день. Старший сержант с позывным Гусь был назначен замкомвзвода («замком») сводного добровольческого взвода. Таких, как Шиллер, то есть «ни ухом ни рылом», как сказал Гусь, во взводе было четверо. Четверо мужиков, которые по ряду личных обстоятельств в армии России не служили и АК-74 в руки взяли впервые. Ну и не нужно быть экстрасенсом, чтобы предположить, что эту «великолепную четвёрку» гоняли круче, чем всех остальных. В их случае выражение «гонять как сидоровых коз» обрело первоначальный смысл, потому что у командира их отделения фамилия была Сидоров. Как потом оказалось, времени на подготовку было мало. Помогало то, что все четверо были парнями физически здоровыми, самостоятельными и к маме-папе назад не просились. Срок выдвижения бригады в зону военных действий ещё не был назначен, но, судя по сводкам с линии соприкосновения, приказ в Генштабе уже печатали. А пока…

– Оружие на предохранитель! Не слышу… Шиллер, не напирай! А теперь быстрее… Цель. Огонь. Поражена… Пошла следующая тройка, – хрипел Гусь, пинками подгоняя полного лысого дядьку.

Стреляли много. Стреляли утром, днём, вечером, а иногда и ночью. Стреляли стоя, лёжа, с колена, из-за укрытия и на бегу. Стреляли с одной руки, прицельно, от бедра и катаясь по земле, как эпилептики. Стреляли из АК, АКС, АКМ, РПК, ПКМ, РПГ и ПТРК различных модификаций. Один раз даже взводный приволок американский «джавелин». Нет, стрельнуть не дал, но потрогали все. Короче, к концу первой недели «слаживания» даже у бывалых вояк костяшки указательного и среднего пальцев на правой руке были безжалостно сбиты. А у Артёма на правом плече красовалась кроваво-синяя ноющая гематома.

– Вы поймите, пацаны, – перекрикивая грохот стрелявшего рядом АГСа, доносил до каждого добровольца Гусь, – главное для вас сейчас – научиться обращаться с оружием. Причём не думая. Руки – отдельно, голова – отдельно. Пока голова ищет цель и думает, как её погасить, руки самостоятельно выполняют все нужные манипуляции с вашим личным оружием. Это ясно? И стрелять вы должны уметь из любого положения. Вера, покажи!

Вперёд пружинящей походкой выходил младший сержант Вера. Он выделялся из всех своим чётко подогнанным летним камуфляжем, жёлто-песочного цвета берцами, натовской безухой каской, пистолетом «Beretta M-9» на пятнадцать патронов в кобуре на правом бедре и зеркальными очками, как у Джеймса Бонда, на переносице. Говорили, что всё это он из Сирии привёз, где воевал в штурмовой группе спецназа. Выше среднего роста, сухой, жилистый и загорелый, как отпускник после Анапы. Его лицо по самые глаза было затянуто полупрозрачной зелёной марлёвкой. И опускал он её ниже подбородка, только когда ел или матерился.

И Вера показывал. Стрелял из различных видов стрелкового вооружения, метал гранаты, ставил противопехотные мины и снимал растяжки, бегал, прыгал, подкрадывался, закапывался и маскировался. Увлечённо показывал и демонстрировал, какие сухожилия и как нужно надрезать пленному, чтобы не сбежал, но передвигаться мог. И как обмануть врага при сдаче в плен. Короче, показывал то, чему его научила армия за семь лет контрактной службы. Как-то, желая разрядить обстановку, Шиллер в шутку назвал его Верочкой… Реакция была неожиданной. Вера подошёл вплотную к шутнику и просто посмотрел тому пару секунд в глаза. Ну… как просто… Почти касаясь ресницами бровей Шиллера… не моргая. Можно было посчитать частоту пульса по венке на запылённой загорелой шее контрактника. Шиллер потом рассказывал мужикам, что он конкретно понял, как пахнет человечья злость. Свидетелями были немногие, но на следующий день об инциденте знал весь взвод и на добровольца невольно смотрели с сочувствием.

По правде говоря, рядовой Артём Константинович Шиллер выгодно отличался от основной обучающейся массы своей нерядовой физической подготовкой. Не нужно было щупать куртку в районе бицепса, чтобы понять, что он, бицепс… там есть. Но вот парадокс! Бегал, прыгал, передвигался в замкнутых пространствах, бросал на дальность и точность гранаты и маскировался бывший студент не лучше остальных. Посредственно, прямо скажем. Очень посредственно. А стрелял вообще безобразно. Во время большого перерыва на отдых к Артёму неожиданно подошёл Вера и, бросив тому банку кока-колы, тихо спросил:

– Ты чего тут делаешь, пацанчик?

– Учусь военному делу настоящим образом, – ухмыльнувшись, ответил Артём, открывая банку с напитком.

– Я серьёзно. Я же вижу, что можешь больше и лучше, а ни хрена не делаешь. Бегаешь враскоряку, как курица с яйцом в жопе. А сам в конце дистанции дышишь ровно, будто и не бежал вовсе. Оружие в руках держишь правильно и без понтов, а стреляешь – будто зрение минус десять. Ты зачем здесь, студент? – придвигаясь ближе к Шиллеру, зло спросил Вера, разминая между пальцами пустую банку колы, как клочок туалетной бумаги.

– А ты? – на всякий случай отодвинувшись, спросил в свою очередь Артём. – Ты здесь зачем? Наверное, сейчас скажешь, что больше ничего не умеешь, что это твоё призвание… Или всё-таки есть настоящая причина? Ответишь честно, тогда и я… может быть.

– Так, да? Ну, слушай. У меня, пацанчик, здесь чисто меркантильный интерес. Родители мои в Луганской области живут, и я у них единственный сын и наследник. Батя мой – фермер. У него большое хозяйство. Земля, техника, недвижимость. Пшеницу выращивает, сою, кукурузу. Во время уборочной сам за баранку комбайна садится. Молочная ферма есть, сыроварня. Половину области кормит. Вместе с ним на ферме человек сто односельчан работает. Замечу, семья моя… родители, а когда-то их родители нажили всё это своим умом и трудом. Но всё это добро могут укрофашисты забрать или разрушить к хренам. А теперь напоминаю: я единственный наследник. И оказывается, что мне мою собственность защищать от супостата бандеровского надо. А моя собственность – это моя родина и родина всех тех, кто от земли кормится. Вот и получается, что я свою Родину защищать еду. Поэтому в Сирии рапорт написал на имя командующего о переводе в горячую точку по месту жительства. Командующий меня понял. А ты понял меня? Теперь я слушаю… – с интересом глядя на Артёма, предложил Вера.

– Так ты – буржуй наследный? Всё смешал: и Родину, и наследство! Сильно… Мотивация понятна, – кивнул Артём. – У меня проще. Подписал добровольческий контракт на три месяца. Смыться срочно мне нужно было из Москвы. Твари одни угрожают мне, друзьям моим, моим родителям. А нет меня – нет проблемы. Я же в театральном учился, думал, определят в агитбригаду солдатиков веселить. А что? Я могу! – неожиданно зло крикнул Артём, по-цыгански шлёпнув себя ладонями по коленкам. – А меня, блин, сюда. Да и в личном плане непонятки пошли… Женить насильно хотят. Представляешь? А оно мне надо? Ничего, этот месяц кончается, а там ещё пару как-нибудь отбегаю – и домой, проблемы решать на свежую голову.

– Ну да… твоя же родина не в опасности, – вставая, насмешливым тоном произнёс Вера, потеряв к Шиллеру всякий интерес.

– Да пошёл ты! При чём здесь родина эта твоя? Ну, ты куда? Я не всё сказал, Вера! – набычившись, огрызнулся Артём, пытаясь что-то ещё сказать уходящему прочь от него Вере.

Странно, но после разговора с контрактником Шиллера будто подменили. Если раньше он еле ногами перебирал во время марш-броска в конце взвода, то теперь бежал в общей группе и тащил на себе ещё снарягу двух отставших мужиков в возрасте. А на стрельбище неожиданно для взводного из своего «калаша» поотшибал «головы» у всех профилей-мишеней.

На следующий день в расположение взвода пришёл инструктор по рукопашному бою. Для наглядности он выбрал самого крупного, физически здорового бойца. Понятно, что им оказался Шиллер. Ткнув жёстким пальцем в рельефную грудь бывшего студента, инструктор как-то нехорошо улыбнулся и, удовлетворённо кивнув, сказал:

– Качок… пойдёт.

Артёму было предложено взять совсем с виду не крупного обладателя приёмов самообороны «в плен». Тем самым инструктор хотел доказать личному составу, что мышечная масса противника ничего не решает. Главное – умение и профессиональные навыки. Шиллер уже начал соображать, как бы так правильно падать, чтобы не больно было. Но тут к нему как бы случайно подошёл Вера и тихо, чтобы только тот слышал, сказал:

– Слышь, студент… А попробуй как будто за родину. Знаешь такое слово? Прикинь, пацанчик… нам сейчас «язык» позарез как нужен… от тебя всё зависит. Сделай его, артист.

Уловив снисходительно-насмешливый тон контрактника, Шиллер тут же передумал «правильно падать», весь как-то напрягся и задышал, как бык на корриде. Артём бесстрашно раз за разом кидался на инструктора по рукопашному бою, пытаясь взять того «в плен» и «добыть секретные сведения». Инструктор воякой был умелым, опытным и «в плен» никак не хотел. Но минус у майора был. Возраст. А Шиллер был как раз наоборот – молодым, упрямым и мотивированным. После второго своего позорного падения лицом в песок Артёму таки удалось перехватить инициативу. Он поймал инструктора за рукав куртки своими сильными руками и постепенно, как гладильный пресс, подмял его под себя и прижал грудью к горячему песку. После чего, шмыгая кровью в разбитом носу, заорал радостным голосом:

– Взял! Я взял этого… «языка» взял!

И надо же было такому случиться, что заключительная фаза схватки произошла прямо при личном присутствии генерал-майора Ветрова, вышедшего «проветриться» из штаба бригады.

– А! Помню тебя. Шиллер. Драматург! – похлопав Артёма по плечу, улыбнулся генерал. – Молодец! Хорошая хватка. Ишь, как припечатал. Ты отпусти майора-то, отпусти. Позывные у добровольцев уже есть? – неожиданно спросил комбриг у вытянувшегося рядом растерянного взводного.

– Никак нет, товарищ генерал. Время ещё есть как бы… – не подумав, брякнул взводный.

– А вот тут не прав, старлей. Боец без позывного как… как беспризорник, понимаешь. Так что сегодня же… Вот как мне к этому бойцу обращаться? Ну не «Драматург» же… А ему ещё за неделю привыкнуть к своему позывному надо, – наставительно, но по-доброму объяснил взводному генерал Ветров. – И бойца этого из учебного взвода в разведроту. Скажешь своему ротному – моё распоряжение.

После этого короткого разговора даже идиот мог бы понять, что отправка бригады в зону военной операции состоится примерно через неделю. А поэтому пахать надо! После ужина взводный со своим замом выполняли приказ комбрига. Позывной рядовому Шиллеру назначали последнему. Почему? Фамилия в конце алфавита. Ну и взводный Корень был немного зол на Шиллера. Выпендрился, блин, перед генералом. Вроде молчал, а всё равно как-то выпендрился. А москвичи они, бляха, все такие!

– Шиллер, а ты точно в армейке раньше не служил? – недоверчиво рассматривая Артёма, спросил старший лейтенант.

– Не служил. Если вы про стрельбу, то меня батя с детства на охоту с собой брал… Сначала дичь вместо собаки подавал, потом стрелять научился, – немного смутившись, ответил Артём. – А так… три-четыре раза в неделю в спортивном клубе занимался. Железо там… растяжка. За здоровый образ жизни, короче.

– Шиллер… Шиллер… – морщил лоб Корень, стараясь придумать позывной пообидней. – А кто ты по национальности, говоришь?

– Не еврей, – усмехнулся Артём, понимая, о чём думает сейчас взводный. – Отец только по фамилии немец. Он в Германии ни разу не был и по-немецки не говорит. А мама – русская. Архипова – девичья фамилия. Я с национальностью пока не определился, товарищ старший лейтенант, – нагло глядя в глаза взводному, закончил рядовой.

– Немец! – неожиданно сказал до этого молчавший Гусь. – Володь, пусть он будет Немец.

– Немец? А что… Нормально… и от действительности не отступаем и коротко, – как-то вдруг сразу повеселев, согласился взводный.

– Какой Немец? На хрена? Не буду я… – опешил от такого решения Шиллер. – Издеваетесь? Да я вам сейчас сотню вариантов накидаю, «не отступая от действительности». Кстати, я в школе английский учил.

– Послушай, Шиллер, – хлопнув по столу папкой для бумаг, раздражённо начал Корень, – позывной присваивается бойцу его вышестоящим начальником. Ясно? Свободен… Немец!

Вот так рядовой Артём Константинович Шиллер и стал Немцем. Это гораздо позже он узнал, что позывные, как правило, бойцы выбирают себе сами, а не вышестоящие «Корни» и «Гуси». Но было уже поздно. Через пару дней Гусь принёс ему бейджик на липучке, на котором тёмно-зелёными нитками было вышито: «Немец». Честно говоря, он сам быстро привык к своему новому никнейму, да и товарищи в его позывном ничего обидного не увидели.

* * *

Вопреки ожиданию Веры, их отдельную моторизированную бригаду оперативного назначения в ЛНР не оставили и к родителям он так и не попал. Правда, позвонить в агрофирму удалось и с матушкой поговорить получилось. Наврал, что по-прежнему в Сирии продовольственный склад охраняет. У стариков наверняка были трудности, но разве матушка об этом сыну скажет. А в течение недели, соблюдая маскировку и секретность, небольшими колоннами бригаду начали перебрасывать на донецкое направление. Обстановка там была сложная.

Северский Донец – речка неширокая, но в некоторых местах глубокая и быстрая. Вторая рота первого батальона бригады неожиданно столкнулась на марше с препятствием. На нешироком автомобильном мосту через реку организовалась «пробка». С правого берега по щербатому асфальту переправы шла колонна спецмашин и автобусов с красными крестами на бортах и крышах. На «большую землю» из зоны боевых действий перевозили наших тяжелораненых, нуждающихся в специализированной медицинской помощи. Но на пост охраны моста поступил сигнал «сверху», требующий срочно остановить движение и пропустить колонну большегрузных тягачей, по самые кабины затянутых прорезиненными тентами. Но получилось так, что с моста вторая половина машин с крестами ещё не выехала, а тягачи с чем-то ужасно секретным уже попёрли… И всё это ночью… в тридцати пяти километрах от линии соприкосновения. А тут ещё бригада со своими танками, РСЗО, БТР, БМП, артиллерией и прочей военной техникой и личным составом. Естественно, согласно директивам, осуществлялась ночная светомаскировка. На фарах техники стояли специальные насадки, приглушающие свет, а на мосту еле мерцали фонари, освещая только фермы моста и фрагменты асфальта. Но в принципе движение было налажено, и ЧП не случалось. Первые медицинские машины съехали с моста и остановились на обочине в ожидании отставших. Но тех уже погнала задним ходом назад на правый берег злая, как чёрт, охрана моста, ослепляя водителей мощными переносными фонарями.

Получилось так, что БТР с отделением Гуся случайно остановился на обочине через дорогу с машинами медперевозки. Первые десять минут сидели молча, но потом «комод» выглянул в люк, осмотрелся и тихо сказал:

– Можно оправиться. Дальше трёх метров от «бетера» не отходить.

Открыли десантный люк, и народ, выгибая спины, тихо матерясь и оглядываясь по сторонам, вылез наружу.

– На колёса не ссать! Всё слышу! – под общий смех зло крикнул механик-водитель из своего люка, услышав журчание слева.

Дверь одной из медперевозок открылась, и на дорогу из кунга с красными крестами на бортах выпал «белоснежный» человек. Левая рука у него была согнута в локте и жёстко зафиксирована на весу под девяносто градусов каким-то непонятным металлическим механизмом. А правая была загипсована по «самые уши» и эдакой кочергой привязана к телу. И ходил он как-то рывками, смешно вихляя перемотанным тазом. И со стороны был он похож на танцора танго в белом смокинге, у которого только что за неприличное поведение отобрали партнёршу.

– Йети… – кивнув в сторону раненого, попробовал пошутить Немец.

Увидев мужиков у БТР, раненый пронзительно свистнул и закричал:

– Здорова, земляки! Угостите инвалида сигареткой!

Первым засуетился Вера, хлопая себя по карманам и оглядываясь по сторонам. Гусь и Немец не курили.

– Череп, дай пачку сигарет, пацаны вон просят, – обратился он к мужику под «полтинник», поливающему себе на голову из фляги.

Абсолютно лысый Череп с готовностью полез в свой рюкзак, достал пару пачек сигарет и отдал их Вере. Гусь, Немец и Вера перешли дорогу и подошли к медицинской машине.

– Держи, братан, – протянул Вера сигареты раненому парню, – укорачивай жизнь на здоровье.

– Спасибо. Вот это подгон! За бинты сунь, а то фельдшер, зараза, заберёт, – попросил раненый, глазами показывая на свою перебинтованную по самую шею грудь. – Я тут один ходячий. Все остальные инвалиды безногие и полостники дырявые после операций. Лежат, твою мать, как мумии египетские.

– Сам ты, конь педальный, инвалид. Колян, прикури мне… – послышалось из открытых дверей машины.

– И мне… и мне, Мыкола, – раздались негромкие голоса из «брюха» медицинской транспорта.

– Я сейчас фельдшеру вашему… – дёрнулся было в сторону кабины Вера.

– Не… не, братан, фельдшер нормальный, по-человечески понимает. Их же тоже за нас дрючат. Служба такая, – глубоко затянувшись, остановил Веру раненый.

Немец заглянул внутрь перевозки. По бортам салона автобуса в два ряда в высоту были устроены лежанки с бортиками, если их так можно назвать. А посередине шёл ещё один ряд, но уже без «соседей сверху». Это были «самые тяжёлые».

– Здорова, мужики. Откуда вас везут? – спросил Артём, немного поморщившись от пахнувшего неприятного запаха из салона.

– Во, бля… спросил. Тебе на карте показать? – насмешливо спросил кто-то, закашлявшись. – С передка! Прикинь…

– Митяй, не гунди. Пацанчик к тебе по-доброму, а ты… Скоро всё сам увидишь, парень. Немец? Зачётно! Мужики, у них тут немец свой, – ойкнув от боли, тихо засмеялся раненый Колян, прочитав позывной на разгрузке Артёма. – Кстати, мы тоже тут «эсэсовцев» везём.

– Жаль, что я до их кадыков дотянуться не могу, – с сожалением простонал с нижней полки Митяй.

– В смысле? Каких это эсэсовцев? – переспросил Гусь.

– Натуральных… прикинь. Вэсэушников двух раненых нам закинули. Один даже целый капитан. Гауптман, короче. Говорит, замком батальона был. Да, Геннадий? – крикнул в салон медицинской машины Колян, нечаянно сплюнув розовой слюной себе на подвязанную руку в гипсе.

– Так точно, – еле слышно послышалось из автобуса.

– Дальше слушайте, – подмигнул новым знакомым Колян. – А кто ты, Геннадий Иваныч, по национальности? А?

– Русский, – ещё тише произнёс вэсэушник.

– Не понял… Громче, а то людям не слышно.

– Русс… – закашлявшись, ответил раненый, закрывая рот подушкой.

– О, как! А фамилию свою помнишь, Генчик? – продолжал показательное выступление Николай.

– Степанов, – немного затянув с ответом, чуть слышно произнёс раненый украинский капитан.

– Русский… А что ж ты, падла, русский Гена Степанов по русскому Коле Бондареву из пиндосовской М-16 фигачишь? Сука ты гнилая! – задёргался и захрипел на своей лежанке, сплёвывая сгустки крови на пол, раненый в грудь и ноги Митяй.

– Не стрелял я…

– Что? Громче, не слышу!

– Не стрелял, говорю. Наш батальон только завели… – закрыв лицо простынёй, стонал русский украинец капитан Геннадий Степанов.

– Вот тварь! – опять сорвался на крик Митяй, в бессилии замотав головой. – Ты кому лапшу на уши… Мне? Снайперу? Вы посмотрите на его пальцы правой руки. Мозоли на костяшках, как у верблюда на коленях!

– Да, – кивнул головой Вера, – чтобы такие набить, полгода шмалять нужно. На хрена их везут?

– Да вот и я говорю… – согласился Колян, еле дотягиваясь губами до фильтра сигареты в загипсованной руке. – А особист сказал, чтобы не трогали. Мол, ценные носители информации. А кто их тут тронет? Нет, ну посмотри… Наши ж повернуться набок без посторонней помощи не смогут. Разве что я свой гипс об их бандеровские головы поломаю. Много вас, таких красивых, привезли? – понизив голос, спросил Николай у Гуся, придирчиво рассматривая экипировку сержанта.

– Ощутимо. Думаю, хохлы почувствуют, – так же негромко ответил сержант.

– Это хорошо. А то, честно говоря… – выплёвывая докуренную сигарету в канаву, раздражённо пояснил раненый, – на каждого из нас по пять бандер приходится.

– Да ладно! – удивился в голос Немец, вопросительно посмотрев на Веру.

– Вот тебе и ладно. Патронов не жалейте, пацаны. Патроны ещё подвезут, а вот жизни нет. Нету таких складов с запасными жизнями, мужики, – нахмурив брови, жёстко ответил Николай, неожиданно выбрав себе в собеседники Немца. – Ты, молодой, вперёд не лезь. У старших учись, – кивнув на блестевшую в темноте лысину Черепа, наставлял бывалый солдат. – И про мамку помни, и про жену, если есть. Каково им будет, если тебя в гробике привезут? И это – если будет что везти… Ну и бздеть не надо, парни. Труса сразу видно. От таких сам подальше держись. Такие сами по глупости от пуль бегут, а других подставляют. Самое главное у солдата что? Вера! Вера, что наше дело правое, вера, что мы обязательно победим, вера, что нас с вами помнят, ждут и свои не бросят. Слышишь меня, парниша? Ждут и свои не бросят! Вот у нас в роте случай был…

– Бондарев! Размахался тут своими поломанными крыльями, не переслушаешь. Давай на своё место. Тягачи прошли, сейчас наши поедут, – неожиданно крикнул, вывалившись из кабины, пожилой прапорщик-военфельдшер.

К нему подошёл Гусь и, поздоровавшись, неожиданно спросил:

– Слышь, прапор, а чего вас на ночь глядя понесло? Ваши начальники медицинские не понимают, что в это время самая движуха на дорогах? Больше стоите, чем едете.

– Вот ты, блин, грамотный… – неторопливо закуривая, раздражённо ответил фельдшер. – А то, что по нашим красным крестам бандерлоги чаще хреначат, чем по технике, – в курсе? То-то! И на передке их снайпера военврача или санитара с красным крестом на рукаве ни за что не пропустят. Поэтому и санитаров вечно не хватает, их первыми выбивают… А это на мозги, знаешь, как давит. Вот и приходится ночами… Бондарев! Давай на место, начмед уже орёт! Колпин, заводи. Бывайте, мужики, нам до утра до Донецка дочухать нужно, – закончил разговор прапорщик и полез в кабину медицинской перевозки.

Николай засуетился, затоптался на месте, не понимая, как ему обратно взгромоздиться в салон медперевозки. Но мужики ему помогли. Немец с Верой посадили его себе на руки и, как на лифте, подняли раненого в салон машины. Тут же, выпустив кольцо сизого дыма, завёлся двигатель санитарки, и включились габаритные огни. Николай как-то неуклюже развернулся, долбанул загипсованной коленкой по раненому плечу вэсэушника, тот дико заорал, и колонна поехала. Немец бегом догнал выезжающую на асфальт машину и рывком закрыл хлопающую дверь кунга. А Николай ещё долго что-то кричал ему в закрытое окно, бодая на кочках перевязанным лбом грязное стекло. С моста сошла последняя машина из медицинской колонны. На головном бэтээре четыре раза моргнул узкий луч прожектора, дублируя команду по рации, и бронированная громада ожила, задвигалась, задышала.

Старший сержант разрешил Вере и Немцу перебраться на броню и продолжить движение в качестве наблюдателей. Парни забросили ближе к башне бэтээра пару матрасов и, раскорячившись кто как мог, подставили лица тёплому встречному ветру.

– Ну, как тебе? – наклонившись к плечу Немца, крикнул Вера.

– Жалко парней… да и хохлов тоже жалко, – поняв, о чём спрашивает Вера, ответил Артём.

– Жалко у пчёлки… – грубо отозвался напарник. – А как тебе философ с «поломанными крыльями»?

– Занятный мужик. Я вот сейчас думаю о том, что он нам там сказал. Как всё просто и правильно. Запомнить бы, – ответил Немец, задумчиво глядя в темноту ночи.

– Это он не нам, это он тебе говорил. Колян тебя сразу вычислил. У тебя взгляд потеряшки. Как смотрит на проходящих мимо людей бездомная собака, видел когда-нибудь? Смотри! На северо-запад смотри. Всполохи видишь? – показывая в сторону горизонта, справа от их движения, громко спросил Вера.

– Вижу. Грозовой фронт. Видно, к утру дождь будет. Что… правда на бродячую собаку похож? – растерянно переспросил Артём, косо поглядывая на соседа.

– Не на собаку. Взгляд у тебя потерянный и неопасный. Разведчик опасным должен быть. Таким туда нельзя.

– Куда?

– В окопы, пацанчик. Это не дождь и не гроза, это бои на горизонте, – громко крикнул Вера, махнув рукой в сторону всполохов, становящихся всё ярче и ярче. – И если взял «калаш» в руки, нужно ясно понимать, кто ты, за кого ты и для чего ты здесь. А враг бояться тебя должен.

– Это как? Мне что теперь, со злой рожей… – с обидой в голосе попытался огрызнуться Немец.

– Баран! – не дал договорить Вера, шутливо стукнув Артёма по каске кулаком. – Смотришь пристально, взгляд не отводи. Движение уверенные, выверенные. И руки… руки всегда на оружии. Ты готов… ко всему готов. Понял? Всем своим видом должен показывать, что ты опасен… очень опасен! И не задавай глупых вопросов. Смотрит своими голубыми брызгами, улыбается… Достал! Артист, блин!

Следующие километров десять проехали молча. Только пару раз Артём ясно уловил звуки отдалённых разрывов. Вера достал флягу, умыл лицо и промыл глаза, предлагая Немцу сделать то же самое. Потом натянул на лицо «балаклаву» и надел тактические очки. С разбитого асфальта, поднимая стену чёрной донбасской пыли, свернули на просёлочную дорогу и впереди идущие два «бардака» (бронированные разведывательно-дозорные машины). Наконец Немец не выдержал молчания и, толкнув в плечо напарника, громко спросил:

– Так что… Что надо делать? Что надо делать, чтобы не быть брошенной собакой?

Вера громко рассмеялся и, похлопав ладонью по каске Немца, весело ответил:

– Собака перестаёт быть брошенной, когда она при ком-то. Ей напарник нужен. Не боись, братан, есть выход. Предлагаю тебе сделку! Раз уж мы здесь, сначала ты мне помогаешь защитить мою родину и батю с матушкой от всякой бандеровской и прочей сволочи, а потом я помогу тебе навести порядок в твоей деревне под названием Москва. Анатолий Малашихин, – улыбаясь, протянул руку Вера, называя своё имя по паспорту.

– Артём! – пожав руку, представился Шиллер. – С условиями сделки согласен. Я так понял, что ты хочешь, чтобы и у меня мотивация появилась… ну, как у тебя. За Родину воевать.

– Ну да! А если конкретней и проще, ты мою жопу прикрывать должен, а я твою! Согласен, Немец? – смеясь и обнимая за шею Артёма, спросил Вера.

– Согласен… Верочка, – в ответ весело рассмеялся Артём. Но потом, вдруг посерьезнев, спросил: – Толян, как думаешь, победим? Слышал… мужики говорят: пять к одному… Кстати, а почему так-то? У нас же народу больше…

Сделав минутную паузу, Вера таким же серьёзным голосом ответил:

– Я перед нашей отправкой поздно вечером телик смотрел. Не спалось что-то… Президент выступал. Наш, в смысле. Долго. Правильно так… Об Украине, Европе, про нас с тобой упомянул…

– И что он про нас? – улыбнувшись, поинтересовался Немец.

– Да так… точно не помню уже. Но одну фразу про тварей про этих запомнил. Знаешь, что Путин сказал? Замучаетесь, говорит, пыль глотать, суки бандеровские. Ясно тебе?

– «Суки» он не говорил, я его тоже слушал, – перекрикивая гул двигателя БТР, поправил друга Немец.

– Может, и не говорил… но подумал точно! – поставил «точку» в разговоре Вера. – А то, что нас пока меньше, так это временно. Подтянется… подтянется братва.

* * *

Вновь прибывшая на авансцену театра военных действий отдельная бригада оперативного назначения должна была усилить давление на участке фронта в районе Горско-Золотого котла. Ей была поставлена задача перерезать и блокировать основные дороги с тем, чтобы затянуть горловину создаваемого огневого мешка. Вторая рота первого мотострелкового батальона прибыла на позиции одна из первых. Подошедшие свежие силы меняли черноморских морпехов. Порядком измотанных в крайних боях под Мариуполем моряков отводили на отдых и пополнение. Но на своих позициях оставались пока подразделения кубанских казаков. Кубанцы вот уже восьмой год в донецких степях «махали шашками», помогая своим братьям-славянам отстоять свою землю от других славян, но уже не-братьев.

Отделение Гуся заняло ещё не совсем восстановленный после прямого попадания снаряда блиндаж. Было видно, что ещё недавно это было вполне себе приличное помещение, профессионально обустроенное и универсально подготовленное товарищами укронацистами как убежище, схрон, место отдыха и приёма пищи, арсенал для боеприпасов и оружейка. Тут даже небольшая банька была когда-то. Полы были вымощены стругаными досками, а стены изолированы от грунта пенопластом и фанерой. Всему этому комфорту положил конец всего один снаряд 152-х миллиметровой гаубицы, попавший точно в цель.

Новые «апартаменты» разведчикам показывал специально «прискакавший» казачок из разведвзвода кубанского сводного добровольческого батальона. Краснодарец был приветлив и весел и подозрительно источал запах самой настоящей бражки.

– А чего тут брёвна не поменяли? – глядя на потолок, спросил у мужика с запылённой кубанкой на голове Череп.

– А на хрена козе баян, дядя? Зимовать, что ли, собрался? – криво улыбаясь, спросил в свою очередь казак. – Вы тут долго сидеть не будете. Наступаем. Слышал? Меня тут Бесиком зовут. Я по части разведки, ну и по житейским вопросам.

– Всё равно… как-то… А что за запах тошнотный? Аж глаза слезятся. Не чувствуешь, Бесик? – сморщив нос, спросил у передающей стороны Гусь.

– А хрен его знает, мужики. Мы как-то не принюхивались. «Двухсотых» всех вроде выкопали. Может, кому-то что-то оторвало и землёй привалило. Но неглубоко, видно… Вот и пованивает. Ничего, привыкнете, – обнадёжил парней казак, быстро выходя на воздух. – Пошли «немцев» ваших покажу.

– Кого? – удивлённо переспросил Немец.

– Кого… немцев! А как ещё этих сук назвать? – протягивая Немцу бинокль, сказал Бесик. – Смотри… правее пятнадцать… над блиндажом телепается.

До позиций ВСУ, судя по извилистой линии обороны, было от шестисот до восьмисот метров. В «полевой» бинокль Немец чётко рассмотрел на крыше блиндажа флаг. Полотнище вяло болталось на каком-то ржавом штыре. Сам флаг был красного цвета, а в центре «красовалась» знакомая по военным фильмам чёрно-белая фашистская свастика.

– Ну как? – передавая пропахший салом и чесноком бинокль Черепу, спросил казачок.

– Это не немецкий… – ошарашенно сказал Артём, прикрывая ремнём автомата свой бейдж на груди. – Это фашистский флаг. Точно, как настоящий.

– Я и говорю – фашисты. Наш Пастух его два раза сбивал, пока эта тряпка на деревянном древке болталась. Так они начали его цеплять на какую-то ржавую арматурину. Ну не суки, а? Времени сколько?

– Десять тридцать, – посмотрев на часы, ответил Вера.

– Всё! Давайте все в мой блиндаж. Он у меня правильный, в три наката, как учили. А в вашем и правда какой-то дух нездоровый. Я собачку приведу, найдёт. Сейчас мины набрасывать будут. Расписание у них такое. Я ж и говорю – фашисты! – вкусно дохнув на Черепа бражкой, хмыкнул Бесик и повёл всех в укрытие.

К блиндажу они бежали бегом, потому что мины засвистели уже через минуту. Первые разрывы вспахали землю, когда бойцы уже сидели в укрытии, прислонясь вспотевшими спинами к вздрагивающим стенкам.

– Обычно наши отвечают, но сегодня – другое дело. Думаю, морпехи вашим миномётчикам пока позиции передают, ориентиры показывают и таблицы переписывают. В последние дни у нас тут передышка. Мы силы копим, потому как наступать нечем и некем. А нацики заткнулись, потому что их конвой с боеприпасами наши штурмовики расхерячили. Экономят. Сколько так ещё будем друг другу нервы трепать, знают только командиры в Ростове и Москве. Так что отдыхайте, пока дают, – охотно вводил в курс дела вновь прибывших словоохотливый Бесик. – По ходам перебежками перемещайтесь. Бошки высоко не поднимайте. Особенно это тебя касается, сержант.

– Снайпера работают? – спросил Гусь, понимая, что на его рост под два метра окопы не заказывали.

– Точно. Видно, что вы парни с опытом. Снайперская группа здесь недавно появилась. Дальнобойщики. Чётко стреляют, собаки. Из нашей «сотни» за последние пару недель уже четверых выбили. Только один «трёхсотый», остальных наповал. Вон там, за балкой, рота «вагнеровцев» стоит. Ну, как стоит… Они как раз на месте не стоят, бегают. Отчаянные черти. Так вот и у них двух «вагнеров» подстрелили. Мне наши парни рассказывали, что «дирижёр» «музыкантов» хорошую награду за головы «немецких» снайперов обещает, – доверительно сообщил Бесик, почему-то подмигнув Вере.

– А сколько денег, не говорили? – вдруг поинтересовался Череп.

– Дядь Петь, успокойся, – насмешливо порекомендовал Черепу Вера, похлопав того по объёмному брюшку.

– А чего? Я выслежу, а вы с Немцем возьмёте. Я усидчивый, целый день на одном месте могу просидеть, – не на шутку загорелся Череп. – А бабки пополам!

– Опаньки… коммерция пошла. Ты откуда, дядя? Из Москвы? – поинтересовался казачок, лихо сдвинув кубанку на затылок. – Ничего себе… работают трое, а премию пополам! Жадный, да?

– Нет… – ответил никем не понятый дядя Петя и отвернулся. – Семья у меня большая, и у бати онкология, – прошептал мужик.

А тем временем обстрел закончился. Прилетевшие с той стороны десять-двенадцать мин большого урона не нанесли. Правда, одна 82-миллиметровая мина не разорвалась, и теперь её хвостовик торчал из вязкой, как пластилин, земли, метрах в десяти от основного входа в блиндаж. Гусь тут же приказал её оградить и вызвал по рации сапёров. Разведчикам, можно сказать, повезло. Ничего изобретать и придумывать по схеме обороны, распределению огневых точек не нужно было. Это всё грамотно обустроили морпехи из черноморской бригады. Поэтому командир отделения вместе с взводным расставили личный состав по закреплённой линии обороны, как и было до них. Единственно, что сделали дополнительно, так это оборудовали в первую же ночь дополнительные ложные огневые точки, замаскировав их специально нарубленными свежими ветками деревьев. Это Вера предложил. Пусть бандеровцы думают, что нас больше стало.

* * *

Первая неделя в зоне ответственности отдельной бригады прошла более-менее спокойно, хотя в направлении Золотое – Камышеваха с утра до вечера долбили крупными калибрами.

Временным затишьем старались воспользоваться все службы бригады, настраиваясь на боевую работу. По полной программе заработал тыл. Бойцы начали регулярно получать горячую пищу. По окопам зашастали, разыскивая санинструкторов, злые медики из полевого госпиталя, недовольные пустыми прогонами на своих двоих. Откуда ни возьмись, появилась дама средних лет привлекательной наружности в костюме цвета хаки в сопровождении двух серьёзных пацанов в балаклавах. Они бесцеремонно заходили в блиндажи, и дама вкрадчивым голосом спрашивала, нужна ли психологическая помощь. Кто-то из разведчиков сказал ей, что, мол, казаки совсем с ума посходили и что ночью не спят, а песни орут. Психолог озаботилась этим обстоятельством и попросила её проводить в расположение роты кубанцев. Больше женщину никто не видел.

Ночью подвозили боеприпасы, и дежурная смена рвала спины, перемещая опасный груз на временные хранилища. Днём работы было меньше. В основном вели наблюдение за противником и прятались от беспилотников. Но все понимали: так долго ровно на заднице просидеть не удастся, да и не дадут. Лето – время наступлений… или активной обороны.

Во вторник, сразу после подъёма, у входа в блиндаж командира разведроты бригады случилась «пробка» из двух групп людей в камуфляжной форме. Их ждали. Котик настойчиво попросил личный состав из своей команды «выйти на свежий воздух» и, поставив часового у входа, пригласил пришедших внутрь. Присутствующий на совещании командир разведвзода старлей Корень раздал всем по бутылке минералки. Как говорится, чтоб не «на сухую». Первым заговорил командир без знаков различия в форме непривычных для этих мест песочных оттенков:

– Мужики, нужно что-то делать. Мы ещё ни на метр вперёд не продвинулись, а потери несём. У меня таких парней выбили… Вчера ещё одного… Правда, ранение средней тяжести, но сам факт. Наша разведка группу посылала два дня назад на поиск и ликвидацию этой снайперской тусовки. Вчера только половина вернулась. Одного «двухсотого» с собой принесли, а второго на мине порвало. Нечего было мамке возвращать… – тяжело выдохнув, сообщил «вагнеровец».

– У нас тоже пока тупик. Вчера наш Пастух нащупал их. Эти ж твари каждый день с нового места работают. Но Пастух «уловил алгоритм», как он говорил. Ждал, что будут работать из района, где ещё в мае укропы наши бензовозы пожгли и БТР раздолбали. Там всё чёрное. Земля вокруг чёрная, машины, кусты, деревья… – быстро докладывал разведчик «кубанцев» Бесик. – И вчера мне наш снайпер по рации шепчет, типа, Бес, они все в чёрном прямо в проволоке сгоревших шин «Уралов» лежат. Двое их. Но я своей «плёткой» их не достану. Далеко. А у их винтовок стволы длинные, как у зениток. А потом – щёлк… и тишина. Мои ребята к нему, а у него из-под козырька бейсболки кровь по лицу… И бинокуляр разбит. Два выстрела было. Один по оптике, а второй в голову Пастуха.

– Двухсотый? – коротко спросил Корень, закуривая.

– Да в том-то и дело, что живой, – улыбнулся уголками губ Бесик, – в тыл увезли. Просил «плётку» его никому не отдавать, сказал, вернётся.

– А что за алгоритм? Ты говорил, что Пастух ваш алгоритм вычислил, по которому снайперская группа передвигается вдоль линии соприкосновения, – напомнил один из парней группы ЧВК.

– Начал объяснять, но не успел с подробностями, – развёл руками командир разведвзвода кубанцев. – Вася показал на карте четыре их лёжки. Я их отметил на ваших экземплярах планов. Но всё это так… не точно. И в какие дни они с них работают, тоже неясно.

– Жалко. Пастуха вашего жалко. Близко он к ним подобрался. Ладно. Есть предложение. Волчары эти работают вот на этом отрезке. Работают каждый день. Но не рискуют. И мы рисковать не будем… – приглашая всех ближе к карте, сказал разведчик из «музыкантов».

– Опытные черти, – перебив «вагнеровца», констатировал командир разведроты капитан Котик. – Все в чёрном, в жжёных колёсах. У нас в Сирии был случай такой же примерно. Шайтаны в золе сгоревшего дома вывалялись и на пожарище у фундамента залегли. А у нас зачистка… Идём, на верхние этажи смотрим…

– Капитан! – недовольно перебил Котика наёмник, глядя на свои часы. – Я по существу. Могу? Ещё раз… рисковать не будем. Высылаем ночью три группы, численностью три-четыре человека. Каждая группа работает в своей зоне ответственности. Задача – обнаружение снайперской группы противника. Цель – её уничтожение. Теперь внимание. В боевое столкновение не вступать. Вот коды для нашей артиллерии. Обнаружили группу, сигнал нашим пушкарям, и они плотненько накрывают этих сволочей. Местность пристрелянная до метра, не уйдут. Геройствовать типа «вызываю огонь на себя» не нужно. После условного сигнала время на отход группы, чтобы не попасть под артналёт, ровно десять минут. Вопросы?

– Разрешите? – неожиданно поднял руку Котик, тяжело глядя на «музыканта». – Я, конечно, понимаю… А кто вы по воинскому званию, если не секрет, товарищ… военный?

– Майор запаса. Носил погоны два года назад, – снисходительно улыбнувшись, ответил разведчик. – Ещё вопросы по существу?

– Время выхода групп? – спросил командир разведвзвода кубанцев.

– После восьми вечера артиллеристы откроют отвлекающий беспокоящий огонь. Наш шеф с вашими договорится. «Пукать» будут минут тридцать – тридцать пять. За это время нашим ДРГ нужно успеть добраться до линии обороны ВСУ. Схемы прохода минных полей я дам, там разобраться несложно. Накидали как попало. И ещё. Их не двое, а трое. Два полноценных профи-снайпера, а обеспечивает и прикрывает их очень грамотный наблюдатель с ручным пулемётом. Это нужно помнить, – закончил «музыкант» и неожиданно для всех одним шлепком прилепил на штатное место своей разгрузки бейджик с позывным «Адам».

* * *

Командиром диверсионно-разведывательной группы, по согласованию с вышестоящим начальством, взводный назначил старшего сержанта Гуся. В состав группы вошли младший сержант Вера, рядовые Немец и Череп. Гусь и Вера имели боевой опыт Сирии, а Череп, или, как его иногда называл Вера, дядя Петя, почти полтора года гонял басмачей по горам Кавказа во вторую чеченскую. И, кстати, был награждён медалью «За боевые заслуги». Без боевого опыта и, честно говоря, без особого желания стать героем был только Немец.

– Чё-то я как-то… Может, не так сразу? – узнав о приказе, дрожащим голосом спросил у Веры Артём. – Я же по живой цели ещё ни разу…

– А как же наше соглашение? Не трясись, мужики смотрят. Присмотрю я за тобой, – пообещал Анатолий, дружески похлопав Немца по каске.

Первая неполная кассета «Градов» полетела в сторону окопов ВСУ на линии соприкосновения с ЧВК «Вагнер» в 20:15. Через пару минут и за спинами разведчиков отдельной бригады где-то далеко-далеко «гупнули» три выстрела крупного калибра. Маршрут, по которому группа Гуся должна была скрытно сближаться с линией обороны нациков, изучался, измерялся, проверялся, корректировался и сверялся практически весь световой день. К вечеру от бесконечных тренировок у мужиков слезились от пыли глаза, саднили локти и колени, от напряжения ныли спины и плечи, а результат был нулевой. Вернее, результат был, но не дальше собственных окопов.

Стемнело быстро. Первые пятьсот метров преодолевали практически на корточках. За их проходом наблюдали из первой линии окопов и «секретов». В приборы ночного видения казалось, что четверо инопланетян призрачно изумрудного цвета танцуют матросский танец «яблочко», смешно ползая на карачках. Падали при звуке пролетающих фактически над их головами снарядов и «бежали» на четвереньках, как приматы, пока комья земли после взрывов разбивались по ходу их движения об укатанный гусеничной техникой грунт.

– Лежать! Растяжка! – неожиданно хриплым голосом крикнул Вера и, поймав по инерции «катящегося» вперёд Немца за край разгрузки, рывком уложил на землю.

Попадали и остальные. Вера знаками показал Гусю, что растяжка в двух метрах впереди, а левый концевик перед ним. Сержант подполз ближе и одними губами сказал:

– Если видишь, работай…

Вера кивнул и, помахав перед растерянным лицом Немца рукой, пополз вперёд. Артём, сдув каплю пота с кончика носа, пополз в указанном направлении. Через пару метров Вера не сильно, но резко пнул его берцем в бок, заставив остановиться. Потом постучал костяшками пальцев по каске Немца, привлекая внимание, и подтянул к себе его руку. Шиллер почувствовал, как его пальцы скользят по чему-то гладкому и тонкому. Леска была натянута на высоте сантиметров тридцать от поверхности земли. Вера быстро достал из нагрудного кармана изогнутые хирургические ножницы и одним прикосновением перерезал леску. Проводник быстро выскользнул из рук Немца, это сержант, осторожно перебирая его, полз к правой закладке. Минуты через три растяжка была обезврежена, и пустые наружные карманы разгрузки Шиллера оттянули четыре гладкие на ощупь «лимонки» незнакомого образца.

Вторая линия обороны «вэсэушников» не была сплошной. Не думали «херои», что всего две роты морской пехоты выковыряют их на этом участке из обжитых и, как им казалось, неприступных укреплений. Поэтому наспех отступивший враг, боясь окружения, закрывал минными полями небольшие неподконтрольные территории, стараясь обезопасить себя от непрошеных гостей. В случае сработки одной из растяжек или противопехотной мины хорошо простреливаемые участки обороны выйти противнику без потерь шансов практически не давали. На этом два дня назад попалась группа из ЧВК, о которой рассказывал Адам. По ходу продвижения наткнулись на ещё одну растяжку, которую Вера нечаянно подцепил козырьком каски. Сняли быстро и без суеты. Уже после операции Немец с явным удивлением спросил у напарника:

– Вера, а как ты растяжку ночью увидел?

– Случайно. Мина взорвалась метрах в тридцати. Вот леска и блеснула, – улыбнувшись, ответил Вера, невольно поёжившись. – Была бы не леска, а чёрная капроновая нитка или ржавая проволока… ни хрена бы не увидел.

Сложнее оказался другой случай… Вера полз в «голове» группы, за ним старался не отстать Немец, следом «пыхтел» Череп, а замыкающим, до рези в глазах всматриваясь в темноту, сучил коленками Гусь. Продвигались медленно, часто останавливались, прислушиваясь, насколько это позволяли нечастые паузы между обстрелами артиллерии. Неожиданно Немец почувствовал, как что-то крепко вцепилось в его правую штанину и держит. Он обернулся, подал чуть назад и увидел перед глазами искажённое от ужаса лицо Черепа.

– Нем… Немчик, я рукой в мину влез… кажется, – прошептал Череп, подрагивая всем телом.

Артём почувствовал, как внезапно похолодел затылок и по шее побежала холодная струйка пота. Инстинктивно попытался освободиться от железной хватки Черепа, но не удалось.

– Дядь Петь, пусти… – чуть слышно, но жёстко попросил Артём.

– Отпусти пацана… Петя, – горячим шёпотом ожёг ухо Черепа сержант. – Какой рукой влез?

– Правой. Я её сдвинул, Жора, – уже чуть успокоившись, ответил дядя Петя и отпустил штанину Немца.

– Сверху нажимал? Никому не шевелиться! – зашипел Гусь.

– Нет… кажется. Да что я помню? Минута прошла… – явно психуя, раздражённо ответил Череп, вытирая пот с лица грязной перчаткой.

– Предупреждал же… Граблями своими машет, как в огороде. Немец, давай осторожно к Вере. Тихо лежи, Петя… я сейчас, – еле слышно прошептал Гусь, шумно и протяжно выдохнув.

Немец осторожно, прощупывая пальцами каждый сантиметр грунта впереди себя, пополз в сторону Веры. А сержант, навалившись сверху на Черепа, начал медленно тянуться своей рукой к кисти его правой руки. Нащупав мину, Гусь начал осторожно, будто боясь обжечься, трогать её со всех сторон. Убедившись, что нажима не было, аккуратно, по одному убрал от противопехотной мины пальцы Черепа. Потом, зачем-то присыпав «круглую пластмассовую коробочку» сухой землёй, начал отползать. Через пару метров остановился и, принюхавшись, насмешливо спросил:

– Петруха, ты чё? Обоссался?

– Если бы… – с обидой в голосе ответил Череп. – Ты давай ползи, Жора, ползи… обоссышься тут.

«Тревожащий» обстрел позиций укропов закончился, когда ДРГ уже добралась до неширокой лесополосы, разделяющей непаханое поле и старый, заросший колючим шиповником и крапивой фруктовый сад. Между редкими деревьями и густым кустарником лесополосы и раскуроченным воронками от «градов» садом шла разбитая, когда-то асфальтированная дорога. На обочине дороги стоял танк Т-64 с деформированным стволом и аккуратным отверстием в основании башни. За танком огромной бесформенной глыбой угадывалась кабина «КРАЗа» с разбитым металлическим кунгом. Рядом чернели три сгоревших легковых авто, марки которых определить уже было невозможно. Чуть дальше был виден силуэт «УАЗа» с поднятым капотом, открытой водительской дверью и «севшим» на диск задним правым колесом.

– Смотри, – негромко сказал Вера, показывая в сторону «уазика», – свежак…

– Всё. Мы на месте. Лежим, дышим носом десять минут, – скатываясь по крутому склону обочины, устало произнёс сержант. – Линию обороны укропов мы прошли. А тут горочка. Отсюда наши позиции хорошо просматриваются. Возможно, эти черти сегодня здесь лёжку устроят. Будем ждать, – тихо сказал Гусь и, перевернувшись на спину, замер.

– Жора, а почему мина не взорвалась? Я же её сдвинул… – неожиданно спросил Череп, придвигаясь ближе к Гусю.

– ПМН – мина нажимного действия. Сработка происходит при нагрузке не менее двадцати пяти килограмм. Вот если бы ты на неё локтём или коленом… – устало покачав головой, тихо ответил Гусь.

– Эту хрень ещё называют «Чёрная вдова», – негромко отозвался Вера и, махнув рукой, пополз в сторону перекособоченного «УАЗа». – Посмотрю, что за аппарат.

– А у меня что? На нашу вроде не похожа, – спросил Немец, достав из кармана разгрузки ручную гранату с абсолютно гладким корпусом, по форме напоминающую «новогодний» лимон.

– Классная штука… американка. М26 собственной персоной. Внутри – металлическая спираль с насечками. Больше тысячи осколков после взрыва. Зажимаешь предохранительную скобу, дёргаешь за колечко и бросаешь, – снисходительно пояснил Гусь.

– Желательно прямо в лоб «нацику», – оживился Череп, насмешливо глядя на немного испуганного Немца.

Лёгкий шорох привлёк внимание группы. Это, низко пригнувшись к земле, бежал к своим Вера. Проехав на спине до самого дна овражка, он подполз к ребятам и возбуждённо заговорил:

– А пушкари-то не зря свой хлеб едят. «УАЗ» это они долбанули. Буквально минут двадцать назад. Движок горячий… Понятно, что случайно, но главное – результат. Прямо у машины труп водилы лежит, шея тёплая ещё. Водительскую дверь осколками снаряда сорвало, вот он, бедолага, и вывалился. Смотри, что у меня… – разжимая кулак, произнёс Вера.

Прикрыв руку каской, Череп подсветил фонариком. На ладони Веры лежала небольшая связка ключей. Выключив фонарь, Череп насмешливо спросил:

– И что это? Ключи от бункера с Зеленским?

– Дядь Петь… Я их из замка зажигания вытащил. Правда, надо бы ещё проверить, заведётся или нет?

– А колесо пробитое? – не сдавался Череп.

– А запаска? – напирал настырный Вера. – Колесо поменяем, и поехали… Мы ж не негры… Кто нас от хохлов отличит? По-украински говорит кто?

И тут вдруг Немец каким-то утробным низким голосом:

– «Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша… Всё взяли бусурманы, всё пропало. Только остались мы, сирые да как вдовица после крепкого мужа…»

– Стоп… стоп, Немец. Какая на хрен «вдовица»? Ты чего завёлся? – удивлённо зашептал Гусь.

– Это из монолога Тараса Бульбы… – пожал плечами будущий заслуженный артист России. – Бульба – он же хохлом был.

– И где тут украинский? Гоголь на русском писал. Так, всё! Предлагаю вот что. Череп с Немцем здесь остаются и присматривают за этим железом, – кивнув в сторону «мёртвой» техники, сказал Гусь. – Если по «расписанию» стрелки сегодня здесь работают, то мимо вас не пройдут, – уверенно заявил сержант. – А мы с Верой ближе к позициям «нациков» подвалим. Там по плану разведки кубанцев есть высохшая речушка. Речушка высохла, а камыши остались. Позиция – пальчики оближешь, я вам доложу. Из камыша видно всё, а если в него смотреть, ничего не разберёшь. Камыш на ветру шевелится, бликует. Я слышал, даже в прибор ночного видения не поймёшь, что за ним скрывается.

– Вы тут повнимательнее, мужики. Засекли снайперскую группу – нам кодовое слово пулей передали… Хотя я всё-таки думаю… – сомневаясь, пожал плечами Вера.

– Потом расскажешь, – перебил его Гусь, – работаем по плану.

Уже через несколько секунд их не было ни видно и ни слышно. Нет, они не были невидимками. Просто со стороны укропов неожиданно по тылам бригады открыла беглый огонь артиллерийская батарея, заглушая выстрелами ночные естественные звуки. Позиции пушкарей были недалеко, где-то метрах в восьмистах от засады разведчиков. Снаряды, набирая высоту, с чуть заметным шелестом вкручивались в ночное небо и улетали далеко в тыл российских боевых порядков.

– О! Старушки проснулись… – вглядываясь в звёздное небо, пробубнил Череп.

– Кто? – вжав голову в плечи, спросил Немец.

– Что! Гаубицы… Д-30… До сих пор воюют старушки, – пояснил Череп. – Да ты не ссы, у них цели в нашем тылу. Тоже разведка работает.

Договорились дежурить по два часа. Первым заступил Немец. Он долго устраивался, приминая жёсткий кустарник локтями и коленями. Наконец замер, опустив на лицо маскировочную сетку. Полежал, покрутил головой, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте. Вспомнил про БНВ. Расчехлил и включил бинокль ночного видения. Проверил. Ни хрена… Вернее, движения теплокровных по просёлочной дороге, идущей между лесопосадкой и старым заброшенным садом, не наблюдается. Немного было не по себе. Из головы не уходили слова Веры, сказанные им ещё во время переезда: «Выстрелить в человека не так уж и трудно. Забыть об этом невозможно». А стрелять наверняка придётся. В живого… Через час поймал себя на мысли, что голова вместе с БНВ падает… «Поймал» свою голову в пяти сантиметрах от утрамбованной земли, с трудом поставил подбородок на оба кулака. Бог с ним, с расквашенным носом, мог же БНВ разбить. А тогда мучительная и позорная смерть от сержанта. За пару часов до выхода Гусь, монтируя БНВ на шлем Немца, хмуро сказал:

– БНВ стоит больше обладателя шлема. Запомни это, сынок. Сдавать будешь мне. Лично.

Зверски хотелось спать. «Скрип… Это в голове, что ли? О! Опять…» – быстро пронеслось в зыбком сознании Немца. Заставил себя открыть глаза. Действительно, явно был слышен скрип. «Скрип колеса-а-а-а…» – не к месту вспомнилась песня Саруханова. Негромкий, раздражающий слух скрип… пауза. Скрип… пауза. Включил БНВ… резко упал подбородком на землю и инстинктивно отполз от дороги ещё на метр. Ближе к правой обочине гуськом двигались три размытых дымчато-розовых пятна. Расстояние до них было метров семьдесят, и скрип слышался всё ближе и ближе. Но что никак не укладывалось в голове, двигались эти инфракрасные силуэты, похожие на внутриутробные эмбрионы, не касаясь ногами дороги. «Что за нах…» – скрипнув зубами, чуть не произнёс вслух Артём. Потом резко вздрогнул, когда почувствовал на плече несильное давление.

– На великах… Это они… – чуть слышно произнёс подползший к Артёму Череп, касаясь холодным козырьком своей каски шеи Немца.

– Не по… не понял, – нервно стукнув пару раз зубами, ответил Артём.

– На велосипедах катятся. Тсссс… – цыкнул на парня Череп, закрывая ему рот своей шершавой, пахнущей землёй ладонью.

Через пару минут скрипучая педаль одного из велосипедов оповестила разведчиков, что снайперская группа в «прогулочном темпе» проезжает мимо их засады. Немец даже дёрнулся, пытаясь подтянуть ближе свой «калаш», но тут же почувствовал жёсткую руку Черепа у себя на разгрузке.

Три велосипедиста ехали не спеша, видно, времени впереди у них было с запасом. Ведущий иногда на пару секунд включал фонарь, и его узкий неяркий луч освещал край дороги, помогая ориентироваться.

– Дорох, слыхаць цен в Донецку, – послышался громкий спокойный голос на польском языке.

– Я змащував. Просто стара зализяка, – лениво ответил голос на украинском.

Было заметно, что путь хорошо им знаком. У каждого на багажнике лежал небольшой ранец, а за плечами у двоих «участников велопробега» возвышались над головами чехлы снайперских винтовок. У третьего, замыкающего, на длинном ремне, прямо на руле велосипеда лежал ствол ручного пулемёта. С этим было всё понятно. Обеспечивающий. Подъехали в район с подбитой техникой, остановились. Ведущий опустил с каски на глаза прибор ночного видения. Осмотрелся.

– Янек, будемо лягаты за старою схемою? – спросил на украинском языке один из членов группы, видно, у старшего.

– Не. Ты и я естесьмы в наших пунктах, а Кабан положицьсен под танком, – ответил поляк – старший группы. – Ест лепша рецензья.

– Дывиться, УАЗ роздовбалы. Наш. Звидки вин тут? – спросил тот, которого называли Кабан, осветив своим фонариком трезуб на двери машины.

– Оркы вчора ввечери накрылы выпадково. Жаль хлопцив, – тяжело вздохнул снайпер с позывным Дорох.

– То може я в УАЗи ляжу? А, пане паручику? – спросил Кабан у старшего.

– Поведзялем под танком! И не важсен палиць. Ото дрань! – резко настоял на своём поручик, грубо обругав Кабана.

Разбитый «КРАЗ» стоял кабиной развёрнутым к саду, а развороченным кунгом – к линии соприкосновения. Поэтому снайперская группа была на двести процентов уверена, что их русские не увидят даже с сигаретой в зубах.

– Ест час, панове, всядаймы вшиецы до кокпиту КРАЗа. Пиймы кавен и пальмы, – предложил поручик своей команде, намекая напарникам, что попить кофе и выкурить сигарету теперь будет возможно только в конце «охоты».

Велосипеды аккуратно и не спеша поставили у бампера грузовика. А сами, взяв чехлы с оружием в руки, по очереди начали подниматься в высокую и просторную кабину «КРАЗа».

Что случилось потом, Немец извиняющимся тоном смог объяснить вышестоящему начальству только на следующие сутки. А в тот момент в голове у Артёма всё сложилось в течение пары секунд. Был ли это план? Вряд ли… Планы за две секунды не составляются, и это очевидно. Боевая интуиция? Инстинкт разведчика? Откуда им появиться у бывшего вчерашнего студента творческого учебного заведения? Да и фанатом детективов и боевиков он не был.

«Задача – найти. Цель – уничтожить!» – вспомнил Немец слова взводного, провожавшего их на задание.

Всё, что дальше делал Артём, он делал быстро, уверенно и чётко. Делал так, как будто это приходилось ему исполнять уже много раз. Ремень «калаша» на шею, снял с предохранителя, передёрнул затвор, рука в подсумок на разгрузке, где лежали американские гранаты М26. Зацепил пару. Указательные пальцы обеих рук быстро нашли предохранительные кольца. «До грузовика метров семьдесят пять – восемьдесят. Первые пять секунд бегу быстро и прямо на них. Меня условно не видят. Все курят, дым в глаза, да и темно ещё… Следующие три секунды замедляю бег. Меня условно слышат. Останавливаюсь. До цели десять – пятнадцать метров. Меня видят! А уже поздно, уроды!» – стремительно пролетели мысли у будущего актёра театра и кино. Правая толчковая упёрлась во что-то твёрдое…

– Немец, падла! Куда? Лежать… – попытался остановить парня Череп, судорожно цепляясь руками за берцы самовольщика.

Но остановить Шиллера было уже невозможно. Тем более что «твёрдым» оказалась каска на голове у дяди Пети. Жёстко оттолкнувшись, Немец побежал стремительно и легко. Ему казалось, что он даже не дышал первое время. Через пятьдесят метров выдернул предохранительные чеки у обеих гранат. Замедлил бег и вдруг отчётливо увидел прямо перед собой, совсем близко, три алых огонька. Курят. Ему даже показалось, что в его сторону пахнуло запахом свежезаваренного кофе. Артём резко остановился и увидел, как судорожно задёргались сигаретные огоньки в кабине КРАЗа. «Слышат, но не видят», – понял Шиллер. Короткий размах, – бросок. Вторая… Туда, где мечутся алые светляки. Сам упал… покатился в сторону обочины. Тишину резанул звук короткой пулемётной очереди из кабины КРАЗа. Пули, выгрызая кору у стволов старых яблонь, улетели в темноту ночи. «Почему не взрываются? Почему… Что не так?» – распадался на осколки воспалённый мозг Артёма. И тут… первый разрыв! Секунда… второй! А через пару секунд длинная автоматная очередь со стороны левой обочины, потом вторая и уже ближе. Громко зацокали пули, насквозь пробивая металл кабины. Это в сторону машины бежал Череп, стреляя на ходу. Артём поднялся на одно колено, громко крикнул:

– Дядь Петь!

Откуда-то из сада, тяжело топая, выбежали Вера и Гусь. Вера, выстрелив по начинающей дымить кабине короткую очередь, полез внутрь.

– Вы как это… Череп! Я что сказал? – пытаясь подобрать нужные слова, задыхаясь, в голос орал Гусь, озираясь по сторонам.

Из кабины раздался хлёсткий одиночный выстрел. Все, не сговариваясь, осторожно начали приближаться к дымящейся машине. Но тут показался сам Вера. Махнув своим, он осторожно вытащил из кабины чехол со снайперской винтовкой.

– Жора, другого выхода не было. Пацан быстро сориентировался и кончил всех, – заслоняя от Гуся своим большим туловищем Немца, громко крикнул Череп. – Вера! Что там? – спросил дядя Петя у выпрыгивающего из кабины КРАЗа разведчика.

– Двое готовы, третьего только пришлось успокоить. Поляк… – ответил Вера, показывая сорванные с формы шилдики, знаки различия и эмблемы на липучках. – Документов нет никаких. Да и не берут их снайпера на работу.

– Так, мужики. Всё пошло не по плану. Через десять-пятнадцать минут тут будет рота вэсэушников. Нужно принимать решение, – быстро и как-то не по-доброму глядя на Немца, протараторил сержант. – Как уходить будем?

– Предлагаю забуриться в сад и там пока отсидеться. С нашими свяжемся, а там видно будет, – предложил Череп.

– Я сейчас, – негромко сказал Вера и скрылся в темноте.

Где-то совсем недалеко взвыл на высоких оборотах двигатель БТР. В небо взлетели, одна за другой, три осветительные ракеты. Разведгруппа дружно скатилась в канаву обочины. Со стороны бригады «татакнул», выпустив несколько гранат в сторону укропов АГС. Чиркая по макушкам деревьев лесопосадки, медленно пополз луч танкового прожектора. С противным воем над головами разведчиков пролетели две восемьдесят вторые мины и разорвались в самой гуще старого сада. Прожектор тут же погас. Вернулся Вера и, хлопнув Немца по плечу, сказал:

– «Уазик» живой. Я ключ вставил, провернул, панель загорелась. Бензин есть, аккумулятор пашет. Попробуем?

– А колесо? – с сомнением спросил Гусь.

– А хрен с ним, с колесом. На спущенном поедем. Что тут ехать? Полтора километра от силы. А? – хищно блеснув зубами, возбуждённо крикнул Вера.

– Ты псих? Ты псих! – соглашаясь с самим собой, кивнул головой Гусь.

– А ты УАЗ водил когда-нибудь? – настороженно спросил Череп.

– Я водил. Много раз. На охоту с батиными корешами ездил. Все пили, а я ещё в школе… – как бы извиняясь, ответил Немец, – вот меня за руль и сажали.

Вера молча подошёл к Артёму и вложил ему в руку ключи от УАЗа. Все быстро пошли в сторону машины. Гусь долбанул по висевшей на одной петле водительской двери, и та, высыпав из себя кубики разбитого стекла, отлетела в темноту обочины. Артём сел за руль, вставил ключ в замок зажигания и молча посмотрел на Гуся.

– Давай… – кивнул сержант.

Движок завёлся не сразу. Стартер секунд десять молотил вхолостую, визжа, как недорезанная свинья. Немец дрожащей рукой дёрнул за рычаг и открыл капот. За руль пересел Вера. Артём, нырнув с головой под капот, несколько раз нажал на рычаг бензонасоса и крикнул:

– Крути!

Стартер сделал пару оборотов, и двигатель, сначала мелко задрожав, чихнул, потом «затроил» и, наконец, заработал, набирая обороты и успокаивая нервы ровным ворчанием. Шиллер занял водительское место, пробуя ногами жёсткость работы педалей.

– Они уже близко. Залезаем, – крикнул Вера, забрасывая в салон машины ранцы снайперов. – Жора, связывайся с Корнем, пусть нас прикроют. Скажи, что мы не пешком. Моргать им дальним светом будем.

Гусь в три прыжка забрался на крышу КРАЗа и, по максимуму выдвинув антенну рации, не стесняясь, заорал в микрофон:

– Вахта, вахта… второй отработал… прошу дать место… Вахта, выхожу на колёсах… Как понял? Буду подсвечивать… Как понял, говорю?

– А ты чего расселся? Двигайся! – недовольным голосом рявкнул Вера, пытаясь открыть заднюю дверь УАЗа.

– Ты кому это, Толян? – удивлённо спросил Череп.

– С вами сзади пассажир поедет. Не волнуйтесь, он ничего не имеет против нашей компании. Да, хохол? – спросил Вера у мёртвого офицера ВСУ, «скромно» сидящего сразу за водительским сидением.

Покойник сидел прямо, слегка запрокинув продырявленную осколком голову. Из-под разбитой каски вытекала уже загустевшая кровь и капала с подбородка прямо на довольно объёмный чемодан, лежащий у него на коленях. Причём правая рука офицера была «прикована» наручниками к его толстой металлической ручке.

– Не бомба? – с опаской спросил Череп, садясь рядом с покойником.

– Не думаю. Скорее, документы. Во всяком случае высадить мы его права не имеем. Пусть наши особисты разбираются.

– А может, деньги? – не оставлял надежду разбогатеть на войне Череп.

– Дядь Петь, что ты всё… Гусь, что тебе Корень сказал? Прикроют нас? – спросил Вера, выставляя ствол ручного пулемёта в окно.

– Да. Корень сказал, что через десять минут они начнут артподготовку. Выходить будем так, как заходили, – уверенно ответил Гусь.

– А раньше? – встревоженно спросил Вера, наблюдая по фарам, как через лесопосадку, ломая чахлые деревца, в их сторону продирается вражеский БТР.

Пробивая насквозь дальним светом придорожные заросли шиповника, из-за поворота показалась украинская бронированная машина «Казак», летящая «на всех парах» по просёлочной дороге на помощь особо ценной снайперской группе.

– Я просил… Батарея сейчас боезапас принимает. Им по инструкции не положено одновременно… – хмуро ответил Гусь. – Немец, какого стоим? Вперёд, пацан! Как заходили, помнишь?

– Нет! – прикусив губу до крови, крикнул Немец.

– Отлично, мать вашу! Едем… Раздавят! Ноги, Немец, ноги! – бешено заорал на ухо Немцу Вера, пытаясь пристроить в окне ствол ручного пулемёта.

УАЗ-469 мощно замолотил обоими мостами, поднимая непроницаемый столб пыли разорванной покрышкой. Машина довольно легко выбралась на дорогу и, набирая скорость, устремилась вперёд. Позади, с крыши «вэсэушной» бронированной машины «Козак», полоснул трассирующими крупнокалиберный пулемёт. Броневик уже выскочил на дорогу и, пробиваясь сквозь пыльную завесу, уверенно начал догонять «уазик». «Красные пунктиры» пронеслись гораздо выше брезентовой крыши УАЗа и врезались в невысокий земляной вал перед окопами ВСУ, которые совсем недавно обрабатывали АГСы с российской стороны. «Дружественный огонь» не понравился только очухавшимся от обстрелов укропам. Традиционная несогласованность действий регулярных войск и националистических добробатов сыграла злую шутку. Слева по «Казаку» заработал ДШК добровольческого батальона «Говерла», угрожая нашпиговать отечественный украинский броневик ещё советскими боеприпасами выпуска сороковых годов прошлого столетия. «Казак» резко затормозил и начал круто забирать вправо, уходя из-под обстрела. Потом неожиданно стрельба прекратилась. Видно, паны командиры наконец связались друг с другом и настойчиво выясняли, кто из них мудак.

А «уазик» тем временем, оставляя на дороге куски правой задней покрышки, всё ближе и ближе приближался к линии обороны нациков.

– Немец, свет! Дай мне свет! – заорал вдруг Вера, прижимая приклад ручного пулемёта к плечу.

Артём нащупал тумблер и врубил сразу дальний свет вместе противотуманными фарами. Эффект был так себе, но тем не менее Вере этого хватило.

– Выезжай прямо на крышу блиндажа и сразу налево, – напрягая связки, закричал Вера, открывая огонь из окна машины по нацикам, бегущим по ходам сообщения линии обороны. – Свет не вырубай, пусть наши видят, где мы!

Вслед за Верой из своих окон начали стрелять Гусь и Череп. Где-то ближе к горизонту между двумя огромными терриконами неожиданно появились ярко-оранжевые всполохи. Через несколько секунд донеслись звуки мощной канонады. Это бригадная артиллерия «подсвечивала» своим разведчикам, как маяк усталому корвету, путь в родную гавань. Машина прыгала по земляным буграм бывшего картофельного поля, как баскетбольный мяч. УАЗ постоянно тянуло вправо, угрожая перевернуться на крышу вместе с его живыми и мёртвым пассажирами. Наконец Гусь крикнул:

– Немец, вправо и никуда не сворачивай. Держи на правый террикон! Видишь?

Артём видел. Он резко крутанул руль вправо. Вездеход, ковыряя крупным протектором покрышек сухую землю, неохотно начал поворачивать, высекая искры задним правым диском.

Казалось, взрывы произошли где-то далеко позади. Сначала слева, через секунду справа. Послышался странный звук, похожий на звук града, бьющего по оконному стеклу. Что-то зазвенело в багажнике машины. В салоне резко завоняло бензином. Череп вдруг закрутился на своём месте, заваливаясь на труп укропа, выпустил из рук автомат и зло прохрипел:

– Сука… больно как…

– На противопехотную напоролись, а потом растяжка сработала! – догадавшись, крикнул Вера. – Как ты, дядь Петь? Не сворачивай, Немец.

А Немец и не думал сворачивать. Осколком заклинило рулевую тягу, и теперь УАЗ ехал только прямо. Правда, недолго. Через двадцать метров луч оставшейся целой правой фары осветил прямо по курсу движения двух мужиков в военной форме машущих над головой какими-то тряпками. Артём нажал на педаль тормоза, но она провалилась до полика, и машина, подпрыгнув на каком-то бугре, воткнулась передним бампером в земляной вал перед окопом и замерла.

– Быстро! Быстро все из машины! Помогите Черепу, – кричал на подбежавших к УАЗу бойцов Вера. – И пассажира вытаскивайте! Немец, ты чего сидишь?

– У вас один «двухсотый», – в испуге шарахнулся от трупа, вымазавшись в крови, кто-то из молодых.

– В курсе, – зло ответил Череп, держась за окровавленную шею. – Тащите его вместе с чемоданом! Тащи, говнюк, я кому сказал!

А Немец хотел выйти, но понял, что почему-то не может пока снять левую ступню с педали сцепления. «Ногу отсидел?» – подумал Артём, ощупывая свою будто нашпигованную иголками левую конечность ниже колена. Оказалось, что осколки от гранат растяжки достали и его. Маленькие, но, сука, острые и горячие. Как потом выяснилось, все три вошли в икроножную мышцу левой ноги. Один осколок оказался сквозным, а два других засели в хорошо прокачанной икроножке Артёма и при малейшем шевелении царапали кость.

А тем временем конкретно на данный участок боевого соприкосновения двух армий надвигался «апокалипсис» местного значения. Правда, Вера с Гусем успели вытащить всё самое интересное и ценное из трофейного УАЗа. Гусь на плечах тащил «двухсотого» майора ВСУ с тяжеленным чемоданом, прикованным наручниками к левой руке. Кровь покойного холодными липкими сгустками шлёпалась за шиворот сержанта, тот ёжился, вздрагивал, но продолжал бежать по ходу сообщения, распугивая всех страшной кровавой гримасой на лице.

– На хрен… Дорогу! Все на хрен, мать вашу!!!

Вера бежал следом, тяжело дыша в спину мёртвого майора. Он тоже нагрузился по самое «не хочу». Кроме своего штатного «калаша» он волок трофейные ПКМ с ночным прицелом, новенький АК-12 и польскую снайперскую винтовку в мягком кофре. За Верой, матерясь и посылая всех на своём пути, левой рукой зажимая марлевым тампоном глубокую царапину на шее, тяжело шёл Череп. Ему тоже досталось. Свободной правой рукой он волок ранцы всех членов снайперской группы нациков. Немца с ними не было. Немца послали.

– Куда ты? Парни, перетяните ему ногу выше колена! – орал на Шиллера Гусь. – С тебя кровища, как с кабана! Лейтенант, дай моему парню сопровождающего, пусть его в санчасть отведут. И уходите быстро, сейчас начнётся, – орал сержант, бешено сверкая глазами на молодого командира взвода, на чьём участке они прорывались «домой».

А через три минуты действительно началось… «Обнаглев», на прямую наводку выполз Т-80 укропов и с первого выстрела размолотил угнанный УАЗ. Фрагменты машины подбросило метра на три в воздух. Вдобавок сдетонировал почти полный бензобак и канистры с бензином в багажнике. Иллюминация была как на день города в Мытищах. Тут же огрызнулась артиллерия бригады, пытаясь достать рванувший в укрытие украинский танчик. Ночная артперестрелка продолжалась практически до самого утра. Только на участках, за которые отвечали сводный кубанский отряд и части группы «Вагнер» было относительно спокойно. Мудрые казаки и «вагнера» берегли нервы и боезапас.

В расположение санитарной роты Немец пришёл своим ходом, прихрамывая и чавкая кровью в левом берце. В санчасти пожилой дядька с красным носом и тремя звёздами в ряд на погонах снял с левой ноги Артёма ботинок и с хитринкой в голосе спросил:

– Ноги перед ранением мыл?

– Нет. А что? – не понял вопроса Шиллер.

– Жаль, – сокрушённо вздохнул военфельдшер, вытряхивая из пыльного берца сгустки молодой горячей кровушки, – столько колбаски можно было бы сделать. Классная закусь…

– Ты чё, пьяный, дядя? – не понял шутки Немец.

– Не совсем. Хотя… в выходной имею право. Правда, выходной завтра, – честно признался фельдшер, делая в бедро Артёма укол обезболивающего. – Шутка юмора… Будет немного больно… Терпи, сынок.

* * *

Разбор полётов после ликвидации снайперской группы противника был быстрый, но эмоциональный. На вечерний «чай» собрались все заинтересованные лица. Пришёл Бесик и, сдвинув на затылок свою «поседевшую» от пыли папаху, поставил на стол трёхлитровую бутыль с маринованными помидорчиками.

– Ну куда? Спрячь, сначала официальная часть, – усмехнулся ротный Котик, прикидывая количество людей в «президиуме».

Немного опоздал Адам, но зато пришёл в компании с настоящим литровым «Немировым» и шматом копчёного сала в чёрном пакете.

– Трофейная заначка. Ещё с Мариуполя берегу, – пояснил «музыкант».

Всех принял и разместил гостеприимный блиндаж командира разведроты отдельной бригады оперативного назначения капитана Котика. Блиндаж был обустроенный и просторный, но и «гости» были мужиками немаленькими. Поэтому было принято решение заслушивать разведчиков, уничтоживших снайперскую группу, поочерёдно. Соответственно, первого слушали старшего сержанта Гуся.

– Считаю, что поставленная цель достигнута и задача выполнена, – глядя в пол, начал Гусь. – А то, что пришлось действовать не по плану, так это… не мирное время. Здесь всё по плану не бывает. Короче, Немец приказ нарушил, но снайперов он положил… и нас всех живыми вернул. А у пацана, между прочим, это первый выход был. Если нужно кого-то наказать за невыполнение утверждённого плана, то я готов понести…

– Куда и что ты готов понести, Жора? – хитро улыбнувшись, спросил Бесик.

– Виноват, не понял… – не поднимая головы, ответил старший сержант.

– Гусь, а ты знаешь, что было в чемодане на цепочке у этого хохла майора? – поднявшись с кружкой в руке, спросил капитан Котик.

– А ху… Никак нет, товарищ капитан… чемодан на кодовом замке, а мы…

– Один миллион сто семьдесят две тысячи долларов США! Офицер казначейства вёз зарплату за два месяца двум нацбатам ВСУ. Патриоты предпочитают только твёрдую валюту. Понял, да… А кроме денег, в чемодане были платёжные ведомости и прочая финансовая документация со всеми данными по личному составу добробатов. Наши контрразведчики аж прослезились от такого счастья, – почти торжественным голосом огласил последние уже не секретные новости капитан.

– Серьёзно? Ни ху… Вот Череп расстроится… – почесав затылок, ответил сержант, как-то странно изменившись в лице.

– А что Череп? – улыбнулся, не поняв сержанта, капитан.

– Да так… – пожал плечами Гусь. – Ему бы не надо про содержимое чемодана.

– А чего расстроился тогда? Зови остальных, – улыбнулся Адам.

В отличие от Гуся, мужики вошли в помещение блиндажа как-то даже браво. У Черепа под самый подбородок была перевязана шея. И несло от него чем-то «загадочным»… То ли мазью «Вишневского», то ли перебродившим вишнёвым соком. А по виду младшего сержанта Веры вообще было понятно, что мужику всё по фиг. Руки в карманах, взгляд «набыченный»…

Не поднимаясь, с места задал свой вопрос Адам:

– Какую оценку за выполнение задания сами себе поставите?