Читать книгу Цветок Тенгри. Хроники затомиса - Александр Беляев - Страница 4

Часть первая
ГЛАВА 3. Таинственная миссия

Оглавление

Итак, Андрей решительно вышел во двор (снова, как и вчера, он поднялся ни свет, ни заря) и проделал утренние гигиенические манипуляции, вдыхая полной грудью утренний, свежий воздух, правда, чуть-чуть попахивающий сероводородом Нафтуси. Погода, установившаяся около недели, и сегодня обещала быть отменной, сухой и не особенно жаркой, с приятным свежим ветерком и пушистыми кучевыми облаками на небе, обычно принимающими форму диковинных зверей. Затем Андрей десяток раз подтянулся на турнике, прилаженном между сараем и старой березой, на мгновение сдвинул точку сборки и вежливо поприветствовал умную старую грушу, молодых хвастливых яблонь и патриарха-булыжника. Правда, тут же вернул ее обратно в физическое восприятие, поскольку понял, что в противном случае ему снова придется выслушивать исповедь изголодавшихся по общению с человеком представителей растительного и минерального царств. Затем Андрей сел на крыльцо в позу лотоса (хотя раньше он так никогда не делал, но ему, почему-то, показалось, что это положение тела будет наиболее удобным), и стал ждать Аню, зная, что сегодня должно произойти что-то чрезвычайно важное (а разве то, что случилось вчера было не важным?). И еще, он твердо знал, что пойдет с ней хоть на край света, какие бы коварные и пугливые мыслишки не лезли в его, со вчерашнего дня, суперсовершенную голову. В конце концов, узнать, в чем заключается их миссия, можно было, только приняв в этой миссии участие.

Аня не заставила себя долго ждать, она появилась на крыльце уже умывшаяся, причесанная, свежая, без налета сонливости, очевидно, воспользовавшись хозяйской ванной комнатой. В первый момент, когда она появилась в дверях, в лице ее угадывалось напряжение и тревога, но чувства эти мгновенно угасли, как только она увидела Андрея в лотосе, на крыльце своего дома. Андрей же, поддавшись внезапно нахлынувшему чувству, вскочил, подбежал к крыльцу и изящно поцеловал Анину руку, словно галантно ухаживать за дамами, было для него хорошо знакомым делом.

– Да, что ты, не надо, – смутилась Аня, вновь на секунду сделавшись застенчивой пятиклассницей, быстро приближающейся к рубежу гормональных изменений в организме, – с тобой все нормально? А то мне было тревожно.

– А ты как считаешь? – Андрей сверлил ее глазами, но не успел продолжить начатую фразу, Аня его опередила.

– Знаешь, мне сон приснился, что с тобой беда чуть не приключилась… вернее, приключилась, но, в конечном счете, все хорошо закончилось, я эту беду немного подправила. И все же страх держался.

– Сон приснился? – удивленно посмотрел на нее Андрей, – а разве… а что за сон?

– Мне приснилось, что ты решил исполнить свою давнюю мечту, посидеть на туче, ну и исполнил ее, взлетел, а туча тебя не выдержала, ты провалился с огромной высоты и разбился в лепешку. Мне тогда пришлось идти в Тридевятое царство, добывать мертвую и живую воду из двух источников, собирать тебя на части и сращивать с помощью мертвой воды, а затем оживлять с помощью живой, ну, как в сказке про Иван-царевича и Серого волка. Сон был длинным-длинным, никак не кончался, во всех подробностях его рассказывать, мне дня не хватит. В общем, во сне мне тебя восстановить и воскресить удалось, но неприятный осадок после того, как я проснулась, оставался, вот я так тревожно на тебя и посмотрела.

– Разбился, говоришь, – растеряно пробормотал Андрей, машинально держа Аню за руку, пока она спускалась с крыльца после своей тирады, – а когда ты спать легла?

– Да, совсем рано, в полдесятого. Я после того, как Варфушу не обнаружила, уже дома разные манипуляции проделывала, кое-что выяснила, но после этого устала и быстро отключилась. А почему ты спросил?

– Ты за мной не подглядывала? – сверлил ее глазами Андрей.

– В каком смысле?

– На ментале, с помощью ясновидения.

– Да, нет, я варфушиной проблемой занималась, мне не до тебя было. А что?

– А то, – торжественно объявил Андрей, – судя по всему, ты мне жизнь спасла, правда я думал, что ты это осознанно сделала, но теперь выяснилось, что во сне, хотя не совсем понятно, какой энергетический механизм был при этом задействован. Дело в том, что как раз в то время, когда ты спала, я действительно свалился с облака… но не разбился. – И Андрей рассказал Ане о том, что случилось с ним как раз между десятью и одиннадцатью вечера. – Значит, – подытожил он свой рассказ, – в твоем сне я все же разбился, и только потом ты меня собрала и оживила! Странно, почему, если уж ты увидела во сне то, что в действительности произошло в самом начале, то в конце все было как в русской народной сказке? Мне кажется, что вещий сон, да еще с таким мощным внедрением в реальность (я даже не подозревал, что такое возможно), должен до конца все, как есть, показать.

– Не послушал все-таки, – покачала головой Аня, – а ведь я просила! А впрочем, чего удивляться, было бы странно, если бы ты не попробовал, ты настолько поглощен этими новыми игрушками. Что же касается моей помощи, она действительно осуществилась, минуя мой дневной рассудок. У меня есть предположение, что я тебе гораздо эффективней могу во время сна или астрального выхода помогать, минуя рассудочное «я». Я, ведь, и Нивенну вчера в свое измерение отослала, когда в трансе находилась, пытаясь Варфушу вызвать. Я потом уж к тебе подошла, когда все закончилось.

– Странно, – сказал Андрей, – а почему так?

– Пока не могу сказать, это догадка, и, если, я ее произнесу, то могу спугнуть птицу. Судьбе было угодно распорядиться так, что я в гораздо большей степени, чем другие люди, отвечаю за то, что произношу. Кстати, ты – тоже, и должен это серьезно осознать: слово – не воробей, и вначале было Слово!

– Это мне, пока, не совсем понятно, – передернул плечами Андрей, – и еще, что мне не понятно, – почему в твоем сне я сначала разбился, потом ты полночи живую и мертвую воду искала, затем меня склеивала, затем – оживляла, а в реальности эта помощь мгновенно осуществилась?

– Возможно, – развела руками Аня, – во сне мне удалось сгустить время. Возможно, удалось даже немного вернуть его вспять… скорее всего так.

Да, – задумчиво разглядывал свой туфель Андрей, – выходит, ты, и сама не понимаешь, как это произошло. Вернее, предполагаешь, но точно не знаешь. Я думал у тебя все это более осознанно происходит…

– Есть еще одна Аня, – загадочно произнесла девочка, – и она смотрит в колодец души…

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю…

– Ясно, – пробормотал Андрей, – что ничего не ясно. А в моем случае еще один Андрей тоже смотрит? Не слишком ли их много?

– Может, даже больше, чем мы думаем…

– Ах, да, – вспомнил мальчик, – он же во мне сидит… а почему, тогда, через колодец?

– Не могу сказать.

– Ну, хорошо, – сказал Андрей, – оставим эту тему. Ты мне вчера загадочно сообщила, что мы сегодня должны приступить к какой-то там сверхважной миссии, которую на нас Господь Бог возложил. Вчера мне эта загадочность не понравилась, и я даже хотел от всего отказаться. Не знаю, почему, но страшно сделалось! Теперь же я чувствую, что готов принять твое предложение, не спрашивая подробных разъяснений, надеюсь, по мере осуществления этой неведомой миссии по спасению человечества, все как-то само по полочкам разложится. Ты, наверное, будешь надо мной смеяться, но я вчера, падая с высоты более километра и готовясь к смерти, буквально на несколько мгновений осознал, что люблю тебя так, как никто никого не любил! И не смейся, это уже не ребенок тебе говорит! В общем, в дальнейшем острота этого чувства прошла, но все равно, теперь я знаю, что должен быть рядом, особенно, если ты и вправду затеяла эту историю с нашей провиденциальной миссией. Да кстати, если нам придется куда-то там идти и надолго, как с матушками нашими будем вопрос решать?

– Боюсь, – покачала Аня головой, – нам придется их заморозить…

– Что?! – вытаращил на нее глаза Андрей, – в каком это смысле?! «Сумасшедшая, – вновь, после долгого перерыва, прозвучала в сознании Андрея уже не раз посещавшая его мысль, – к тому же опасная сумасшедшая! Хотя, я-то, тогда, кто в таком случае…»

– Похоже, – сказала Аня голосом взрослой женщины, – нам придется покинуть эти места на долгое время. Вчера вечером мне кое-что удалось выяснить, правда, не до конца. Если все так, то, чтобы исполнить то, что на нас возложено, отправляться надо немедленно. Я уже говорила тебе, что некоторые провиденциальные мистерии осуществимы лишь в строго определенный период, когда на данном мистериальном событии и на его участниках сходятся все лучи альтернативных потоков, сфокусированных некой многомерной линзой. Имеет значение так же уникальное расположение звезд, которое может не повториться в обозримом будущем. И никого не интересует, что телесно мы дети, и что наши мамы сойдут с ума, если мы исчезнем из дома. И все же есть некий гуманный выход, который так тебя напугал. Разумеется, я имела в виду «заморозить» не в прямом смысле, просто нам с тобой дано право запустить механизм рассинхронизации временных потоков! Время, в котором останутся наши мамы, настолько замедлится, что мы успеем смотаться куда угодно, переделать кучу дел и вернуться, а они даже не заметят нашего отсутствия. Конечно, если нам удастся вернуться! Милый! – в неожиданном порыве Аня закинула Андрею руки за плечи. – Спасибо, что ты дал согласие, решился! Одна бы я не справилась, эта миссия рассчитана на двоих! Я бы тоже сказала тебе, что люблю, как это ни странно звучит из уст десятилетней девочки, но пока я только знаю, что твое признание было не твоим! Вернее – не совсем твоим. И то же касается меня. Пока это тайна, но не будем к этому возвращаться, иначе вся сила, вся энергия уйдет на пустые разговоры. Нам ведь так много ее потребуется!

– Ты знаешь, – Андрей почувствовал, что вновь начинает вспоминать события, которые явно не могли произойти в этой его десятилетней жизни, – мне кажется, в какой-то другой жизни, которая фрагментами прорывается в мое сознание из «вставки», я уже видел картину остановленного мира. Помню поляну в лесу, костер, который совершенно неподвижен, и какая-то незнакомая девушка, которую я в той жизни хорошо знаю, сидит около костра, застыв, как статуя. А я хожу вокруг в растерянности и не знаю, что делать. Правда, дальнейшие события не всплывают, вернулся мир в обычное состояние или нет, – не ясно. Кстати, эту девушку я сегодня во сне видел. Представляешь, дурацкий сон, будто я совсем взрослый, и в экспедиции участвую…» – и Андрей рассказал Ане про свой сон, особо подчеркнув его противоестественную реалистичность.

Аня слушала Андрея очень серьезно, правда отказалась что-либо объяснять, хотя, возможно, не знала и сама, а может, не хотела делиться версией, в которой не была уверена, тем не менее, задала вопрос, который, вроде бы, свидетельствовал о последнем:

– А ты только камешки собирал? Больше ничего не попадалось?

– Да, нет, вроде ничего, – стал припоминать подробности Андрей, – хотя, подожди…

Тут перед его мысленным взором всплыла сценка: он идет в сторону каких-то кустов на границе каменистой прибрежной полосы, резко нагибается и поднимает маленький блестящий предмет. Оказывается это золотой самородок, размером с желудь, формой чрезвычайно напоминающий корону. Как будто эту маленькую коронетку специально отлили, а затем она по какой-то причине оказалась на сотни лет в естественной среде, и вода с ветром сильно потрудились над ней, стерев признаки естественного происхождения. Картинка была настолько яркой и полной деталей, что Андрею показалось, будто это вовсе не воспоминание, а фрагмент сегодняшнего, чрезвычайно реалистичного сна.

– Ты что-то увидел? – с интересом посмотрела на него Аня.

– Знаешь, – с трудом отключился от своего видения Андрей, – сейчас словно кино перед глазами прокрутилось. Ты права, помимо всяких яшм и лазуритов, я нашел там золотой самородок в форме маленькой короны…

– Что ты говоришь! – Аня, похоже, получила подтверждение своим неведомым теориям. Но ведь это же… – тут она замолчала, словно с ее уст чуть не сорвались слова, которые нельзя было произносить. Затем забормотала:

– Пошла синхронизация… это где-то рядом… он должен вспомнить, иначе, как иголка в стоге сена…

– Да что ты бормочешь, как старая бабка, – недоумевал Андрей, – объясни толком! Ну, сон приснился, ну, непривычный несколько. Но за эти дни столько непривычного произошло! По-моему, то, что сейчас днем происходит, куда удивительней. Кстати, об этом самородке я, когда проснулся, совсем забыл, только сейчас вспомнил.

– Знаешь, Андрюша, – как-то виновато улыбнулась Аня, – ты уж извини, что я туман нагоняю, но, похоже, отсчет пошел! Честно говоря, до сего момента я имела весьма приблизительную схему действий. Вернее, несколько схем, и больше рассчитывала на удачу и авось. Теперь, что-то прояснилось. Дело в том, что нам необходимо найти одно место… очень далеко отсюда, и, похоже, именно ты, в глубине своего сознания, знаешь туда дорогу. Больше ничего не могу сказать. Прости, Андрюша, но это действительно очень важно, чтобы я тебе ничего не объясняла, в противном случае все может рухнуть.

– Ну, не можешь, так не можешь, я уже привык, – пожал плечами Андрей (на самом деле он был не очень доволен таким положением вещей, где его держат не за равноправного партнера, а за какого-то статиста), – а что, этот самородок что-то важное означает? Кстати, сон мой, наверняка, вещим был! Хотя, Бог его знает, может теперь, после получения этой чудесной «вставки», мне всегда теперь вещие сны сниться будут.

– Я очень на это рассчитываю, продолжала играть Аня в загадки, она дает нам шанс на успех. Что же касается самородка… странно, что тебе не пришло объяснение, что это такое. Я, по известной причине, не могу тебе говорить, это очень важный предмет Силы.

– Но ведь это же сон!

– Тем не менее, этот самородок существует в реальности.

– Ну, существует, так существует, мало ли в природе золотых самородков по всяким золотоносным речкам разбросано.

– Неужели ты не чувствуешь, что это не обычный самородок?

– Ах, да, – вдруг осенило Андрея, – это же корона Меровингов! Но, какая же это корона? Это брелок, скорее, медальон.

– Ты сказал, – повторила Аня любимый оборот Христа, – но прошу, ни слова больше!

А Андрей, тем временем, мысленно листал страницы возникновения золотой коронки, которые раскрывала перед ним его чудесная «вставка-энциклопедия». В мгновение перед ним пронеслась история появления 888 золотых коронок, которую мы подробно описали во второй книге романа. Правда, так и не удалось узнать, какое отношение к его сну они имеют, и каким образом этот кусочек, несущий в себе крупицу материальности Ориона, оказался на берегу безвестной алтайской речушки, если, конечно, она и правда там протекает: все же это был сон, хоть и неправдоподобно реальный.

– Я теперь знаю историю этого самородка, – сказал Андрей, прервав молчание, – хотя, непонятно, какое отношение к моему сну все это имеет.

– Надеюсь, – улыбнулась Аня, – мы знаем одну и ту же историю. Что же касается того, почему ты увидел коронетку именно там, так мне это самой пока непонятно.

– Кстати, – решил оставить эту тему Андрей, – ты говорила, что еще раз пыталась связаться с Варфушей, и тебе удалось что-то о нем узнать. Я, честно говоря, когда ты мне идею нашей особой миссии начала внушать, думал, что он, как твой учитель, будет нам помогать, ну если не фактически, то хоть советом. Мне кажется, он бы мог присоединиться к нам…

– Я не знаю, что конкретно произошло, – опустила глаза Аня, – мне так и не удалось его разыскать, хотя дома я предприняла астральный поиск. Не буду описывать всех подробностей, но поиск ничего не дал. Неожиданно от него пришла весточка в том самом сне, где я отправилась на поиски живой и мертвой воды, опять же, не буду вдаваться в подробности, но, поскольку я оказалась в сказочном пространстве, то и весточка была получена соответствующим образом. Когда я оказалась в степи, напротив легендарного камня-указателя, то сбоку, помимо всем известных «направо пойдешь – коня потеряешь, – налево пойдешь – сам пропадешь», химическим карандашом оказалось приписано небольшое послание. Оно было кем-то наполовину стерто, я подозреваю, как раз та часть, где Варфуша сообщал, что с ним случилось и где он находится, но вторая половина надписи сохранилась, и там были конкретные указания, куда мы должны отправиться и что делать. Мои предчувствия оправдались: отправляться надо немедленно, иначе мы потеряем шанс, а так же Варфуша подтвердил, что именно ты должен найти дорогу к тому месту, о котором сведения у меня самые приблизительные. Детальнее, к сожалению, не могу сказать. Так что я не зря ходила в тридесятое царство, по крайней мере, что-то прояснилось.

– Да, конечно, – шутливо обиделся Андрей, – а то, что ты меня воскресила, уже не важно. Если бы все это только сном ограничивалось, тогда конечно, тогда не важно, но ведь так вышло, что именно твой сон в реальности спас мою жизнь.

– Понимаешь, Андрюша, – пожала плечами Аня, – но ты и так не мог погибнуть, и помощь в любом случае бы пришла.

– Почему это? – удивился Андрей, – я разве бессмертный?

– Нет, но ты не можешь умереть, пока длится история…

– Какая еще история?

– Как и о многом другом, я не могу тебе этого сказать, но думаю, что ответ придет к тебе, как и многое другое, как история появления коронетки, наконец. А то, что я не могу тебе всего рассказать, так считай, что я так запрограммирована некими силами, ты уже сталкивался в астрале с чем-то похожим.

– Ах, да, встречался, – Андрей неожиданно припомнил несколько историй из «вставки», а, следовательно, из другой жизни, что действительно, не раз, при общении с разными астральными сущностями и душами сталкивался с подобного рода запрограммированностью, – так то были всякие духи и души умерших, но ты-то земная, из плоти и крови!

– Кто знает, кто знает, – снова загадочно улыбнулась Аня, – возможно физическая кровь и плоть – еще большая иллюзия, чем астральные эйдосы.

– Ну, не знаю, – передернул плечом Андрей, – так можно договориться до того, что вокруг вообще сплошная иллюзия…

– Ты сказал, – уже во второй раз произнесла Аня известный оборот Христа, – ладно, Андрюша, мы с тобой уже час беседуем, а время идет, и нам пора в путь.

– Так прямо сейчас? – по спине Андрея побежали мурашки. – Но ведь надо же собраться, нам что, никакие вещи не потребуются? Ты же сама сказала, что мы надолго! И потом, надо же вопрос с мамами нашими решить. Ты же сказала, что мы можем временные потоки рассинхронизировать… кстати, я, кажется, знаю, как это сделать!

– Вот видишь, – улыбнулась Аня, – так потихонечку ты узнаешь обо всем остальном. Что же касается вещей, боюсь, они нам не потребуются, ну, разве что по паре бутербродов и чего-нибудь запить. Там, куда мы с тобой отправляемся, в настоящее время должно быть тепло и комфортно, как здесь, так что теплые вещи не нужны.

– Ну а потом? Ты же сама сказала, что не знаешь, как долго мы там пробудем.

– Дело в том, Андрюша, что ни вещей, ни денег, ни еды нам в дальнейшем не потребуется, похоже, главные события будут разворачиваться не в физической реальности. Хотя, то место, которое нам необходимо разыскать, находится именно в физической реальности, и попасть туда нам надо в физических телах. Но боюсь, что вскоре их придется оставить.

– А, – протянул Андрей, – опять астральные выходы…

– По-видимому, основная работа будет происходить в астрале.

– По-видимому… значит, сама точно не знаешь! А вдруг не в астрале? И что мы без еды и теплых вещей делать будем? И потом, как мы туда доберемся, на каком транспорте? Мне пока все это абсолютно не ясно!

– Знаешь, – сказала Аня, – честно говоря, я обо всей этой материальной части как-то не задумывалась! Мне странно слышать такое от человека, который может летать и проходить сквозь стены. Но, наверное, в какой-то степени ты прав, чтобы было спокойнее, давай соберем кое-какие вещи, еду, и встретимся через полчаса. Тебе хватит времени?

– А деньги? – не унимался Андрей, до которого все явственнее доходила серьезность затеи. Возможно, раньше он так легкомысленно принимал все Анины заявления, поскольку в глубине души считал, что это какая-то особенная игра. – Как далеко нам придется ехать?

– Точно не знаю, – задумалась Аня, – у меня с географией всегда было средненько. Может, пять тысяч километров, может семь.

– Ты серьезно? – вытаращил на нее глаза Андрей. – Я думал, ты имеешь в виду какой-нибудь пригород! А ты знаешь, сколько будет стоить билет, что на поезд, что, на самолет на такое расстояние? Это же получается – Сибирь! По крайней мере, только на восток столько километров может уложиться в границах страны. Или ты заграницу имеешь в виду? Но это же полный абсурд! Во-первых, где взять такие деньги? У родителей украсть? По-моему красть нельзя даже ради благого дела: цель оправдывает средства – это что-то из фашистской идеологии. К тому же я точно знаю, что у мамы денег совсем немного осталось до отъезда и на такой дальний поезд, не говоря уж о самолете, точно не хватит! Так что, ограбим сберкассу или магазин?! И потом, мы с тобой, по крайней мере, внешне, несовершеннолетние, нам билет никто не продаст, а если продаст – то без родителей ни в поезд, ни в самолет не пустит! А питание? Ты говоришь, два-три бутерброда и запить! Хорошо, допустим твою загадочную миссию мы будем исполнять в астрале, в других измерениях, как прошлой ночью. Но ведь до того места, ты сама говорила, нам нужно в плотных телах добраться! А даже в скором поезде – это несколько дней, по-моему, около недели, а самолеты, насколько я знаю, только от Львова летают. Ну, и как мы питаться все это время будем, даже если допустить, что нас в поезд или самолет пустят? Ты знаешь, Аня, мне кажется, твоя затея чем-то напоминает мои сборы в кругосветное путешествие, после того, как я лет в восемь «Дети капитана Гранта» прочитал.

– Наверное, – улыбнулась Аня, – ты говоришь сейчас, как говорила бы моя мама или папа, если бы я им что-то о готовящемся путешествии выложила. Хотя, скорее всего, они бы вообще ничего не объясняли, а решили, что я чокнулась или придуриваюсь, наказали бы и заперли. Разумеется, разговор с любым здравомыслящим человеком на эту тему, вызвал бы реакцию, подобную твоей, а если бы я открыла то, ради чего все затеяно, то психбольница обеспечена. Но если бы ты, допустим, рассказал своей маме, что разговаривал с садовыми деревьями или камнями, чуть не замерз насмерть среди лета, потому что неосторожно вызвал зимнюю стихиаль, или упал с облака, потому что чего-то там не рассчитал при полете, как бы мама отнеслась к твоему рассказу? В лучшем случае восприняла его, как игру. Нет, Андрюша, ты, похоже, еще не осознал, что теперь находишься совсем в другой реальности, в которой находился еще три дня назад, и все твои аргументы именно из той, прошлой реальности. А в этой, новой, можно делать то, о чем ты не предполагал всего три дня назад: летать по небу, сидеть на облачке, беседовать с деревьями, и многое, многое такое, чего ты пока еще не успел испытать. Что касается месячного запаса еды, то, во-первых, это очень тяжело, а во вторых, не думаю, что в твоем холодильнике и на полках найдется хотя бы недельный запас еды. Да и протухнет все это скоро. Что же касается денег, то, разумеется, никакую кражу я не имела в виду: отправляясь в это… скажем, путешествие, мы не должны быть, запятнаны ничем. Место, куда мы отправимся, находится, по-видимому, в сотнях километрах от населенных пунктов и магазинов, и в этих условиях деньги становятся никому не нужными бумажками. Так что наш разговор на эту тему должен быть разговором летающего человека с летающим человеком.

– Ты имеешь в виду, что мы туда своим ходом полетим? – все не хотел смириться с неизбежным Андрей. – Кстати, ты сама говорила, что летать, еще не пробовала. Что же касается меня, то я попробовал и понял, что за один «залет» осилю только несколько десятков километров, вряд ли больше. Энергия контроля над гравитацией напрямую зависит от ментальной энергии, а она довольно быстро истощается. Сколько нужно времени на восстановление, я еще не разобрался, но точно не менее 12 часов. Увеличивать же скорость до бесконечности, похоже, невозможно, я в результате потерял сознание и чуть не разбился. Это, что касается чисто физического перемещения, об остальном уж и не говорю. Но, может, ты задумала что-то вроде тоннеля нуль-транспортировки, как у Стругацких?

– К сожалению, – сказала Аня, – тоннель нуль-транспортировки ни я, ни ты пока что выстроить не сумеем. Он возможен лишь из того места, которое мы с тобой должны отыскать. Похоже, что для путешествия нам придется вызвать одного моего должника.

– И что это за должник такой, – усмехнулся Андрей, – как я понимаю, некто потусторонний? Какой-нибудь джин из лампы Аладьина?

– Почти, – сказала Аня, – когда-то я пожалела ящерицу, душа которой была реинкарнированной душой динозавра, если быть точнее – диплодока. И этот динозавр меня жестоко обманул, он не учел в своей тупой самонадеянности, что потусторонние законы и обязательства – не пустая формальность, и существо, нарушившее баланс кармы становится должником. Пока я не трогала его, но теперь вправе потребовать, а он не вправе отказать, иначе получит понижение.

– Ты серьезно? – удивленно посмотрел на нее Андрей. – Фантастика какая-то!

– Не меньшая фантастика, чем левитировать и разговаривать с деревьями, – пожала плечами Аня.

– И то верно, – смутился Андрей, – ну и что, ты собираешься динозавра этого вызвать? И где он, по твоим расчетам должен находиться? Ведь не в физическом же теле он существует, если конечно, это не несси какой-нибудь! Он что, нас на своем горбу понесет? Вот уж не предполагал, что когда-нибудь динозавра увижу!

– Не совсем так, хотя, похоже, – усмехнулась Аня, – дело в том, что после того, как я выпустила его душу (кстати, и немало других) из преисподней (они находились в зоне горячих магм), им всем пришлось претерпеть некоторые трансформы: природа, естественно, имеет различные способы защиты от тех, кто угрожает ее гармонии и сбалансированности. Души этих динозавров трансформировались в бурные стихиали, в частности в стихиаль Ирудрану, которая проявляет свою активность во время физической грозы. Так что придется моему коварному знакомцу немного на нас поработать: перенести нас в грозовой туче туда, куда необходимо.

– Ну да, вспомнил Андрей, – кажется, в прошлой жизни я на ладье из облака уже летал. Правда, по-моему, это было в астрале. Ладно, раз все это неотвратимо, то пойду собираться. Только не знаю, мама, возможно уже проснулась, если она войдет в мою комнату и увидит, что я вещи собираю, что я ей скажу? Или можно сначала временные потоки рассинхронизировать, а потом собираться? Ах, да, нельзя, после того, как мы проведем рассинхронизацию, уже ничего оттуда взять будет нельзя…

– Не знаю, что скажешь, думай сам, я, честно говоря, сама плохо представляю, что скажу, а мы, между прочим, с мамой в одной комнате живем. Надеюсь, что она еще спит, – Аня посмотрела на часы. – Семь-тридцать, да, наверное, еще спит. Правда, как собираться, чтобы не разбудить ее, плохо себе представляю. Наверное, все же придется малость согрешить и воздействовать на нее, слегка углубить ее сон. Хоть и зарекалась на маму воздействовать, но, вижу, другого выхода нет.

– Ах да, – спохватился Андрей, – точно, я ведь тоже могу свою слегка усыпить, оказывается я тоже умею. Кстати, а этого динозавра грозового ты прямо здесь из его пространственного слоя вызывать будешь?

– Наверное, да, – сказала Аня, – после того как мы рвассинхронизируем временные потоки и ускорим наш поток, нас уже ни одно живое существо в этом городе заметить не сможет, и нашего перевозчика тоже. Ладно, расходимся и, как только соберемся, встречаемся здесь.

Ребята разошлись по своим домам, и Андрей, прежде чем пойти к себе, приоткрыл дверь маминой комнаты и посмотрел в щелку. Мама спала, но, как показалось Андрею, была тревожна: ворочалась, тяжело дышала, и он послал ей мысленный импульс глубокого, умиротворяющего сна, после чего мама успокоилась и затихла, полуоткрыв рот.

– До свидания, мамочка… а, может, и прощай, прости за все, – тихо прошептал Андрей, – даже не знаю, когда теперь увидимся, и увидимся ли вообще.

Сердце его сжала острая боль близкой разлуки с самым дорогим человеком, и только сейчас до него дошло окончательно, что все это не игра, и действительно может статься так, что он ее никогда больше не увидит. На мгновение ему захотелось от всего отказаться, пойти к Ане и сказать, что он не может, что все это какая-то чудовищная мистификация, в которой он отказывается принимать участие. Или все это сон? Сейчас он ущипнет себя посильнее и проснется в своей кровати, и выяснится, что он самый обычный десятилетний мальчик, не умеющий левитировать и разговаривать с деревьями и камнями, и нет никакой Ани Ромашовой! Андрей зажмурился и со всей силы ущипнул себя за бедро. Увы, он так и не проснулся, а, следовательно, все было правдой, и надо было делать окончательный выбор. Андрей его сделал… молча перекрестил спящую маму, тихонько прикрыл дверь, и пошел в свою комнату собирать вещи.

Времени на это ушло немного, Андрей быстро собрал теплую одежду в свой маленький детский рюкзачок, затем тихонько сходил на кухню и вытащил из холодильника и с полок все немногое, что там было: консервы, колбасу, сыр, хлеб, печенье. О том, как на это может отреагировать мама, он не думал, твердо решив, что если не удастся рассинхронизировать временные потоки, то он никуда не полетит. Но, как, с точки зрения здравого смысла, ни казалось абсурдным все то, что они с Аней затеяли, Андрей с непонятной уверенностью знал, как именно эти потоки возможно рассинхронизировать. Точно такая же уверенность в нем жила, когда он понял, что сможет без газа создать огонь на конфорке и взлететь в небо. Точно так же он знал, что и рассинхронизация получится. А значит, есть надежда, что и мама не успеет проснуться прежде, чем он обернется туда и обратно. А если не вернется, то какая разница, заметит она то, что он выгреб все продукты или не заметит, если родной сын пропал неведомо куда и отыскать его нет никакой надежды.

Андрей вернулся в свою комнату, уложил продукты в рюкзак. Можно было идти, но он все медлил, словно ожидал, что это наваждение развеется (куда делась вся его радость и торжество по поводу неожиданно появившегося чудесного дара и первых минут полета). Затем решил посидеть, как это принято, перед дальней дорогой… неведомо куда. Неожиданно, когда он присел на краешке кровати, у него возникло странное чувство, что он что-то очень важное здесь оставляет, настолько важное, что вся их затея не удастся, если это нечто здесь оставить. Андрей удивленно огляделся: вроде бы ничего такого ценного у него в Трускавце не было, а все свои личные вещи он собрал в рюкзак, даже свою любимую на данный момент книгу «Солярис» Станислава Лема, хотя совершенно не понятно, где и когда он там будет читать.

Тут он почувствовал что-то вроде зуда, но как-то странно, на некотором расстоянии от тела, и скоро этот зуд сменился едва слышным звоном, словно в воздухе рассыпались миллионы маленьких колокольчиков; и звон этот имел свой источник: прежде, чем рассыпаться по комнате, он явно исходил из-под подушки. Андрей недоуменно приподнял подушку и уставился на изголовье кровати: на простыне лежал небольшой блестящий предмет размером с наперсток. Это был тот самый золотой самородок в форме коронетки-медальона.

«Вот так…», – только и сумел пробормотать Андрей: что это был именно этот самородок из сна, у него не было никакого сомнения, картина стояла перед его глазами как живая, и вот новая неожиданность: коронетка немыслимым образом из сна перешла в реальность… он даже не слышал о таком! А впрочем, не удивительней всего остального, Аня сказала, что прежняя реальность закончилась, и в этой новой реальности люди летают, разговаривают с деревьями и, как теперь выяснилось, получают материальные послания из сновидений. Разумеется, это добрый знак, ведь перед ним уменьшенная копия короны Меровингов, потомков главного носителя света на земле, и очень важно, что он, Андрей, не оставил ее здесь, ведь нет случайно ему послали этот талисман. А впрочем, получается, что он сам себе его послал из собственного сна.

Андрей протянул руку, чтобы взять удивительный предмет… пальцы захватили пустоту, оказалось, что столь натурально выглядящий самородок – всего лишь бесплотный образ, голограмма.

«А чего удивляться, – сам себе сказал Андрей, – мой ментальный образ запечатлелся в пространстве и стал видимым. Вот если бы он превратился в настоящий кусочек золота, – вот это было бы удивительно, а так – обычный эйдос, проявленный моей сверхмощной ментальной энергией. Не удивлюсь, если после очередного сна, да еще такого реалистичного, как сегодняшний, в воздухе будут плавать всякие образы из эктоплазмы. Наверняка, этот подарок из сна не случайно напомнил о себе, иначе я бы просто ушел, так и не узнав, что под подушкой у меня лежит кусочек иного измерения. Сомнения нет, он для чего-то необходим нам в предстоящем путешествии. Что же с ним делать, он явно намекает на то, чтобы я взял его с собой, а пальцами захватить его невозможно».

Тут у Андрея мелькнула еще одна картинка: его взрослый двойник продевает через дырочку в самородке кожаный шнурок и вешает себе на шею. В тот же момент самородок-голограмма на мгновение исчез, а затем Андрей ощутил невесомое прикосновение к груди и, расстегнув ворот ковбойки, увидел, что коронетка так же обзавелась голографическим шнурком и висит у него на шее, таким образом, решив вопрос своей дальнейшей транспортировки.

«Значит так надо, – удовлетворенно подумал Андрей, – значит, я получил благословение от самого Логоса Шаданакара, – (многие термины из „Розы Мира“ стали естественной частью его лексикона, хоть этот, тогда никому не известный труд Даниила Андреева он никогда и в глаза не видел)), – а значит, я должен, не раздумывая, отправляться на исполнение той, пока непонятной миссии, которая на меня возложена. Вернее, на нас с Аней, – мысленно поправился Андрей, вспомнив, что вообще-то это не его инициатива. – Теперь все должно пройти успешно, по-видимому, я должен отработать дар, который чудесным образом получил, мне же его не за красивые глаза вручили, а для того, чтобы я что-то архиважное совершил. Вот только, почему Аня знает, куда мы направляемся и зачем, а я не знаю? Спасение человечества – это слишком расплывчато, непонятно, в чем это спасение состоит, и что для этого необходимо предпринять! Ладно, не буду себя накручивать, скоро все должно разъясниться, и первый добрый знак на пути уже получен!»

Приободрившийся Андрей, чувствуя, что энтузиазм, появившийся с момента обнаружения удивительного талисмана, просто переполняет его душу, взвалил рюкзак на плечи и вышел из комнаты, затем снова приоткрыл дверь в мамину коморку, убедился, что мама спокойно и глубоко спит, как-то даже слишком спокойно для утреннего сна, и подумал, что, пожалуй, не будет дожидаться, когда Аня даст ему необходимый сигнал, чтобы вместе запустить загадочный процесс рассинхронизации временных потоков. А, собственно, почему «загадочный»? Андрей обратился к чудесной «вставке» и отчетливо увидел, как это возможно сделать. Тут же в голове его возникли необходимые теоретические предпосылки.


ОБОСНОВАНИЕ ПРИНЦИПА ФРАКТАЛЬНЫХ КОРИДОРОВ. «МАШИНА ВРЕМЕНИ».

В момент Большого Взрыва, когда возникла физическая вселенная, был запущен феномен времени, как такового (что было «до» этого – сказать невозможно), и если говорить о его природе, то это нечто, в основе чего лежит энергия частотности, причинности и событийности – духовная кармическая энергия. Время вместе и неразрывно с Пространством ваяло вселенную, пребывало в основе всего сущего, и как все сущее, так же имело свой первичный элемент, некий строительный кирпичик, первичный кармический цикл, основную частотность, через принцип фрактальности воспроизводящее все и вся. В начале времен распределение этой пространственно-временной первичной частотности – ПЕРВИЧНОГО ФРАКТАЛА – было равномерным, затем начали возникать сгустки, вихри, протуберанцы и флуктуации первого, второго, третьего и далее порядков этой самой пространственно-временной Прадханы. Из этой первичной неравномерности и начала формироваться современная вселенная со своими звездами, планетами и полевыми структурами, и в основе этой мировой неравномерности лежит разная степень кармической насыщенности каждого объекта, то есть, возникая и формируясь во вселенной, любой объект проживает свою индивидуальную судьбу, свою карму, неразрывно связанную со временем, каждый имеет строго свое, определенное число первичных, вторичных – и так далее – циклов, то есть имеет свое ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ТВАРНОЕ ЧИСЛО, по сути, – СВОЕ СОБСТВЕННОЕ ВРЕМЯ, как бы законсервированное в данном объекте. В масштабе Мега-мира вселенной эта временная неравномерность и дискретность действительно заметна, но в масштабах земного Макромира все объекты тесно переплетены, нет ничего, что не состояло бы в тесной либо второстепенной взаимосвязи с чем-то другим, поэтому кажется, что земное время и пространство одно на всех. Это отчасти действительно так, поскольку каждый земной объект является элементом, частью земного целого, и носит на себе печать этого обобщения, охвачен некой объединяющей силой (в буддизме она называется «Пратитья Самутпада»), которая по сути дела и есть одно из цементирующих качеств пространства-времени. Но в действительности это иллюзия, каждый элемент-фрактал теоретически можно выделить из окружающего, и если это удастся сделать, то его существование будет осуществляться в потоке его собственного времени, основанного на его индивидуальной причинностной насыщенности, на его индивидуальном ТВАРНОМ ЧИСЛЕ. Значит необходимо отделить один фрактал от другого, и сделать это можно с помощью все той же универсальной ментальной или мысленной энергии, если же, конечно, она достигла определенной мощности, поскольку мысль – единственная категория, существующая вне пространства и времени. Если очертить вокруг нужного фрактала определенный экран из ментальной энергии, то фрактал будет существовать в изоляции, как бы в своем времени, отделенного от общего. Но и это не все. Чтобы ускорить или замедлить индивидуальное время фрактала, нужно использовать принцип относительности: если придать ментальному экрану определенное качество, допустим качество Черной дыры (из ментальной энергии можно сформировать любое качество), то тогда с категорией времени можно делать все, что угодно, окружающий мир для гипотетического существа, находящегося внутри этого экрана-тоннеля, как бы остановится. Как остановлено время внутри черной дыры для наблюдателя извне, так и для наблюдателя изнутри черной дыры, время во внешнем мире остановится. Это означает, что наблюдатель, находясь внутри черной дыры, может заниматься чем угодно, переделать массу дел, прожить большую жизнь, но в мире за границей этого экрана ДЛЯ НЕГО не пройдет и мгновения. Из этих экранов можно выстраивать коридоры, и преспокойно перемещаться по этому остановленному миру, для которого все, что находится внутри экрана перестает существовать. Таким образом, попутно реализуется феномен человека-невидимки.


Вся эта хитрая концепция, достойная старины Эйнштейна, мгновенно пронеслась в сознании Андрея, было даже обидно, насколько легко рождались в его разуме эти бесценные идеи, способные перевернуть фундаментальные представления человечества, но он знал, что, увы, ни с кем поделиться своими озарениями он не вправе, и, скорее всего в обозримом будущем у него не будет такой возможности. Мало того, помимо теоретической предпосылки, ОН ЗНАЛ, и как сделать этот фрактальный экран и фрактальный коридор: нужно только перевести свою чудесную точку сборки в диапазон частотности первичных временных фракталов, и создать некий мыслеобраз, и поможет ему в этом его дар сакрально-стихотворной импровизации.

Андрей сместил точку сборки в зону необходимых параметров и почувствовал, что сознание его погружается во времена первичного вселенского бытия, когда еще не было ничего, кроме пространства, времени и мысли… БОЖЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ. Это невозможно было передать никакими словами и понятиями, Андрею казалось, что он словно бы внедрился всем своим существом в структуру вечности, но одновременно, неведомым образом, сохранил кусочек сознающего разума, способного воспроизводить человеческие мысли и слова, и из этих мыслей и слов стало формироваться стихотворное заклинание.


Исступление истекает,

Угасает последний бит.

Все стихает… стихает… стихает…

Город спит… город спит… город спит….


Уж предвестники вечного утра

Задремали на мраморе плит,

Стынет башня в величие мудром,

Город спит… город спит… город спит…


Все! Чудовище черного солнца

Проступает сквозь неба гранит,

Только легкий дымок из оконца.

Время спит… время спит… время спит…


С последними строчками этого стихотворного заговора обычное мировосприятие вернулось к Андрею: казалось, ничего не изменилось в комнате мамы, в которую он смотрел через полуприкрытую дверь. Господи, – подумал Андрей, – такой трагически-торжественный момент, а все вокруг так по-будничному!»

Хотя нет, общий фон стал какой-то другой, словно это и не утренний свет, пробивающийся через окно, проявляет предметы, а какая-то их собственная опалесценция – и их и воздуха. Андрей припомнил, что примерно так выглядит мир в астральном пространстве: словно бы и сумерки, но все отчетливо и контрастно.

«Ах да, – подумал Андрей, – физический свет для меня теперь чудовищно замедлен, значит, я вижу мир в каком-то ином, не солнечном освещении, это, скорее всего, какой-то астральный, первичный протосвет, фрактальность которого я не затрагивал, поскольку останавливал только физический мир. Вот, значит, что такое кастанедовский принцип остановки мира. Кстати, а кто такой Кастанеда? Ну, конечно, я же увлекался его книгами в другой жизни! Однако, хорошо, что есть этот протосвет, а иначе бы мир для меня погрузился в абсолютную тьму!»

Андрей уже без особого интереса посмотрел на ходики с кукушкой, маятник которых застыл в неестественно отклоненном положении. На часах остановилось время – без пяти восемь – и Андрей подумал, что, вернись он сюда через сто лет, на них останется почти то же самое время, и здоровенная синяя муха, застывшая в воздухе посреди комнаты, ни на сантиметр не изменит своего положения, и мамина полуулыбка во сне – очевидно ей что-то приятное приснилась – так и останется для него неизменной и через сто, и через двести, и через тысячу лет, в ее же времени не пройдет и мгновения.

Андрей, с рюкзаком за плечами, вошел в комнату, он знал, что теперь можно и топать, и шуметь, мама не проснется, даже если он начнет внутри своего фрактального коридора палить из пушки, и щелкнул по зависшей в воздухе мухе – он не хотел, чтобы та своим противным жужжанием разбудила маму – в ее мире и в ее времени – тем самым, сделав ей последний маленький подарок – лишние полчаса сна (нормально спать, когда по комнате летает эта синяя навозная гадость, да еще пытается сесть на лицо, невозможно), но из его затеи ничего не вышло: палец прошел сквозь муху, не причинив ей никакого вреда.

«Ах да, – подумал Андрей, – чего ж тут удивляться, я же фактически не только для здешнего времени, но и для здешнего пространства не существую, я здесь и пылинки с места сдвинуть не смогу», – и это было тем более странно, поскольку, ощупав себя, он почувствовал вполне обычную свою материальность и плотность. Повинуясь внезапной догадке, Андрей расстегнул ворот рубахи и дотронулся до золотой коронетки на груди; теперь он ощутил холодную плотность гладкого металла, хотя еще недавно этот импровизированный медальон был для него бесплотной голограммой.

«Что ж, и это понятно, – подумал Андрей, – очевидно, теперь мы с ним в едином фрактальном звене, а значит, он стал восприниматься мною на сто процентов».

Зная, что ни разбудить, ни потревожить маму он теперь не сможет, даже если захочет, Андрей подошел к кровати и коснулся маминого лба. Увы, прикосновения не получилось, губы легко прошли сквозь ее чело, и Андрей понял, что прощального поцелуя не получится. Это ведь теперь для него не живая, теплая мама, а бесплотный призрак, обитающий в своем пространстве-времени, хотя, с ее точки зрения, если бы она могла сейчас видеть и размышлять, призраком был бы именно он, хотя, даже не призраком – просто ничем.

С тяжелым сердцем, словно бы он только что целый живой мир превратил в холодный памятник… даже не памятник, голограмму этого памятника, Андрей покинул мамину комнату. Последний раз он окинул взглядом полутемный, но отчетливо видимый коридор, и прямо сквозь закрытую входную дверь вышел на крыльцо: он понимал, что открыть дверь своего дома теперь не сможет, зато легко сможет пройти сквозь любую преграду. Сад, как и комната, был погружен в контрастный астральный полумрак. В воздухе разноцветными кляксами то там, то здесь неподвижно висели пчелы, бабочки и шмели; Андрей обратил внимание на то, что цветовая гамма, в которой он еще совсем недавно наблюдал мир, сильно изменилась, словно бы сдвинулась в фиолетовую часть спектра, и когда машинально он посмотрел на небо, то с удивлением обнаружил, что солнце стало черным, словно дырка на фоне неестественного серо-фиолетового неба. Все было, как в его импровизации-заклинании: черное солнце, неба гранит, – только дымка из оконца не видно, да и башни тоже, наверное, это так, для красного словца…

Итак, мир был остановлен, тем не менее, на фоне этой безрадостной статической картины, прекрасно воспринимались подвижные и даже резвые стихиали, элементалии, фейери и прочие эктоплазматические сущности, на динамике которых остановка мира никак не сказалась. К тому же раньше Андрей их отчетливо видел только, когда сдвигал точку сборки в соответствующий режим, теряя восприятие предметов физического мира, теперь же он видел оба пласта реальности.

«Интересно, – подумал Андрей, – вроде бы они параллельно физическому миру в реальном времени существовали, и в этом реальном времени взаимодействовали, тем не менее, физический мир остановлен, а они движутся, как ни в чем не бывало. Похоже, что они параллельно в двух временных потоках существуют! Что ж, вполне возможно, может именно этим определяется их свойство быть одновременно как бы и здесь, и как бы и не здесь…»

Вновь вступать в контакт со стихиалями и душами деревьев у него желания не было, Андрей присел на траву, ожидая Аню, но она все не шла и не шла, и мальчик забеспокоился:

«Чего она там так долго, – тревожно думал Андрей, – сама же хотела налегке ехать, или ее что-то задержало? Может, мама ее проснулась, и она теперь никак выйти с вещами не может?»

Андрей прождал ее еще минут пятнадцать (в своем временном исчислении: часы его отсчитывали время внутри фрактального коридора), затем решительно двинулся к хозяйскому дому, где жила Аня со своей мамой. Поднявшись на крыльцо (он мог бы увязнуть в нем по пояс, но машинально распространил на ступеньки фрактальный коридор), и тут же сообразил, что, используя этот прием, мог бы и поцеловать маму на прощание, правда, в этом случае, оказавшись во времени Андрея, она могла проснуться. Андрей хотел, было постучать, но сообразил, что в этом нет необходимости, и прошел сквозь дверь в темную прихожую. Ани там не оказалось, и Андрей начал разыскивать ее комнату, благо теперь это стало совсем безопасно. Для смеха он даже, оказавшись на кухне, прошел сквозь хозяйку, дородную хохлушку, которая замерла с вилкой напротив плиты с застывшем пламенем конфорки, и неподвижным облачком пара над кастрюлей, с так же неподвижно кипящей картошкой. Когда он, наконец, нашел Анину комнату и вошел, естественно сквозь дверь, не спросившись и не постучавшись, то ситуация стала ему понятной. Анина мама, словно спящая принцесса, застыла на кровати, а Аня, одетая по-походному, неподвижно застыла над уже собранной дорожной сумкой, очевидно застигнутая рассинхронизацией в тот самый момент, когда собиралась поднять ее с пола.

«Вот идиот! – хлопнул себя по лбу Андрей, – Аня-то из другого теста что ли? Временные потоки надо было вместе рассинхронизировать, а ты думал, что если вы сейчас в одной упряжке, и Аня такой же маг, как и ты, то на нее твое заклинание не подействует? Впрочем, беда поправима».

Андрей тут же распространил свой невидимый экран рассинхронизации на Аню, и она тут же ожила, словно на экране вновь запустили остановленную киноленту. Аня закончила движение, во время которого ее застигла остановка мира, то есть, подняла дорожную сумку, и тут увидела Андрея.

– Андрюша? – удивленно посмотрела она на него, – как ты здесь очутился? Дверь же закрыта!

– А ты ничего не заметила? – смущенно почесал нос Андрей.

– Что я должна была заметить?

– Ясно, – сказал Андрей, – значит, процесс рассинхронизации временных потоков происходит незаметно для внешнего наблюдателя. Дело в том, что я только что мир остановил, не сообразил, что ты с той стороны экрана осталась. Сначала ждал тебя в саду, а ты все не шла, так решил, пользуясь своим новым состоянием, зайти и поторопить тебя. Ну, а закрытые двери, сама понимаешь, для меня в таком состоянии не преграда!

– Ах, вот что! – покачала головой Аня, – опять самодеятельность! Не сомневалась, что это у тебя получится, но ведь мы договорились вместе! К тому же ты и энергии в два раза больше потратил, а она тебе в дальнейшем еще очень нужна будет!

– Да я и не чувствую, что слишком много ее потратил, – смутился Андрей, – самочувствие обычное.

– А это не та энергия, которую можно ощутить по состоянию самочувствия. Однажды она кончается в самый неподходящий момент, и хорошо, если в этот момент ты не будешь парить над облаками. Да, что я говорю, ты уже испытал это на себе.

– А ведь и, правда, – смутился Андрей, – ну, и что теперь делать?

– Да, ничего, энергию, потраченную, назад не вернуть, и дважды остановить мир невозможно, так что, считай, что я твоими услугами воспользовалась. Ладно, пойдем, нам здесь делать больше нечего.

Ребята просочились сквозь ставшую проницаемой дверь и вновь оказались в остановленном саду.

– Теперь, сказал Андрей, – дело за тобой. Когда полетим? Где твой грозовой динозавр? – После остановки мира с помощью всего лишь одного коротенького стихотворения, появление в саду ручного динозавра его уже нисколько не удивляло, скорее, его удивило бы, если бы у них ничего не получилось. – Кстати, ты ничего не напутала насчет диплодока? Диплодоки же не летали, по-моему, для этих целей лучше бы птеродон подошел, у него размах крыльев двенадцати метров достигал.

– Птеродона предложить не могу, – улыбнулась Аня, – должок у меня именно к диплодоку имеется, и он теперь прекрасно летает, ведь он превратился в грозовую стихиаль Ирудрану, поэтому он нынче, наоборот, по земле передвигаться совершенно не способен.

– Да, кстати, – спохватился Андрей, – должник твой, как я понимаю, не имеет плотного тела, так как же он нас понесет? Мы-то с тобой во плоти находимся, это для внешнего мира мы бесплотны, но диплодок-то нас должен в нашем времени, в нашем фрактальном тоннеле переносить! – Для убедительности Андрей ущипнул себя за руку, как бы демонстрируя, что он, по крайней мере, не какой-то там бесплотный дух.

– Я, толком, не знаю, – смутилась Аня, – думаю, особых проблем не будет, я ведь один раз на нем уже летала перед тем, как свою знающую половинку потерять, и тогда также в физическом теле находилась, а он – в астральном, его физическим телом на тот момент ящерица была, и он это тело оставил. Правда, скорее всего, мое тело находилось в ином агрегатном состоянии, ведь я в нем, каким-то образом, до горячих магм изнанки сумела добраться, у меня ведь тогда в руках Перунов цвет был… но это отдельная история, я тебе ее потом расскажу.

– Скорее всего, – сказал Андрей весомо, – ты тогда для остального мира была, как мы сейчас, после рассинхронизации, мы ведь сейчас тоже сквозь плотные предметы проходить можем.

– Наверное, – сказала Аня, – правда я тогда специально мир не останавливала, да и не умела еще, скорее всего это Перунов цвет устроил.

– Что ж, – сказал Андрей, – думаю, с этим проблем не возникнет. Будем вызывать твоего динозавра? Я так понимаю, придется опять каким-то заклинанием воспользоваться?

– Знаешь, – сказала Аня, – я тут подумала, наверное, сюда его все же не стоит вызывать. Во-первых, околоземный слой – не его вотчина, ему здесь будет сложно проявиться и сформироваться, а потом, если у него даже и получится, то он может сильно навредить хрупким околоземным стихиалям, – у них другой масштаб, другая энергия, а, значит, и сад этот, и окружающая природа могут пострадать. В мире же все четко разграничено, что с чем может пересекаться, а что – нет.

– Так что же, тогда, делать будем? – недоуменно посмотрел на нее Андрей, – эти стихиали – повсюду здесь, куда бы мы ни пошли. Они везде пострадают.

– Я думаю, нам надо взлететь километра на полтора над землей, где грозовая облачность формируется. Там он будет в своей стихии, и никому вреда не причинит.

– Ты же говорила, что раньше не летала никогда в физическом теле!

– Думаю, теперь у меня это получится, – сказала Аня, посмотрев в небо. – Я многого раньше не делала, но, за время изолированного существования моей знающей половинки на изнанке земли, значительно нарастила свою личную силу. Это ведь, как отшельничество, – за время изоляции происходит накопление энергии. Давай, на счет три – взлетаем до ближайших облаков, только, чур, не теряться! – и на счет «три» ребята взмыли в серо-фиолетовое небо.

На этот раз Андрей постарался не торопиться, памятуя, как от резкого ускорения потерял сознание и чуть не погиб. Аня, очевидно, также учитывала этот фактор и не рвалась вверх, умело и медленно наращивая скорость, словно полеты были для нее привычным делом. Тем не менее, на всякий случай, Андрей приблизился к ней и взял за руку. Подъем был неспешный, приятный, рюкзак за плечами Андрея перестал ощущаться сразу после того, как он «обезвесил» свое тело, и мальчик подумал, что мог бы без труда поднять в воздух гораздо большее количество вещей. Он смотрел вниз на медленно уменьшающиеся в размерах два дома, в которых проживали они с Аней, огороженный частоколом прямоугольный участок с фруктовым садом и огородом, соседние улицы, превратившиеся в тоненькие ленты, и думал о том, удастся ли ему увидеть еще эти края, где обычный летний отдых превратился в невообразимое приключение, которое еще Бог знает, куда заведет. Но идти на попятную уже поздно. Андрей не боялся, что в этот раз их кто-то заметит, – город превратился в спящее королевство, которое, для пущей убедительности, было погружено в слабо опалесцирующий астральный полумрак. Вчера, во время полета, город, хоть и казался с такой высоты игрушечным, но продолжал жить своей жизнью: по улицам резво сновали игрушки-машины и медленно ползали игрушки-люди, а до слуха доносились отдельные звуки, то теперь подъем происходил в полной тишине, и город разворачивался внизу, как огромная картина с застывшими автомобилями и пешеходами. Отличие состояло и еще в одном: например, с подъемом вверх не становилось ощутимо холоднее, как в прошлый раз, очевидно, Андрей захватил с собой тот микроклимат, который оказался внутри фрактального коридора. Застывшие в воздухе случайные птицы на этот раз не шарахались от удивительных летунов, они были в иных пространствах и временах, и только прозрачная, напоминающая весело колышущееся на ветру покрывало, стихиаль летних ветров Вайита, обитающая в самых нижних, околоземных слоях атмосферы, какое-то время поднималась вместе с ними, кружась в нескончаемом вальсе. Она, наверное, была весьма удивлена тому, что неуклюжие существа физического слоя оказались способны преодолеть земное тяготение. Среди кладок и волн ее струистой материи время от времени возникало удивленное личико, и в сознании Андрея непроизвольно стали складываться строки, которые в случае необходимости могли бы дать ему ключ к управлению этой стихиалью.


Мы духи Вайиты,

Ласкаем ланиты,

Ерошим холмы

И качаем ракиты,

Сгущаем дымы

Луговых ароматов

И носим эскадры

Косматых фрегатов.

Мы те, кто не знает

Размера и формы,

Но нам животворные

Ветры покорны,

Не ищут покоя

От вечной ловитвы

Прозрачные, быстрые

Духи Вайиты.

Пернатым не чужды

Воздушные музы:

Заоблачной дружбы

Им ведомы узы,

Прислушайтесь: В щебете,

Чеканье,

Клике

Вершится симфония

Нашей музыки —

Летит над землею

То – в вихре,

То – плавно,

Так благослови ж нас,

Пресветлая Навна.


«Опять Навна, – подумал Андрей, словно не он сам только что сочинил это стихотворение, – почему в этих стихах-заклинаниях постоянно Навна присутствует?»

Размышления он не закончил, поскольку услышал голос, словно бы проступающий сквозь порывы ветра:

– Привет, далеко летим?

– Привет, – в один голос ответили Аня и Андрей, и смущенно посмотрели друг на друга; тогда Андрей замолчал, вежливо предоставив возможность отвечать даме.

– Да, вот, к приятелю одному в гости слетать решили, – сказала Аня от имени обоих, – ты, наверное, с ним знакома. Хотя, если судить по имени, это, скорее, «она», Ирудрана.

– Как же, как же, – зашелестела, словно простыня на ветру, Вайита, – мы, в какой-то степени, дальние родственники. Хотя, честно говоря, я к подобным родственникам стараюсь не приближаться, она всех в свое жерло поглотить норовит! А, в общем, без нее тоже нельзя, что за лето без грозы! Ну, а как вы этого своего приятеля, вернее приятельницу, вызвать задумали?

– Да, есть у нас для этого дела заветное заклинание, наша общая песенка, – включился в разговор Андрей, чувствующий себя главным докой по части извлечения стихиалей из их пространственных локусов.

– А, ну тогда, вопросов нет, – уважительно прошелестела Вайита, – но только вам же, наверное, пообщаться захочется, а с этим дело будет труднее обстоять, в этом месте пространства Ирудрана спать будет, и если вам ее все же удаться разбудить, то она, спросонья, может перепугаться и бед всяких натворить.

– Это еще, каких бед? – недоверчиво спросила Аня. – Мы для того на высоту облаков и поднялись, чтобы она бед не натворила.

– Так, что ей эта высота? Она и с этой высоты в сердцах так может молнией шандарахнуть, что и этот садик, и эти домики враз сгорят! Нет, братцы, лучше бы летели вы в те края, где гроза собирается, вот там ваше общение будет на сто процентов продуктивным.

– А где ближайшая гроза собирается? – спросила Аня, растерянно оглядывая горизонт, который, как назло, не предвещал никаких перемен в погоде, и на небе фигурировали только безобидные кучевые облака.

– Тут, буквально в двух шагах, километрах в трехстах к северо-востоку гроза начинается, но сюда не доберется, растеряет весь кураж по дороге. К сожалению, не смогу вас туда доставить, мне сейчас положено в другую сторону лететь, да и, честно признаться, нет у меня особого желания с дальней родственницей встречаться.

– Да ладно, – сказал Андрей, – чего уж тебя утруждать, мы уж, как-нибудь своим ходом. Триста километров, конечно, по нашим меркам, не так мало, не в двух шагах, но мы еще не достигли предела сваей скорости, надеюсь, успеем вовремя.

– Успеете, успеете, там гроза серьезная затевается, часа через два-три как раз в самом разгаре будет. Ладно, вы что-то уж больно высоко забрались, мне в этих слоях атмосферы весьма дискомфортно, здесь Зунгуф властвует, так что счастливо оставаться… вернее, пролететься! – С этими словами Вайита сделала лихой пируэт, встряхнув всеми своими фалдами, и улетела в сторону ставшего совсем игрушечным городка.

– Ну что, полетим? – вопросительно посмотрел на Аню Андрей, – или все же решимся вызвать сюда? Кстати, гроза эта во внешнем мире никогда не разразится в нашем восприятии, так что мы можем лететь туда хоть год. С другой стороны, эта Вайита так ничего в окружающем и не поняла: молния – опять же, для нашего временного коридора – от туч до земли несколько столетий лететь будет.

– Я не берусь так самоуверенно этими категориями распоряжаться, – покачала головой Аня, – в их-то времени она, так или иначе, ударит, если сам ее факт свершиться. Давай лучше судьбу не испытывать, полетим, куда Вайита указала. Тем более такого точного попадания и не нужно, мы с такой высоты то место, где гроза собирается, за несколько десятков километров увидим.

– Ну, тогда полетели, – махнул рукой Андрей, – судя по расположению солнца, северо-восток там. Думаю, высоту мы достаточную набрали, давай-ка, попробуем скорость прибавить, только не сразу, как я понял, для головы опасно именно ускорение, а не сама скорость!

– Тут семи пядей во лбу не надо иметь, – пожала плечами Аня, – это в любом учебнике физики прочесть можно. Фишка не в этом, а в том, чтобы раньше времени энергии антигравитации не израсходовать!

– Раз так, то, догоняй! – задорно крикнул Андрей, сделал обратную бочку, и полетел на северо-восток, где далеко за городом, в сизой дымке маячили отроги Карпатских гор.

Какое-то время они играли в догонялки, не забывая главную задачу и не сбиваясь с курса. В искусстве полета они были примерно равны, поэтому догонялки получились напряженными. Андрей весь отдался наслаждению полета, не испытывая тех помех, которые омрачали его первый эксперимент, он то и дело срывался на фигуры высшего пилотажа, и с удовольствием отметил, что организм его начал привыкать к перегрузкам ускорения и смены положения тела, и он уже не рискует потерять сознания от слишком резкой свечи, и даже от умеренного вертикального штопора. Тем не менее, были моменты, когда Андрей ощущал, что подступает к пределу прочности, который лучше не переступать, и осаживал свой пыл. Аня летела более осторожно и менее рискованно, очевидно она больше думала о лимите антигравитационной энергии, однако то и дело догоняла Андрея, полет которого явно замедляли фигуры высшего пилотажа.

– Что у тебя на шее, – неожиданно спросила она, в очередной раз догнав Андрея, – у тебя что-то в вороте рубашки мелькает, а я никак разглядеть не могу.

– Совсем забыл тебе рассказать! – хлопнул себе по лбу Андрей, – эта вещь тебе должна быть знакома! Надо же, со всеми этими чудесами, о таком важном эпизоде забыл рассказать! – и Андрей, несколько замедлив скорость, чтобы было удобнее разговаривать, рассказал Ане о своей недавней находке под подушкой. – Так что, – закончил он свой рассказ, теперь я стал владельцем короны Меровингов. Хотя, в действительности, это, конечно, не корона, а брелок. Я из своей чудесной «вставки» узнал, что эти медальоны изготовил сам внук Иисуса Христа, и они содержат в себе материальность созвездия Ориона. Правда, из этой информации не совсем ясно, для какой цели они служат, кроме того, что являются символом принадлежности к роду Меровингов. И что означает тот факт, что эта коронетка пришла ко мне из сна, так же не понятен. Я тебе уже говорил, что информация, приходящая ко мне из вставки, часто бывает неполной. Но, как бы то ни было, это очень добрый знак, получив который, я окончательно утвердился в решении следовать за тобой. Честно признаюсь, меня сильно раздражает тот факт, что ты ничего не рассказываешь о сути нашей экспедиции…

– Я очень признательна тебе за это, Андрюша, – сказала Аня, – я понимаю, что тебя постоянно преследует подозрение, будто ты купил кота в мешке, да и меня в сумасшедшие записал, пока с тобой то же самое не произошло. Что же касается короны Меровингов, то тут я так же мало нового тебе сказать могу, знаю только, что коронетка содержит в себе принцип раздемонизированной материи и является ключом к управлению пространством, правда каким образом, мне неведомо. Что же касается фрагментарности поступающей к тебе информации, то тут объяснение, мне кажется, в следующем: дозированность ее корректируется Провиденциальными силами, и та информация, которая грозит нарушить ткань будущего, отсекается. Так что, обижайся, не обижайся, но знать абсолютно все о нашей миссии нам не только не нужно, но и опасно, хотя, механизм для получения информации у нас с тобой гораздо эффективней, чем у обычного человека. С другой стороны и ответственность за каждое действие и даже мысль у нас обоих возрастает непомерно. Кстати, похоже, мы подлетаем к нужному месту.

И действительно, за разговором Андрей не заметил, что погода явно изменилась, и у горизонта, как раз над ближайшими, пока еще невысокими отрогами Карпатских гор явно собиралась гроза: темная свинцовая туча надвигалась на путешественников, и было не понятно, она ли движется им на встречу, или это они ее догоняют. Минут через десять ребята оказались рядом с тучей, и стало ясно, что она, конечно, никуда не движется, а застыла совершенно неподвижно, как и все предметы в этом остановленном мире. Ничто в ней не шевелилось, и только неясное свечение в глубине темного зловещего марева свидетельствовало о том, что рассинхронизация временных потоков застигло тучу как раз в тот момент, когда в ее глубинах возник могучий электрический разряд, который так и не успел превратиться в молнию.

– Надо же, – сказал Андрей, любуясь грандиозным зрелищем, – наверняка к подобной «не остановленной» туче было бы не так безопасно подлетать. Да, кстати, а время-то не на сто процентов остановлено, гляди ка!

И действительно, оказалось, что формирующаяся из чудовищного разряда молния, не застыла абсолютно: через несколько минут ее сияющий хобот появился из-под края тучи и медленно, словно гусеница зубной пасты, выдавленной из чудовищного тюбика, начал медленно двигаться к земле. Хотя нет, не гусеница, а гигантская огненная капля, которая за тысячные доли секунды своего существования воспринимается глазом как извилистый, огненный зигзаг молнии.

– Надо же, – сказал Андрей, – глядишь, за пару дней она и до земли долетит, а не за столетие, как я считал. Значит, время здесь все же движется.

– Конечно, движется, – пожала плечами Аня, – иначе все в этом мире просто бы исчезло. Ладно, давай Ирудрану вызывать, ничего особенного в этой туче мы уже не увидим.

Ребята зависли в воздухе, словно встали на невидимую плоскость, Аня закрыла глаза и начала какие-то только ей ведомые ментальные операции, Андрей же непроизвольно начал очередную импровизацию, посвященную грозовой стихиали Ирудране.


Когда половодье иссякнет, в привычные русла

Вернутся озера и реки, насытив угодья,

Настанет пора для иного природы искусства,

Пора поднебесных баталий и туч половодья.


Варуна, Перун, Индра, Зевс – всех имен не означить,

Нам люди присвоили титул богов-громовержцев.

Но мы только духи, у духов иные задачи,

Мы просто играем, не правим, не бьем иноверцев.


Не зря нас боятся, шутя, мы сжигаем дубраву,

И все же, порою, нас ждут, как небесную манну:

У почвы иссохшей снискали мы добрую славу,

Нам травы и люди возносят земную Осанну.


Мы вместе с Зунгуфом бросаемся в шумную битву,

Мы топим суда, мы свергаем с небес цеппелины,

Мы недра трясем, но средь грохота слышим молитвы

Ожившей ветлы и расправившей ветви калины.


Но силы иссякли, и солнечный луч запредельный

Приносит посланье о мире, любви, обновленье,

О Навне пресветлой, ее чистоте акварельной,

О вечности Духа, сокрытой в прекрасном мгновенье.


Ответная реакция со стороны тучи не заставила себя долго ждать, и Андрея это и не особенно удивило, он уже привык повелевать стихиями, и скорее удивился, если бы этой реакции не последовало. Во время произнесения этих строк-заклинаний он чувствовал, как меняется окружающее пространство, словно возникает нечто вроде сообщающихся сосудов между тем и этим измерениями с различными энергетическими уровнями, и что из ближайшего пространства стихиалей начинается некий спиновый переход. В центре огромной черной тучи возникло какое-то смерчеобразное движение, затем смерч втянул в себя всю грозовую тучу, и медленно поплыл навстречу зависшим в воздухе ребятам, постепенно приобретая зооморфные черты и превращаясь в громадного колеблющегося дымчатого динозавра. С большой натяжкой его можно было принять за диплодока, но форму он держал неважно, его шея, туловище и хвост постоянно то удлинялись, то укорачивались так, что время от времени он больше походил то на бронтозавра, то на брахиозавра, то даже на прямоходящего игуанодона, либо на еще какого-нибудь зауропода.

А впрочем, прежде всего это было некое живое, наполненное энергией облако, поэтому все происходящие с ним превращения казались совершенно естественными.

– Ну вот, – обернулся к Ане Андрей, – не заставил себя долго ждать. Кстати, я бы не сказал, что это именно диплодок, его за какого угодно динозавра принять можно.

– Да, какая разница, – пожала плечами Аня, – он уже давно трансформирован в нечто иное, и память его, в какой-то мере определяющая форму, тоже, очевидно, угасает. Наверное, он и сам уже плохо помнит, кем был.

Тем временем облако-зауропод подплыло к ребятам и остановилось на некотором расстоянии, и хотя его переднюю выступающую часть чисто условно можно было назвать мордой, и глаз Андрей не смог разглядеть, тем не менее, создавалось впечатление, что облако внимательно смотрит на наших героев.

– Эй, ящерица! – Неожиданно сурово произнесла Аня, – ты узнаешь меня?

Андрею показалось, хотя о какой-либо мимике говорить было сложно, что облако весьма смущено, затем раздалось что-то вроде шумного вздоха-покашливания, словно оно пыталось скрыть смущение, затем прозвучал виноватый голос, напоминающий управляемые порывы ветра:

– Не зови меня так, не тереби душу, кто старое помянет, тому глаз вон.

– Ну, почему же, – Андрею показалось, что в голосе Ани звучали злорадные нотки, которых раньше он никогда у нее не слышал, – кое-кому не грех напомнить о старых долгах, кое-кого сострадание только развращает и провоцирует на дурные поступки. Хорошо, я, в конце концов, не издеваться над тобой сюда явилась, а в чем-то даже облегчить твою душу: долг за тобой, и тебе, я знаю, он не давал покоя все это время, омрачая твое нынешнее весьма привольное состояние. Как-никак, если бы не совесть, то тебе, наверное, грех было бы жаловаться на нынешний статус: свободы и способов разрядки у тебя теперь хоть отбавляй!

– Что да, то да, – почему-то невесело прогудел бывший динозавр, – хоть все получилось не совсем так, как мне хотелось бы, быть грозовой стихиалью не так уж и плохо! По крайне мере, куража, которого так не хватало там, среди магм, хоть отбавляй. В конце концов, то, что когда-то имел большое плотное тело, можно было бы и забыть, – скорее всего, это обычная, присущая нашему роду ностальгия, все же пару сотен миллионов лет со счетов не сбросишь. Но это все лирика, и эту легкую грусть не сравнить с той тоской, которая буквально изводила там, в магмах, теперь другое, чего я раньше и в помине не знал… ты сказала, эта штука называется совесть? Она появилась у меня буквально сразу после того, как я тебя около порога оставил. Такое впечатление, что я именно из-за этой совести в Ирудрану и трансформировался, – все время плакать хотелось, и хороший ливень вполне этому способствовал.

– По-моему, – сказала Аня, – постоянное желание плакать не совсем соответствует природе грозовой стихиали. Вот, осенняя стихиаль, Истая, та – да, у той глаза все время на мокром месте, и сентиментальность – ее природная черта.

– Ты не дослушала, – продолжала Ирудрана свой рассказ, – с одной стороны плакать хочется от чувства, что я что-то нехорошее сделал, а с другой стороны, другую мою половину, это чувство просто бесит! Сам от себя все время приходишь в бешенство, и начинаешь все вокруг крушить – подстать тем далеким временам, когда я еще диплодоком был. Кстати, что-то с памятью случилось: раньше я об этом только и думал… или думала… даже не знаю, как правильнее, а теперь все реже и реже, все больше совесть скребет. О чем это я? Ах, да, ну так вот, проревешься, пару сотен молний выпустишь, спалишь там пару-другую деревьев, – честно говоря, редко серьезные разрушения получаются, – глядишь, слегка полегчало. Только ведь, какой парадокс получается, через какое-то время начинаешь терзаться по поводу этих двух-трех деревьев, или – не дай Бог, что не часто случается, – какого-нибудь пожара и непредвиденных человеческих жертв. И снова, так тяжко на душе становится, что хоть вой! А чем жалость сильнее, тем и ярость по этому поводу крепче! И все по новой, с очередными разрушительными последствиями. В общем, – вечный круговорот и никакого выхода не видно, того и гляди, руки на себя наложишь! Хотя, какая чушь, разве может грозовая стихиаль на себя руки наложить?! Это во мне какие-то человеческие понятия бродят, хотя, откуда им взяться? Я не только никогда человеком не был, но и общался-то накоротке с вашим братом всего один раз, это с тобой, разумеется… и так нехорошо поступил! Это за то добро, которое ты для меня и нескольких десятков моих безмозглых собратьев сделала! Ху-фу, Ху-фу, – туча-динозавр захлюпала несуществующим носом, и стала тихонько подвывать, затем, словно спохватившись, начала яростно извиваться, крутиться волчком, бить себя лапами по голове и сыпать искрами, словно гигантская петарда.

– Да ладно тебе, – смягчилась Аня, – видишь же, со мной все в порядке, – и хоть моя знающая половинка по твоей милости два года (естественно, в земном времени) пробыла в заточении на уровне земной мантии, я в чем-то даже тебе благодарна: это вынужденное отшельничество позволило мне значительно увеличить мою личную силу.

– Да уж, – пробормотал (или пробормотала Ирудрана), – твой кокон нынче как здоровенная шаровая молния, а энергии в нем – на сотню-другую обычных молний хватит.

– Кстати, – спохватилась Аня, – забыла тебе представить, это Андрей, человек, который вытащил из плена мою знающую половинку, которая туда по твоей милости угодила. Он так же принимал участие в извлечении тебя из твоего слоя.

– Да вижу, вижу я, у него допуск. И особая метка на нем, кстати.

– Это какой еще допуск, какая еще метка? – подозрительно посмотрел на бывшего динозавра Андрей.

Какая, какая! Я чувствую только, но объяснить ничего не могу, каким-то образом это с древней клятвой связано, и с кодом особым…

А, – дошло до Андрея, – наверное, это связано с этой вот коронеткой, – Андрей показал свой медальон. Это корона Меровингов, она, наверняка, имеет какие-то чудесные свойства, правда, я сам пока не знаю, какие. Туда сам внук Иисуса Христа материальность Ориона заключил. Правда, науке об этом ничего не известно.

– Не знаю, не знаю, по мне – что Орион, что Большая медведица! Что я сказал, то и сказал, больше ничего об этой штуке не знаю, знаю только, что не только в ней дело, и твоя сила двояка.

– Что значит «двояка»?

– То и значит, это как в молнии плюс и минус. Больше ничего сказать не могу, а если бы даже и знал что, то нам по рангу объяснять не положено, у нас, стихиалей, другая задача.

– А у Ани, – не унимался Андрей, – какая-то другая сила?

– Другая – не другая, не знаю я, – почему-то нервно забормотал бывший динозавр, – что вы меня мучаете, подобные вопросы создают энергию, которую я совершенно не переношу! Не мое это дело, если надо что, то так и скажите, а не мучайте всякими…

– Чего это он? – удивленно посмотрел Андрей на Аню, – я, вроде бы, ничего такого не говорил ему!

– Да кто ж его знает, – пожала плечами девочка, – он, наверное, запрограммирован на определенную информоэнергию, а все, что из рамок выходит, возможно, ему беспокойство доставляет. А впрочем, мне его реакция тоже не совсем понятна. Ладно, успокойся, – обратилась она к Ирудране, – никто тебя мучить не собирается, у нас к тебе конкретное дело. Кстати, выполнив его, ты тем самым развяжешь тот кармический узел по отношению ко мне, который ты по собственной дури завязал, и твои муки совести должны в значительной степени ослабеть.

– Правда? – оживилось облако. – То-то я, как тебя увидел, сразу лучше себя чувствовать стал! Было бы совсем здорово, если бы вы лишних вопросов не задавали!

– А кто знает, какие, – лишние, какие, – не лишние, – пожала плечами Аня. – Если вообще вопросов не задавать, то и общаться затруднительно. Ну, так вот, задание у нас к тебе следующего рода: надо нам с Андреем слетать в одно место. Это – в нескольких тысячах километров отсюда, где-то на Алтае, точнее сказать не могу, сама не знаю, будем уже на месте конкретную точку разыскивать. Астрального присутствия нам не достаточно, нужно, чтобы мы там в физических телах оказались. Лететь туда самим в такой форме очень долго придется, а нам нужно силы беречь для одного важного дела. Так вот, нужно, чтобы ты нас на Алтай доставил, да как можно быстрее, ну а конкретное место мы, так и быть, сами найдем. Кстати, Андрей волновался, что ты из другой материальности состоишь, и наши физические тела передвигать не сможешь, но мне кажется, если ты активизируешь облачный фронт, то сможешь нас вместе с обычными грозовыми облаками двигать.

– Физические тела, говоришь, – как-то странно посмотрела на Аню с Андреем Ирудрана, – они не совсем физические, можно сказать, относительные… так что с этим проблем не будет.

– Что значит, «не совсем физические и относительные»?

– Ничего не знаю, что из меня вылетело, то и сказала… или сказал… все не могу понять, какого я рода. Ох, не мучьте меня, у меня от этого вопроса опять голова пухнуть начала!

– По-моему, – недовольно проворчала Аня, – твоя голова может пухнуть сколько угодно, и ей ничего не угрожает. Хоть все тело в голову перельется!

– Он, наверное, имеет в виду, что в нашем фрактальном коридоре мы в особом агрегатном состоянии находимся, – легонько толкнул Андрей Аню, – да не задавай ты ему вопросы, а то он капризничать начнет!

– Вот именно, – заныл бывший диплодок, – я, конечно, вашу просьбу исполню, куда мне теперь деваться, только ведь загвоздка в том, что я в определенной метеорологической зоне активен (или «активна», тьфу, ты), в зависимости от давления, влажности и воздушных течений, поэтому, как только из благоприятной зоны вылечу, то сразу же и засну, а там уж, в какую сторону меня понесет – одному Богу известно!

– Ты хочешь сказать, что отказываешься?! – насупилась Аня.

– Нет, нет, ни в коей мере, я же сам заинтересован! Нужно, чтобы вы еще стихиаль небесных воздушных течений вызвали, Зунгуфа. ОН, если его сильно попросить, может мне определенный воздушный коридор создать в нужном направлении, в котором я могу вас до места, не отключаясь, доставить. К тому же, он еще и на скорость передвижения способен заметно воздействовать, вам, ведь, как я понял, поскорее нужно? Кстати, что вы там, на Алтае, потеряли? Могли бы и на самолете слетать, не намного дольше.

– Что потеряли – не важно, – сурово сказала Аня, – как и ты, я так же далеко не на все вопросы отвечать могу. А насчет самолета – если не можем, значит, на то резоны имеются! А вот по поводу Зунгуфа, – это ты правильную мысль подсказал, как я сама не додумалась?! Давай, Андрюша, вызывай, у тебя, с твоими импровизациями, лучше получается.

– Зунгуфа, говоришь, – почесал Андрей затылок, – ладно, давай попробую.

Он настроился на новую стихиаль, и тут же из него полились следующие строки:


От утренних рос до вечерних туманов

Мы строим небесные рати,

Пасем караваны слонов и джейранов

И вдоволь даем поиграть им.


Глядишь, через час наши чудо питомцы

Уже не слоны, а сирены,

И дымчатый замок раскинул под солнцем

Свои живописные стены.


Слагаем сюжеты картин-приключений

Принцесс, королей и злодеев

Из облачных масс и воздушных течений,

(Порой их и вовсе развеяв).


И если в чарующих красках заката

Нахлынет души половодье

Не где-то близь снежных вершин Химавата,

А в наших российских угодьях,


И если все это удастся запомнить

Пред тем, как захлопнутся двери, —

Поверьте, мы очень старались исполнить

Одну из мильонов мистерий!


Ее мы узнали недавно,

Она о тебе, дева-Навна!


После уже знакомых Андрею ощущений невидимых сообщающихся сосудов, в окружающем пространстве откуда-то сзади, где все еще голубело чистое небо, потянулись туманные треки, словно от истребителя, летящего в верхних слоях атмосферы. Затем эти треки начали завихриваться, и вскоре из светлой туманной облачности (в отличие от темного облака-динозавра) сформировалась человекоподобная фигура, которая напомнила Андрею пастуха, по крайней мере на голове фигурировала пастушья шляпа, на боку – котомка, а один из тонких облачных треков, который болтался за спиной мог вполне сойти за длинный пастуший кнут.

– Ба, старый знакомый, – пропел пастух, переводя, как показалось Андрею, невидимый взгляд то на облако-динозавра, то на наших героев, которые, на фоне облачных гигантов, казались едва заметными крошками, и уж совсем невероятным могло показаться то, что подобные крошки способны были этими гигантами повелевать. – И какие предложения возникли у честной компании? – добавил он через некоторое время, остановив свой взгляд все же на Ане с Андреем, правильно оценив их, как главных фигурантов.

– Вот, – сказала Аня, – этот наш знакомый утверждает, что без тебя не сможет нам помочь, а у него есть один кармический должок, и отказываться нет никакого резона…

– Все точно, – прошелестел Ирудрана, – надо этих шаманов в одно место доставить, а ты же сам знаешь, за двести-триста километров отсюда я просто засну, нужно, чтобы ты воздушные течения на северо-восток выстроил, в район Алтая. А там, они говорят, сами нужное место разыскивать будут. Ну а мы с тобой позже за услугу рассчитаемся.

– Почему он нас шаманами назвал, – тихо спросил Андрей у Ани, – мы же с тобой, скорее, маги, чем шаманы, да и не похожи совсем.

– Наверное, шаманы чаще всего проблемами ветра и дождя занимались, – шепнула Аня, – так исторически сложилось.

– Что ж, надо, так надо, – пропел пастух, – всегда рад боевому товарищу помочь, к тому же лица с допуском вправе кое-что у меня попросить, разумеется, в пределах здравого смысла. Эх, спутаем мы, нынче, карты всем здешним метеорологам…

– И этого делать не придется, – вступил в разговор Андрей, – я временные потоки рассинхронизировал, и мы только внутри нашего фрактального тоннеля передвигаться будем, так что для здешних метеорологов (разумеется, по отношению к нам) время, можно сказать, остановлено.

– Ну, так тем лучше, – ничуть не удивился заявлению Андрея Зунгуф, – мне, как скажете, внутри тоннеля, так – внутри тоннеля. Честно говоря, если бы даже и не внутри тоннеля, мне на этих метеорологов глубоко наплевать, я частенько, вопреки их прогнозам, моих подопечных перегоняю совсем не туда, куда они предписывают, специально, чтобы им служба сахаром не казалась. Ладно, чего время тянуть, в дорогу, так в дорогу! Вам куда? В равнинный Алтай или в горный?

– В горный, – быстро сказала Аня.

– А точнее можно?

– В район Белокурихи! – неожиданно выпалил Андрей, и тут же сам удивился своему заявлению: откуда у него взялась такая уверенность, он сам не мог объяснить, тем более, что там они собираются искать, он понятия не имел, но точно знал, что именно туда, а так же то, что еще пару минут назад понятия не имел, куда именно они должны лететь.

– Ты точно уверен? – удивленно посмотрела на него Аня. – Я в своем вещем сне, о котором тебе рассказывала, на том камне, где мне Варфуша инструкцию оставил, прочитала, что ты откуда-то знаешь дорогу, но мне в это с трудом верилось. А точнее можешь сказать?

– Точнее не могу, – развел руками Андрей, – вдруг кусочек моего сегодняшнего сна, из которого эта коронетка пришла, вспомнился, и там я ясно увидел горную местность и здание с названием «Санаторий Белокуриха», и туда на автобусе компания, вместе со мной, взрослым, приезжает. Думаю, что это – подсказка, правда чувство такое, что этим наше путешествие не закончится. Словно бы надо тем маршрутом пройти, который я во сне видел. Правда, что там, в конце, не ясно.

– Это уж точно, – кивнула Аня, – так просто, без сучка и задоринки, не бывает.

Тем временем, Зунгуф, очевидно получив все необходимые сведения, – уже пропал из вида, превратился в дымные треки, протянувшиеся к горизонту туда, за Карпатские горы. Одновременно почувствовался все усиливавшийся свежий ветер, который до сей поры, не ощущался, а дымчатый динозавр стал отплывать от ребят, очевидно подчиняясь этому новому импульсу.

Цветок Тенгри. Хроники затомиса

Подняться наверх