Читать книгу Ди-Джей - Александр Берник - Страница 2

Просыпаться не хотелось. «Ломы» – полные. Но вездесущий стрёкот, жужжание, писк с цоканьем, лезшее самым беспардонным образом не только в уши, но и расползающиеся по всему телу противной чесоткой, вынуждало Диму с раздражением и душевной мерзопакостностью расстаться с этим сладким состоянием сонной неги.

Он нехотя разлепил глаза, и зло уставился на голубое небо без единого облачка, половинкой видневшееся на фоне стены из высоченной травы. Издающие мерзкие и громкие звуки насекомые мельтешили в воздухе, создавая броуновское движение разнокалиберных элементов фауны.

Сам воздух изначально показался каким-то тягучим и тяжёлым от обилия незнакомых запахов, притом, как отметил про себя молодой человек, явно естественного, а не искусственного наполнения. Странно. Но в тот момент, это благоухание даже не насторожило коренного жителя мегаполиса, априори непривыкшего к благовонию травы с цветами.

А всё из-за того, что его вниманием завладел огромный цветастый жук, медленно прожужжавший прямо перед глазами с натужностью тяжёлого бомбардировщика из фильмов о Великой Отечественной. Экзотический экземпляр фауны совершил жёсткую посадку на высоченную травину в палец толщиной, отчего та вальяжно качнулась, словно мачтовая сосна под резким порывом ветра.

Дима сел, опять не придав значения непонятно откуда взявшейся лёгкости в теле, и уставился на невиданное разноцветное насекомое размером со спичечный коробок. Офисный планктон айтишного бизнеса лицезрел данную причуду природы впервые в жизни, тут же приняв решение, что его надо непременно поймать и посадить в банку. Потому что этот великолепный экземпляр наверняка редкий и должен стоить ну ОЧЕНЬ дорого.

Рассматривая потенциальный эксклюзив ползающе-летающей фауны со всех сторон, он боковым зрением заметил какое-то движение и, резко повернув голову, тут же забыл о жуке и своих далеко идущих бизнес-планах относительно его выставочного будущего. В пяти шагах сидело грустное «нечто» и время от времени торопливо почёсывалось, как мартышка.

Дима даже дышать перестал, чтобы не спугнуть подобную невидаль, и, вытаращив глаза, принялся лихорадочно рассматривать живое инопланетное существо, стараясь не потревожить резким движением и соображая по ходу, что это такое. Оно было похоже ни то на очеловеченную обезьянку, ни то на обезьяненного человечка.

Маленькое, щупленькое и лысенькое, оно сидело в круге вытоптанной травы на небольшой земляной кочке, прижав колени к груди и сложив на них руки и голову, печальным взором рассматривая варварски загубленную растительность. Ну просто один в один модель для картины Васнецова «Алёнушка, перед тем как с горя утопиться». Только топиться вроде бы было негде. Вокруг стоял травяной лес.

Присмотревшись к этому существу внимательнее, молодой человек сделал вывод, что оно вовсе не лысое, а, наоборот, с ног до головы покрыто жидкими светлыми волосиками на загорелом теле. Эдакая «няшная мохнатка».

И только когда до заторможенного сознания, наконец, дошла информация, что это непонятное создание имеет ярко-красную чёлку таких же мелких волосиков, как и на всём теле, понял, кто перед ним, и Димины мозги по непонятной причине взорвались в истерике.

Приступ смеха накрыл столь резко и немилостиво, что живот с лёгкими мгновенно схватило спазмом, а из зажмуренных глаз брызнули слёзы. Дима даже расхохотаться в голос не смог. Поэтому скорчившись и повалившись на бок, забился в молчаливых конвульсиях, издавая несуразные звуки с плеванием слюны через нос. Что его так рассмешило, ни понял никто. В том числе и он сам.

Приступ закончился так же скоропалительно, как и начался. Стоило только молодому человеку на приделе удушья со стоном втянуть в себя воздух, ткнуть пальцем в направлении объекта веселия и раскрыть глаза, полные слёз.

Бедолага увидел собственную руку, покрытую сплошным ковром рыжей растительности, казалось произрастающей везде. Даже на кисти и пальцах. Сначала сдуру показалось, что и ногти покрыты волосами!

Смех как обрезало. А истерика триггерно поменяла полярность. Он тут же выставил перед собой вторую руку, зачем-то сравнивая. Вскочил и принялся осматривать своё, но явно чужое тело. Оно всё оказалось волосатым сверху донизу. Схватился за лицо и в очередной раз задохнулся, только на этот раз от отчаяния. Он, как и то создание, в котором признал Джей, являлся чем-то среднем между человеком и обезьяной!

Суккуба отреагировала на его обеспокоенное буйство, но ни так бурно, как ученик, издав короткий, но звонкий мелодичный смешок, явно получив удовольствие от разглядывания мечущегося полуобезьяна, хлопающего себя по телу, словно он в панике тушил горящую на себе шерсть.

Наконец рыжий недочеловек обнаружил жидкий отросток между ног габаритами с мизинец, брезгливо вытянул его двумя пальчиками, держа за кончик, и, выпучив глаза на эту несуразность, замер, как статуя.

Мелодичный смех обезьянки с красной чёлкой подавился истерикой, и она, так же, как и самец поначалу, в беззвучной судороге повалилась на бок и принялась кататься по траве.

Дима, не приходя в себя, тем не менее, осознав, что это всё проделки белобрысой сволочи потустороннего мира, моментально распалился, да так, что глаза налились ослепляющей яростью, и он что было мочи заорал: «Убью!».

Вот только получилось из этого ора «у-ю», и всё. Но тогда он даже не обратил внимания на кардинальное изменение собственной фонетики, упростившейся до гласных звуков, и на то, что от лексики в голове тоже осталось немного – лишь ненормативная.

Дикая, поистине звериная жажда убивать затуманила разум и восприятие реальности. Он не понял, откуда это взялось, но однозначно зафиксировал. То, что тело чужое – стало понятно сразу, но что оно и вести себя будет иначе, оказалось для попаданца полной неожиданностью.

Джей, как и положено полудикому примату, среагировав исключительно на инстинктах, прямо из положения лёжа, звонко по-обезьяньи взвизгнула и метнулась в высокую траву очумелым зайцем, скача на четырёх конечностях и при этом задирая голую задницу выше головы.

Следом в те же дебри врезался «взбесившимся паровозом» разъярённый рыжий обезьян, образовывая просеку в зарослях высоченной травы, громко пыхтя при этом и на всех парах укладывая попавшую на пути растительность в накатанную дорогу. Его состояние было таковым, что попадись на пути деревья, и они бы легли как травины.

Буквально через полминуты запыхавшийся «паровоз» встал как вкопанный. Пар кончился и, тяжело шипя его остатками, Дима огляделся. Хотя, что толку было оглядываться в этих зарослях выше человеческого роста. Единственное направление, куда можно было смотреть – это назад, на просеку.

Он так увлёкся самим процессом погони, что практически сразу потерял цель из виду и бежал, похоже, только для того, чтобы бежать, выбрасывая из себя негативные эмоции, а не с целью кого-либо поймать.

Вот только отдышавшись, молодой обезьян начал действительно приходить в себя, резко сообразив, что не только потерялся ни пойми, где, но и лишился последней связующей ниточки, ни пойми с чем.

– Ы, – тихонько попытался позвать «потеряшка».

Она не отозвалась. Попаданец пристально вслушивался в окружение, крутя головой в надежде уловить шорох пробирающейся через траву белобрысой обезьянки. Но в этой истеричной трескотне с жужжанием, превратившейся в бешеную какофонию, после того как обитатели растительного царства были подняты по тревоге с насиженных мест, услышать что-либо помимо ора насекомых не представлялось возможным.

Он принялся махать руками, разгоняя тучи летающих агрессоров, обнаруживших нарушителя спокойствия и кинувшихся в атаку, кусая, жаля и щекоча, при этом навалившись скопом, беря числом, заваливая и облепляя большого рыжего зверя своими тельцами. Пришлось Диме пуститься в пляс с притопами, прихлопами и выгибонами.

Не прекращая отчаянного сопротивления нападению агрессивной фауны, он ещё раз позвал Суккубу, но уже громко. Ответа вновь не последовало. Наконец, сообразив, что с его речевым аппаратом какие-то нелады, не прекращая неравный бой, принялся с усилием двигать челюстью и шевелить языком, заодно выплёвывая особо наглых насекомых.

Разговорный инструмент оказался толстым и на редкость неповоротливым, будто в него злющая пчела всадила жало, и от этого язык опух, превращаясь в чужеродный предмет во рту, который, тем не менее, просто взять и выплюнуть как муху, не получалось.

Найдя для себя единственный выход в сложившейся ситуации, в виде собственноручно проделанной просеки, обеспокоенный «потеряшка» решил вернуться на поляну, притом бегом, отрываясь от преследователей, где, к своему облегчению, и обнаружил цель погони.

Она сидела на том же месте и в той же позе, будто ничего не произошло. Притом, белобрысую, в отличие от него, никто не кусал. А он, как показалось, просто сдуру пробежал мимо. Но запал негодования и ярости был уже исчерпан, и на смену пришла растерянность.

Дима подошёл, сел напротив и, продолжая почёсываться, добивая остатки ползающих по телу тварей, с интересом заглянул Джей в мордочку, покрытую светлым пушком волосиков.

Ему показалось, что её черты несколько изменились. Хотя попаданец тут же отметил, что в темноте на дороге, да и в салоне машины он её как следует, так и не разглядел. А в образе светящегося ангела, вообще черты были смазаны. Хотя что-то узнаваемое всё же угадывалось. Суккуба была спокойна и расслаблено улыбалась, следя за его действиями.

Наконец адское создание поднялось, отряхивая с попы траву, и встала перед ним в полный рост. Только тут Дима с изумлением осознал тот факт, что они оба были абсолютно голые, ну, если не считать бурной растительности, хотя и не такой густой, как у настоящих приматов.

Сказать, что эта самка полуобезьяны-получеловека произвела на него возбуждающее впечатление, значит откровенно соврать. Джей имела фигуру и все половые женские принадлежности в состоянии подросткового зачатия, в совокупности напоминая «гадкого утёнка».

Вместо грудей – два опухших прыща в стадии обострившегося воспаления. Талия, как и задница, отсутствовала, формируя тушку в виде сплющенного бревна. Руки вытянуты до колен. Ноги укорочены до безобразия. Маленькая круглая голова на несуразно тонкой шее. Два лопоухих локатора ушей, торчащих в плоскости нормали. Одним словом, красота неописуемая, потому что описывать стыдно.

Дима, после пристального и критичного изучения стоящей перед ним псевдоженской натуры, сделал для себя неутешительный, но при этом исключительно мысленный вывод, напрочь забыв, что эта развратная дрянь может подслушивать.

Дима: – Да уж. На такой не сексу обучаться, а стойкую импотенцию на всю жизнь зарабатывать.

– А ты себя-то хорошо рассмотрел? – скривившись в презрении, отреагировала на его мысли Джей.

– Ак не сесно, – негодующе в очередной раз взорвался рыжий обезьян, вскакивая на ноги и с ожесточением принимаясь гонять кусок мяса во рту, пытаясь его хоть немножко размять, сделав более покладистым.

– Честно, – обрезала белобрысая наставница, – кстати, не мучай свой отросток за зубами. Так здесь говорят абсолютно все, ну, кроме меня, любимой. У тебя даже лучше получается, чем у большинства особей здешнего анклава. Да и говорить тебе со мной необязательно. Просто думай. Я услышу.

– Но эо не павино, – продолжал возмущаться ученик, стараясь как можно чётче проговаривать буквы, – ты зе мозес сдеать так, шоб я говоил номано. И пеестань подсушивать мои мыси!

– Ди, – тяжело вздохнула Суккуба, вновь усаживаясь на кочку и показывая рукой, чтобы ученик перестал дёргаться и тоже где-нибудь пристроил задницу, – я специально высадила нас в этом безлюдном месте и прежде, чем тебе влиться в дружный коллектив себе подобных, прочитать небольшой вводный инструктаж по этому миру и кое-каким особенностям наших с тобой взаимоотношений.

Дима в очередной раз резко сменил эмоциональный окрас своего поведения. Он успокоился, сел и приготовился внимательно, насколько это было возможно, её послушать, даже находясь в непонятном для него теле с эмоциональными дебильными заскоками.

Осознав, что эти резкие перепады психических реакций как-то связаны с гормональными особенностями нового организма, в чью оболочку эта потусторонняя сволочь его засунула, молодой человек постарался задавить всякое проявление чувств на корню силой своего интеллекта. Мозги, слава тебе, яйца, оставались родными и принадлежали особи двадцать первого века, утяжелённые как минимум, корочкой диплома о высшем образовании. Хотя, сколько там эта корочка весит.

– Во-первых, я не могу перестать слышать твои мысли. Это всё равно, что заставить слышать всех, кроме кого-то конкретного. Понимаешь? Я не нарочно. Я так устроена. Во-вторых, не переживай. Здесь все коряво говорят. И связано это с физиологическими особенностями человека этого мира.

Дима: – А что, кстати, это за мир? Какая планета? – стараясь держаться спокойно и чуть ли не медитируя, подумал горе-ученик.

– Это твоя родная планета Земля, Ди. Континент Африка. Только мы с тобой в очень далёком прошлом, когда человек ещё находился на заре своего эволюционного восхождения, как доминантная особь животного мира.

Дима: – На кой?

– Ты же изъявил желание учиться, – самым натуральным образом удивилась Джей, – а всё познаётся постепенно, от простого к сложному, по святому для вас закону очереди. И начинать следует с конца хвоста, то есть с азов. Поэтому первым делом ты должен будешь усвоить, что в вас, людях, заложено природой и что вы представляете собой как млекопитающие класса приматов. Но не в полном объёме, не пугайся, а лишь в той части, что касается нашей специфики.

Дима кивнул, соглашаясь с предложенной установкой. Устроился на примятой траве поудобней и приготовился учиться, понимая, что без теории, оказывается, и тут никак.

– И так. Тема первого занятия, – тоном прожжённой училки начала белобрысая бестия образовательный процесс, – основной половой инстинкт. Что ты знаешь об этом чуде природы?

Дима резко схватился за виски. Ощущение было такое, что в голову ворвался вертолёт, и все мозги винтами хаотично разбросало по черепной коробке. В глазах потемнело. Подкатила тошнота. Будто кто по затылку дубиной заехал до состояния сотрясения мозга. Но боли при этом – никакой. Правда, предсмертное состояние продлилось всего пару секунд или чуть дольше, а затем постепенно отпустило, приводя в чувство.

Дима: – Что это со мной? – на автомате подумал он, не безосновательно полагая серьёзные проблемы со здоровьем.

– А, не бери в голову, – тут же отмахнулась радостная Джей, – это с непривычки. Потом будет легче.

Дима: – То есть? Что значит, будет легче? – продолжал не понимать происходящего молодой обезьян, но, избавившись от головокружения, уже вполне осознано уставился на белобрысую мучительницу.

– Видишь ли, Ди, – серьёзно проговорила наставница, при этом, смешно почёсывая длинной рукой спину, подражая, таким образом, людям, скребущим с умным видом затылок, – я буду вдалбливать в твою голову знания не фигурально, а реально. Всё, что я вот таким образом вложу тебе в сознание – забыть ты уже не сможешь никогда. Эти базовые знания у тебя установятся в виде некого ПЗУ и по мере их накопления кардинально изменят твоё мировоззрение. Вот я сейчас вложила в тебя тему первого класса обучения, и ты об этом законе будешь думать, будто знал о его наличии всегда. Удобно ведь. Правда?

Дима: – Вот ни хрена себе вложение. Я чуть не сдох.

– Да ладно тебе. Немного головка покружилась и всё. Даже больно не бывает. К этому довольно быстро твой организм привыкнет, и ты вообще не будешь ощущать вмешательства.

Дима: – Круто. И что так любые знания можно вложить?

– В принципе, любые. Но не отвлекайся. Ты не ответил на вопрос. Так что ты знаешь об основном половом инстинкте.

Дима: – Пришёл-увидел, поймал-оприходовал. Чо тут знать?

– Ди-бил. Что я ещё могу сказать. Обезьян ты и есть обезьян. Основной половой инстинкт – это постоянный процесс поиска в общности предпочтений и аверсивности.

Дима: – Чего? – скривился обучаемый, услышав непонятную хрень, параллельно вновь поплыв сознанием.

– Корову. Аверсивность – это способность вызывать неприятные эмоции, отвращение. Вот как раз ты для меня в данный момент и есть полный аверсив.

Дима: – Взаимно, – огрызнулся абитуриент, поморщившись и издав параллельно соответствующие звуки носом, – меня аж тошнит, какая тут умная обезьяна завелась. Это вас что, в дьявольской школе так натаскали?

– Нет, красножопый ты мой, – наигранно ласково парировала Суккуба, нисколько не обидевшись, – это я, в отличие от тебя, иногда с умными людьми общаюсь. Кстати, на будущее. Мужчина, выделяющийся по интеллектуальному развитию среди окружающих, способен вызвать у женщины интерес и желание близости, даже независимо от того, как он выглядит. Примитивный мозгами самец очень быстро утрачивает свою привлекательность.

Тут она попыталась изобразить кого-то умного и величественного, состроив смешную мордочку и задрав одну руку вверх, торжественно продекламировала:

– Не каменей в познанном, расти во древе и будь гибок в росте познаваемого.

Затуманивания мозгов не произошло, и молодой обезьян решил, что запись этой дряни в ПЗУ не производилась, или он уже адаптировался и просто не замечает воздействия.

Дима: – Это кто у нас был такой умный? – облегчённо и с ехидством подумал ученик, видимо уже понимая, что эта блондинистая зараза за время обучения ему всю плешь проест своей завышенной интеллектуальностью, а заодно в мозги столько нагадит, что лопатой нужно будет вычерпывать.

– Не помню, – тут же расслабилась Джей, становясь прежней, – а раз не помню, значит, запишешь данное высказывание на мой счёт, занеся в полное моё собрание сочинений в томе где-нибудь так в сорок втором.

Дима: – То есть, выходит, чтобы быть интересным женщине, я должен как минимум стать членом команды «Что. Где. Когда»?

– Многознание уму не научает, дебил.

Дима: – Сама дебилка. И вообще, хватит уже обзываться. Это, по крайней мере, непедагогично. Кстати, – тут же состроив ехидную рожу поинтересовался ученик, – а это в какой том твоего полного собрания сочинений занести?

– Эту формулу вывел Гераклит, дебил, – ответила она, не собираясь обращать внимание на его протесты, – один из первых древнегреческих философов, основатель научной диалектики, считавший, что в мире нет ничего постоянного, и в результате этого противоположности притягиваются.

Дима: – Ну, всё, понеслось. Давай не будем пока растить из меня интеллектуала. Я уж как-нибудь с этим сам, когда-нибудь. И так от всего творящегося вокруг крыша едет не спеша, тихо шифером шурша.

Он зачем-то с остервенением выломал здоровенную травину, нервно понюхал стебель, куснул, словно злая собака, после чего, задавив в зачатии очередное нервное возбуждение расшатанной психики, невпопад поинтересовался:

Дима: – Хотя любопытно. Почему это многознание не научает уму. Я всегда считал, что как раз наоборот.

– Ни тем считал, – хмыкнула Джей, явно настроенная на желание помолоть языком, который, в отличие от Диминого, нисколько не пострадал от отката в эволюции, – Ты можешь стать ходячей энциклопедией, выучив её наизусть, и быть при этом непроходимым тупицей по жизни – лохом средней комплектации. А можешь вообще не уметь ни читать, ни писать, ну или иметь три класса образования, и то в тюрьме, и быть при этом в высшей степени разумным созданием. Ум, говоря твоим компьютерно-технологичным языком, это некий аналитический центр обработки данных, поступающих от органов чувств об окружающей среде в совокупности с внутренней информацией от блоков абстрактного мышления.

Дима только успел открыть рот и распахнуть глаза, не успев при этом ни прервать лектора протестом по поводу заумности, ни заставить замолчать физическими методами. Он мало что понял из сплошного потока слов. Его мозг, изрядно перегруженный со времени появления этого чуда, был уже не в состоянии воспринимать непонятную тарабарщину, да ещё втискиваемую в ускоренном режиме. Джей это заметила.

– Понятно, – махнула она щупленькой ручкой, – Не впихивай «невпихуемое» – подели на удобоваримое. И ты, кстати, зря делаешь такую кислую обезьянью рожу. Я ведь тебе не школьная училка. Я тебе двойки в дневник ставить не буду. И папу к себе на дом вызывать по ночам тоже. Я тебя, милый, просто не выпущу из этого мира, пока весь материал не освоишь и в переводе не сдашь. А если начнёшь артачиться, то и в двух.

Дима: – Не понял? – в самом деле, принялся артачиться ученик, резко переключившись с одного непонимания на другое, – в каких ещё переводах? Мы с тобой так не договаривались. И вообще, я тут сексу учусь или иняз заканчиваю.

– А где ты видел, убогий, чтобы наставник с учеником договаривались о методике преподавания? – начала явно заводиться белобрысая обезьянка, исходя на нервы, – Как потребую, так и будешь тут пляски с бубнами устраивать. А ни захочешь или ни сможешь, так обезьяной и сдохнешь в этом мире. Знаешь, сколько у меня таких дебилов по разным локациям сидит? Ты не в том положении, прыщ, чтобы мне указывать. Так что влип ты, пацан, по самую задницу головою вниз. Притом сам напросился.

Дима: – Я не понял, что значит перевод, – надулся горе-ученик, идя на попятную, неожиданно вспомнив, что имеет дело со всемогущей адской сущностью, а не с простой белобрысой «недообезьянкой».

– А то и значит. Всё, что я буду вдалбливать в твою тупую башку, как обязательные для тебя познания, будешь рассказывать мне другими словами и понятиями, сделав перевод с русского на русский. Тогда я поверю, что ты освоил материал.

Дима: – То есть пересказ своими словами, что ли?

– Внимательно меня слушай. Не своими словами, а другими, несовпадающими с моими.

Накал страстей взаимно возрастал. Похоже, у Джей в теле полуобезьянки, так же, как и у Димы образовались проблемы с гормональным балансом, и поэтому оба уже чуть ли не прыгали, сидя на задницах.

Дима: – Как можно сказать другими словами, что многознание уму не научает? – взвился с носовым мычанием нервно елозивший пятой точкой, ничего не понимающий ученик, – многознание – оно и в Африке многознание, а уму ты вообще дала только что чёткое определение.

– Внимательно. Меня. Слушай. Дебил, – жёстко и озлоблено прервала его красночёлочная училка, так же, как и он, стирая пятой точкой земляную кочку, – во-первых, это твои проблемы, как ты это будешь делать. Во-вторых, только обязательные для тебя познания на этом уровне. А относительно мужчины-интеллектуала я чётко дала понять, чтобы ты запомнил это на будущее. Я с тебя спрошу, но позже, если умудришься из обезьян выбраться. Каким был обязательный для усвоения закон, который я до тебя довела?

Дима: – Не помню, – мысленно рявкнул горе абитуриент, сопровождая подуманное мимическим букетом озлобленности с ослиным упрямством «наплевательности», всем видом показывая, чтобы она уже шла лесом со своими нравоучениями. Притом, как можно глубже в кишечник.

Обезьянка с красной чёлкой не осталась в долгу и, скорчив свирепую мордашку, вскочила и замерла напротив неподвижным изваянием, уставившись следственным дознавателем на обвиняемого, словно гипнотизируя. Диме вдруг стало неловко и холодно от её пронизывающего взгляда. И он, забыв, что эта, с позволения сказать, нехорошая сущность адского замеса читает мысли, как по писаному, принялся нецензурно про себя выражаться, пытаясь разгрести в памяти кашу, которая, похоже, уже окончательно разварилась, превращаясь в голове в однородное месиво.

Наконец, сдавшись и вспомнив, что Суккуба прекрасно слышит все его мыслительные изыскания, резко сменил негативно эмоциональное мышление на раскаяние.

Дима: – Ну, я действительно не помню. Ты уже столько наговорила, что я запутался.

– Ладно, – ожила блондинка на всё тело, – но учти. Повторяюсь в первый и последний раз. Основной половой инстинкт – это постоянный процесс поиска в общности предпочтений и аверсивности. Переведи.

Дима замешкался. Он почему-то даже не смог сразу повторить про себя всю эту фразу целиком, какой уж там перевод.

Дима: – Всё как-то расплывчато… и не совсем понятно, – он принялся растирать виски, стараясь физическим воздействием заставить мозги работать, – вернее, совсем непонятно. Я имею право на уточнения и более детальное толкование?

– Браво, – неожиданно расцвела Джей в подобии улыбки, скривившись только одной половинкой лица и хлопнув себя по тощим ляжкам, – В рамках основной истины я буду развеивать все твои сопутствующие недопонимания, пока ты, тупоголовый, не посчитаешь, что наконец-то понял суть. После чего, либо перестанешь задавать тупые вопросы и замолкнешь, либо сделаешь требуемый перевод.

Дима: – Ну, хоть на этом спасибо, – облегчённо вздохнул зашуганный донельзя ученик, осознав, что появилась отсрочка неминуемого наказания в виде немедленного ответа у доски и приведения своих расшвырянных по черепной коробке мозгов в порядок, что позволило в очередной раз резко успокоиться и собраться, – Что значит основной? Есть ещё и не основной?

– Начну с конца, – спокойно отреагировала Джей на его первый уточняющий вопрос, переходя в рабочий педагогический режим и принимаясь расхаживать, как препод у доски, – есть. И достаточно много. Но этот, даже среди всех законов продолжения рода, резко отличается от остальных. Он подобен невидимому основанию, но без которого вся пирамида этих законов рассыплется. Любое живое существо стремится к тому, что его привлекает, и сторонится того, что противно или вызывает боль.

Дима: – Понятное дело. Рыба ищет, где глубже, человек, где на халяву кормят.

– Правильно. Плюсик тебе. Но это, в общем. А ты помнишь, что такое ум?

Дима: – Анализатор информации.

– А откуда он её получает?

Дима: – От органов чувств и внутреннего блока абстрактного мышления.

– Умница, – не скрывая изумления, восхитилась белобрысая недоросль, – отсюда следует, что и для глаз есть картинки прекрасные и отвратительные, и для ушей существуют звуки, завораживающие и режущие слух, и запахи для носа – благоухающие и зловонные. И прикосновения – приятные и вызывающие омерзение. Притом, заметь, выбор всегда делается неосознанно, а подсознательно. Это не говорит, что весь мир поделён на плюс и минус. Наоборот. Большая часть информации – нейтральна. Она не приводит к ответным реакциям с твоей стороны, но положительно оценённая вызывает ощущение гармонии и порождает то, что называется искусством. Гармония для зрения – живопись, архитектура, скульптура. Гармония для слуха – музыка, гармония слов – поэзия и так далее.

Дима: – Ну, я с горем пополам разобрался, почему он основной. Потому что является фундаментом. Но с какого перепуга он вдруг стал половым?

– Он является основой для законов продолжения рода. Потому что самое гармоничное создание по совокупности всех потоков информации для человека – особь противоположного пола.

Тут белобрысая обезьянка смешно подпрыгнула и принялась перед ним крутиться, изображая показательные выступления топ-модели на подиуме, задирая руки над головой и показывая себя во всей красе. При этом продолжила нравоучение в довольно мерзкой, самовлюблённой тональности.

– Самое прекрасное зрелище для мужских глаз – было, есть и будет красивое, гармоничное обнажённое женское тело. Нет для мужчины сладостнее звуков, чем щебетание любимой на ушко или её завораживающий смех, – она тут же продемонстрировала и то, и другое, – а её запах? А прикосновение и ощущение упругой плоти на ощупь?

Дима: – И нет ничего более отвратительного, чем несуразность этого туловища, – укоризненно подумал ученик, отводя глаза от её уродливо непропорционального тела.

Джей никак не отреагировала на его колкость, продолжая модельно вертеться, и сама собой довольная, продолжила:

– Ты идёшь в толпе и, не желая того, каждую встречную женщину неосознанно оцениваешь: «нравится – не нравится». Даже если ты заставишь себя этого не делать, ничего не получится. Потому что твой мозг работает в этом случае автоматически. Это очень древний животный рефлекс.

Дима задумался, как бы проверяя данный постулат на собственном опыте, вспомнив себя почему-то в переполненном метро. И был вынужден согласиться. Было такое.

– Кстати, женщина проделывает с каждым мужчиной то же самое. Она, как и любой человек, всегда стремится к тому, что привлекает, и сторонится того, что отталкивает и вызывает у неё неприязнь или боль, в том числе и моральную. Так формируется внутренний мир предпочтений женщины. Как бы она ни была внешне безразлична к окружению, но её мозг всегда автоматически поставит на любом мужчине клеймо: «нравится – не нравится».

Дима: – Нравится – не нравится, спи, моя красавица, – мысленно пробурчал молодой обезьян, – и что мне даёт знание этого закона, если он автоматический и им невозможно управлять?

– Ты не вправе его выключить, дебил, но управлять им – просто обязан! В твоих силах выглядеть так, чтобы понравиться её взору. Одеться в соответствии со вкусами и предпочтениями, предварительно походив в спортзал, где приобрести хотя бы нечто отдалённо похожее на мужскую фигуру. Ну или хотя бы умыться и побриться для начала. Благоухать не грязным потом с перегарным выхлопом, а соблазнительными тонкими ароматами дезодорантов, производя на избранницу благоприятное впечатление. Ты можешь при желании, что называется, поставить голос, чтоб ЗВУЧАЛ, а не мямлил. Ну, а уж покорять женщину разумностью своих суждений и интеллектом – тут уж сам Бог велел, как говориться.

Дима: – Ну, ну, – тут же недовольно подумал ученик, – опять, «Что. Где. Когда».

– Дело не в этом, – пресекла его Джей, – просто умный изобразить дурака может, а вот на оборот не получится. Дурак – это навсегда.

Дима: – И я, по-твоему, достаточно умный для этого, раз согласилась на обучение? – не без потаённой гордости поинтересовался Дима.

– Для подавляющего числа сегодняшних женщин – вполне. Для многих красавиц с ногами от ушей придётся даже выглядеть значительно глупее, чем есть, чтобы общаться с ними на понятном для них уровне.

Дима: – Но это же буду уже не я. Это же будет обман, который рано или поздно раскроется.

– Но ты же хочешь владеть любой женщиной, а не только той, что подобрала тебя под забором? Для этого потребуется перевоплотиться для избранницы под её вкус, сыграть роль её кумира. У всякой женщины в мечтах имеется идеал особи противоположного пола. Чем дольше ты пребываешь в роли идеала, тем дольше владеешь ею безраздельно. А вжившись в этот персонаж, заодно и сам исправишься, став, в конце концов, хоть немного похожим на мужчину. Куда не плюнь – одна польза с выгодой.

Дима: – А если я не захочу меняться? – хмуро задумался ученик, проявляя наигранное упрямство, но при этом явно заинтересованный расписанной перспективой, – Если я люблю себя таким, какой есть.

– А придётся, – тихо, но тоном, не терпящим возражения, пресекла она его попытки уклониться от перевоспитательного процесса, – в том виде, в котором пребываешь сегодня, ты ни на что не годишься. Играя в жизни роль обычного человека, ты никому не интересен.

Дима: – Обидно. Я был о себе лучшего мнения.

– Каждый определяет личную ценность, сравнивая себя с ничтожеством. Поэтому всегда имеет завышенную самооценку. Я тоже люблю себя такой, какая я есть, но всякий раз вынуждена меняться, выполняя свои функциональные обязанности. Артистичность – наше всё! Совершенствоваться – значит меняться. Стать совершенным – значит научиться, мгновенно становиться всем, кем угодно.

Дима: – Но это же пожизненный обман! – мысленно негодовал ученик, уверовавший с детских сказок в силу правды.

– Ложь – это основа человеческого общества, где каждый индивид – клубок эгоистичных проблем. В людском гадюшнике выживает не сильнейший, Ди, а всех обманувший. Правда, за которую ты сейчас мысленно цепляешься – худшее из зол. А вот враньё, воспринимаемое за правду – высшая добродетель вашего мира.

Дима: – Фу, – выразил своё несогласие с данной концепцией ученик.

– Не нравится определение в данной формулировке, могу перефразировать по-другому: весь мир – театр, а люди в нём – актёры. Так больше нравится?

Дима задумался. С этим выражением он, в принципе, был хорошо знаком и даже согласен, но первый вариант всё равно оставался для него «фу». Но тут красночёлочная обезьянка его добила:

– И тут следует уточнить: у жизни есть одно кардинальное отличие от театра. Если ты не хочешь играть жизненную пьесу, то пьеса начинает играть тобой. Каждый человек вынужден постоянно исполнять выбранную или навязанную обстоятельствами роль. Ты идёшь по улице – играешь пешехода, костеря водителей – уродов. Сел за руль – пешеходы превращаются в тупых баранов. В кабинете начальника – ты безропотный подчинённый. Вламываясь к подчинённым – ты авторитарный начальник. Когда ты ухаживаешь за девушкой – ты один, а когда добился её – другой. И так ведёт себя каждый, и женщина не является исключением. Мало того, она явно лидирует в маскараде масок. Даже в одном и том же сюжете, но с разными актёрами, отыгрывает сценарий по-разному.

Дима: – Ну и как понять, какая она настоящая?

– Не правильный вопрос. Она настоящая не какая-то конкретная, а совокупность всех масок вместе взятых. И ты такой же. И любой другой. Вспомни себя. Даже наедине с собой ты, как правило, разный, в зависимости от настроения, жизненных обстоятельств и даже элементарной сытости. И при этом каждый артист по жизни пыжится, во что бы то ни стало, стараясь выглядеть более значимым, чем является на самом деле. Обман – это один из основных механизмов эволюции человечества, и в первую очередь в половых отношениях. Конкретная женщина для мужчины – цель, стимулом которой является получение сексуального удовлетворения именно с этой избранницей. Любой мужчина для женщины – лишь средство достижения цели и желательно успешное.

Дима: – Точно, – тоскливо согласился он, лишний раз вспоминая женскую меркантильность и желание подавляющего большинства представительниц слабого пола пожить за чужой счёт.

– А что в твоём понимании означает успешность?

Дима: – Ну, в первую очередь богатство, наверное.

– То есть преуспевающий бизнесмен.

Дима: – Или очень известный человек.

– Медийная личность – это тоже бизнес. А как стать богатым и знаменитым?

Дима: – Кто бы знал. А они не признаются. Наверное, для этого надо много и целенаправленно работать.

– Исходя из твоих представлений. Если ты начнёшь работать не восемь часов в день, а двадцать, то в недалёком будущем появишься в списках Форбс?

Дима: – Навряд ли, – усмехнулся ученик, почёсывая затылок, – скорее сдохну, чем разбогатею.

– Правильно. Секрет успешного бизнеса – это честность и порядочность, при условии, что умеешь их имитировать. Успешными становятся лишь те, кто свято блюдёт основной закон бизнеса: обмани государство или государство обманет тебя. Безголосые певцы, благодаря технологическому обману звукостудий, собирают огромные залы и стадионы. Бездарности, благодаря лживой раскрутке средств массовой информации, становятся знаменитостями. Политики хитрят и обманывают народ в пользу себя и своих кланов. Дипломаты обманывают другие страны в пользу своего государства и так далее, и тому подобное. Вся успешность знаменитости в твоём обществе коренится исключительно на одурачивании других. Потому что это основа общества, где каждый играет выбранную для себя роль. И чем лучше он это делает, тем успешней становится в глазах окружения. Так что меняться тебе не только придётся, но и требуется сознательно учиться профессиональному актёрскому мастерству. А будешь игнорировать мои мастер-классы, так это обезьянье стадо, где тебе придётся проходить практику. Хочешь, не хочешь, через год – другой деградируют тебя до такой степени, что превратят в настоящую дикую обезьяну, опустив на самое дно социального подвала.

Дима, скрепя сердцем переваривал услышанное, всеми фибрами души сопротивляясь прописанным истинам, но тут, уловив слово «практика» встрепенулся, прерывая её и переводя нравоучения с неприятной темы на нечто для себя полезное:

Дима: – А это ещё что за практика? И в какую такую задницу ты собираешься меня впихнуть? Господи, прибери к себе учителей, издевающихся над учениками.

– Уточнение, – с усталостью в голосе проговорила Джей, в мимике которой промелькнуло некое раздражение на то, что ученик постоянно перебивает её дурными мыслями не по делу, – Мольбы учеников, Высшими Силами к рассмотрению не принимаются, чтобы не уменьшать поголовье преподавателей.

Дима: – Жаль, – с досадой процедил горе ученик, понимая всю безвыходность своего положения и уже жалеющего о своём выборе.

Но Суккубе было по барабану на его упадническое настроение, и она продолжила прерванный культпросвет.

– Кроме того, что человек отыгрывает разные роли, в него, как на грядку, посажены два семени, – она сделала паузу, вытягивая перед собой два оттопыренных пальчика, – Первое принадлежит самой природе и даётся ещё при оплодотворении, определяя тебя как животное, млекопитающее, класс приматов. Каким ты в данный момент и являешься в чистом виде.

Дима: – На себя посмотри, – мысленно огрызнулся в очередной раз ученик.

Но Джей и это его зубоскальство пропустила мимо лопоухих ушей.

– В этом семени заложена биологическая составляющая, естественным образом влияющая на поведение любого человека. Второе семя закладывает окружение тебе подобных, которое, как правило, вступает в конфликт с биологическим началом, формируя запреты, табу и вообще голося на все лады, что люди не звери, а дети божьи. Да и в отличие от прочего животного мира – разумные, коим надлежит всячески бороться со своими низменными инстинктами. Так вот, в поведении любого человека, в его суждениях и поступках всегда ищи борьбу между этих двух начал. Но так как ты в данный момент «противный обезьян», а изысканную мораль местное стадо ещё не придумало, то твоя задача будет воочию лицезреть за поведением женщины, доставшимся ей от природы и на которое в будущем будут наложены морально-аморальные аспекты.

Дима вновь разволновался, задницей почувствовав подвох. И собрался было задать ей массу уточняющих вопросов, но Джей опередила, не желая более отклоняться от намеченного учебного плана, отвечая на его тупые «непонятки» не по теме.

– Да, кстати. Кроме того, что тебе надлежит прижиться каким-нибудь образом в их стаде и приступить к научным изысканиям, у тебя будет ещё одно практическое задание, касающееся персонально самого себя, раз уж разговор пошёл о театральном искусстве в обыденной жизни. Говоря вашим технологическим языком, тебе необходимо будет изменить свои базовые прошивки.

Дима: – Это ещё что за дичь?

– И мой тебе совет, – не слушая мыслительную «бескультурщину» ученика, перебила Джей, став задумчивой и серьёзной, – а к тому, что я тебе буду советовать, мальчик, рекомендую отнестись даже с большим вниманием, чем к знаниям, вдалбливаемым в твою пустую башку. Ибо каждый мой совет – это подсказка. Так сказать, бесплатная техпомощь от духовной службы поддержки. Итак, в первую очередь научись управлять тем, что тебе в данный момент не подвластно – своими эмоциями.

С этими словами она без всякого объявления войны, как это принято только у вероломных фашистов, в один молниеносный прыжок подскочила вплотную и врезала со всей дури ученику промеж глаз. Дима сначала потерялся от величины физического воздействия и фактора неожиданности, а затем захлебнулся в собственном негодовании, тут же запутавшись в последовательности надлежащих ответных действий и словесных высказываний в адрес агрессора.

И пока он с выпученными глазами и судорожно сжатыми кулаками соображал, как бить и какими матершинными лозунгами сопровождать свой адекватный ответ на неспровоцированную агрессию, она успела опередить, выставив ему в лицо указательный пальчик и прямо туда же заявив:

– Ты абсолютно не владеешь ими. Тобой управляют внешние обстоятельства. Тебя обижают – ты обижаешься. Тебя злят – ты злишься. Тебя смешат, и ты смеёшься. Ты меня понял, дебил? Не ты управляешь, а тобой.

Дима, задыхаясь от негодования, тем не менее, бить её передумал, а вынужден был признать, что действительно обиделся на то, что его обидели. Но как можно по-другому? Тем временем Джей, опустив руку, продолжила:

– Это не говорит, что надо отрешиться от всего, спрятавшись в скорлупе, подобно какому-нибудь буддийскому монаху. Ты должен воспринимать окружение в полном объёме, во всей красочности этого мира, но быть не «ведомым», а «ведущим». Только получив контроль над собой в любой ситуации, ты будешь в состоянии управлять другими.

Дима: – Но как это сделать?

– Подумай над этим. Моя задача не выложить перед тобой разжёванный материал на блюдечке, а заставить над ним задуматься и зажевать его самостоятельно. И самое замечательное будет, если ты научишься делать правильные выводы сам по себе, без помощи извне.

Дима: – Подумай над этим, – недовольно передразнил он её, тем не менее, решил подумать, – «Я – ведущий», – проговорил он про себя как можно уверенней, словно проговаривая мантру или занимаясь самовнушением, что, по сути, одно и то же, – «я – ведущий», «я – ведущий».

Неожиданно он поймал себя на состоянии успокоения и появления какой-то непонятной внутренней уверенности. И этот резкий эмоциональный скачок лишний раз напомнил, что он обладает довольно странным, реактивным по перемене настроения телом, тут же решив, что к нему следует как можно быстрее привыкнуть и каким-то образом использовать данную способность себе на пользу.

– Уже лучше, – похвалила Джей, заметив своим сверхъестественным ни то глазом, ни то, чутьём внутреннюю трансформацию ученика и тут же коварно ринулась вперёд, чтобы повторить унижающий удар и попытаться вывести его из состояния равновесия.

Дима, продолжая бубнить про себя «я – ведущий» легко и шустро уклонился, даже успев порадоваться ловкости подаренного ему тела. И, чтобы предотвратить дальнейшие попытки нападения, попытался схватить и вывернуть её шаловливые «махалки». Но руки прошли сквозь обезьянку, словно через призрак!

Дима: – Не понял? – вытаращился он на нападающую, – Так ты что, не настоящая?

– Дебил, – со смешком констатировало приведение, нисколько не расстроившись, что не удалось врезать как следует этому болвану повторно, – конечно, настоящая! И ты бы это ещё раз почувствовал, если бы не увернулся. Просто меня много, и я могу находиться одновременно во всех мирах одновременно, но только в качестве аватара, как у вас это называется.

Молодой обезьян на короткий промежуток времени завис в очередном ничего непонимании, но на всякий случай отошёл от этой мегеры подальше.

Дима: – Так выходит, ты можешь предстать кем угодно? Зачем ты тогда тут обезьянничаешь?

– Ну, ведь прикольно, – по-детски наивно обрадовалась Джей.

Белобрысая «недообезьянка» тут же превратилась в прима-балерину в белоснежной пачке и ярких красных стрингах, резанувших сексуальным клочком материи по глазам и сознанию молодого обезьяна. У бедного, как по мановению ока, дёрнулся тонкий отросток между ног, намереваясь, видимо, тоже поглазеть на высокое искусство балета.

Дима: – Во! – поддержал он её весёлость, стараясь за этим скрыть появившееся возбуждение, – вот так и пойдёшь со мной в стадо приживаться.

– Да, пожалуйста, – неожиданно легко согласилась балерина с красной чёлкой и такого же цвета «клиторопрекрывашкой», продолжая медленно кружиться на пуантах не касаясь земли, задирая пачку кверху и уподобляя её круглым крылышкам, – всё равно, кроме тебя, меня никто не сможет увидеть и услышать. Я твоё персональное наказание, милый.

Тут она звонко рассмеялась своим волшебным смехом, от которого у Димы мурашки по всему телу побежали, поднимая все до одного волоска дыбом. Ножки задрыгались, а щуплый отросток вновь прикинулся шлангом, вернее, трубочкой для газировки, только не целой, а сильно пожёванной и изрядно укороченной.

Это обстоятельство невидимости для других оказалось неожиданным. И ещё раз, взглянув на распутную представительницу Мельпомены, он нехотя подумал:

Дима: – Не. Лучше вернись в обезьянку.

– Правильное решение, – преображаясь в свой первичный образ, похвалила Джей, – теперь понял почему?

Дима: – Понял, – протянул он, по-обезьяньи почёсывая подмышку, – не дурак. Мне надо будет других разглядывать, а не тебя.