Читать книгу Розы злы. Трилогия - Александр Авгур - Страница 2

Моего двоюродного брата – Максима Иларионова замочили. Убили короче. Дело мутное, ну а какие дела могут быть в Розинске?

Убийцу пока не нашли, да и походу не найдут, но есть две версии – либо грохнул собутыльник, что не факт, либо сектант, что больше похоже на правду. Только я не помню, чтоб у нас в Розинске сектанты водились. Вот в соседнем городе были какие-то дебилы – рядились в черные одежды, хороводы водили на кладбище, песни пели свои дебильные, все дела. А у нас нет, епта. У нас таких конченных нет. А ментам лишь бы ситуацию понагнетать, а журналюгам сенсации одни подавай. Тьфу, мля. Раздувают они хрен пойми что.

Вот такие дела.

А еще маманя мне говорит, епта: – Жека, балбес ты юродивый. Тебе двадцать семь лет, а у тебя ни жены, ни дачи, ни работы, ни собачки. Все просрал и спустил козе в трещину. Иди хоть с дядь Сашей поживи, поухаживай за ним, бедолагой. Максима то убили. Он теперь без сына не выживет. Может хоть толк от тебя будет. Хотя бы раз в жизни поступи как нормальный человек.

А что, подумал я, у дядь Саши хоть пенсия есть, поживу с ним. Нормально, епт. На бухлишко всегда копеечка будет, хата свободная, води кого хочешь. Я уже знаю кого, хех. Дядь Саша, если ему что-то не понравится, помычит да заткнется, мля. А не заткнется, так я его заткну. Овощ, мать его. Не жизнь, а малина. Ну, я и согласился. Переехал к нему. Надеюсь, не зря я это сделал.

Городок у нас, вообще-то, тихий. Нормальный. Ровный. Никаких отморозков, никаких залетных. Все по-пацански разруливается, «пацан сказал – пацан сделал», все как я люблю. Убийства бывают конечно иногда, но только так, по-пьянке, по-дурке, по-синьке. Ну а что? Все ж по синьке с головой не дружат, кукуху сносит под корень, а по трезвяни все мужики в движухе, с башкой на плечах, рукастые, кто работает, кто нет. Пофигу. А что, я вот не работаю, а пацан нормальный, ровный. За базар отвечаю. Шарю за житуху получше любого профессора в пенсне или что они там, на голове носят. Ну, а бухаю, это так, епта. Временно. Я же не алкаш какой-нибудь. Есть у меня кое-какие наметки. Вот устроюсь на работу и брошу пить. Завяжу. Я прямо так мамане и сказал. Она, конечно, не поверила, набычилась, но как увидит, что я человеком стал и бабки зарабатываю, а самое главное трезвый, не в одном глазу, то сразу поверит. Эх, я уже представляю как куплю я с первой получки ей пальто серенькое, вот она обрадуется. Падикась еще и заплачет от гордости за меня. За сына такого – ровного. Эх-х-х, епта. Я вообще пацан не жадный, скажу ей – «Вот мамань тебе обновки, а ты в сына не верила никогда, а я, смотри, поднялся». Ну и кинется она ко мне обниматься и запричитает – «Прости, мол, сынок. Я была не права. Ты у меня не сын, а золото». Сейчас вот только с дядь Сашей поживу месяцок другой, отойду от пьянок и работать пойду. Старикану тоже помочь надо. Хрен с ним. Без меня копыта отбросит.

В день убийства Максима, соседка в глазок видела какого-то мужика выходящего из квартиры и оставившего входную дверь открытой. Мужик тот был похож на «конченого алкаша и наркомана», ага, соседка прямо так его и описала. Больше особых примет не было. Потом эта соседка вышла в подъезд, да и заглянула к моим родственникам. Сто пудов стащить что-нибудь хотела. Посмотрела в зале, дядь Саша, как обычно, лежал на своем диване обоссаном и плакал, видать знал, что Максимке трындец настал. Потом зашла на кухню и, перепугавшись, заорала, других соседей позвала, мусарам позвонила, короче шороху навела. Истеричка, епта. Менты нашли ближайшую родственницу – мою маманю, и вызвали ее, потому что не знали, что делать со стариком, который успел уже наложить в штаны, вонял и постоянно мычал. Пришла моя маманя, офигела конкретно, и как она мне потом рассказывала – Розенские ментушки ходили из угла в угол, чесали «тыквы» и ни черта не понимали, что за фигня произошла. Кто-кто, а уж они то всегда не вкуривают ничего. Фоткали все, пока моя маманя, с тазиком и тряпкой, подмывала дядь Сашу, дерьмо вытряхала и переодевала его в чистое.

Вся ночь и пол дня прошли у мамани в хлопотах. В такие моменты мне ее даже жалко становится.

Потом трупешник Максона увезли в морг, а маманя позвонила мне и попросила подменить ее на пару часиков, она ужасно хотела спать. И пока ее не было я пошарил по окровавленной квартире изрисованной звездами в поисках спрятанных Максом бабок и не нашел ни копейки. Бомжары и нищеброды! Все это время дядь Саша смотрел на меня и мычал, а я со злости ляпнул, подойдя к нему:

– Дядь Саш, завали хлеборезку пока не начистил. Что хочу, то и делаю. Ты все равно не сможешь ни кому об этом рассказать. Понял?

Старый засранец заткнулся, но не надолго.

– Если ты мурло свое не запечатаешь, – не на шутку разозлился я, – я тебя… Да я тебя… Знаешь что я с тобой сделаю? Я тебя придушу твоей же подушкой. Или прирежу как Максона, а всем скажу, что сектанты повторно заскакивали и кончили свидетеля. Понял меня, мля?

Я отвесил дядь Саше небольшую оплеуху и он, наверно, испугавшись моей силы, и убедившись в том, что я говорю серьезно, ведь я пацан ровный, заткнулся, епта.

Через час, после того как моя маманя ушла, снова-здорова, явились, не запылились полицейские и привели троих подозреваемых, типа, деду на опознание, епта. Поймали их типа по горячим следам. Ага, по следам. По следам кошачей дресни, мля.

Двоих из трех я знал.

Первый Юрок, по кличке – ВДВшник, пацан нормальный, с понятиями, рубаха парень, хоть и судимый, дважды или трижды, уже не помню. Он с сестрой живет. Сестра его бикса ровная, симпотная, рыженькая – бесстыженькая, я бы такой накинул бы леденца на клыка. Ну, так вот, моему братухе Максону этот Юрок пару раз хлебальник разбивал за дело, но чтоб убить, это вряд ли. Юрок не из тех, кто за макруху шарит. Он рыло начистить может, а вот убивать не станет. Стопудняк!

Вторым был Родион Волчков, московский соплежуй, столичный модный петушок, кусок говна, короче. Он когда-то дружил с Максоном, лет десять назад. Волчков трухло, он не то чтобы убить, ударить зассыт, тем более Максона. Это Волчков как кровь на стенах и на полу увидел, чуть не обдристался, мля. Я даже рад, что его на опознание привели, пусть этот петух гамбургский хоть малясь посмотрит страху в глаза. А то пади привык на члены своих друзей в туалете поглядывать, епт.

Третьего я не знал, но как я понял из разговора ментушков, это был какой-то «баклан», который только что откинулся с зоны, в которой провел десять лет за макруху.

– Александр Сергеевич, – сказал мент дядь Саше. – Вас так зовут? Верно?

Дядь Саша замотал головой, типа говоря «Да» и замычал. Я немного напрягся. Не скажу, что прям «очко жим-жим», но я и не думал, что старикан может отвечать на вопросы, махая гривой. Я надеялся, что мент не спросит про меня, не хотелось бы, чтоб старикан меня выдал о том, как я бабки искал и ударил его. А то как-то не по-пацански все это выглядело бы. Стыдно даже.

– Ваша фамилия Иларионов? – спросил мент у дядь Саши.

Тот опять замахал головой в знак согласия.

– Я бы хотел знать, кто убил вашего сына, – сказал мент. – Я хочу поймать этого подонка.

Дядя Саша молчал.

– Вы случайно не видели, кто убил вашего сына? – спросил мент.

Дядя Саша помотал головой, типа – «Да, я видел».

– Вы узнаете кого-то из этих трех мужчин? – спросил мент показывая рукой на подозреваемых.

Дядя Саша помотал головой, типа – «Да, мент, я кое-кого знаю из этой троицы».

– Вы узнаете этого мужчину? – спросил мент, показывая на Юрка ВДВшника.

Дядя Саша помотал головой и промычал, типа – «Да ментяра, я знаю этого ровного штриха, он пацан нормальный, ровный».

– Это он убил вашего сына? – спросил мент.

Дядя Саша помотал головой и промычал, типа – «Нет, не он, петушара».

– Вы узнаете этого мужчину? – спросил мент, показывая на неизвестного «баклана».

Дядя Саша махнул, что типа – «Нет».

– Это он убил вашего сына? – спросил мент.

И снова дядя Саша «ответил», что – «Нет».

– Вы узнаете этого мужчину? – спросил мент, показывая на Родиона Волчкова.

Меня эта «угадайка» уже начала напрягать, внатуре. Вот прямо внутри все говно закипело. Прямо градусов сто, хоть похавать на мне готовь.

Дядя Саша помотал головой и промычал, типа – «Да, я знаю этого щеголя, такие как он, едут в столицу и отбеливают себе анусы».

– Это он убил вашего сына? – неуверенно спросил мент.

Дядя Саша молчал и ни разу не мотнул головой, ни «Да», ни «Нет».

– Это он убил вашего сына? – еще раз спросил мент и напрягся, как будто личинку отложить хочет.

Дядя Саша что-то промычал, заплакал и помотал головой типа – «Нет, мент ты бессердечный, не он».

– Простите Александр Сергеевич, – сказал мент. – Я вижу, что вы устали и вам тяжело отвечать на мои вопросы, но, я хочу спросить вас последний на сегодня раз. Это он убил вашего сына? – спросил мент и показал на меня.

В этот момент я от страху чуть «кирпичей не наложил», кто знает, что там, у дедана в башке творится, может ветер свищет, возьмет он и закивает на меня – «Да, мол, это Жека убил». Я прямо вспотел и представил, как меня под ручки в мусарню забирают, а там суд, срок, этап, зона. А ладошки-то мокренькие.

Но, дядя Саша ответил, что «Нет» и меня отпустило. Я прям расслабился. Это такое же ощущение, когда с утра сидишь в сортире, глянул на какахи, а они красные, ну и перепугался. А вдруг кровь? А потом вспомнил, что с вечера винегрет с красной свеклой поел и отпускает, епта.

– Спасибо Александр Сергеевич, – сказал мент дядь Саше, а потом, повернувшись к троим подозреваемым, пробубнил: – Можете быть свободными, но убедительная просьба – ближайшие пару недель не покидайте город. У нас к вам могут возникнуть вопросы. И я уверен, что они появятся, так что было бы не плохо, чтобы вы были в Розинске и мы вас не искали.

На следующее утро я встретил Родиона Волчкова у магазина. Какой-то он был потерянный, и в такой холод без шапки. Может в Москве все так щеголяют? Еще и дождичек накрапывал, а Волчков в пальто на распашку. Он испугался, когда меня увидел, а что, я пацан серьезный, выпендрежников не люблю, наверно он это просек и по ляжкам у него потекло. Понял, что за кривой базар может от меня и люлей с лещами выхватить. А я как раз высматривал, у кого мелочушку на бухлишко настрелять, а тут прямо подарок судьбы. Идет, петушара, прямо ко мне в лапы.

– Здорова, Родя, епта, – говорю ему спокойно так, не быкую.

А что быковать то? Он и так уже портки заляпал. Пусть почувствует мой грозный взгляд.

– Здорова, Жека, – говорит он мне тихонечко, а сам в пол смотрит, стремается. Не выдержал моего взгляда. Трухло.

Я сразу понял, что с этого зайчишки, я поимею капустки.

– Родя, а дай мне штукарь взаймы, – спрашиваю его так же спокойно. – Я тебе через недельку отдам, епта. Все нормуль.

– Зарплату получишь? – спрашивает он, как будто юморит, а в глаза смотреть ссыт. Трухло столичное.

– Нет, – говорю. – Пока не работаю. Сам понимаешь, это же Розинск. Ухаживаю за дядь Сашей, сам знаешь – Максона больше нет, а старик на следующей неделе пенсию получит, ну я тебе и отдам. Да ты не думай, я ж не на бухло прошу, епта, а старику на еду. Хлеб там, макароны, может еще – сосисок отварим. Не ссы, отдам баблишко, не кину. За базар отвечаю.

Волчков достал кошелек и вытащил мне новую двух тысячную бумажку.

– Вот возьми, – говорит. – Купи дядь Саше продуктов. Отдавать не надо. Это не взаймы, а просто так.

– Спасибо, Родя, – говорю я, а про себя думаю – «Я бы тебе лоху так и так не отдал бы, епта, пошел в сраку».

И Родя пошел.

Странный он конечно типуля, но мне его даже жалко как-то стало. Он, все-таки смог свинтить из Розинска, а теперь опять сюда попал и менты его назад, в красивую жизнь не отпускают. Я бы наверно тоже грустным ходил, словно в штаны наложил. Мда.

В этот день, на две халявные тысячи, я набрал водяры, хавки вкусной и сигарет, епта, и пригласил домой к дядь Саше нормальную деваху – Маринку Носову. Она баба моя. Встречаемся, даже о свадьбе иногда думаем. Красивая, была бы, если бы не бухала, а бухала она как мужик. Даже хлеще. Пить с ней было всегда не выгодно, зато в постели была как кобылица, скакала, будь здоров, одно удовольствие. Только в тот день до этого не дошло, мы с ней оппоролись водяры и вырубились пятками к верху. Какой там секс, в сартир сил не было сходить, так что я даже обоссался.

Сквозь сон я слышал, как мычит дядя Саша, наверно жрать хотел или пить, но мне было на это плевать.

Есть же поговорка – «Когда я ем, я глух и нем», а у меня своя есть – «Когда я бух, я нем и глух, епта».