Читать книгу Яблони на Марсе (сборник) - Александр Бачило, Карина Шаинян, Сергей Фомичев - Страница 3

– Побежала, побежала! – азартно вскрикнул длинный как жердь, черный от загара фермер.

Китаец за рулем вздрогнул, и машина опасно вильнула. Вик вытянул шею в окно. По обочине пронеслась крупная рыжеватая птица на голенастых ногах. Суматошно захлопав крыльями, она нырнула в сторону – пестрые перья тут же слились с желтоватой травой. Вик отвернулся, жалея, что не успел включить цифровщик – мелочь, но, может, любителям природы пригодилась бы.

– Сообразила наконец! – хмыкнул длинный. – Как здесь пахать перестали, так они расплодились… Глупая птица: здоровая как конь, дури – по горло, а летать толком не умеет.

Дрофа скрылась из виду. Вик чихнул и закрыл окно. Ноздри забиты пылью, фермерский грузовик прыгает на ухабах так, что желудок вот-вот выскочит… Нет, вряд ли запись кто-нибудь купил бы. Ему не везло с оцифровками: обязательно какая-нибудь мелочь все испортит, не жара – так комар в руку вцепится. Хотя не в комарах, конечно, дело. Вон Глеба-Большого в Саянах жрали так, что он почесаться не успевал, а по его съемкам полсотни человек в день ходит.

* * *

Они были странник-сквоттеры. Странник – и от «странствовать», и от «странно». Найти необычное место. Обжиться. Прочувствовать. Стать своим. Сделать оцифровку, создать новую чувствилку, по которой, возможно, потом будут ходить сотни людей, дуреющих от скуки в заново отстроенных по единому шаблону городах. Странник-сквоттеров можно встретить в монастырях и заброшенных деревнях, в джунглях, в пустынях, на антарктических станциях.

Глеб-Большой говорил, что их предками были берлинские хиппи, нелегалы из Тибета и гватемальские партизаны. Глеб-Большой жил на маяке, крокодиловой ферме, в замке на Луаре. В плавучей деревне морских цыган. На заброшенной вилле кокаинового короля, где в пробитые минометами дыры в стенах заходили лягушки, а то и кто-нибудь покрупнее…

Глеба считали лучшим. Большинство записей, как ни старайся, какой навороченной аппаратурой ни пользуйся, – всегда разочаровывают. Вроде и был там, видел своими глазами, ощутил на собственной шкуре – а все же что-то не то. Уж как извращались в Голливуде – и все равно ничего не выходило. Сделать достоверную чувствилку – великое искусство. Мало кто умеет это. Глеб – умеет.

Конечно, это была идея Глеба – пожить на заброшенном космолете, легендарном «Аресе», первом и последнем транспорте, доставившем людей на Марс. Лучшая идея за последние несколько лет. Вик искал в себе следы радости, но радости не было. Корабль не звал его. Корабль обживать не хотелось.

* * *

Грузовик притормозил, переваливаясь через «лежачий полицейский» перед перекрестком. От грунтовой дороги налево уходила древняя бетонка. У развилки стояла будка; жестяной козырек над входом уныло поскрипывал на ветру. Вдалеке виднелись серые кубы каких-то зданий.

– Больниця, – сказал китаец. Его мускулистый затылок под короткими волосами собрался в напряженные складки. Долговязый поморщился и сплюнул.

Сквозь щели между дорожными плитами пробивались чахлые кусты. Рядом с серой от пыли будкой охраны качался ржавый шлагбаум. На шум машины неожиданно выглянул солдат с автоматом наперевес, проводил машину скучающим взглядом и снова скрылся за фанерными стенами. Вик покрепче вцепился в поручень, чтобы не свалиться с сиденья на очередной яме, и стал смотреть вперед, туда, где на горизонте уже виднелся Корабль.

* * *

Когда-то они мечтали. Они читали с фонариками под одеялом, липли к экранам, представляли себя в экипаже, среди первых колонистов… Первая Марсианская была невозможным чудом, прыжком в отъезжающий поезд. Наверное, все предчувствовали, что скоро сладкая жизнь закончится, обратится в прах. Хотели разрядиться в короткой, но глобальной вспышке, прежде чем уйти со сцены. Воплотить детскую мечту, ту, что не давала покоя. Все понимали, что времени осталось – в обрез.

Они успели. В смутное время, когда, казалось, все человечество попряталось по норам, истерически наслаждаясь тающими хомячьими запасами, нашлись люди, которые смогли посмотреть вверх. Нашлись конструкторы, астрономы, физики; встала с одров старая гвардия, десятилетия проработавшая на Байконуре и в Плесецке… Нашелся экипаж: Ахметов – биолог, врач, Терпугов – геофизик, Антипов и Вонг – пилоты. И капитан Крылов, огромный, веселый, с громыхающим голосом, с сумасшедшим огоньком в глазах – настоящий герой из зачитанной до дыр приключенческой книжки. Вик с детства знал их имена наизусть. Он мечтал.

* * *

Корабль, напичканный автоматикой, вернулся на Землю. Экипаж – нет. Весь мир обошел посмертный снимок капитана Крылова: пятнистое, оскаленное, заросшее буйным волосом лицо. Фотографии тела пилота Вонга в сеть так и не попали: никто не решился выложить. А трое других вовсе остались на Марсе… Видео восстановить не удалось. Неповрежденной оказалась только одна из первых записей-чувствилок – слабая, неполная, не дающая ответа ни на один из тысячи вопросов. Там тоже была степь. Бесконечная красноватая степь под маленьким злым солнцем…

В корабле собирались устроить музей, но вскоре стало не до того. Он так и остался дико торчать посреди степи; дожди и песок годами сдирали с него окалину, вылизывали бока, и теперь он был виден издали – сверкающая на горизонте точка, постепенно превращающаяся в стоящий на ребре, ослепительно горящий под лучами солнца диск.

* * *

– Видал, полировочка? – подмигнул долговязый. Вик кивнул. – Только не помогла она им… А нечего человеку лезть куда не просят! По мордасам его, по мордасам! Верно, Леха?

Китаец неопределенно качнул головой и вдруг остановил машину.

– Дальше не проехать, – сказал он и отвел глаза. Вик подхватил рюкзак и спрыгнул в колею.

– Спасибо, что подвезли, – сказал он. Китаец кивнул и налег на руль, разворачивая грузовик. Долговязый приветливо помахал рукой.

– Напрямки иди, не потеряешься, – выкрикнул он, и машина, поднимая клубы мелкого песка, поехала прочь.

Рыканье грузовика постепенно стихло, сменившись треском кузнечиков. Впереди блистал диск корабля, и к нему вела наезженная грунтовка. Вик оглянулся. Позади дорога была точно такой же, не хуже и не лучше – пыльная и колдобистая. Он пожал плечами и зашагал вдоль отчетливых следов шин.

* * *

Странник-сквоттеры расположились в десятке палаток между рекой и кораблем, прикрывавшим их от ветра. Странно – Глеб звал пожить на корабле, а не рядом с ним. В лагере было тихо, все казались пришибленными и слегка испуганными. Полузнакомые девчонки из Питера вяло возились у костра. Сквоттеров было немного, человек пятнадцать, но все они сливались в какую-то болотистую, копошащуюся массу – как колония паразитов, облепивших чудное растение.

Озадаченный Вик помахал рукой Андрею, который возился с удочкой. Тот равнодушно кивнул и снова уткнулся в снасти. Было душно, как перед грозой; мглистое от жара солнце трамбовало степь. Вик покрылся липким потом, и ему мучительно захотелось умыться. Он сбросил рюкзак на краю лагеря, пересек узкую, в два ряда, лесополосу и подошел к реке. Вода была медленная, с гладкой, как зеркало, поверхностью; она лежала в плоских берегах, словно забытая в бурьяне сизая жестяная лента. Лагерь отсюда походил на поселок беженцев. Вик поплескал в лицо водой и отправился искать Глеба.

Большой нашелся в тени стены. Он сидел, привалившись к гладкому металлу, почти скрытый полынью. Лица не рассмотреть за маской чувствилки – Большого можно было узнать только по широченным плечам и знаменитым патлам. Рядом на костерке булькал котелок с пахучим варевом. Вик кашлянул.

Большой снял маску и с силой потер бледное лицо. Взглянул сквозь Вика, витая где-то очень далеко.

– Не слишком у вас тут весело, – заговорил тот. – Случилось что-то?

– А? Да… Нет, все нормально, – рассеянно откликнулся Большой. – Приехал, значит…

Вик покосился на чувствилку в надежде разглядеть этикетку диска – если уж Большого так зацепило.

– Что смотрел? – не выдержал он.

– А? Первую Марсианскую. Видел? – Глеб вытащил диск.

Вик опешил. Кто ж не видел Первую Марсианскую? Зачем бы они вообще здесь собрались, если б не Первая Марсианская?

Большой ухмыльнулся.

– Сколько тебе тогда было? Восемь?

– Десять, – машинально поправил Вик.

– И с тех пор наверняка не пересматривал, – мрачно заметил Глеб и отшвырнул диск в сторону.

– Не пересматривал. Это срочно? Что здесь творится? – не отставал Вик. – Или вы просто обкуренные все?

– Не больше, чем обычно, – фыркнул Глеб.

– Хорошо. А почему тусуетесь снаружи? Я же тебя знаю – любой клоповник за два дня обживаешь.

– Не хотят. И я не хочу. Все-таки там семь человек умерло.

– Когда это тебя останавливало? Или Андрюху? Он вообще в склепе под Манагуа жил, извращенец.

– А ты загляни туда. Походи. Потом поговорим.

– Что, настолько все плохо?

Глеб пожал плечами, сердито помешивая в котелке. А Вик вдруг полностью потерял нить разговора, потому что увидел Женьку.

* * *

Она почти не изменилась – маленькая, смуглая, встрепанная, увешанная феньками и бусами. Огромная пестрая шаль охватывала ее плечи и свисала на груди странными толстыми складками, которые Женька почему-то бережно поддерживала. Двигалась она непривычно: плавно и осторожно, будто держала в руках хрупкую драгоценность.

– Мы мечтали, мы мечтали, наши пальчики устали… – пропел Глеб, перехватив взгляд Вика.

– Пошляк. Она одна приехала?

– Оставь, ей сейчас не до тебя.

Вик присмотрелся и не поверил своим глазам.

– Женька! – завопил он. – Тебя все-таки захомутали!

– Не дождетесь, – ответила Женька, подходя ближе. – Данька, познакомься с глупым дядей…

Данька, уютно устроенный в шали, обозрел Вика огромными глазами и наладился было зареветь, но, к счастью, передумал. Глеб налил в тарелку супа, выскреб из углей пару печеных картофелин.

– Давай подержу, – предложил он. Женька благодарно кивнула. Глеб аккуратно подхватил крошечное тельце, и младенец тут же с наслаждением вцепился ему в патлы. Женька хихикнула и разломила картофелину.

– Чтоб мы делали без дяди Чена, – пробормотала она с набитым ртом и захрустела огурцом.

– Фермер здешний нас подкармливает, – объяснил Глеб, осторожно высвобождая бороду из цепкой хватки Даньки, и вдруг спросил: – Ты отличишь одного китайца от другого?

Все рассмеялись.

– У Глеба теперь пунктик на китайцах, – сказал Андрей. – Как дядя Чен здесь появился, всех спрашивает…

– А все-таки? – не отставал Глеб.

– Ну, если знакомые, – промямлил Вик.

– Незнакомые, – оборвал Глеб. – По фотке, например. Можешь сказать, где один и тот же человек, а где два похожих?

– Нет, конечно, – пожал плечами Вик. – Да и не только с китайцами так.

– Вот то-то же, – загадочно изрек Глеб и замолчал.

Собравшийся на обед народ постепенно разбредался. Женька растянулась на траве, уложила Даньку на живот и закрыла глаза. Вик сложил остатки картошки в котелок и отставил в сторону.

– А откуда дровишки? – спросил он.

– М? – рассеянно прогудел Глеб.

– Откуда бабло? Или дядя Чен кормит из высших соображений?

– Милосердие Будды бесконечно… Немного оттуда, немного отсюда… батрачим потихоньку…

– Батрачите, – сочувственно покивал Вик. – Надрываетесь.

В проходе между палатками на длинных, как у богомола, ногах вышагивал тощий парень со светлой бородкой. Голова его была обмотана на манер чалмы футболкой, а в руке исходил паром пузатый заварочный чайник. Вид у парня был совершенно отсутствующий. Выбравшись из паутины растяжек, он присел на корточки рядом с лежащими в траве девчонками из Питера и, не выпуская из рук чайника, уставился в пространство.

Все выглядело совершенно нормально. И совершенно Вику не нравилось.

– Говорят, цивилы дали тебе большой заказ, – тихо сказал он.

– Говорят, что в Камбодже кур доят, – огрызнулся Глеб.

– В Москве, – поправил Вик. – В Москве кур доят.

– Какая разница! – рявкнул Глеб.

* * *

– В больницу меня дядя Чен отвез, – рассказывала Женька, мягко покачивая Данила. – И Чарли со мной поехал – сказал, что ходил на курсы первой помощи и, если что, сумеет принять. – Женька засмеялась. – Только толку от него было немного. Затащил меня к заброшенному корпусу, чуть дверь не выломал, охраны набежало – не продохнуть… если бы дядя Чен не вмешался – неизвестно, чем бы дело кончилось.

– Что за Чарли?

– Ну, тот англичанин, – невнятно пояснила Женька. – Или шотландец?

– Откуда он здесь взялся?

– Не помню. Чарли, – заорала Женька, – откуда ты взялся?

Парень с чайником остановился и покачался на носках, задумчиво вглядываясь в фарфоровые глубины. Наконец его осенило; лицо озарила слабая улыбка.

– Фром Глазго, – крикнул он.

– Из Глазго, – бесполезно перевела Женька.

– О господи, – сказал Вик и повалился на спину.

– У них там считают, что Первая Марсианская – фейк. Он приехал за доказательствами…

– Нашел? – усмехнулся Вик, глядя, как шотландец – с чайником в одной руке и чашечкой в другой – медитирует на стену корабля. Чарли отпил из чашки, вытряхнул остатки заварки в траву и снова застыл, скользя глазами по гладкой поверхности. Доказательства ему…

Вик вдруг вспомнил охранника у будки, провожающего машину подозрительным взглядом.

– Что за заброшенный корпус, которому охрана нужна? – спросил он. – Что они там сторожат, интересно?

К его удивлению, Глеб вдруг смутился, разве что не покраснел.

– Ничего интересного, – пробурчал он в бороду.

– Ну, конечно, раз ты пролезть не сумел – так ничего интересного, – так же тихо ответил Андрей.

– Я и не пытался, – буркнул Глеб.

Вик недоуменно следил за этим диалогом. Похоже, Глеб что-то скрывал, причем серьезное: обычно о его приключениях знали все.

– Наркоту? – подумав, предположила Женька. – Сам знаешь, какие тут места.

– Знаю. Сиди себе на экологически чистой травке…

– Говорят, там психушка была, – вмешался Андрей.

– Хочешь сказать, что я рожала по соседству с дурдомом? – возмутилась Женька.

– Да нет, – сник Андрей. – Ее закрыли давно. Там сейчас вообще ничего нет.

– Ничего нет… а охрана с автоматами – есть.

Вик начал задремывать. Жара стала совсем невыносимой, марево сгущалось в тучи, и где-то вдалеке уже рокотал гром. Он приближался неестественно быстро. Очнувшись, Вик сообразил, что грохочет грузовик, подпрыгивающий на пыльных ухабах. Андрей приподнялся на локте и поглядел на дорогу.

– Дядя Чен приехал, – сказал он. – Странно. Только позавчера здесь был.

Лысая голова дяди Чена походила на печеное яблоко – круглая, коричневая и сморщенная. Видно было, что старик часто и охотно улыбается – от уголков глаз веером расходились веселые морщинки. В его лице читалось что-то родное, будто китаец и правда был давно позабытым добрым дядюшкой. Но сейчас фермер выглядел серьезным. Он отозвал Глеба в сторону и тихо заговорил.

– Народ, там в кузове яблоки, разгрузите… – закричал Глеб. – Чепуха какая-то, – громко сказал он, вернувшись. – Спрашивает, не видели ли мы чужих. По всей степи кого-то ищут. Говорит – армия. Говорит – скоро до нас доберутся, и лучше, если мы ничего не будем знать.

– Что не будем знать? – спросил Вик.

– А вот этого он не сказал. Странно все это… – неестественно тонким голосом проговорил Глеб.

Вик посмотрел на дядю Чена. Он боком сидел в кабине своего грузовичка и смотрел, как сквоттеры таскают к костру мешки. Над лобовым стеклом тихо звенели на сквозняке колокольчики, шевелились красные ленточки и амулеты. Дядя Чен улыбался и мелко кивал. Глеб крякнул, взвалил мешок с яблоками на спину. Между бровями Большого пролегла глубокая складка. Испугался он, что ли… Но с чего бы вдруг – армии до нас нет дела, а нам – до армии. Боится, что погонят? Вряд ли… сколько здесь уже лагерь стоит? Хотели бы – давно поперли. Что-то случилось, и Глеб, похоже, догадывается, что именно…

Вик вгляделся в степь, и ему показалось, что далеко-далеко видна рассыпавшаяся вдоль горизонта цепь солдат. Они кого-то искали. Кого-то, кто знает, что находится в заброшенном корпусе больницы, внезапно сообразил он.

* * *

Гроза налетела на лагерь без предупреждения и принялась хлестать тугими жгутами ливня. Отсиживались в палатке, но ясно было, что сухими им не остаться. Над степью непрерывно гремело; дважды молнии били по кораблю – слышалось шипение и запах раскаленного металла. Теперь Вик сообразил, почему никто не воспользовался тенью «Ареса», которая могла бы защитить от солнца.

Внезапно полог палатки взлетел вверх, и в тамбур, пригибаясь и закрывая собой ребенка, просунулась Женька.

– Мою палатку снесло! – проорала она, смахивая с лица потоки воды. – Вот, успела спасти!

Она швырнула Андрею сверток одеял и нырнула следом. Парни подвинулись, освобождая место, и Вик тут же угодил задом в подтекшую под стену лужу.

– Переночую у вас? – спросила Женька, озираясь и отжимая волосы. – Хотя вас тоже сейчас зальет.

– Может, на корабле? – неуверенно предложил Андрей. – Там хотя бы сухо.

Глеб покачал головой, но ничего не сказал. Женька покусала губу.

– Неохота… – протянула она. – А, Данька?

Данька чихнул, и на Женькином лице проступила тревога.

– Сыро здесь, – сказала она, поежившись. – Поможете перебраться?

* * *

Воздух на корабле был неподвижным и мертвым, с еле заметным душком застарелого пота, давно не мытого мужского тела. Слишком много металла, пластика, галогенового света, белых, не потускневших за десятилетия поверхностей. Шаги порождали дребезжащее эхо. Вик вдруг сообразил, что попал на корабль первый раз с тех пор, как приехал, – ну и сквоттер! Любопытство шевельнулось и притихло, подавленное ощущением неуместности. Что ж, теперь он хотя бы понимал, почему все так и сидят по палаткам, даже не пытаясь устроиться внутри. Навстречу из белых недр корабля вынырнул хмурый, почти рассерженный Глеб. «В капитанскую, сюда», – негромко распорядился он.

За спиной заворочался и тихо захныкал Данька. Вик толкнул дверь – она легко подалась, и тут же автоматически зажегся свет. В капитанской каюте все тоже было белым, как в больничной палате, блестящим, неживым, и странным, почти пугающим казался запах пота, который чувствовался здесь сильнее. Но в углу крепилась койка, и на ней лежал тонкий продавленный матрас. Вик бросил на него спальник, стараясь не думать о том, что именно здесь, скорее всего, умер капитан.

– Н-да, – сказала Женька, оглядевшись. – Ну ладно, одну ночь вытерплю.

* * *

Через полчаса все-таки удалось загнать Глеба в угол. Слухи о большом заказе не давали Вику покоя: он знал, что, несмотря на уговоры, Глеб избегал связываться с крупными конторами, и такая смена принципов почему-то тревожила. Да и любопытно было: что ж за заказ такой, что Глеб не устоял…

– Ладно, – сдался наконец Большой. – Как бы тебе объяснить… В общем, пришел ко мне один хрыч и заявил, что ничего не было. Не пялься, Первой Марсианской не было. Запись – полная лажа.

– Мало ли кто чего говорит, – пожал Вик плечами. – Тоже мне новость. Ты сам сколько на форумах бился. Возьми Чарли – он вообще был уверен, что приедет, снимет декорацию и свалит!

– Так хрыч сильно не простой. Такой… с погонами. В общем, трудно было не поверить.

Вик схватился за голову. То-то Глеб все вопли о подделке игнорирует, отмалчивается, – а раньше рубашку на груди рвал. Его, наверное, давно зацепило – неувязки, не заметные нормальному глазу, Глеб видел насквозь. То ли кинестетика слишком хорошая – тридцать лет назад таких цифровщиков не было даже у военных. То ли показался подозрительным запах воздуха в скафандре. Черт разберет Глеба, как он это делает и как понимает…

– Подожди, – сообразил наконец Вик. – А от тебя этот, с погонами, чего хотел? Зачем ему тебе рассказывать?

Глеб тяжело вздохнул.

– Они собираются раскрутить запись заново… только вот за двадцать лет в чувствилках стали разбираться лучше и лажу могут просечь. Так не мог бы я ее подредактировать…

– И ты согласился? – обалдел Вик. – Ты поэтому здесь торчишь?! Вдохновляешься, мать твою?!

– Остынь…

– Я полжизни мечтал о второй, – проговорил Вик. – Я полжизни мечтал о второй, как идиот, а ты собираешься делать идиотами других…

– А что я должен был делать?! – заорал Глеб. – Если все узнают, что первая – фальшивка, второй уже точно не будет, придурок! Визжать на всю сеть, что Первая Марсианская – сплошной фейк? Ты бы так сделал, да?

– Это было бы честно, – тихо ответил Вик. В голове у него царил сплошной сумбур. Что у него в жизни было настоящего? Мама, собака и бледная, полная лакун копия знаменитой записи… Да дурацкое странник-сквоттерство, в которое он, бездарь, влез вслед за Глебом. Мама давно умерла. Собаку еще раньше поймали и съели бомжи. А запись – осталась… и Глеб – вот он, стоит, намотав патлы на кулак, и смотрит куда-то в сторону.

Между горизонтом и свинцовыми тучами очистилась полоска неба, и оттуда били красные закатные лучи. Глеб молчал, щурился на солнце.

– Понимаешь, какое дело, – наконец проговорил он. – Тут такое дело…

– Да какое дело? – Вику хотелось плакать. – Вранье сплошное… Я портрет капитана на стене держал… идиот…

– Понимаешь… – замялся Глеб. – Запись, конечно, лажа. Только не вся.

* * *

Устроившись в капитанской каюте, Женька собралась было послушать музыку, но передумала: надевать наушники почему-то показалось опасным. Ей было не по себе в пустом корабле. Женька чувствовала себя одинокой и несчастной; все чудились какие-то шорохи, постукивания, будто заброшенный корабль жил своей тайной жизнью. И Данька тоже беспокоился, капризничал, то и дело принимался реветь. Женька начинала бояться, что он заболевает. Уложив сына на койку, она включила в каюте весь свет, плотно прикрыла дверь и легла, надеясь подремать.

Кто-то шел по коридору. Кто-то ужасный шаркал, охал и сопел, звуки прорывались сквозь дрему, складывались в картинки – огромный леший подкрадывался к парализованной сном Женьке. Испуганно захныкал Данька, и это наконец вывело ее из муторного оцепенения. «Эй, кто здесь?» – окликнула Женька. Никто не отозвался, но звук шагов затих, будто кто-то прятался на корабле. И этот запах… нет, уже вонь. Женька встала, взяла Даньку на руки и отошла в глубь каюты, напряженно прислушиваясь и жалея, что дверь нельзя запереть.

Снова раздались шаркающие шаги, теперь – совершенно отчетливые. Женька застыла от ужаса, все крепче прижимая к себе сына, и уставилась на дверь. Ей очень хотелось подпереть ее чем-нибудь, но от страха девушка не могла сдвинуться с места. Шаги приблизились и затихли. Теперь Женька была уверена, что кто-то стоит перед каютой. «Кто здесь?» – повторила она, и тут дверь распахнулась.

На пороге стоял капитан Крылов. Он уставился на Женьку безумными мутными глазами, раскрыл беззубый рот, собираясь что-то сказать, – и тут Женька зажмурилась и завизжала.

* * *

Уже стемнело, а они так и сидели под боком «Ареса». Неизвестно, о чем думал Глеб. Может, о том, что честнее – говорить правду или создавать мечту. Вик же размышлял о Первой Марсианской. Было? Или не было? Ложь? Правда? Мертвое лицо капитана, заросшее нечистой бородой, – фальшивка? Бесконечная марсианская степь, холод, пугающая легкость в ногах – подделка?

Дикий визг, чуть приглушенный стенами, оборвал поток мыслей. Отчаянно зарыдал младенец. Ступор прошел, и Вик, сшибая на пути какую-то посуду, бросился к «Аресу». Отшвырнул с дороги бегущего туда же подростка, столкнулся у входа с Глебом и вслед за ним взлетел по трапу. Они успели вовремя: Женька, совершенно невменяемая, вывалилась им на руки из каюты. Губы у нее побелели, глаза в свете фонаря были как плошки. Она тряслась и всхлипывала – неслышно за воплями побагровевшего от натуги Даньки. Подхватив Женьку под руки, Вик с Глебом кое-как свели ее вниз по трапу и бросились разводить костер. Потоптанный подросток сунул к перекошенному Женькиному рту кружку с водой.

Андрей качал на руках Даньку и гудел в темпе похоронного марша какой-то древний рок-н-ролл. Как ни странно, младенца это успокаивало; он еще пару раз всхлипнул и затих. Женька немного пришла в себя, взяла в руки кружку. Зубы застучали об край, когда она попыталась пить; Женька закашлялась, отставила кружку в сторону.

– Кажется, я видела призрака, – чуть заикаясь, сказала она.

– Какого призрака?!

– Крылова… Капитана Крылова…

Женька спрятала лицо в ладони и снова расплакалась.

* * *

Как оказалось, она успела многое рассмотреть. Седые длинные волосы и борода обрамляли лицо в глубоких морщинах и коричневых пятнах, и руки тоже пятнистые, усохшие, с желтыми ногтями. На капитане были кальсоны и серая рубашка с завязками у ворота – наверное, поддевка под скафандр… Он выглядел как глубокий старик… но все-таки это, несомненно, был капитан.

Вик не знал, что и думать. Это же она, Женька, которая никогда не истерила, ничего не боялась и посмеивалась над мистиками, которых среди сквоттеров, конечно, много. Но поверить в привидение тоже трудно. Вик посмотрел на Глеба и похолодел: Большой мучительно кривился, тер лоб и шевелил губами, будто пытался решить в уме сложную задачу. В руках он вертел диск с записью Первой Марсианской.

* * *

Вик почти боялся увидеть во сне мертвого капитана. Слишком много всего произошло за один день, слишком загадочно оно вертелось вокруг злосчастной экспедиции, память о которой оказалась такой мрачной. Но заснуть так и не удалось. Едва задремав, он услышал шелест тихих голосов. Кто-то переговаривался рядом с палаткой; задрожала нейлоновая стенка – не смотрят под ноги, болваны, сейчас все растяжки повыдергивают… Потом кто-то ахнул и закричал:

– Эй! Марсовы слезки зацвели!

Растеряв остатки сна, Вик торопливо расстегнул спальник. Марсовы слезки раскрывались только дважды в день, перед рассветом и в сумерках, и пропустить первое цветение не хотелось… особенно после вчерашнего вечера и сумасшедшей ночи. Может, марсовы слезки – это ответ, смутно подумал он и выбрался из палатки.

До самого горизонта стелился жемчужный свет, и ковыль волнами шел под легким ветром, как полупрозрачное серебристое покрывало, наброшенное на алый бархат. Вик отошел на край лагеря и присел на корточки. Кисти глубоко красных цветов-бубенчиков чуть подрагивали на коротких тонких стеблях, укрытые травой. К ароматам степи и запашку лагеря примешивалось сладко-горькое, ни на что не похожее благоухание – так пахло в детских мечтах звездное небо, огромные пространства, дорога, воля.

Вик сорвал один цветок. Он тут же истаял на ладони в прах, оставив лишь хрупкую охряную скорлупку.

– Многие думают, что это всего лишь мутация, – тихо сказал за спиной Чарли.

– Строго вокруг корабля?

– Конечно. Топливо. Излучение… Хочешь чаю?

Вик стряхнул остатки цветка с ладони и взял чашку.

– А что думаешь ты?

Чарли пожал плечами.

– Я думаю: хорошо, что они есть.

* * *

На следующую ночь устроили засаду на корабле. Напросился и Чарли – ему не смогли отказать, когда он серьезно и старательно произнес:

– Если появится призрак, я с ним справлюсь. В Шотландии очень много призраков. Я привык.

И они пошли на корабль – Чарли, Андрей и Вик, одолеваемый смутными предчувствиями. В привидения он не верил. Он верил в Глеба – когда-то. А теперь… Глеба звали – но тот отказался. Отказался сделать запись о том, как ждали на заброшенном звездолете призрак капитана! Их он тоже пытался отговорить, но Вик уперся. Он хотел знать, что происходит. И кто до одури напугал Женьку – тоже хотел знать.

На корабле все было именно так, как она рассказывала. Белый стерильный свет и муторный запашок. Воздух с привкусом древней дезинфекции и металлическое эхо. Шаркающее шаги. Скрип медленно раскрывающейся двери в каюту. Дикое, ужасающее лицо, один в один похожее на посмертное фото, и желтоватые пятна на рубашке с завязками…

– Чего ты хочешь, о призрак? – хрипло выговорил Чарли.

– А где этот ваш главный волосатик? – спросил призрак. – Он мне яблочек обещал, яблочек обещал потереть…

* * *

Это был капитан Крылов собственной персоной – невероятно дряхлый и совершенно безумный, главный пациент секретной психбольницы, по горькой иронии расположенной совсем недалеко от места, где он посадил свой корабль. Вик подумал – может, он сошел с ума, когда «Арес» совершил посадку на Марс? А может, чуть раньше, а может, чуть позже, когда вышел под бесконечно чуждое фиолетовое небо и увидел бесконечную степь, бескрайнее море цветущих марсовых слезок. Но ведь экспедиции не было, вдруг вспомнил он.

– Схожу за яблоками, – сказал Чарли и двинулся к выходу. Его остановил мрачный голос Глеба.

– Ну ладно, поиграли и хватит, – сказал он, боком вдвигаясь в каюту. – Капитан, я же просил вас не показываться…

– Да брось, Глебушка, они хорошие ребята, никому не расскажут, – добродушно отмахнулся Крылов. – Не расскажете же?

Вик с Андреем старательно замотали головами, а Чарли вдруг нахмурился.

– Мы, конечно, не расскажем, – сказал он. – Но что именно мы не расскажем?

Глеб глубоко вздохнул.

– Помнишь, Чарли, как Женьку в больницу возил? – спросил он. Шотландец кивнул. – Сперва я ничего не понял, полез туда, просто потому что давно хотел снять чувствилку-саспенс. Ну, типа – ветер, заброшенный корпус, чуваки с автоматами…

– Да, мы поняли, – поторопил его Вик, нервно косясь на Крылова.

– Ну, в общем… – повторил Глеб…

Обойти охрану оказалось не то чтобы легко, но и не слишком трудно – на входе Глеб прикинулся пациентом, а на пустынной, в пыльных смерчиках территории практически безлюдной больницы – очень тупым пациентом. Дверь в заброшенный одноэтажный корпус была, конечно, заперта, и Глеб для начала решил обойти здание кругом. Он продирался сквозь серую от пыли полынь, когда внезапно его хриплым шепотом окликнули из окна.

– Эй, волосатик, – услышал Глеб. Поднял голову и увидел прижатое к решетке лицо Крылова…

Сначала он просто не поверил себе. Потом – сопоставил полупустые здания, в которых даже пластырь, наверное, не сопрешь, безобидных фермеров, населяющих окрестности, и охрану с автоматами. И запись-чувствилку Первой Марсианской, которая, конечно, фейк – но, кажется, не вся… К его досаде, Крылов и правда был невменяем. Из героя-космонавта он превратился в слабоумную развалину – интересовали капитана только яблочки, недоступные из-за больных зубов. Глеб ушел и вернулся на другой день с пакетом яблок, теркой и обрезанной бутылкой из-под воды, которую можно было передать через решетку.

Его усилия оказались напрасны: Крылов утверждал, что всегда находился в больнице и ничего в жизни не видел, кроме ковыльной степи, расчерченной оконной решеткой. Все ему чудилось, что он улетает куда-то с Земли, виделись другие планеты, – вот и сидит, потому что сам себе опасен. «Вспомните, – умолял Глеб. – Вы в самом деле были капитаном. Вы действительно летали на Марс. Вспомните ваш корабль – огромный блестящий диск. Если бы ваши окна выходили на другую сторону, вы могли бы видеть его прямо отсюда…» «Корабль помню, – легко соглашался Крылов, – здоровенная железяка. Приезжал один прыщ, возил фотографировать. Меня тогда в форму нарядили, красивая форма, получше, чем у тех, других… Только давно это было, я уже подробностей не помню. А чтоб на Марс летать – это ты что-то путаешь, волосатик». Глеб рычал и плевался, а Крылов отводил глаза и все твердил: корабль помню и фото, а остального – не было.

Глеб притащил ему запись экспедиции. Крылов пришел в восторг от «кино»: «Умеют же сделать, прямо как там побывал. Страшное место, – помолчав, добавил он. – Так и представлял». Это было все. Глеб пересказывал все, что знал о Первой Марсианской, – Крылов отводил глаза и пожимал плечами. Глеб уже сам себе казался сумасшедшим: может, он ошибается, и запись – подделка от начала до конца, как и сказал заказчик? Он все думал: может быть, если вытащить Крылова из-под надзора и привести на корабль, что-то проснется в изуродованной памяти, и тайна экспедиции окажется наконец раскрыта…

* * *

– И, в общем, пару дней назад я его похитил, – скучным голосом закончил Глеб и наклонил голову, прислушиваясь. Стены корабля глушили любые звуки, но входной люк оставался открытым, и сквозь него долетали возбужденные голоса. Они, не сговариваясь, бросились к выходу. Вик заметил, как капитан устремился следом, и успел подумать, что это лишнее, это нехорошо…

Вокруг корабля вспыхнули прожекторы, и мегафонный глас приказал выходить по одному. Глеб выругался, схватил Крылова за руку, отталкивая себе за спину – как будто мог защитить капитана от вооруженных людей, намеренных сохранить им самим неизвестную тайну навсегда. Крылов покачнулся, захрипел – Вик и Чарли бросились было на помощь, но резкий оклик и металлический стук снятого предохранителя остановили их.

Они вышли из корабля, стараясь не делать резких движений – где-то в темноте все больше нервничали вооруженные люди, и мегафон надрывался, грозя открыть огонь. Увидев их, из темноты вынырнул багровый от воплей лейтенант, открыл рот, собираясь что-то сказать, но Глеб вытянул руку, жестом останавливая его – и тот вдруг послушался. Глеб-Большой с кривой улыбкой посмотрел на Вика, на Женьку, Андрея, на всех остальных – будто прощаясь и прося простить. Вытянул из кармана какую-то бумажку, сунул под нос лейтенанту – и тот вдруг вытянулся и взял под козырек.

– На каком основании вмешиваетесь в операцию? – суконным голосом проскрипел Глеб.

– Ну и жук! – выдохнул Андрей с возмущением и восторгом. Глеб выговаривал. Лейтенант краснел, бледнел и явно мечтал провалиться сквозь землю.

* * *

Крылов умер у них на руках через десять минут – умер от старости и истощения в своей капитанской каюте. Угасающий мозг капитана уже не воспринимал реальность, погруженный в самые яркие и страшные воспоминания, и Вик, наблюдая за лицом Крылова, слушая его бессильное бормотание, понимал, почему запись подменили фальшивкой – если ее вообще подменяли. А как же остальные, вяло думал он. Такие же невольные актеры? Или герои, действительно погибшие на Марсе – или по дороге с него? По легенде, Вонг тоже вернулся… вернее, то, что от него осталось. По легенде. А на самом деле? Вик не понимал. Он мог только ужасаться и восхищаться вместе с умирающим капитаном. И в тот момент не было разницы, настоящий ли Марс они видели или иллюзорный, созданный больным воображением. Нет разницы, думал Вик. Если Марс настолько бесчеловечен, что лишает разума, то мечтать не о чем, и пусть себе Глеб клепает фальшивку, пусть создает поддельную мечту… Но в момент смерти Крылов наконец-то смог все забыть. Капитан вздохнул в последний раз, уверенный, что с минуту на минуту двигатели «Ареса» заработают и корабль унесет его на вымечтанный Марс. И Вик почти завидовал ему.

– Что теперь? Тело на опыты заберете? – спросил Глеб у сидевшего под кораблем лейтенанта.

– Какие опыты, – мрачно ответил лейтенант. – Кому это теперь нужно… – он слегка покраснел. – Вы похороните его… По-человечески.

– Без тебя бы не сообразили, – буркнул Глеб.

* * *

– Откуда у тебя эта бумажка? – мрачно спросил Вик. Вокруг насторожили уши. – Кто ты по ней? Генерал тайной полиции?

– Чушь несешь, – спокойно ответил Глеб. – Эту бумажку мне дал хрыч с погонами. На случай, если во время редактуры возникнут проблемы… Не хотел брать. А видишь – пригодилась.

Квадраты желтой смятой травы обозначали места, где стояли палатки. Сквоттеры сидели на рюкзаках, уложенных в тени корабля, и смотрели на дорогу, где вдалеке клубилось облако пыли. Лейтенант пообещал отвезти их на станцию.

– Мы останемся, – сказала Женька, укачивая Даньку. Волосы у нее были мокрые – успела искупаться напоследок. – Поживем у дяди Чена.

– Я тоже останусь, – сказал вдруг Чарли. – Не хочу в Эдинбург.

– В Глазго, – поправила Женька.

– Какая разница…

Глеб вдруг привстал.

– Андрюха, – окликнул он, – у тебя вроде с собой та книжка была? Про экспедицию? Дай на минутку!

Андрей со стенаниями принялся копаться в рюкзаке. Глеб пробормотал: «Отличишь одного китайца от другого, а, Вик?» Тот пожал плечами.

Андрей сердито протянул тоненькую потрепанную книжку, и Глеб раскрыл ее на предстартовой фотографии экипажа. Они стояли на фоне «Ареса» – молодые, подтянутые. Их лица сияли. Вик знал их имена наизусть. Кряжистый бородатый Крылов – капитан. Черноглазый носатый Ахметов – биолог и врач. Невысокий жилистый Терпугов – геофизик. Белокурый здоровяк Антипов и маленький китаец Вонг – пилоты. Глеб ухмыльнулся и захлопнул книгу.

– Так вы к дяде Чену? – спросил он у Женьки. – Точно?

– Угу, – ответила она.

– Расспросите его о марсовых слезках.

Женька удивленно нахмурилась, а Чарли вдруг заулыбался и хлопнул Большого по плечу.

– Я тебе напишу все, что узнаю, – сказал он.

– Поторопись, – ответил Глеб. – Мне для работы надо. Заказ сложный, а время уже поджимает.

Вик усмехнулся и в последний раз оглядел корабль и степь за ним. Там неслась по ковылю дрофа. Птица изгибала шею, далеко выкидывала мощные ноги и все трясла, трясла куцыми крылышками – будто вот-вот взлетит.