Читать книгу Шанс длиной в Жизнь. Идя к цели, выбери правильный маршрут - Александр Аврутин - Страница 2

Парк был старый. Извилистые дорожки из щебня, покрытые мелкой кирпичной крошкой красноватого цвета, продирались сквозь заросли кустарника. Тони Димария казалось, что это вовсе и не парк, а густой лес, где сказочный великан-лесничий прорубил дорожки для людей. И не важно какая стояла погода – шёл ли снег, или ярко светило солнце – в нём всегда хорошо дышалось.

Только здесь чувство свободы от всех и всего наполняло и умиротворяло душу. И всякий раз он надеялся, что будет просто отдыхать, удобно расположившись на одной из многочисленных скамеек, или медленно прогуливаться по дорожкам. Но забыть о проблемах удавалось всё реже и реже.

Вот и сегодня парк «не помогал» – проблемы не отпускали, а давили тяжёлой ношей, от чего на душе становилось всё сумрачнее.

Он пытался присесть, перевести дух, но нарастающее внутреннее напряжение заставляло идти, идти, идти…

Силы покидали его. Тони почувствовал: ещё несколько шагов и он, потеряв сознание, упадёт и останется неподвижно лежать пока редкий посетитель не поможет или, отчаявшись, не наберёт номер экстренной службы спасения 911.

Он оглянулся по сторонам – где бы присесть? Увидев в метрах пятидесяти скамейку, осторожно, чтобы не упасть, побрёл к ней.

Но пройдя десяток метров, внезапно – будто упёрся в невидимую стену – остановился. Ноги сами застыли в трёх шагах от старой-старой невзрачной скамейки. На неё наверняка никто не решался сесть, и она давно уже с нетерпением ждала, когда отправится на «покой». Тони постоял минуту и нерешительно, боясь, что скамейка под ним развалится, присел. Та скрипнула – почудилось, что вдобавок, и тяжело вздохнула, – но выдержала неожиданного гостя.

«Откуда она здесь взялась? – подумал Тони. – Сколько раз проходил рядом и никогда не видел. И какая сила остановила и заставила присесть именно на эту страшную скамейку?»

Действительно, скамеек в парке много и разных: грубоватые – на широких бетонных или простеньких металлических, из труб, ножках-опорах с плоскими спинками, или «художественные» – с выгнуто-вогнутыми, под изгибы тела, деревянными сидениями и спинками. Удобные и не очень; новенькие, недавно установленные; старые, «уставшие» от дождя, снега, яркого солнца… Но присел-то он на этой, не самой приспособленной для долгого сидения и знавшей лучшие годы. Тони оглядел скамейку: кованые незамысловатой формы белого цвета ножки и подлокотники, местами покрытые патиной1; прогнутое деревянное сидение; в спинке не хватает двух досок; краска, некогда ярко-зелёная, а теперь облезлая и потускневшая. Вспомнил, что видел похожую в журнале, рекламирующим садово-парковую мебель. Поразила цена – почти три тысячи баксов за старую, в жутком состоянии скамейку. Предприимчивый продавец считал иначе: не жуткое, а винтажное, дошедшее до нас из далёкого – позднего периода викторианской Англии – девятнадцатого века. Что же занесло скамейку знаменитого английского стиля в обычный, ничем не примечательный муниципальный парк в Квинсе, один из районов Нью-Йорка? «Абсурд полный!», – решил Тони.

Страшная скамейка отвлекла Тони от тяжёлых мыслей. Но через пару минут они навалились с новой силой.

Тони медленно расстегнул – на половину – молнию лежащей рядом сумки и осторожно, не заглядывая, просунул руку внутрь. Между пластмассовой формочкой с остатками обеда и книгой о великом Гудини нащупал пакет: обёрнутый в несколько слоёв тонкой ткани пистолет. На секунду коснувшись, резко отдёрнул руку. Опасливо посмотрел по сторонам – не заметил ли кто. Но вокруг никого, лишь на спортивной площадке мальчишки осваивали «мечту» миллионов детей – бейсбол. Тони с грустью посмотрел на них.

Игрокам лет десять, неуверенно двигаются, редко попадая по мячу. Но когда бита встречала в воздухе мяч и он, обиженный такой встречей, отлетал недалеко в поле, мальчишка, бросив уже ненужную биту, бежал к первой базе, гордо вскинув руки вверх. Соперники, забыв указания тренера и мешая друг другу, кучей пытались поймать мяч. За это время мальчишка – если повезло, и противник замешкался – успевал пробежать полный круг и вернуться «домой».

Вспомнилось детство: маленький школьный стадион и бесхитростную, на первый взгляд, но таящую множество тактических и технических тонкостей, игру.

Тони не любил бейсбол. Даже любимый Стивен Кинг своим эссе «Голову ниже» не изменил отношения. Скучно! Но, не желая отставать от сверстников, с большой неохотой «записался» в школьную команду. К своему удивлению, через несколько тренировок ребята и тренер признали его лидером: ловкий и физически крепкий, он бросал мяч лучше всех – резко и сильно. Тренер, присмотревшись поближе, углядел задатки талантливого питчера2. Вскоре предстояла первая игра на первенство города среди мальчишек его возраста, и тренер, собрав команду, сказал:

– Ребята, на тренировках вы молодцы. Я вами доволен. Но пришло время в борьбе показать всё, что вы умеете: и технику, и понимание игры, но самое важное – бойцовский характер. Без жажды победы успеха не будет.

Тренер обвёл взглядом притихших мальчишек и пристально посмотрел на Тони:

– Я очень на тебя надеюсь. Ты лидер и спрос с тебя большой. Не подведи, Тони, команду.

Но Тони подвёл, и команда проиграла. На тренировках никаких проблем: сильно бросал мяч, технично его подкручивая, что не оставляло шансов бэттеру попасть по нему. Но в игре, помня слова тренера об ответственности перед командой, неожиданно растерялся, занервничал, и всё мастерство испарилось: мяч летел слабо и бэттер легко его отбивал, или мяч вовсе не попадал в «зону»3. И так случалось каждый раз – боясь совершить ошибку, Тони играл всё хуже и хуже. И чем хуже играл, тем больше переживал. После пятого подряд поражения Тони ушёл из команды.

Но спорт не бросил – перешёл на баскетбол. Вот уж где темп – события быстро сменяют друг друга и двух секунд достаточно для решающего броска. Попал – выиграл, промахнулся – проиграл…

С баскетболом повторилась бейсбольная история. На тренировках получалось всё отлично. Когда же дело доходило до соревнования, он терялся, мяч не слушался и летел куда угодно, но не в кольцо. Тренер первое время удивлённо смотрел на него и сажал на скамейку запасных. Потом привык и выпускал Тони на площадку, когда команда вела с таким преимуществом в счёте, что у него уже не было времени испортить игру.

Несколько раз тренер пытался «вразумить» Тони:

– При таких физических данных и техники ты можешь стать звездой! А в игре куда это всё девается? Одна суета. Пас – мимо, бросок – мимо! Про контакт с противником и не говорю. Боишься им больно сделать? Или себя бережёшь?

Тони понуро выслушивал тренера, молча кивал в знак согласия, обещал исправить игру, но ничего не менялось. На тренировке – без проблем, в игре – неуверенность и страх подвести команду. Приходя домой, закрывался в комнате и плакал. Мудрая бабушка, ничего не понимавшая в спорте, успокаивала внука – не расстраивайся, не всем же мяч гонять. После очередной неудачи Тони грустно посмотрел на бабушку:

– Бабушка, понимаешь, я боюсь.

– Чего?

– Всего. Сделать не так, ошибиться, подвести других. И я «замерзаю»: голова не соображает, руки не слушаются. Может я не как все?

– Глупости! Ты нормальный ребёнок с мягким характером.

– Мягкий характер – это плохо, – Тони вздохнул.

– С чего ты взял?

– Мальчишки из команды говорят, что я слабак, тряпка и размазня. И тренер так думает. Но не говорит.

♠ ♣ ♥ ♦

Тони хорошо помнил тот давний – годы прошли! – разговор с бабушкой. Про мальчишек рассказал, а про тренера не решился. Испугался, что бабушка пойдёт в школу «разбираться». После последней – для Тони – игры усталые и злые мальчишки возбуждённо обсуждали поражение. Все с ненавистью смотрели на Тони, виня его в этом. Тогда тренер и произнёс фразу, глубоко осевшею в мозгу Тони и всплывавшую всякий раз, когда требовалось кому-то доказать свои знания или умения:

– Тони, ты никогда не будешь в команде победителей!

Тони повезло: когда расстроенный он вышел из раздевалки, то не услышал короткое, но жестокое как приговор слово – лузер. Тренер произнёс его спокойно, без эмоций.

Тони мечтал стать знаменитым карточным фокусником и ездить по разным странам со своим фантастическим шоу. Но не решил кем будет – новым Гудини или Пенном из знаменитой пары Пенн и Теллер. Теллером не хотелось: маленького роста молчаливый артист проигрывал, на его взгляд, своему темпераментному и весёлому гиганту-партнёру.

Карты были не просто слабостью Тони, они стали его страстью. Но не игра, а различные манипуляции с ними. Его никто им не учил. Ребёнком, едва исполнилось пять лет, он случайно увидел в доме бабушки игральные карты. Внимательно рассмотрел их, разложил по мастям, и принялся строить домик. Естественно, они не слушались и домик разваливался уже на «первом этаже». Но он упрямо пытался выполнить задуманное. Когда понял, что домик у него не получится, заплакал.

– Милый, – успокаивала его бабушка, – из карт построить домик – очень сложная задача. И не каждый мальчик справится.

Бабушка задумалась, а потом продолжила:

– И даже взрослые. Карты очень упрямые создания – характер у них строптивый и делают исключительно что хотят.

– И они никого не слушаются, даже тебя? – не переставая всхлипывать, удивлённо спросил Тони. Он всегда думал, что бабушку слушаются все: и дети, и взрослые.

– Даже меня, – вздохнула бабушка. – Понимаешь, они слушаются лишь тех, кто их приучил, кого признали и с кем согласны дружить. Я люблю играть в карты, но они со мной не дружат. Потому я редко выигрываю. Лучше сделаем так: я подарю тебе Лего. Будешь строить машины. Или дома.

– Лего? – переспросил Тони, наморщив лоб. Он всегда так делал если хотел убедиться, что правильно понял, или сталкивался с решением сложной проблемы. – И я смогу построить самолёт?

– Конечно, и самолёт, – подтвердила довольная бабушка.

– Хорошо, – забыв про слёзы, согласился Тони. – Но я всё равно буду строить домик из карт. А если они не умеют, то обязательно их научу. И подружусь, ведь они такие таинственные и красивые. Я – упрямый. Ты сама всё время говоришь.

Бабушка молча покачала головой: да, её маленький Тони – ребёнок упрямый, тут уж не поспоришь, но не по годам смышлёный.

Теперь всё свободное время он проводил с картами. Мальчик никак не мог понять, как «научить» их сохранять устойчивость и не падать. Но постепенно, пробуя разные варианты, сообразил – если две наклонить, чтобы нижние «короткие» рёбра стояли на некотором расстоянии друг от друга, а их верхние соприкасались – как перевёрнутая буква V, – то карты не упадут. И будет совсем здорово, когда, построив таких несколько пар, сверху положить карты плашмя, а на них поставить такое же сооружение, то получится смешной – с наклонными стенами – домик. Со временем архитектура менялась и Тони нашёл самую устойчивую конструкцию: две карты он ставил на длинное ребро в виде слегка смещённой буквы Т, потом осторожно к ним подставлял такую же пару. В результате получался квадрат из четырёх карт. И так, соединяя «квадраты-стены», строил достаточно устойчивый «первый этаж» домика. Затем на «стены» он клал плашмя карты, становящиеся полом и потолком. Потом шло возведение следующего «этажа». И так далее, пока не случалось одно из двух: или от неосторожного движения вся конструкция рассыпалась, или юный строитель оставался доволен высотой домика, что случалось редко. Тони хотелось «построить» домик до самого потолка. Но, увы, такой гигант для устойчивости требовал бо́льшой площади «первого этажа». В небольшой комнате места для мечты не хватало – к семи годам Тони удавалось построить домик «всего» не многим выше своего роста.

Пока Тони «учил» карты, он, как говорила бабушка, сумел с ними «подружиться». Оказалось, что у него очень пластичные и ловкие пальцы. Может это и понравилось картам: они позволяли проделывать с собой всякие манипуляции. Конечно, он начал с простых – снятие колоды, держа её одной рукой; потом понемногу усложнял технику: разложение карт веером и лентой. Затем научился ловить в воздухе карты одной рукой, разложенные лентой на другой. Потом пошли и другие сложные трюки. За трюками пришла пора фокусов.

Первую книгу о карточных фокусах подарила бабушка. Она и раньше дарила книжки – сказки или занимательные истории о природе, животных, птицах или различных замечательных изобретениях. Но в один прекрасный день – точнее, рождественский вечер – Тони, с нетерпением разорвав красивую, со серебряными снежинками на золотистом фоне, бумагу, увидел странную книгу: на чёрной потрёпанной суперобложке с красным торцом, за которой виднелся твёрдый зелёный переплёт, фотография мужчины в центре красного контура пикового туза. Над ней – название книги: «Фокусы – крупным планом». Под фотографией стояла подпись автора – Гарри Лорейн. Тони ждали и другие подарки, но, забыв про них, он ушёл в свою комнату и принялся медленно её читать. Тони не всё понимал в тексте, но картинки доходчиво объясняли порядок выполнения фокуса. Когда часа через два, бабушка зашла, то увидела: её маленький внук спит одетый, лёжа на ковре посередине комнаты и положив одну руку под голову вместо подушки, а другой крепко зажав раскрытую книгу.

Потом появились и другие книги: он с большим удовольствием ходил по магазинам и покупал их на карманные деньги, которые давали на завтраки или просто дарили. Особенно он любил магазины старой книги, где в книжных развалинах находились редкие издания прошлых лет. Тони не просто читал книги от корки до корки, но и очень внимательно изучал различные карточные фокусы. И ему никогда не надоедало повторять их: уж очень хотелось выполнить всё непринуждённо и без ошибок.

♠ ♣ ♥ ♦

Тони всегда завидовал своим сверстникам, живущим в нормальных семьях, где есть сильный папа, заботливая мама. А ещё брат и сестра: если младшие, то их нужно защищать на улице; если старшие – быть уверенным, что за тебя заступятся в трудную минуту. У него в семье было не так. Своего родного отца он не знал. Как говорила бабушка, когда речь заходила на тему «отец», «этого» проходимца не знала даже сама дочь. Тони воспитывали бабушка с дедушкой. А мама… Нет, она присутствовала в его жизни, но какими-то короткими отрезками: появлялась неожиданно с большим мешком – именно мешком – подарков, обнимала и целовала, а потом исчезала на несколько месяцев, чтобы опять появиться весёлой и беззаботной.

Однажды мама приехала не одна. За ней в бабушкину квартиру вошёл, – слегка нагнувшись, чтобы не задеть притолок двери, – гигант в военно-морской форме с маленькой – лет двух – девочкой на руках.

– Дорогие мои, – радостно проговорила мама, – это, – она ткнула гиганта в живот своим маленьким пальчиком, – мой любимый муж и наша любимая дочка.

«Любимый и любимая» она произнесла с таким волнением и гордостью, что придало им особое значение. Потому и имени не сказала. Даже бабушка, вечно недовольная непутёвой дочерью, почувствовала это:

– Вот и хорошо, – словно подводила итоги давнему спору. – Раз любимые для тебя, значит и для нас любимые. Что скажешь, Лоренцо? – обратилась она к мужу.

– Конечно, – поспешно согласился тот. – Не только любимые, но и родные. Что скажешь, Тони? – дед как эстафету передал вопрос жены внуку.

Тони не ответил: он с восторгом смотрел на военную форму гиганта.

– Меня зовут Харрисон, – несколько неуверенно представился тот. Но затем голос окреп: – Лейтенант Харрисон Грант. А это наша дочь Келли.

– Я очень рад, мистер Грант, – серьёзным тоном проговорил мальчик. Затем подошёл к нему и протянул руку. – Я – Тони. Любимый сын моей мамы.

Ребёнок решил сразу заявить о своём месте в семье. Это получилось так наивно и непосредственно как умеют делать лишь дети, что взрослые дружно рассмеялись. Напряжение первых минут встречи растаяло.

Мама со своей новой семьёй приехали ненадолго. Отчим получил назначение на военно-морскую базу в Сан-Диего, известную как военно-морская станция 32-й улицы и являющейся основным портом приписки Тихоокеанского флота. Забрали с собой и Тони. Уезжать от бабушки и дедушки он не хотел, но в таком возрасте ребёнок не может принимать решение где и с кем жить. После слёз и вздохов расставания, Нью-Йорк остался за бортом самолёта, на котором Тони оказался впервые в жизни.

♠ ♣ ♥ ♦

Жизнь в солнечном и тёплом Сан-Диего понемногу наладилась. Тони привык к отчиму и, как не странно, к маме: впервые в его осознанной жизни они жили вместе. Добрый Тони с радостью помогал маме заботиться о сестре. Они вместе купали её; Тони гулял с ней и кормил. Через полгода мама решила получить образование и поступила в колледж по специальности «графический дизайн». Учёба отнимала много времени и постепенно, так получилось, на плечи ребёнка легла основная забота о сестре.

Тони привязался к Келли, но времени на учёбу и, главное, его любимые карточные фокусы уже не хватало. Когда малышка болела, то не мама – у неё обязательно возникали неотложные дела в колледже, – а он оставался дома. Вполне закономерно, что его школьные дела пошли всё хуже и хуже.

А с отчимом отношения не сложились. Нет, внешне всё очень хорошо – Харрисон покупал развивающие игры, потратил уйму денег на мощный компьютер, свозил несколько раз в зоопарк. Но Тони не чувствовал той, отцовской, теплоты, о которой мечтал. Он боялся поделиться с ним своими школьными проблемами. В самый первый раз, когда Тони попросил отчима помочь в математике, то услышал в ответ:

– Тони, ты большой парень. И такие проблемы должен решать сам. Мне родители не помогали в учёбе. Они не знали математики. Отец работал на шахте. Мать сидела дома с семью детьми. Им было не до меня и моих школьных отметок. Но я выучился, закончил с отличием Военно-морскую академию. Сейчас повышение получил. И у меня цель – стать адмиралом. И я им буду! А у тебя есть цель?

– Конечно. Я буду фокусником, – с гордой уверенностью ответил Тони.

– Кем? – не понял отчим.

– Фокусником! Великим фокусником!

– А, так ты фокусником хочешь быть, – рассмеялся отчим. – Какая глупая у тебя цель. Это не профессия для настоящего мужчины. Так, для хлюпиков. Вот армия, где порядок и высокая ответственность за страну, достойное место для мужчины. Мой тебе совет, выбрось свою цель в мусорный бак и займись делом.

– Нет, я буду фокусником! – закричал Тони. – Обязательно буду!

– Ну и дурак, – пренебрежительно произнёс отчим. – Ты помнишь грязных оборванцев в даунтауне? Нигде не работают, живут на улице и попрошайничают. Неудачники! А почему? В детстве мечтали, как и ты, о ерунде, вроде фокусов. Может ты и прав – куда неудачникам деваться в этой жизни? В фокусники.

Отчим вышел из комнаты, оставив Тони в слезах.

Летом, в школьные каникулы, Тони поехал в гости к бабушке. Назад, к маме, он не вернулся. Острая на язык бабушка, вспоминая пребывание внука в Сан-Диего, определила этот период жизни как «годовой эксперимент под названием «Как я люблю свою маму».

♠ ♣ ♥ ♦

Тони после возвращения домой, – а дом для него там, где живут бабушка и дедушка, – изменился, повзрослел. Продолжая жить в своём «добром и справедливом» мире, он понял, что жизнь людей – детей и взрослых – рисуется красками не всегда цветными, яркими и сочными, но и чёрно-белыми. Причём последних, к сожалению, слишком много. Тони не осуждал маму: просто не знал такого понятия. Он её жалел – такая красивая и умная должна слушаться глупым приказам своего матроса. Отчим для него потерял имя, навсегда оставшись «матросом». И зря мама любит такого злюку, не понимающего как прекрасно своим искусством дарить людям радость. Тони не сомневался – карточные фокусы такое же искусство как театр, кино, музыка, опера, балет. И он никогда не откажется от своей цели: стать знаменитым фокусником.

Свою привязанность к карточным трюкам Тони не афишировал. Но желание быть как Пенн, вынудило начать поиски «Теллера». Друзей у него было мало. И если быть точным, то два – Адам, блондин с курчавыми локонами до плеч, похожий на ангела с рождественской открытки, и Томми – высокий, худющий очкарик. Поразмыслив – рядом с Томми он сам бы выглядел как «малыш» Теллер, – Тони выбрал красавчика Адама. Когда он рассказал об их будущем головокружительном успехе в Лас-Вегасе, Адам сразу же отказался стать молчуном Теллером. Да и вообще, зачем эти карточные фокусы, если он будет звездой Голливуда.

– Голливуда? – удивился Тони.

– А что, – не ответив на вопрос друга, с обидой спросил Адам, – у тебя может быть мечта, а у меня нет? Я давно решил – закончу школу и убегу из дома в Голливуд.

– Идея хорошая, – не желая спорить, согласился Тони. – И как ты станешь артистом?

– Без проблем, – уверенно ответил Адам. – Ты же видел мои успехи в театре?

Тони про себя усмехнулся – театром Адам назвал класс драмы, где школьники играли в небольших пьесках, поставленных их учительницей мисс Андерсон, но вслух сказал:

– Да, ты там лучший. Мне ещё Аманда нравится, классная девчонка.

– Забудь про неё, – Адам так посмотрел на друга, что тот понял: в Голливуд Адам бежит с Амандой.

– Без проблем, друг для меня важнее девчонок. И Голливуд, без сомнения, замечательное место, – Тони рассудительным тоном начал склонять Адама к своей идеи. – Но скажи, сколько лет будешь вкалывать где и кем придётся, прежде чем приглянешься нужному человеку? И где гарантия, что вообще заметят? Там тысячи желающих таких, а может и поталантливее и…

– Пронырливее, – докончил фразу Адам.

– Вот именно! Разные ловкачи могут тебя опередить в очереди за «Оскаром». Ты ведь талантлив, – Тони решил сделать сильный ход, – но скромный и порядочный парень.

Адам кивнул и громко вздохнул. Тони понял – нужны доводы посильнее:

– Я тут недавно классный фильм видел. Обалдеть можно! Там главные герои – жулики, но фокусы показывали страшно интересные…

– Они что на сцене выступали? – перебил его Адам.

– Нет, в этом же и весь смысл: они ловкими фокусами зарабатывали на роскошную жизнь.

– Их посадили?

– Не без этого, но в конце фильма они прикарманили прилично денег, а главный герой ещё и секси девочку охмурил.

Про приз – секси девочку – как награду за фокуснические таланты Тони сказал специально: Адам, несомненно, вспомнит про свои планы на Аманду.

– Секси? А жулика за таланты полюбила?

Тони сам удивился своему успеху в психологии.

– Ну да, – как можно равнодушнее проговорил он. – Сперва он ей не понравился, но уж очень талантливый жулик. И большая обаяшка.

– Что за фильм? Дай посмотреть.

– Итальянский фильм, «Блеф» называется. Нет проблем, занесу тебе домой.

Через несколько дней Адам догнал идущего в школу Тони и, едва отдышавшись от бега, весело сказал:

– Ты прав – классный фильм. А Шарлотта, – Адам театрально простонал, закатив глаза, и медленно облизал губы как это делают девочки в порнофильмах, – сама мечта! Я обожаю эту актрису.

– Кого? – не понял Тони.

Адам с усмешкой посмотрел на Тони:

– Ты что, тупой? – Адам с удивлением развёл руками. – Это же сама Коринн Клери.

– Ну и что? – в свою очередь удивился Тони. – Чем она знаменита?

– Да, – вдохнул Адам. – Действительно не знаешь Коринн Клери? Это же звезда французского кино. Постой, – Адам остановился и положил руку на плечо Тони. – Я знал, что ты наивный ребёнок, но не такой же. Ты не видел «Историю О»?

– Нет, а должен?

– Ты нет, не должен. Это фильм для взрослых. Понимаешь меня? – Адам игриво подмигнул Тони. – Нет, не порно. Я ведь не этот неудачник Томми, твой друг и вечный онанист. А меня любят девочки.

Тони понял, что в этот момент перед глазами Адама в романтической дымке проплыло лицо Аманды.

– Рассказываю дебилу, – Адам решил ещё раз продемонстрировать другу свои познания в мировом кинематографе. – Коринн Клери – это псевдоним. Её зовут Коринн Пикколо. Она играла подружку Джеймса Бонда в «Лунном гонщике» с самим Роджером Муром! Ты понимаешь это?

– Да, похоже ты прав. А я подумал – где мог видеть эту Шарлотту раньше. Ну и что из этого?

– Как что? – возмутился Адам. – Опять ничего не понял. Я буду твоим карточным партнёром.

Не успел Тони обрадоваться, как Адам, явно подражая Роджеру Муру, проговорил:

– Но при двух условиях…

– А одного будет мало? – перебил его Тони.

– Первое, – Адам не обратил или сделал вид, что не обратил внимание на реплику, – ты знаешь, я очень талантлив…

Тони с трудом сдержал готовый вырваться наружу смех.

– И моя цель осталась прежней – Голливуд. Но я готов помочь тебе стать достойным мне партнёром. Научу всем премудростям театрального искусства. Я буду артистическим директором. Что скажешь?

Тони растерялся: не согласится – останется без «говорящего» Теллера, согласится – точно появится причина и не одна пришибить друга за наглость и самомнение. Адам пристально посмотрел на Тони и, почувствовав, что пауза, а их на занятиях учили держать и понимать паузу, несколько затянулась, нерешительно спросил:

– Я не прав? Ну, извини. Хотел, как лучше.

– И какое же второе условие? – мрачно проговорил Тони.

– Мне нужно придумать сценическое имя. Ну как у Коринн Пикколо.

– Бери.

– Ты не против если я буду выступать под именем Адам Феликс?

– И зачем? – пожал плечами Тони.

– Полный дебил и невежда. Феликс – с латыни значит удачливый или счастливый. Думаешь, просто так героя фильма зовут Феликс. Кстати, помнишь, как Челентано эротично общался с Шарлоттой? Зачем спрашиваю, уверен ты в этот момент закрыл глаза от смущения. Я тоже могу как Челентано!

Тони молчал.

– Ты что, обиделся? – в интонации Адама прозвучали нотки извинения. – Ладно, будем вместе бороться за «Оскара». Мы же друзья.

Тони громко рассмеялся:

– Увы, за фокусы «Оскаров» не дают, но Magical Award обещаю, а на Аллеи славы в Голливуде найдут место и для наших звёзд.

Самое главное Тони сделал – нашёл партнёра, осталась сущая ерунда – научить его карточным трюкам и вместе взобраться на Олимп великих фокусников.

♠ ♣ ♥ ♦

Тони продолжал наблюдать за мальчишками-бейсболистами. Те, своей неумелой, но азартной игрой, немного отвлекали от грустных мыслей. Тони тяжело вздохнул – воспоминания на сегодня ещё не закончились. И чем больше думал о своём прошлом, тем сильнее росло ощущение: все проблемы в жизни принесли карты, обычные игральные карты. Он верил, что подружился с ними в детстве, но оказалось, что это не дружба – пусть и неравная, – а зависимость от красивых разноцветных кусочков картона. Как наркотики, как алкоголь. Тони не сомневался – карты сделают его счастливым и удачливым в жизни: принесут любовь, деньги, успех. «А почему они должны „принести“ всё это? – думал он. – За что, за какие такие таланты? Таланты! Вот она, главная моя иллюзия. Ловкость в карточных трюках и не более. Нет у меня таланта! И не было! Ребёнку не понять – простительно, но мне тридцать один год. А дошло сейчас: реальная жизнь скрылась за плотным туманом иллюзий, оставив со своими наивными представлениями о ней. Я не видел главного – ничего во мне нет. Обыкновенный, как все!»

♠ ♣ ♥ ♦

Партнёром Адам оказался хуже, чем мог предположить Тони. Он, конечно, видел – Адам способный артист, уверенно чувствующий себя на сцене. Но Адам не умел делать карточные трюки и не очень стремился ими овладеть. Он думал, что легко и просто, взяв в руки карты, заставить их летать, прыгать, прятаться, неожиданно появляться и исчезать… И после месяца учёбы Адам заявил:

– Они меня не любят. И я никогда не смогу делать как ты. Если хочешь, чтобы я остался, то давай так – я буду болтать и петь, отвлекая зрителей от фокусов, а ты дури их как умеешь.

– Идея хорошая, но тогда ты – второй номер в нашем дуэте. Будешь вторым?

Тони, сказав это, прекрасно понимал каким будет ответ. Адам никогда не отдаст первый номер ему.

– Как Джим Коллинз при великом Гудини?

– Нет, он помогал Гудини. Был у него и инженером, и доверенным лицом. Ты, скорее, ближе к Бесси, жене Гудини. Вот она отвлекала своей красотой публику от его.

– Что? – возмущённо крикнул Адам. – Я буду как его жена? Я – будущая звезда Голливуда и на разогреве у великого Тони? Никогда! Понял? Ни-ко-гда, – повторил он по слогам.

– Да не кипятись, я понял. Не хочешь и не надо. Я другого найду.

– Вот оно что! Я всё понял! – Адам не на шутку разошёлся. – Тебе этот онанист-неудачник Томми ближе, чем я. Ну и чёрт с вами, дружи с ним, он тебя многому научит из своего сексуального опыта.

Адам выбежал из комнаты Тони, где они обычно тренировались с картами, и больше никогда – он выполнил своё слово – не общался с ним.

♠ ♣ ♥ ♦

Мальчишеский крик вернул Тони из детства. На траве, обхватив руками ногу, сидел юный бейсболист и плакал от боли. Судя по всему, подвернул, когда бежал по кругу. Тренер, стоя рядом на коленях, аккуратно трогал в разных местах ногу, пытаясь определить серьёзность травмы. Видимо, коснулся больного места, что и вызвало крик мальчишки. Тони не слышал, что говорил тренер мальчику, но тот успокоился и перестал плакать. Тренер помог ему подняться и о чём-то спросил. Мальчик подвигал ногой и утвердительно покачал головой. Тогда тренер, подхватив его на руки, понёс к выходу, в сторону автомобильной стоянки. Остальные игроки молча поплелись за ними.

Тони посмотрел вслед бейсболистам и подумал: «Да, так устроена жизнь. Сейчас у нас всё хорошо, мы довольны, мы… Но одно неудачное движение и… всё. Нам больно, мы нуждаемся в помощи и ещё не знаем, что нас ждёт в будущем. И что это: незначительный эпизод – неприятный и болезненный – или его последствия изменят саму нашу жизнь?»

♠ ♣ ♥ ♦

Прошлое не отпускало: «кино» жизни продолжало крутиться.

Женился Тони в ранней молодости, когда учился в колледже, и по любви. Его жена – Кэтрин – девушка красивая, привыкшая к вниманию окружающих и с большим удовольствием проводившая время не за книгой, а в весёлых компаниях. Иногда среди хорошо знакомых, но чаще – просто в компании, где знала лишь одного парня – того, кто её туда привёл. В такой компании они и познакомились. Тони стеснялся незнакомых людей и, как правило, старался вести себя как можно незаметнее. Он вообще шумные компании не любил, но в эту его затащил коллега. И пока тот развлекался, Тони одиноко сидел в углу, непроизвольно перекидывая карты из одной руки в другую. Они, будто под силой невидимой пружины, летали одна за другой из левой руки в правую, а затем обратно. Он и не заметил, как к нему подошла симпатичная девушка:

– Привет, красавчик!

– Я? – удивился Тони.

– Конечно ты! Я давно на тебя смотрю и не могу вспомнить на кого ты похож.

– Все говорят на Шварценеггера.

Девушка громко рассмеялась.

– Всё, вспомнила! Орландо Блум в роли Париса из фильма «Троя». Обожаю красавчиков! У тебя такая же шикарная шевелюра, чёрная и курчавая. И оттенок как у него – коричневый. Прямо братья!

– Братские волосы?

– Нет. Офигенные глаза и лица такие… выразительные.

– И что же моё лицо выражает? – усмехнулся Тони.

– Умный и весёлый.

– Спасибо, конечно. Но я так не думаю.

Девушка пожала плечами и спросила:

– Ты фокусник?

– Не уверен, – ответил Тони.

– Классно делаешь, – девушка мило улыбнулась. – Я – Кэтрин.

– А я Тони. Спасибо, – смущённо поблагодарил Тони. Он всякий раз смущался, когда разговаривал с девушками. – Не так сложно этому научиться, если, конечно, хочешь.

– Я вижу, ты очень хотел, – девушка опять мило улыбнулась. – И давно этим занимаешься?

– Ещё ребёнком начал.

– А меня научишь?

– Не уверен, – Тони показал на короткие пальцы девушки с длинными разукрашенными накладными ногтями.

– Ты всегда такой неуверенный? Ладно, ради тебя я их сниму. Тогда научишь? – девушка звонко засмеялась.

– Попробую.

Они начали встречаться. Когда Кэтрин забеременела, они поженились. Денег на жизнь не хватало – он учился на бухгалтера и подрабатывал где придётся. Потом помогли устроиться в дом для престарелых – убирать комнаты. Занятие малоприятное, но Тони лучшего найти не смог. Прийти, сделать свою работу и просто уйти не всегда получалось. Одинокие старики нуждались в элементарном общении. Они, даже не ожидая от Тони ответной реакции, рассказывали о своей молодости, радостях и печалях, детях и внуках. Одни всё время жаловались – на детей больше, а на внуков, почему-то, меньше. Другие, желая оправдать их редкие посещения, придумывали правдоподобные истории про большую занятость на работе или учёбе. Он не возражал, кивал в знак согласия, делая вид что верит. Не раз пытались дать деньги. Но Тони отказывался. Он-то знал, что старики сами небогатые и не хотел брать деньги за «общение». Но старики сердились и нервничали; и тогда Тони брал деньги, а потом незаметно оставлял в прикроватной тумбочке. Чаще всего, старики не замечали этого, но те, у кого с памятью было не совсем плохо, с нарочитой серьёзностью ругали за обман. Чтобы не обижать стариков, приходилось брать деньги.

Так прошло пару лет. Тони закончил учёбу и с трудом нашёл свою первую «профессиональную» работу: в компании, где по заказам больших фирм считали зарплаты их сотрудников. Работа не столь трудная, как кропотливая и ответственная. Он обслуживал пять клиентов из трёх штатов. К нему регулярно приходил целый ворох документов – фамилии сотрудников, их учётные номера, отработанное время, часовые ставки, месячные зарплаты, бонусы, штрафы и многое другое. Задача – аккуратно всё занести в специальные «зарплатные» программы, учитывающие налоговые и другие особенности конкретного штата, и передать клиенту весь набор документов, необходимых для выписки чеков, банковских депозитов, отчислений в налоговую службу, страховые и медицинские компании.

Платили мало, и когда он видел большие суммы, начисленные другим, то сперва удивлялся – как же можно столько зарабатывать, но потом привык, и они стали для него просто цифрами. Так, обычно, относятся к деньгам банковские кассиры – чужие деньги уже не воспринимаются как деньги. Через два года прибавили зарплату.

Похоже, всё налаживалось, но в семье появились проблемы. Кэтрин, образование так и не получившая, работала «где возьмут». А жить хотелось широко и весело. Денег на такую жизнь катастрофически не хватало. И Тони пришлось вернуться к «своим» старикам. Но уже не уборщиком, а помощником менеджера. Работал с семи вечера до семи утра три раза в неделю. Жутко уставал и не высыпался. И не всегда был готов «включиться» в ворох рабочих проблем. Отсюда ошибки в расчётах, претензии заказчиков и недовольство начальства. Зато приносил домой деньги, что улучшало настроение жены, но ненадолго.

Её вечно всё раздражало: придирчивые начальники, нехватка денег, плохая квартира, невозможность поехать в круиз по Карибам, вышедшая из моды одежда… Но больше всего Кэтрин раздражала дочь, чьё рождение нарушило планы красивой и весёлой жизни. Вместо вечеринок и «прогулок» по шикарным бутикам в Манхеттене – питание, зубы, подгузники, прививки, ночные вставания, колики, срыгивания… После свободной жизни с такими проблемами можно справиться при одном условии – искренней материнской любовью к ребёнку. Но материнское чувство у Кэтрин полностью отсутствовало.

♠ ♣ ♥ ♦

Дочь, ее назвали Николь, по-семейному – Никки, родилась здоровой. Но, увы, в шесть лет пожаловалась на боли в ногах; походка сделалась шаткой; стало тяжело подниматься по лестнице. Врачи, проделав необходимые тесты, поставили диагноз – миопатия в лёгкой форме. Диагноз был для родителей страшен и непонятен.

– Доктор, – обратился Тони, когда вся семья пришла на приём к врачу. – Я, конечно, могу найти в интернете всю информацию о болезни, но что это?

– Если коротко и избегать профессиональных терминов, то миопатия – нейромышечная болезнь, когда поражаются мышцы, их сила слабеет и они не могут в полном объёме выполнять свои функции. Поэтому у вашей дочери появились проблемы с движением – не хватает сил двигать ноги. Я, конечно, упростил ситуацию, но в целом – очень близко к истине.

– Откуда она взялась? – нервно спросила Кэтрин. – Девочка практически никогда ничем серьёзным не болела. Всегда такая весёлая и крепенькая.

– Причины могут быть разные, мы не всё знаем о болезни. Тем более, что у неё много разновидностей. Но, как правило, это наследственное. Вы не помните, – обратился доктор к Тони и Кэтрин, – ваши родители или бабушки с дедушками, или другие родственники имели подобные проблемы?

– Нет, в нашей семье таких проблем нет, – Кэтрин вопросительно посмотрела на мужа.

– Мне трудно ответить на ваш вопрос, доктор. Могу про маму и её родителей сказать. Они здоровые люди. Вернее, дедушка уже умер, но у него было больное сердце. А про отца и его родственников ничего не знаю, как и то, кому я обязан своему появлению на свет. Он, как говорила мама, даже не знал, про её беременность.

– Вот видите, – доктор вздохнул и посмотрел на Никки, испуганно прижавшуюся к отцу и внимательно слушавшую непонятные взрослые разговоры.

– Доктор, но вы сказали, что болезнь в лёгкой форме. Как это понять?

– Так и понять – лёгкая форма, – доктор внимательно посмотрел на Тони. – Вы хорошо разбираетесь в профессиональном боксе?

Вопрос не застал Тони врасплох – увидев доктора, он удивился его крепко сбитой фигуре, мощным кулакам и разбитому носу под выпирающими надбровными дугами.

– Вы боксёр? – неловко спросил Тони.

– Бывший. Вас что-то смутило?

Тони отрицательно покачал головой.

– Вот и отлично, – обрадовался доктор-бывший боксёр. – Вы хотели спросить, причём здесь бокс?

– Нет, не хотел, – произнёс Тони неубедительно.

– Извините, бокс не совсем при чём, даже совсем ни при чём, но на его примере хочу ответить на ваш вопрос. Не возражаете?

– Как вам удобнее, доктор, – вмешалась Кэтрин.

– Вы же знаете, что боксёры соревнуются по весовым категориям? – Тони кивнул. – От самых тяжёлых до самых лёгких. Так и в этой болезни, условно конечно, можно выделить её тяжесть. У вашей дочери, я бы сказал, используя Олимпийскую терминологию, не первый наилегчайший вес, а просто лёгкий вес. Симптоматически разница небольшая.

– А лечение? – не до конца поняв странную боксёрско-медицинскую логику доктора, неуверенно спросил Тони.

– Лечение … – повторил доктор задумчиво. – Да нет пока никакого лечения. Так, понемногу помогают больному анаболиками, витаминами, правильным питанием. Полезны физиотерапия, плавание, лёгкий массаж. Но главная надежда – сам организм. Если повезёт, то лёгкая форма – как у вашей дочери – может прогрессировать, но очень медленно. Если не повезёт, то…

– Повезёт, если будет прогрессировать? Я всегда думал, что прогресс – слово позитивное. В любом случае, доктор, спасибо за ваш оптимизм. Будем бороться с прогрессом как сможем, – Тони не захотел продолжать разговор.

Объяснение неожиданное – «странный доктор, ему самому лечиться надо» заметила Кэтрин после приёма, – но, главное, честное. Тони и Кэтрин ушли не просто расстроены, а подавленными. Говорить не хотелось, да и не о чём. Только маленькая Никки шла очень довольная и весёлая – дядя в белом халате остался далеко, а любимые папа и мама, хоть и грустные, но рядом.

После визита к врачу Кэтрин начала пить. Этим, как она объясняла, снимались стресс и депрессия. Отчего забота о Никки легла на Тони и бабушку. Началось ежеминутное сражение за здоровье ребёнка – особое меню, три раза в неделю плавание в бассейне, специальные процедуры для стимуляции мышц… И болезнь «заморозилась», будто устыдившись принесённых страданий. Думалось, что сумели побороть страшную болезнь. Но она не сдавалась – то затихала, наступало значительное облегчение и Никки могла ходить по квартире, держась за бабушкину руку, то становилась хуже, и она садилась в инвалидное кресло.

♠ ♣ ♥ ♦

Как это здорово, что парк недалеко – лишь в пяти минутах неторопливой ходьбы – от дома: не надо тратить много времени на дорогу. Но больше всего Тони радовало, что из окна спальни дочери открывался прекрасный вид на него. Она попросила сделать спальней именно эту комнату в их небольшой, но уютной квартире в Квинсе. Для неё это был не просто парк, а некий живой организм, существующий в своём, понятном одному ему, мире. Здесь постоянно что-то происходило: летом – дети играли, занимались спортом; взрослые бегали трусцой для «здоровья» или сидели с книгой, а более технически продвинутые – с электронными планшетами; зимой – небольшой, размером в две хоккейные площадки, замёрзший пруд расчищали от снега, и любители катались на коньках: люди постарше – чинно описывали круги, а кто помоложе – с клюшкой в руках старательно изображали из себе хоккейных звёзд.

Никки любила сидеть у окна и с непонятным интересом наблюдать за событиями в парке. Иногда она могла провести у окна почти весь день; даже ела здесь. Как-то, попросила купить бинокль.

– Зачем тебе? – удивился Тони. – Ты и так всё хорошо видишь.

– Нет, – грустно возразила дочь. – Я плохо вижу лица, и совсем не вижу глаз. Как ты не понимаешь, они не артисты, а настоящие. Понимаешь? Настоящие! И самое главное у людей, я сама читала, это глаза. Они никогда не обманут! Купи, пожалуйста, папуля.

И Тони, полазив по разным сайтам и внимательно изучив вопрос, купил мощный бинокль знаменитой фирмы Olympus.

♠ ♣ ♥ ♦

Зазвонил телефон. Тони от неожиданности вздрогнул: не любил телефонные звонки. Они, как правило, приносили проблемы. Достав из кармана куртки телефон, посмотрел на экран: высветился домашний номер.

– Папочка, дорогой, где пропадаешь? – раздался весёлый звонкий голос дочери.

– Задержался на работе, – соврал Тони. – Что-то случилось?

– Нет, всё хорошо! – прокричал телефон. – Просто соскучилась. И, вообще, сколько раз говорить: задержался – звони. Я каждый раз волнуюсь за тебя. Ты такой рассеянный. Ты не голоден? Понимаешь…

– Подожди, милая, – перебил дочь Тони. – Ты так быстро говоришь, что я не успеваю понять все слова. Я очень занят. Конец месяца, полно документов. – Тони решил сменить тему. – Как у тебя дела? Как самочувствие? Кто-нибудь звонил?

В ответ раздался заливистый смех:

– Папочка, мы так похожи! Ты так быстро говоришь – ну точно, как я. Нет, это я точно, как ты. У меня всё хорошо, ничего не болит, даже ходила по квартире целых двадцать четыре минуты. Конечно, могла и больше, но, извини за детали, пришлось зайти в туалет. Ой, совсем забыла! Звонил дядя Гривас.

– И что он хотел?

– Ничего. Поинтересовался как дела и не нужно ли что-нибудь купить.

– Что ты ответила? Как всегда попросила чёрносмородиновое мороженое и новую книгу. Я прав?

– Увы, – девочка смутилась, – прав. А как узнал?

– Очень просто, – впервые за весь разговор рассмеялся Тони. – Видел, как ты выкинула пару дней назад пустую банку из-под мороженого. Твоего самого-самого. А про книгу ещё проще. Ты всегда просишь принести новую книгу.

– Так ты не сердишься?

– Нет, конечно. Как я могу сердиться на самую симпатичную, самую добрую и лучшую дочку на свете.

– На свете? – подозрительно переспросила Никки. – Привираешь, папочка.

– Милая, что за слово? Ты же хорошо воспитанная и начитанная девочка двенадцати лет.

– Извини, папуля. Ты не привираешь, а слегка фантазируешь! Так лучше? – прощебетала Никки, судя по голосу, явно не опечаленная замечанием папы.

– Ладно, хорошо, – согласился Тони. – Пусть не в целом свете, но в Соединённых Штатах – точно. Значит так. Мне тут пару часиков нужно посидеть, – Тони сказал правду, – и я приду. Хорошо?

– Хорошо, – вздохнула Никки. – У меня ведь нет другого выбора. Буду ждать. Крепко целую.

В трубке раздались гудки. «Расстроилась, – подумал Тони. – Даже не дождалась моих привычных: в обе щёчки. Бедный ребёнок».

В то же мгновение снова зазвонил телефон. «Ага, вспомнила и решила перезвонить», – подумал Тони. Но из трубки прогремел густой баритон дяди Гриваса:

– Ты где? – без всякого приветствия спросил он.

– Здравствуй, дядя Гривас. Тружусь. А что?

– Здравствуй, сынок, – буркнул дядя Гривас. – Мне позвонил ребёнок и пожаловался на тебя. Ты уже давно должен прийти с работы, а тебя всё нет. И, вообще, разве…

– Подожди, дядя Гривас, – прервал того Тони. – Она звонила или ты?

– Какая разница кто звонил – я или она? – начал сердиться дядя Гривас. – Ты мне зубы не заговаривай. Дочь сидит целый день одна, ждёт своего любимого и непутёвого папу, а он, видите ли, рассуждает кто первый позвонил. Ну я позвонил! Так что, ругаться будешь?

– Зачем ругаться, спасибо скажу, – засмеялся Тони. – Просто говорил с ней минуту назад. Она всё рассказала – про мороженое, про книгу…

– Вот лапушка, – ласково проговорил дядя Гривас. – Просила ничего не говорить, а сама сказала. Да, люблю нашу Никки. Кстати, вчера купил телескоп небольшой. Пускай на звёзды смотрит.

– Телескоп? – удивился Тони.

– Как думаешь, – дядя Гривас не обратил внимание на вопрос, – сейчас подарить или до дня рождения подождать?

– Дядя Гривас, зачем так баловать? Ну раз купил, то подожди до дня рождения. Отличный подарок будет.

– Вот и договорились. Заскочу завтра и принесу мороженое, книгу и телескоп. А на день рождения ещё что-нибудь придумаю. И не спорь со мной. Пока.

♠ ♣ ♥ ♦

«Странный разговор, – подумал Тони. – Зачем звонить и советоваться, если всё равно сделает по-своему? И он всегда так делает. Да, столько лет знаю, а привыкнуть не могу. Кстати, сколько же лет я его знаю?»

Он наморщил лоб, пытаясь решить такую несложную арифметику: ему сейчас тридцать один, а тогда четырнадцать. Семнадцать лет прошло. Вот и ответ задачки.

Первую встречу с Гривасом Тони запомнил навсегда. Высокий крупнолицый и широкоплечий седой старик – конечно, тогда для него все мужчины старше сорока старики – уверенно вошёл в их маленькую кухню, где они с бабушкой готовили вторую порцию фокаччи4: он месил тесто, а бабушка «колдовала» над начинкой. А первая – аппетитная и ароматная – уже дымилась на столе. Бабушка не любила покупные, пекла сама и по старым рецептам. Поэтому её фокаччи получались необыкновенно вкусными. Втянув в себя воздух, в котором плавали немыслимые запахи испечённого хлеба, мужчина деловито поинтересовался:

– Фокачча с сыром, оливками и розмарином?

Бабушка, посмотрев на незнакомого гостя, за спиной которого переминался с ноги на ногу дедушка, ничего не ответила. Гостя это не смутило:

– Да, – согласился он с самим собой. – Это, несомненно, фокачча. Но такого чудесного аромата я никогда не чувствовал. Уверен, – он обратился к Тони, – ты знаешь семейный секрет. Я прав?

Бабушка, не отрываясь от работы, ответила гостю:

– Спасибо за «чудесный аромат», – и назидательно прибавила: – Каждая итальянская семья, если она, конечно, не оторвалась от традиций предков, имеет свой секрет. Я помню, как моя бабушка пекла фокаччи. Она меня и научила. Мне было меньше, чем ему, – бабушка посмотрела на Тони, – а я уже трудилась и в поле, и на кухне. А вы кто?

– Извините, я не представился, – смутился гость. – Димитриос Гривас. А вы – Симона, любимая жена моего друга Лоренцо. А этот юноша – ваш внук Тони. Я прав?

– Прав, прав – в один голос сказали бабушка и Тони. Бабушка предложила: – Посидите полчаса в комнате, я поставлю печь фокаччи, а потом мы дружно пообедаем. Я права?

Последнюю фразу – я права? – бабушка произнесла, имитируя голос Гриваса. Тот добродушно рассмеялся и закивал головой.

За обедом Гривас вёл себя как старый знакомый – шутил, хвалил бабушкину стряпню, делал ей комплименты, рассказывал разные истории о знаменитых артистах, политиках и писателях; и ел с большим аппетитом всё, что стояло на столе.

После обеда, поблагодарив за прекрасно проведённое время и извинившись, что нужно ехать на работу, Гривас ушёл. Но перед тем, как закрыть за собой дверь, он внимательно посмотрел на Тони и молча подмигнул, только из глаз выкатились несколько слезинок.

Тони, да и бабушка с дедушкой не могли тогда знать, что он напомнил Гривасу его дочь, Дорис.

♠ ♣ ♥ ♦

Первым с Гривасом познакомился дедушка. Произошло это «знаменательное» событие на собрании добровольцев, участвовавших в избирательной кампании республиканца Джорджа Патаки в 1994 году, когда тот боролся за пост губернатора штата Нью-Йорк.

Патаки победил – с небольшим преимуществом, но победил. Гривас, всю жизнь поддерживающий республиканцев, очень гордился этим и не уставал повторять как он сам, несмотря на большую занятость на работе и непогоду, обходил дома избирателей, агитируя за будущего губернатора. Дедушка был «потомственным» республиканцем и ярым сторонником президента Рейгана. На приверженности консервативным принципам и любви к Рейгану они и сошлись. Постепенно, из знакомых они стали друзьями. И даже восемнадцатилетняя разница в возрасте оказалась не помехой. Скорее, помогла: для бабушки и дедушки, чьи отношения с дочерью не сложились, Гривас стал как сын, а у Тони появился дядя. Шутник Гривас так и говорил Тони: «племянник, меня усыновили твои бабушка и дедушка». Занятно, но «маме» – 65 лет, «папе» – 69, а «сыночку Демитрио» стукнуло целых 51 год.

Гривас и Тони привязались друг к другу. Выросший без отца и имеющий негативный опыт общения с отчимом, Тони потянулся к дяде Гривасу. Они много времени проводили вместе – Гривас водил его в музеи и театры; помогал с уроками, особенно с проблемной для ребёнка химией; рассказывал о разных странах, о мифах Древней Греции, приобщил к «добротной» – так Гривас называл классику – литературе. Гривас не любил детские книги, с наивными воспитательными сентенциями, сказки и фантастику, считая их уходом в придуманный автором мир. Ребёнку, по его мнению, нужно хорошо знать реальный мир, в котором придётся жить. Гривас считал, что человек должен с детства быть готовым бороться за то место, которое он достоин – по уму, знаниям, опыту, нравственным качествам. Без денег, связей и обмана.

Гривас дружил с дедушкой и, когда тот умер, стал опекать бабушку.

♠ ♣ ♥ ♦

Осенний вечер был хорош. После шумных бейсболистов, оглашающих криками всю округу, наступила расслабляющая тишина. Воспоминания прожитого не уходили. Наоборот, всё больше подробностей и событий возникали из прошлого. Совсем как в иллюминаторе самолёта, идущего сквозь густые облака на посадку, постепенно проступают очертания зданий и дорог, но чем ближе к земле, тем все они становятся ярче и отчётливее. А из маленьких движущих точек «вырастают» люди. И когда самолёт, пробежав по посадочной полосе свои положенные метры, останавливается, понимаешь – облака остались там, в небе над тобой, а вокруг всё такое знакомое и привычное. И люди обретают реальные лица. Так и события из прошлого…

Бабушка очень любила играть в карты. Из всех игр, а она знала не менее десятка, предпочитала две: бридж и рамми. Будучи моложе, играла в сложные варианты этих игр, но с годами они упрощались и упрощались – память и внимание уже не те. Когда бабушка с друзьями поняли, что возраст не способствует качеству игры, то несколько расстроившись, приняли мудрое решение: главное сама игра и общение, а не замысловатость. За долгие годы сложился определённый ритуал – каждую субботу они встречались по очереди у кого-либо дома и устраивали, как говаривал Гривас, Саламинское сражение. Кроме него про это событие никто не знал, но спрашивать не решались. На самый простой вопрос Гривас отвечал пространной речью, полной исторических фактов, имён и дат. Слушали с интересом, но игра надолго останавливалась. Когда история заканчивалась, то никто из присутствующих уже не мог вспомнить чей ход следующий.

Вообще, Димитриос Гривас оказался человеком очень занятным. Родился он в Штатах в середине сороковых годов прошлого века в семье выходцев из Греции, приехавших на заработки и с надеждой на лучшую жизнь. Первым в семье получил высшее образование. Любил химию, но поклонялся богине Клио, покровительнице Истории. У него дома на рабочем столе неизменно лежала стопка книг по истории с бумажными закладками. А на стене висели многочисленные фотографии великих людей, карт сражений и две с изображением Клио. Последними он очень гордился: одна из Лувра – Клио расположилась в центре большого барельефа на саркофаге муз. Вторая – из Милана, где он с большим удивлением увидел у современного здания статую Клио, держащую свиток. Всем, впервые появляющимся в кабинете, Гривас с большой энергией и страстью, даже если с ним и не спорили, рассказывал, что это свиток исторических документов. Мало того, документы содержали историю великого – он не сомневался – морского сражения греков и персов около острова Саламин, что лежал в Сароническом заливе Эгейского моря. Умная тактика – дать бой в самом узком месте залива – принесла победу греческому флоту и предопределила победу в самой Греко-Персидской войне. Когда Тони спросил у дяди Гриваса как же Клио знала об этом сражении, происшедшего в 480 году до нашей эры, дядя Гривас назидательно ответил:

– Для Клио не имеет никакого значения, когда и где происходят великие исторические события. Она знает всё и обо всём.

Затем с некоторым недоумением посмотрел на Тони – как же можно не понимать очевидного факта:

– Ты что не понимаешь? Она же Богиня!

Дядя Гривас очень гордился греческими корнями и особенно своей фамилией. Он говорил Тони:

– Я родился в Квинсе. Но я американец настолько, насколько может им быть сын греческих иммигрантов, благодарный великой стране, давшей ему и его семье самое главное в жизни – человеческое достоинство и уверенность в завтрашнем дне. Но моё сердце принадлежит стране предков, – с пафосного тона он переходил на повседневный. – Наша семья родом из Воница, маленького городка на западе нынешней Греции. С давних времён здесь живут храбрые, достойные и надёжные люди. Мне рассказывала бабушка, что наша фамилия принадлежит старинной семье, которую прославил мой пра-пра-пра… дедушка Теодорос Гривас – первый маршал в Греции. Но…

– Самый-самый первый? – прервал его Тони.

– Не перебивай старших! – недовольно заметил Гривас. – Да, самый-самый. Но не менее знаменитый и его сын – генерал Димитриос Гривас. Меня и назвали в его честь. Я хотел быть военным, но отец решил по-другому – настоял, чтобы я стал инженером. Он считал, что инженер – очень престижно, особенно в семье, где образование ценили, но не имели: в Греции – из-за бедности, а в Америке – из-за возраста и незнания английского.

Как понял Тони, спорить с отцом в греческих семьях не принято и Димитриос Гривас стал инженером. В школе он любил химию и историю; и был первым в классе по этим предметам. Но, по мнению отца, история – интересно, но не профессия. И мистер Гривас стал инженером-химиком. Отличный специалист и хороший администратор, он участвовал в реализации многих амбициозных проектов своей компании по всему миру.

♠ ♣ ♥ ♦

Семейная жизнь у Гриваса не сложилась – с женой он давно развёлся, а с единственной дочерью не общался – она не смогла простить ему уход из семьи и ранней смерти матери. Дочь верила, что если бы родители не развелись, то мама не заболела и не ушла из жизни в сорок пять лет. При жизни мамы она изредка встречалась с отцом и принимала помощь в оплате обучения в университете, но когда мамы не стало всякое общение с отцом прекратила. Гривас надеялся, что когда она сама станет мамой, то всё изменится в их отношениях. Он хотел рассказать дочери о причине развода – любовь матери к «весёлой» жизни, её эгоизм. Гривас зарабатывал хорошие деньги, особенно, когда приходилась работать в разных экзотических регионах мира. И у жены, которая старалась не ездить с мужем, а оставаться дома, появилась возможность тратить деньги на модную одежду, дорогие ювелирные украшения. По меняющимся маркам машин и размерам домов легко прослеживались шаги Гриваса по служебной лестнице. Гривасу не нравилась его семейная жизнь, на которую, по его мнению, она мало походила. Он видел, как сослуживцы ездили в командировки со всей семьёй. Гривас, как правило, один. Для проекта в «приличном» – так жена называла европейские страны – месте, делалось исключение. Но долго не задерживалась. Пробежав по самым модным магазинам и посетив самые известные места – надо ведь похвастаться перед подругами, – она спокойно уезжала домой.

В 1989 году Гривас заболел – в одной из своих командировок в Индию он подцепил гепатит С. Получилось так: на заводе случилась авария и пострадавшим срочно потребовалось переливание крови. Добровольцев оказалось немного. Гривас кровь сдал, но сам заразился.

Болезнь поломала привычный ритм жизни. Жена как-то незаметно, шаг за шагом отдалялась от Гриваса. И скорый развод стал закономерным результатом их «счастливой» жизни. Жена с дочерью остались в Далласе, где они тогда жили, а сам Гривас вернулся на «родину», в Квинс.

Гривас не считал развод крахом своей жизни. Но разлуку с нежно любимой дочерью очень переживал. Формально, Гривас имел равные права на общение и воспитание дочери, но бывшая жена сумела настроить ребёнка против. Такая «послеразводная» ситуация не редкое явление. И Гривас понимал – таких как он отцов в мире много. Вначале обижался, но со временем всё улеглось. И Гривас надеялся, что, когда дочь вырастет, он всё объяснит. И дочь поймёт его. И простит. Но дочь выросла, сама стала мамой, но так важный для Гриваса разговор не состоялся – дочь категорически не хотела его видеть.

Родилась внучка и Гривас полетел в Даллас. Накупил кучу подарков для ребёнка и пришёл к дочери. Дверь большого дома, купленного им много лет назад, открыла она сама. Равнодушно посмотрела на отца, стоящего со смущённой улыбкой и державшего в одной руке большой букет белых роз, а в другой – мешок с подарками, и, ничего не сказав, закрыла дверь. Гривас остался стоять перед дверью дома, в котором ему ни только не рады, но и нет места.

♠ ♣ ♥ ♦

Когда Тони сообщил, что хочет жениться на Кэтрин, бабушка деликатно промолчала. Это было нетипично – она всегда и на всё имела собственное мнение и не стеснялась его высказывать. Тони даже удивился такому равнодушию:

– Ничего не хочешь сказать?

– А что ты хочешь услышать? – спросила она в ответ. – Что бы я сейчас не сказала, буду не права. Сам же сказал, что очень любишь и вы ждёте ребёнка. Если я скажу «нет» и ты меня послушаешь, то будешь всю жизнь это вспоминать. И мне будет больно. Если скажу «да», то скажу неправду. И опять буду страдать всю жизнь. Ты сам должен принимать решение, сынок. Уже взрослый. И обязан отвечать за свои поступки. И за своего будущего ребёнка.

Дядя Гривас заявил категорически:

– Тони, можешь меня не слушать и будешь прав – я тебе не отец. Но раз спросил моё мнение, значит тебе важно его знать. Мне не нравится твоя Кэтрин. Не могу объяснить, но чувствую здесь, – он дотронулся до груди, – нехорошая она. Напоминает мою бывшую жену. Потребитель земных благ!

Тони позвонил маме и сообщил о своих планах. Та удивилась не предстоящей женитьбе сына, а самому звонку.

– Ты вспомнил обо мне? – в голосе мамы звучала нескрываемая неприязнь. – Отчего раньше не звонил? Повода не было, или бабушка не разрешала?

– Поводов всегда много, но ты никогда не брала трубку. На оставленные сообщения не отвечала. Удивлён, что сейчас решила ответить.

– Не утерпела, извини. Ты меня бросил в трудное время. Я еле справлялась с учёбой, а тут и дочь на моей шеи оказалась. Такое не забывается.

– Ты думала, что мальчик в девять лет заменит дочери мать?

– Она – твоя сестра! – зло прошептала мама.

– Серьёзный аргумент! Мне не следовало беспокоить тебя своими проблемами.

Первый разговор с матерью за десять лет стал и последним.

♠ ♣ ♥ ♦

Когда у Тони родилась дочка, то она «захватила власть» в семье. Имя симпатичной, похожей на папу девчушке, выбирали бурно – споря, но не ругаясь. В результате долгих обсуждений победил дядя Гривас: имя должно, как он доказывал всем, быть не просто звучным, но и нести смысловую нагрузку. Эту фразу никто не понимал, но спорить со всезнающим Гривасом уже не хватало сил.

– Что же здесь непонятного? – удивлялся Гривас. – Имя должно означать важное для человечества! Например, человек-победитель!

Бабушка, уставшая спорить, согласилась. Кэтрин в спорах не участвовала. Девочка получила «значимое» имя – Николь, что по-французски и будет «победительница народов».

Через год Гривас признался Тони, что в 1981 году, будучи в Париже, слушал лекцию очень интересной женщины и оригинального историка-антрополога Николь Лоро. Она так потрясла логикой и эрудицией, что он написал ей письмо с восторженными благодарностями и некоторыми мыслями о влиянии женщин в Афинском государстве.

– Я понимаю теперь, что мои идеи выглядели несколько наивными и слабо аргументированными. И даже не уверен, получила ли она письмо. Ответа, ведь, я так и не дождался. Но не это главное! Я покупал и читал все её книги. И прочтя, спорил или соглашался. Понимаешь, я очень хотел, чтобы наша дорогая девочка носила имя такой женщины. Потому я и настаивал на «Николь».

♠ ♣ ♥ ♦

Тони всегда по-особому относился к числам: они нужны людям для разных подсчётов, но, в большей степени, для чего-то необыкновенного, что нельзя объяснить. Будучи ребёнком, он, естественно, не знал, что такое мистика, но как-то интуитивно чувствовал различия в числах не только количественные, но и качественные. И из всех чисел он предпочитал «нечётные» – те, что не делятся без остатка на два. Но если он встречался с чётным числом – номер дома, квартиры, документа или даты, – то автоматически складывал образующие их цифры и радовался, когда получалось нечётное число. Став взрослым, Тони не изменил своего пристрастия – если нужно придумать пароль для различных сайтов, кредитных или банковских карточек, то каждый раз использовал, помимо букв, цифры 1, 3, 5 и 7 – по отдельности или в разных сочетаниях. И никогда – 2, 4, 6, 8. Самое любимое для него число – семь.

На одной из гаражных распродаж, разыскивая, по обыкновению, книги о фокусах, он заметил толстую потрёпанную книгу в жёлто-красной обложке с цифрами разных цветов и размеров. А на чёрном фоне в центре книги большими буквами: Числа и Ты, а пониже – Путеводитель по нумерологии для повседневной жизни.

Разумеется, Тони не мог не купить такую книгу. Придя домой, он начал её читать. Через десяток страниц Тони понял – что он ничего не понял! Утруждать себя «пониманием» Тони не стал; положил книгу на полку и забыл про неё.

Через несколько лет, когда он подружился с Гривасом, то решил спросить его:

– Дядя Гривас, ты не знаешь почему для меня числа всегда «живые»?

Помня реакцию отчима на свои вопросы, Тони приготовился к насмешке. Но дядя Гривас, к его большому удивлению, не засмеялся и не начал подтрунивать, а ответил серьёзным тоном:

– Тони, я вижу, тебя смущает это. Напрасно! Ты тысячу раз прав. Числа – не просто значки, а носители тайных и мистических событий нашей жизни. Знаешь кто первыми открыл дорогу человечеству в познании и развитии мысли?

– Нет, – признался Тони.

– Чему вас учат в школе… – вздохнул дядя Гривас. – Великие греки – Сократ, Платон, Аристотель. Ты знаешь про Александра Македонского? Или нет? Не ври!

– Конечно, знаю, – с обидой ответил Тони. – Кто же его не знает? Македонский царь, великий полководец, завоеватель мира. Он и Грецию покорил. А что?

– Как что? – возмутился дядя Гривас. – Его учитель – Аристотель! Грек! И Александр – грек.

– Ага, так я и поверил. Он же Александр Македонский, а не Александр Греческий. Что скажешь, дядя Гривас?

– Ерунда! – прокричал возмущённый дядя Гривас. – Историки запутались. Почитай серьёзных учёных. Македоняне – греческая ветвь народов! В Греции целая провинция так и называется – Македония. И все в мире знают, что её столица – Салоники – греческий город. Второй по населению в стране! Весь мир знает, а ты, неуч, не знаешь.

– Да ладно, – поспешил успокоить его Тони. – Не волнуйся так. Теперь буду знать. Я же ещё ребёнок.

– Ребёнок, – повторил весело дядя Гривас. – Ты не просто ребёнок, ты – хитрый ребёнок.

– Скорее, мудрый ребёнок, – в тон ему ответил Тони. – Но мы начали говорить о магии чисел. Забыл?

– Дядя Гривас, – с достоинством произнёс он, – никогда ничего не забывает! Так вот, есть такая наука или лженаука – это, смотря, где ты о ней будешь читать – нумерология.

Услышав знакомое слово, Тони вспомнил о заброшенной им книги:

– Знаю это слово. У меня даже книга есть про неё. Купить-то я её купил, но не прочитал.

– Правильно, и не мог прочитать. Вернее, прочитать «физически» мог, если бы постарался. А понять – вряд ли. Чем занимается нумерология? Она пытается определить зависимость характера человека, его способности, слабые и сильные качества от чисел. Можно долго и сложно рассказывать про эту – скажем так – дисциплину, но всё равно мало что поймёшь. Это и показало твоё знакомство с книгой. Но не переживай! – дядя Гривас похлопал Тони по плечу. – Чтобы разобраться, до конца ещё никто не добрался, а просто понять, нужно много знать – философию, математику, эзотерику, гематрию и много разных других сложных и запутанных для простого человека знаний.

– А ты, – с любопытством спросил Тони, – простой или сложный?

– Сложный, – уверенно ответил дядя Гривас. – Если сравнить человека с числами, то для меня сложный это как большое-большое число, что можно поделить на множество чисел. Вот представь, число четыре. На что оно может делиться?

– На единицу, два и само себя.

– Правильно, на три числа! А возьми, например, «десять». Оно делится не только на 1, 2 и 10, но и на 5. Уже четыре числа.

– Точно! Если возьмём «сто», то это будут 1, 2, 4, 5, 10, 20, 25, 50 и 100!

– Умница, Тони, – довольный дядя Гривас потёр руки, словно тот сделал великое математическое открытие. – Правильно меня понял. Чем сложнее число, тем больше вариантов деления. Так и сложный человек – много знаний, много мыслей, много чувств. К сожалению, и грехов может быть много. Тут уж ничего не поделать, за всё мы платим в этой жизни. Вот такие дела, Тони.

Тони с восхищением смотрел на дядю Гриваса – такой умный! Никто из его знакомых – взрослых и детей – не был для него так интересен как он.

– А можно по числам определить что за человек я или, например, мой друг Томми?

– Ну, про тебя и Томми я могу и без чисел рассказать. Я же вас хорошо знаю. Но это будет очень поверхностное суждение. А нумерологи утверждают, что могут, зная дату рождения и имя, достаточно точно узнать о человеке. Верю я или нет? И сам не знаю. Я несколько раз проверял их метод расчёта на себе и своих хороших знакомых. Многое совпадало. Но не уверен, что тебе нужна нумерология.

– Что так? – удивился Тони.

– Забыл, что я сказал пару минут назад – многое нужно знать и понимать. В твоём возрасте ещё рано пытаться всё расставлять по полочкам. Набирай опыт жизни без подсказок, делай сам ошибки, и сам их исправляй. Я так думаю. Понял?

– Нет, не понял. Если я могу уже сейчас знать, зачем мне ждать годы?

– Тони, поверь мне на слово, – мальчик никогда не видел дядю Гриваса таким серьёзным, – у меня есть основания для сказанного. И всё, не спорь.

И лишь через годы Тони понял почему дядя Гривас не захотел в тот день продолжать разговор.

Тони послушался совета и не стал интересоваться про эту странную нумерологию, но книгу не выкинул, а оставил «на потом». Но своего особенного отношения к числам не изменил.

Как-то на Рождество, по прошествии многих лет со дня того разговора, когда вся его небольшая семья – бабушка, дядя Гривас, Кэтрин и маленькая Никки – сидела за праздничным столом и обсуждала о том каким будет новый, 2005-й, год, Тони шутливо произнёс:

– Даже и гадать не надо! Он будет не просто хорошим, а счастливым для всех нас.

– Почему? – удивилась бабушка. – Откуда ты можешь знать? Санта рассказал?

Тони подмигнул дяде Гривасу и весело спросил у него:

– Помнишь наш давний разговор про мою особую любовь к числам, особенно, к счастливым?

– Конечно.

– Так вот, приходящий год, если сложить цифры, в сумме получим… – он сделал паузу, – число семь! Моё самое счастливое! А раз мы семья, то оно нам принесёт удачу.

Все дружно согласились – кто же не хочет удачи?

♠ ♣ ♥ ♦

«Каким я тогда был наивным» – подумал Тони, сидя на «своей» скамейке. 2005-й не стал счастливым для семьи. Наоборот, он принёс так много горького, будто кто-то – но кто? – решил изменить мнение Тони о «счастливых числах».

В начале «счастливого» года заболела Никки. Через полгода Кэтрин после очередного запоя ушла, как она сказала, в аптеку за лекарством для дочери и домой не вернулась. Тони уже собрался звонить в полицию, как на полу у телефона нашёл записку: прыгающие в разные стороны буквы и куча грамматических ошибок. Кэтрин писала, что неумением зарабатывать он испортил ей жизнь; что передал свои больные гены дочери; ей надоело жить в семье, где её никто не любит и не жалеет. Здесь текст прерывался: Кэтрин явно пыталась вспомнить все причины своего ухода и не знала, что написать. Без извинений, без подписи. Тони не решился показать записку родным. Просто сказал, что позвонили из полиции и сообщили о документах на её имя, обнаруженных случайным прохожим у реки. Но тела не нашли.

Уже этих двух событий, казалось, достаточно, чтобы навсегда потерять веру в «счастливые» числа. Однако, «тёмная сила» – а иначе кто, как сказала бабушка, приносит такое горе, – рассудила иначе.

В середине сентября в квартире Гриваса зазвонил телефон.

– Могу я поговорить с мистером Гривасом? – раздался в трубке мужской голос с сильным техасским акцентом.

– Да, это я, – ответил Гривас.

– Простите, сэр, но я вынужден сообщить вам нехорошую новость. 14 августа в Греции разбился самолёт, летевший из кипрского Ларнаке в Афины. К моему большому сожалению среди пассажиров этого несчастного рейса оказалась ваша дочь Дорис с семьёй. Примите мои соболезнования, сэр. Я…

– Что? – прервал его Гривас. – Какой самолёт, я ничего не знаю.

– Сожалею, сэр, – спокойным голосом продолжил мужчина. – Я сам узнал всего несколько дней назад. Мне звонили из полиции. Простите, сэр, я не представился. Меня зовут Дейл Редфорд, я давний юрист вашей дочери и её мужа. Знаю, вы многие годы не общались, но я должен сообщить о случившемся. Тем более, что нужно решить несколько чисто юридических вопросов.

Когда до Гриваса дошла горечь услышанного, у него перехватило дыхание и сильно сжалось сердце. Он медленно опустился на стул.

– Так моя Дорис погибла? – тихо спросил он.

– Да, сэр, – ответил юрист. – Но…

– Извините, мистер Редфорд… – начал Гривас, но тот его прервал.

– Просто Дейл, мистер Гривас. Извините, что прервал вас.

– Дейл, не могли бы вы перезвонить через несколько дней. Я сейчас говорить не в состоянии. Извините старика, – Гривас не стал ждать ответа и положил трубку.

Придя в себя, Гривас, постаревший сразу на десять лет, поплёлся к компьютеру. Механически включил, открыл Гугл и набрал дрожащими пальцами – авиакатастрофа в Ларнаке. Через несколько секунд появилось множество страничек по этой теме. Гривас выбрал одну из них – «В греческой катастрофе никто не выжил».

В сообщении BBC говорилось, что все 121 человек на борту кипрского авиалайнера погибли после того, как он врезался в гору недалеко от Афин. Одной из причин катастрофы назвали снижение давления в салоне. В текстовом сообщении, отправленном с самолёта, сказано, что пилоты потеряли сознание, и пассажиры погибли от холода.

На другой страничке Гривас нашёл сведения из каких стран были пассажиры. Несколько раз внимательно прочитал и… американцев среди погибших нет! Он бросился звонить в Даллас:

– Дейл! В самолёте не было американцев! Понимаете? – прокричал Гривас в трубку. – Не было! Греки – были, киприоты – были, немцы – были, а американцев там не было. Значит…

– Мистер Гривас, простите меня, но я не сказал вам, что муж Дорис гражданин Греции. И ваша дочь приняла греческое гражданство. Перед тем как позвонить я всё проверил дважды. А меня нашли так быстро потому, что в сумке Дорис вместе с документами была и моя визитка. Извините меня, пожалуйста.

Гривас не смог продолжать разговор – он плакал. Плакал так, как никогда в жизни не плакал. Даже когда у него на руках умирала от рака мама.

Через несколько дней, немного придя в себя, Гривас бросил вся дела и вылетел в Даллас.

В городе стояла жуткая жара. Казалось, что даже привыкший к такой погоде асфальт вот-вот «поплывёт». Но нет, он уверенно «держал» форму, позволяя нескончаемому потоку машин «везти» миллионный город на работу, в магазины, театры, на стадионы, к друзьям, родным…

Гривас давно не был в Далласе. Прильнув к стеклу в прохладном от кондиционера такси, он с волнением смотрел на знакомые места, ставшего чужим города.

Войдя в дом после стольких лет расставания, Гривас почувствовал, что силы оставляют его. Он опустился на элегантный кожаный диванчик, стоящий при входе, и тяжело вздохнул. Затем медленно поднялся и пошёл бродить по дому: просторная гостиная с новеньким газовым камином; столовая с большим обеденным столом красного дерева, стоящим на ярком ковре; современная кухня – дорогие шкафы причудливого дизайна, гранитные столешницы, и огромный холодильник. Везде чисто и уютно. Жена, помешенная на чистоте, всегда требовательно проверяла работу уборщиц, которые, не выдерживая крикливую её настойчивость, долго не задерживались. Но нужно признать – вкус у неё был отменный. В доме всё элегантно подобрано: мебель, картины, шторы, светильники. Любовь к чистоте и уюту передалась дочери.

На втором этаже Гривас постоял на широкой площадке, отдышался от высокой лестницы и зашёл в детскую, где ребёнком жила дочь, а потом стала комнатой внучки. Много книжных полок, на письменном столе новенький компьютер, огромный жираф – тот самый, что он принёс в подарок много лет назад, – как хозяин расположился на большой кровати, аккуратно застеленной нежно-розовым покрывалом с бахромой до самого пола. Гривас вспомнил, как Дорис не впустила его в дом. Но подарок отдала дочери. Что она потом рассказывала ей о нём? И рассказывала ли вообще? Об этом он уже никогда не узнает. Гривас тихо-тихо, чтобы не нарушить тишину, подошёл к жирафу, взял на руки как ребёнка и понюхал. Игрушка – он так представил – пахла внучкой. Гривас заплакал. Сердце отозвалось болью.

Из детской Гривас пошёл в свою семейную спальню, где он так мало провёл время, но где была зачата его дочь. В комнате ничего не изменилось с того дня, когда он уехал из дома. Абсолютно ничего! Даже его тапочки аккуратно стояли на прикроватном коврике. Чувствовалось, что комнатой никто не пользовался. «Странно. А где же спала Дорис с мужем?» – подумал Гривас и вышел из комнаты. Пройдя по коридору, он упёрся в дверь, ведущей когда-то в его кабинет. Открыл её и зашёл. Опять никаких изменений – всё как при нём. И тогда Гривас, пытаясь понять увиденное, задумался. Похоже на музей. Но непонятно – ненависти или памяти? Дорис – ей едва исполнилось пятнадцать лет, – обиженная на него за развод с матерью, решила никогда не пользоваться этими комнатами или, наоборот, она тем самым хотела сохранить добрые воспоминания детства? Ответа он не знал…

Гривас ходил по дому и пробовал представить, как проходила жизнь «после него». Но ничего, кроме смутных картин прошлого, он не видел. Фантазия не работала.

Все юридические и финансовые вопросы решились без проблем. Гривас быстро продал дом. Оставив на память дорогие ему фотографии и книги, остальное передал на аукцион, а деньги от продажи перевёл в благотворительный детский фонд.

И страница его жизни – самая трагическая – была перевёрнута.

♠ ♣ ♥ ♦

Тони за годы работы в доме для престарелых подружился со многими его обитателями. Он до того привык к ним, что стал делиться своими жизненными проблемами. Старики давали советы, рассказывая, как они поступали в таких ситуациях в «прошлой» жизни. Особенно близкие отношения у него сложились с двумя – сумрачной старушкой, просившей всех называть себя просто Агнес, и высоким и жилистым стариком Смитом с вечно всклоченной копной седых волос. Агнес уверяла, что в детстве сыграла в фильме «Волшебник страны Оз» вместе с легендарной Джуди Гарленд. Но когда её ровесники ехидно спрашивали – кого ты там играла? – старушка хмуро бормотала: «На глупые вопросы я не отвечаю». И удивительное дело – с Тони она всегда была приветливая и улыбчивая.

– Ты не обращай внимание на этих стариков, – говорила она. – Они все выжили из ума и не помнят этот великий фильм. У меня там, конечно, не очень заметная роль, но сама великая Джуди Гарленд говорила съёмочной группе, мол, какая я талантливая. Но этот вредный Флеминг меня не любил за строптивый нрав. Признаюсь, он лет через десять предложил мне главную роль в фильме «Жанна Д’Арк», но я уже блистала на Бродвее и отказала. Жаль, конечно. Её там сыграла эта шведка, – она на мгновение задумалась, – Ингрид Бергман. Хорошо сыграла, спорить не буду. Как-никак, на «Оскара» номинировали. Теперь я уверена, что сыграла бы сильнее.

Тони не знал, верить или нет рассказам. Он неоднократно в интернете проверял их и всегда находил подтверждение. Но одна проблема – рассказы правдивые и… никакого упоминания о ней самой. Для Тони это не имело значения: он с удовольствием слушал истории о великих и знаменитых, талантливых и не очень, про слёзы неудач и радости… И уже сам представлял, как стоит на сцене в лучах прожекторов и показывает карточные фокусы. А из темноты зала на него смотрят тысячи глаз, пытаясь разглядеть и понять его трюки.

Но со временем, истории стали повторяться и Тони, чтобы отвлечь Агнес от них, начал показывать некоторые свои фокусы. Она как ребёнок смотрела на него широко открытыми глазами и заразительно смеялась, приговаривая:

– Милый мальчик, – она говорила не «Тони», а именно так: «милый мальчик», – ты – чертовски талантлив. И очень привлекательный. Забудь про нудный бухгалтерский учёт и иди выступать. Тебя ждёт успех. Ты же не будешь спорить, что я немного понимаю в этом.

Тони, краснея от похвал, кланялся в ответ.

Мистер Смит почти не вставал – через годы сказались ранения в Корее – и, сидя в кровати, непрерывно смотрел телевизор. Его плохо слушающие артритные пальцы с трудом удерживали любые предметы, кроме одного – телевизионного пульта. Мистер Смит ухитрялся не только уверенно держать, но и ловко переключать с канала на канал. Он смотрел всех «новостных» конкурентов – CNN, Fox News, NBC News… Его удручало, что одно и то же событие комментируется по-разному.

– Ну как же так, Тони, – возмущался старик. – Полицейский застрелил парнишку, погиб совсем ребёнок, а эти продавшиеся журналисты несут полную чушь: одни говорят – смотрите, он вооружён пистолетом, а другие – у него в руках перочинный ножик. У них что, глаза разные? Или их политические комментарии. С ума можно сойти! Я им не верю. Врут, нагло врут. Зачем мы полезли в Ирак? Теперь это чёртова Аль-Каида. У нас, что ли, своих проблем не хватает? Ты можешь старому идиоту объяснить это?

– Нет, мистер Смит. Я не могу объяснить это.

– Вот именно. Кстати, Тони, а ты ходишь на выборы или как мой внук – вне политики? Не пойму, как можно быть «вне», если от нас всех зависит кто будет сидеть в Белом доме? Странная пошла молодёжь. Я в твои годы отправился воевать против коммунистической заразы. Не добровольцем, меня страна послала туда. Но мы воевали за демократию против тирании. И что?

– И что? – переспросил Тони.

– Как что? Ты наверняка не знаешь, что в 1950 году началась Корейская война. Дрались Север, где верховодили коммунисты, и Юг, где свободные выборы…

– Подождите, мистер Смит, – перебил его Тони. – Я знаю об этой войне, но без деталей. Вы сказали, что «верховодили коммунисты», но их же выбрал народ.

– Да, дремучий ты, Тони. Их никто не выбирал. Их назначили советские коммунисты. Какая там демократия, какие свободные выборы? Назначили! Они вот до сих пор там правят. А мы воевали за свободу корейского народа. У тебя какая машина?

– Kia Pride. Старая, но пока бегает. А что?

– Да то, что Южная Корея машины делает для всего мира, а Северная – всего‒навсего ракеты испытывает и миру угрожает. Если бы не мы, то не существовало бы свободной Южной Кореи. Понял, Тони? Нельзя быть аполитичным сегодня. В мире уйма зла.

– Здесь вы правы, мистер Смит. Но смотрите, я не вижу большой разницы между республиканцами и демократами. Говорят по-разному, а принимают похожие решения. И, самое странное, что они верят в то, что говорят и делают. И те, и другие. И я сильно сомневаюсь, что они вообще думают о простых людях. Им нужны голоса на выборах! Вот потому я не интересуюсь политикой и стараюсь смотреть другие передачи.

– Как же это не смотреть? – сердито шипел мистер Смит. – Мы тогда не узнаем, когда весь мир пойдёт ко дну. И, главное, почему.

Потом он потихоньку успокаивался и уже нормальным голосом говорил:

– Да, может ты и прав. Я думаю, что они рассказывают об этих ужасах, чтобы заставить нас сидеть у телевизоров.

– Зачем? – не понял Тони.

– Как зачем? А кому они будут показывать эту дурацкую рекламу? Нет, в моей молодости рекламу делали скромнее.

– Вы правы. Лично я предпочитаю другие передачи, где нет убийств, террористов и политических дебатов.

– Такие есть? И что же ты смотришь?

– Разные. Там, где музыкальные или танцевальные конкурсы. Или просто люди свои таланты показывают. Я очень люблю «В Америке есть таланты». Там-то точно всевозможные таланты – от пения до пожирания скорпионов. На все вкусы!

– И фокусники есть?

– Конечно!

– Тогда всё понятно! – засмеялся старик. – Мне твои фокусы очень нравятся. Уж больно ловко с картами орудуешь. На что я хитрый, но не знаю, как ты это проделываешь.

– Да ладно, мистер Смит, – смутился Тони. – Ничего особенного. Просто ловкость рук. И весьма посредственная.

– Глупости! У меня идея! Устрой концерт у нас в доме. Покажи на что способен и увидишь, как тебя примет публика. Но при одном условии.

Тони вопросительно посмотрел на него.

– Если всем понравится, то пойдёшь на этот конкурс, как ты его назвал?

– «В Америке есть таланты».

– Ну вот, туда и пойдёшь.

– Не уверен, но попробовать можно.

– Вот и договорились, – громко засмеялся довольный старик.

– Мистер Смит, я вижу, что вам на телевидение работать надо. В отделе рекламы.

♠ ♣ ♥ ♦

Тони вспомнил этот давний разговор, последующее за ним выступление и засмеялся. Потом смущённо оглянулся по сторонам – мало ли что подумают редкие посетители парка: сидит в одиночестве и смеётся.

Наивный мистер Смит. Он верил в его талант, потому и предложил организовать тот злополучный концерт для обитателей дома для престарелых. Конечно, злополучный. И как он мог быть другим, если не более двух десятков стариков были способны оценить выступление. Остальные, вообще, слабо соображали. И не только в карточных фокусах, но и в более важных жизненных вопросах. Но «злополучность» усугублялась обещанием мистеру Смиту при хорошей реакции зрителей пойти на конкурс. После бурных аплодисментов и восторженных криков – не очень громких, ведь кричали старые и очень старые люди, – Агнес безапелляционно заявила: Тони – гениальный фокусник и он обязан участвовать в популярном конкурсе.

Конкурс «В Америке есть таланты» – удивительное зрелище. Участники поют, танцуют, играют на музыкальных инструментах, чревовещают, показывают фокусы… Но есть и такие «жанры», к искусству отношение не имеющие вообще. Только очень нестандартно мыслящие могут считать умение есть тараканов перед многомиллионной аудиторией или мужчин-стриптизёров большим талантом. Но солидный приз за победу и контракт на собственное шоу в Лас-Вегасе притягивают тысячи американцев, действительно талантливых и тех, у кого есть острая необходимость общения с психиатром.

Талантов в стране много и обойти их, дойдя до победы, дело очень сложное, требующее помимо, естественно, истинного таланта, но и веры в себя. У многих эта вера проявляется в «острой» форме – нахальстве и агрессивности, у других – умении сосредоточиться на самом выступлении и желании как можно полнее выразить себя перед судьями.

Тони, к сожалению, не относился ни ко одной из перечисленных групп. Он, мечтающий стать великим фокусником, наивно думал, что однажды его увидит воротила шоу-бизнеса и поможет взобраться на «фокусный» Олимп. Многие годы Тони охотно выступал в клубах, на вечеринках на работе и, даже, на свадьбах сослуживцев. И искренне радовался, когда своим мастерством доставлял удовольствие зрителям. К сожалению, воротил он так и не встретил.

Но участие в конкурсе – где нужно доказать окружающим: смотрите, я лучший! – пугало, напоминая о злосчастных бейсбольных и баскетбольных соревнованиях. «Заноза», застрявшая в мозгу от слов тренера – ты никогда не будешь в команде победителей, – не растворилась, а сидела крепко, напоминая о себе каждый раз, когда возникала «конкурсная» ситуация. Даже сама мысль о конкурсе заставляла сердце усиленно биться, по спине струился пот и руки предательски дрожали.

И Тони растерялся. Слово, данное мистеру Смиту, столкнулось со страхом потерпеть неудачу. Если спорт остался в детстве, то неудача в карточных фокусах – это прошлое, настоящее и, обязательно, будущее – означала крах самого смысла жизни. После отчаянной борьбы с самим собой, Тони решился на рискованное мероприятие – пошёл на конкурс.

Чудо не произошло: Тони очень волновался, карты не «слушались». Так что решение судей – не готов – воспринял без обиды. «А на что я мог надеяться? – анализируя позже выступление, рассуждал он. – Как был слабаком в школе, таким и остался. Зрителей не боюсь, а судьи навели такой страх, что даже карты это почувствовали. С такими как я они „дружить“ не хотят. Почему я такой неудачник?»

Не найдя ответа на вопрос, Тони решил никогда больше не участвовать в подобных конкурсах.

♠ ♣ ♥ ♦

Начало темнеть. Редкие борцы за здоровье и с излишним весом пробегали по опустевшим дорожкам. Им-то, усталым и вспотевшим, не до парня с грустным лицом. Некоторые из них – как правило, полные мужчины – с нескрываемой завистью бросали взгляд на стройную фигуру Тони. «Вот везёт же таким, – наверняка думали они. – И истязать себя дурацким бегом не надо, и ешь что хочешь. Худой!»

Но Тони не замечал бегунов. Он рассуждал о своей жизни: «А что о ней думать? Разве можно думать о том, чего нет?»

Он вздохнул. Жизнь – даже если подойти к ней без особых затей – не сложилась. Мать о нём давно не думает; любимые бабушка и дедушка умерли; жена сбежала; дочь больна; мечта жизни – стать фокусником – не исполнилась. Работа… нудная и скучная, но кормила. Вот именно, кормила. Вчера вызвал босс и с дружеской улыбкой, будто награждал премией, сообщил, что благодарит его за многолетнюю работу, но, к сожалению, компания больше не нуждается в его услугах. Тони получит выходное пособие: зарплату за шесть месяцев и компенсацию за неиспользованный отпуск.

Тони не знал, что делать. Всё произошло так неожиданно. Искать новую работу? Допустим. Но недавний финансовый кризис сильно ударил по бизнесам, что они ещё не оправились. В Нью-Йорке найти работу его специальности и квалификации будет очень сложно, если вообще возможно. Тони вспомнил как сам пытался помочь сотруднице, уволенную за незначительную ошибку, которую она же обнаружила и сама исправила. Он лично обзвонил несколько компаний, но работу так и не нашёл.

Полгода они с Никки продержатся без проблем, потом пособие по безработице. А затем?

Тони посмотрел на часы. Странное оно, это Время: за три проведённых в парке часа перед ним пробежали, нет, промелькнули почти 25 лет его жизни. Годы, сжатые в часы. Совсем как zip, когда большой файл можно без всяких потерь сжать до удобных размеров. Тони усмехнулся такому сравнению – компьютеры настолько вошли в жизнь человека, что явно скоро смогут заменить самого человека. Удобно: никаких эмоций, одна память. Память обо всем, без разбора, подряд минута за минутой, день за днём, год за годом. И не понятно, что за события, почему они вообще произошли, какими были – грустными или весёлыми, добрыми или злыми, счастливыми или нет. С компьютером-то ясно: нет у него эмоций, оттого и все события одинаковые. Все файлы удобно разделены на «документы», «картинки», «музыка» … А для полного удобства умные люди придумали специальные подсказки-обозначения – чтобы не перепутали и не открыли случайно, по ошибке, – для фоток – «jpg», для текста – «doc», для видео – «avi» … Думать не надо, открыл программу и будьте любезны получите искомое. Если компьютер «завис», то какие проблемы – нашёл кнопочку «restart», кликнул курсором, подождал пока в компе что-то заурчит и опять он готов к работе. А услужливая программа восстановит чуть не пропавшие документы, картинки и сайты. Другая программа проверит ещё и ошибки в тексте – орфографию, грамматику и даже стиль. Класс!

А что нужно делать, когда жизнь не удалась и очень хочется её начать заново, или, на худой конец, «убрать» обиды, неудачи, зависть… Одним словом, «отредактировать» жизнь. Увы… Жизнь – не набор файлов, которые можно легко и просто «delete». Проще всего «delete» саму жизнь: покончить со всеми проблемами одним разом и не мучиться.

Тони полез в сумку, высвободил пистолет из ткани и нерешительно сжал его. Пистолет готов к работе… почти готов… осталось снять с курка предохранитель. Вот оно – в руках! – решение многих вопросов, ответы на которые Тони или не знал, или не хотел знать. И какая разница решены вопросы или нет? Лёгкое нажатие на спусковой крючок… и нет вопросов и не нужны ответы. И не будет его самого – лишь память у оставленных им Никки и дяди Гриваса. Тони задумался. Ухмыльнулся: «Занятное слово – „оставленных“ … Такое мягко-нейтральное. Да нет, не оставленных, а брошенных. Чего уж тут врать! И чем я тогда лучше Кэтрин? Она бросила больную дочь. Но у Никки были я, бабушка и дядя Гривас. А я на кого её бросаю? На больного старика. Но терпеть больше такую жизнь нет ни сил, ни желания…».

Занятый такими мыслями, Тони не заметил, как к нему подошёл мужчина.

– Извини, – обратился он к Тони. – Могу я присесть?

Тони вопрошающе посмотрел на него: парк почти пуст и свободных скамеек много. Но в голосе мужчины за вежливостью отчётливо слышалась настойчивость. Тони не успел ничего сказать, как мужчина молча опустился рядом.

– Как настроение, Тони? – поинтересовался мужчина участливо.

– Откуда вы меня знаете? – с нескрываемым удивлением спросил Тони. – Мы разве встречались когда-нибудь?

– Возможно. Ведь мир такой маленький, – ответил мужчина и Тони почудилось, что звук исходит не из уст незнакомца, а складывается в слова, летящие в уши из разных направлений: этакие стереонаушники нереально высокого качества.

Это так поразило Тони, что он, не стесняясь, уставился на мужчину. Возраст неопределённый: любое число от 60 до 80 подходило к приветливо улыбающемуся лицу. Фигура – спортивная, без всякого намёка на лишний вес. Элегантный темно-синий – почти чёрный – шерстяной костюм-тройка хорошо сочетался с небесно-голубой сорочкой и, цвета костюма, галстуком-бабочкой. В манжетах сорочки, слегка выступающих из-под рукавов пиджака, сверкали золотые запонки классического дизайна. Обе руки лежали на изящной чёрной, с золотым набалдашником, трости. Тони показалось знакомым его лицо, но где и при каких обстоятельствах они виделись вспомнить не мог.

Мужчина терпеливо ждал пока Тони внимательно рассмотрит его. Тони стало неловко от своего пристального разглядывания:

– Постойте, вы очень похожи на мистера Смита. Он жил в доме для престарелых, где я долгое время подрабатывал. Здоровье слабое, не мог двигаться без посторонней помощи, но такой приветливый и радостный. Но это невозможно, он же умер пару лет назад … – Тони задумался на мгновение. – Ну да, его дочь об этом сказала, когда мы случайно столкнулись в музеи Глостерс. Она там работает учёной или не знаю, как это называется. А я привёз дочь. Славная женщина специально провела для нас экскурсию. Я не хотел отвлекать её от дела, но она сказала, что отец очень хорошо ко мне относился и даже ставил в пример как нужно общаться со стариками. Вы его брат?

– Нет, я не брат и даже не родственник мистера Смита. Зови меня, – мужчина на секунду задумался, – Джонсон. Да, – он как бы согласился сам с собой, – мистер Джонсон. Но я знал мистера Смита. Замечательный человек был. Жизнь его не баловала, а оптимизма не терял. Он почти погиб в Корее. Но…

– Точно, он мне рассказывал об этом, – перебил Тони мужчину, назвавшегося Джонсоном. – Его часть попала в жуткую бойню под Тэджоном. Там его тяжело ранили. Но спас санитар – вынес, как он сказал, из самого пекла. Мистер Смит гордился своим значком боевого пехотинца.

Мистер Джонсон, укоризненно покачав Тони головой – не перебивай на полуслове, – продолжил:

– … его спас санитар. Правильно. Страшное ранение. Никто не верил, что будет жить. А он выжил. Прошёл через госпитали, операции… Мог запить, обозлиться на весь мир: на тех, кто послал его на войну, и кто эту войну сотворил. Думаю, у него не было времени и сил на ненависть. Он боролся за свою жизнь. Просто боролся. И он не остался одиноким в этой борьбе: ему помогали родители, друзья, любимая девушка. И я, совсем немного. Но главный в этой борьбе – он сам. И победил, ибо верил. Без веры никогда нельзя победить.

Тони внимательно слушал и думал: «Зачем он мне это рассказывает. Конечно, Смит был оптимистом и забавным, но мы общались не так уж много времени». Прервать мистера Джонсона на этот раз Тони не решился, надеясь, что тому самому надоест рассказывать про Смита. И, действительно, мужчина перестал говорить о нём:

– Думаешь про меня – что за нудный старик, да? Говорит и говорит, а зачем?

Тони невольно удивился.

– Ну, что вы. И в мыслях не … – извиняющимся тоном начал он.

Но мистер Джонсон прервал его:

– Врать не обязательно, я всё понимаю. Ты лучше расскажи о своих проблемах – вижу их много, а решить не можешь. О глупом подумал. Стыдно должно быть за такие мысли.

Тони смутился от этих слов. Мистер Джонсон не по возрасту быстро поднялся и стал неторопливо расхаживать вокруг скамейки. При этом не опирался на трость, а смешно размахивал ею как дирижёр.

– Глупостей люди делают много и каждый день, – движение трости следовало в такт голосу. Или наоборот. Тони не понял этого. – Но и глупости бывают разные, как и люди, их совершающие. Но есть глупость непоправимая; совершил и всё, закончилась земная жизнь. Даже я не смогу помочь. Да и не захочу – помогать нужно в борьбе, а не в глупости.

Тони молча сидел и пытался понять, как объяснить этому странному старику свои проблемы. Да и зачем?

– Проблемы… – нерешительно начал Тони. И в этот момент он понял, что его больше всего удивило в странном мужчине. Туфли! После вчерашнего дождя дорожки ещё не высохли и размякшие кусочки кирпичной крошки прилипали к обуви. Тони посмотрел на свои заляпанные грязью туфли. А у мистера Джонсона – Тони начал сомневаться, что это его настоящее имя – туфли чистейшие и сверкали, будто сделаны из зеркала. – А у вас туфли чистые. Почему? Вон сколько грязи вокруг.

Вопрос Тони не озадачил мистера Джонсона:

– Грязь? – переспросил он спокойно. – Ко мне грязь не пристаёт. Никакая.

Мистер Джонсон присел на скамейку.

– Ты начал говорить о своих проблемах, – напомнил он Тони.

– Мои проблемы… Есть у меня проблемы. Работу потерял. Просто уволили и всё. Буду получать пособие. Но оно такое маленькое. Как будем с дочкой жить, ума не приложу. Дядя Гривас, вы его не знаете, помогает мне с лечением дочери, но я же не могу ещё и на жизнь брать у него.

– Дядя Гривас? Это тот занятный грек, что заменил тебе отца?

Тони с таким удивлением посмотрел на мистера Джонсона, что тот несколько смутился:

– Извини, Тони, – мягко сказал он. – Я многих знаю, ты уж так не удивляйся. Хорошо?

Тони, поражённый услышанным, кивнул.

– Потерял работу, говоришь, – сердито проговорил мистер Джонсон. – Но ты бы её не потерял, если бы работал как положено. А ты не очень себя утруждал. Вспомни, как насчитал зарплату заводу из Нью-Джерси? Они за двадцать лет такое не заработают. Я прав?

– Всё вы знаете! – в сердцах крикнул Тони. Успокоившись, продолжил: – Я работал как мог. И если всё так плохо, то зачем тогда повысили зарплату?

– Ну, это вопрос к твоим начальникам. Теперь уж бывшим.

– Они бы не уволили, но большой заказчик отказался от наших услуг. Потом, хозяева решили перейти на другие программы и им не нужен такой штат работников.

– Понимаю. Учись новым технологиям. Тогда найдёшь работу. Или освой новую специальность. Ты же не один такой. Но это, как я понимаю, не суть проблемы.

– Учись, учись, – ворчливо проговорил Тони. – Хорошо, разберусь в новых программах. А дальше что? Опять за компьютер садиться? И, вообще, грустное занятие сидеть целый день у компьютера и кормить его цифрами отработанных часов, тарифных ставок, надбавок и всякой другой ерундой.

– О! – воскликнул мистер Джонсон. – Это точно! А ты же артист, – с иронией продолжил он. – Признание, цветы, поклонницы… И, главное, никакого ненавистного тебе бухгалтерского учёта.

– Ну, не совсем так… – смутился Тони.

– Так, именно так, – резко перебил его мистер Джонсон. – Ты всю жизнь сидел на двух стульях. На работе – скучно. А в артисты – не берут. А что ты сделал, чтобы стать настоящим артистом? Помнишь свой провал на конкурсе?

– Вы и про него знаете, – сконфузился Тони. – Я обещал мистеру Смиту пойти и пошёл. И я очень старался! А чем закончилось?

– То, что слово сдержал, молодец. А то, что ты не готовился, плохо.

– Не буду спорить, – уныло проговорил Тони. – Вы правы. Я сам понимаю. У меня времени не было.

– Времени не было, – повторил мистер Джонсон. – Но оно всё равно было. Мало, но было! И потом, ты же лучше меня знаешь, что не во времени дело.

– Лучше вас, – впервые за весь разговор Тони улыбнулся, – никто ничего не знает.

– Это другое дело! Когда ты улыбаешься, то душа радуется. Но давай вернёмся к твоим проблемам. Ты очень способный фокусник. Мало того, у тебя есть редкий дар.

Тони застенчиво посмотрел на мистера Джонсона и хотел возразить. Но тот не дал ему говорить:

– И не спорь со мной. Армию фокусников за свою жизнь повидал, так что могу судить об этом предмете. Я хорошо помню выступления многих великих! Эрик Вайс в десять лет уже показывал свои фокусы в пивных и ресторанах. Это позже он стал непревзойдённым Гарри Гудини. Какой очаровательный мальчик! Или Дей Вернон! Его вовсе не случайно величали Профессором. Сам Гудини не смог разгадать его фокус. Семь раз смотрел и не понял!

– Я знаю этих фокусников, читал, – заметил Тони.

– Ты читал! – воскликнул мистер Джонсон. – А я видел! Есть разница?

Тони задумался: «Гудини умер в 1926 году. Его встреча с Верноном случилась раньше. Как же мог этот странный старик их видеть?»

– Твои расчёты верны, – спокойно сказал мистер Джонсон. – Но я никогда не обманываю. Если сказал, что видел их, значит видел. Что касается моего возраста, то я хорошо сохранился. Природа у меня такая, нестареющая.

– Всё, я всё понял! – возбуждённо крикнул Тони. – Вы фокусник и менталист. Читаете мои мысли! Как же я сразу не догадался. Здорово! Вы – гений!

– Спасибо за оценку моих скромных способностей, – любезно проговорил мистер Джонсон. – Но это не совсем так. Мои – как ты сказал – способности несколько другого свойства. Однако, сейчас мы говорим о тебе.

– Да, я помню. Вы сказали, что у меня дар. Спасибо большое.

– Я сказал «редкий дар»! – мистер Джонсон сделал ударение на «редкий». – Я хочу тебе помочь.

– Деньгами? – иронично спросил Тони и, не выдержав, рассмеялся.

– Мне нравится твоё чувство юмора. Но деньги у тебя есть, по моим подсчётам, на восемь месяцев. Если, конечно, не кутить. А ты не кутила. Так вот, за это время ты обязан стать профессиональным фокусником и начать зарабатывать на жизнь. И в этом, как я сказал, помогу.

– Почему вы хотите мне помочь? – подозрительно спросил Тони.

– Меня попросили, – ответил мистер Джонсон.

– Попросили? – удивился Тони. – Кто же это? Неужели дядя Гривас? Вы сказали, что знакомы с ним.

– Я сказал, что знаю. Но мы не знакомы. И не это главное. Меня попросили помочь очень достойные люди, и я подумал, что в этом есть необходимость.

– Но вас ведь многие просят. И вы всем помогаете?

– Нет, очень немногим.

Тони молча пожал плечами. Мистер Джонсон, слегка усмехнувшись, проговорил:

– Ты совсем меня не понял? Я два раза повторил – у тебя редкий дар. Талант, понимаешь? И ты обязан донести его до людей. Это твоё предназначение в жизни. Не каждому такая ноша по плечу. Потому я здесь.

– И как вы будете помогать? – в недоумении спросил Тони. – Научите меня своим трюкам?

– Нет, учить тебя я не собираюсь. Я дам несколько советов и…

– Советы? – перебил его Тони. – И всего‒то?

– Слушай меня внимательно, – не обращая внимание на реплику Тони, спокойно продолжил мистер Джонсон. – И первый из них – никогда, ты слышишь меня, никогда не спорь со мной! Даже, если советы и мысли покажутся бесполезными, не спорь! Просто позже спокойно обдумай их, и поймёшь, что я прав. Если согласен со сказанным, я продолжу. Если нет, то не стану больше надоедать своими стариковскими нравоучениями. Что скажешь?

Тони внимательно посмотрел на «старика». От него исходили спокойствие и уверенность. В голубых глазах поблёскивали искорки. Он улыбался – искренне и с симпатией. «Странно, – подумал Тони. – Он улыбается как бабушка. Да, эта точно бабушкина улыбка». Тони на миг показалось, что увидел бабушку – она улыбалась и подбадривающе кивала головой. Потом образ бабушки растаял, и он увидел сидящего рядом мистера Джонсона, терпеливо ожидавшего ответа. И Тони вдруг стало спокойно: пропало желание спорить, иронизировать, сомневаться, сердиться, бояться… Хотелось одного – поверить и следовать.

– Я принимаю ваше условие, – тихо ответил Тони.

– Спасибо за доверие. Признаюсь, и не ожидал другого.

Тони уловил в голосе мистера Джонсона нежную нотку. Тот, почувствовав состояние Тони, продолжил таким же тоном:

– Вот и хорошо. Мы договорились. Теперь второй и самый главный совет.

Мистер Джонсон пристально посмотрел на Тони – похоже, хотел ещё раз в чём-то убедиться. Затем спросил:

– Тони, ты мне поверил?

– Да, – согласился Тони.

– Почему?

– Не знаю, – признался Тони и сам удивился своему ответу.

– Верно. Ты мне поверил не потому, что я сказал то, во что ты хотел верить. Я не подыграл твоим желаниям. И не обещал ни-че-го, – последнее слово мистер Джонсон выговорил по слогам. – Ты просто поверил, как верит ребёнок матери, чувствуя – не зная и не понимая, а лишь чувствуя – в ней защиту. Чувствуя, что мать никогда не предаст, не обманет, не бросит. С взрослением может произойти некоторая переоценка этого чувства. Как у тебя, например. Но я говорю о чистом ребёнке и настоящей матери.

Тони, боясь пропустить хоть слово, внимательно слушал.

– И я благодарен тебе за это. Вера – великая сила. И мой второй совет – поверь в себя. Так, как ты поверил в меня. Без поиска логического. Без обоснования – почему я должен верить? – причин. Просто возьми и поверь. В себя, в свой редкий уникальный дар, в свои силы! И, поверив, ты достигнешь всего, о чём мечтаешь.

– Я старался, но у меня ничего не получилось.

– Тебе казалось, что стараешься. А на самом деле? Какой-то, – мистер Джонсон задумался, – не хочется доходить до оскорбления… неумный человек, случайно ставший тренером, не помог ребёнку, а усугубил ситуацию своими злыми словами.

– Но он был прав. На тренировках я был лучше, а в игре… увы.

– И в этом была причина, в которой тренер обязан разобраться.

– Я сам пытался понять, но ничего не вышло. А тут чужой человек, видевший меня не более десятка раз.

– Ты его не защищай! Он взрослый! Для меня тренер, в первую очередь, учитель.

Тони вздохнул и пожал плечами.

– Понимаешь, – мягко начал мистер Джонсон, – люди рождаются с разными причудами. Кто-то, завидев чёрную кошку, плюётся и переходит на другую сторону улицы. Смешно, правда? У других причуды серьёзнее – боязнь высоты, замкнутого пространства или летать на самолётах. Есть и совсем болезненные, мешающие человеку в повседневной жизни.

– Вы причудами назвали фобии. Чтобы не обидеть меня? Но честнее будет – психи? – грустно улыбнулся Тони.

– Вроде этого. Но это не про тебя. Ты человек ответственный. Когда тренер говорил – умри, но сделай на все 100, ты так старался, что приходил в излишнее возбуждение и… срывался. Тренеру поддержать тебя, успокоить. А он молотком… И твой мозг запомнил такую ситуацию. Как говорят специалисты, устойчивое негативное запоминание.

– Не очень понятно, – заметил Тони.

– Конкурс – сродни спортивному соревнованию. Борьба с соперниками-конкурентами. В этот момент у тебя в мозгу включается «кнопочка» и возникает страх за возможную неудачу. Её ещё нет, но ты заранее боишься. И возможность становится реальностью.

– Так что мне делать? – понуро спросил Тони.

– Выкинуть «кнопочку» и поверить в себя.

– В такой последовательности?

– Нет, – улыбнулся мистер Джонсон. – Поверишь в себя и «кнопочка», испугавшись, сама растворится.

Тони слушал внимательно, но с большим сомнением: «Неужели всё так просто? Поверил в себя и стал великим фокусником? Поверил в себя и начал приносить радость людям своим искусством? Поверил в себя и заработал большие деньги, но не для себя, а на поиск лечения болезни моей Никки и всех детей, страдающих этим страшным недугом?»

– Я не обещал, что будет просто, – возразил мистер Джонсон. – К вере добавишь труд: многочасовые и изнуряющие репетиции манипуляций и фокусов. И часто через «не могу», когда сил уже, кажется, нет ни на что. И тогда придёт успех, и ты выполнишь свои планы. Они мне нравятся! И не забудь, верь в себя!

Мистер Джонсон, пару раз коснувшись плеча Тони, исчез. Лишь формочка с остатками обеда, да книга, с шелестящими от лёгкого дуновения воздуха страницами, лежали на скамейке. Он повертел в недоумении головой по сторонам, стараясь понять куда делись мистер Джонсон и сумка с пистолетом, но вокруг – никого. И звонкие трели соловья – «откуда взялся соловей?», подумал Тони – неслись с верхушки могучего дуба.

Мистер Джонсон – как появился ниоткуда, так и ушёл: в никуда.

♠ ♣ ♥ ♦

У Тони давно не было так много свободного времени – колледж, работа в компании и подработка в доме для престарелых полностью заполняли день, часто захватывая и ночь. Уже не нужно, рано встав, наспех проглотить бутерброд, запив его обжигающим кофем, и, приготовив немудрённый завтрак дочери, бежать на работу. Теперь каждое утро Тони и Никки гуляли в парке – неторопливо, круг за кругом, пока дочери не становилось тяжело сидеть в коляске, и она просилась домой. Свою утреннюю свободу Тони объяснил дяде Гривасу и Никки, что компания отправила его на учёбу и занятия начинаются в два часа дня. За полчаса до этого времени Тони аккуратно укладывал еду в сумку и уходил «на учёбу». «Занятия»» проходили в самом дальнем и безлюдном уголке парка. С наступлением зимы они перенеслись в комнату, специально снятую за небольшие деньги.

После мистической встречи в парке Тони непреодолимо тянуло к картам. Он мог часами спокойно придумывать новые и отрабатывать старые фокусы и манипуляции. Тони не помнил, чтобы он так настойчиво тренировался: по пять-шесть часов ежедневного тяжёлого, до изнеможения, когда руки отказывались слушаться, труда. И он почувствовал – к нему приходят уверенность и лёгкость. Карты как послушные дети понимали его с «полу-движения»: летали, прятались, менялись местами, появлялись, исчезали…

Тони спешил подготовиться к следующему сезону «В Америке есть таланты». Он понимал: до победы – долгий и изнурительный путь. И пройдёт его один. И не важно, как ты талантлив, или насколько уникально твоё мастерство, или как воспринимает тебя публика. Важно одно – ты победил или нет.

Верил ли Тони в успех? Он не задумывался об этом. Но появились уверенность в собственные силы и желание победить. Странно и неожиданно: неверие в себя и отсутствие амбиций давно стали «спутниками» его жизни. И уже первый шаг – предварительное продюсерское прослушивание – покажет, насколько он готов к борьбе.

Тони никому не сказал о своих планах. Но предупредил Никки, что назавтра ему предстоит сложный экзамен по налогообложению. Сколько экзамен продлится он не знает, но надеется вернуться домой не очень поздно.