Читать книгу Крах дипломатического «Согласия» - Александр Быков - Страница 7
Глава 6
ОглавлениеВ казармах полка Смыслова ждали новости.
– Гражданин подпоручик, вас необходимо доставить согласно приказу, – заявил дежурный.
– На каком основании?
– Решение Петросовета. Ожидайте, за вами подъедут.
Дежурный куда-то позвонил, и через некоторое время в расположение полка прибыл патруль с красными повязками на рукавах. Смыслов уже видел такие на вооруженных людях после убийства ротного.
Его вывели на улицу и приказали садиться в автомобиль.
– Какая честь, – вслух изумился Смыслов, – никогда не ездил в генеральской машине.
Реплика осталась без ответа. Сопровождающие с винтовками ловко устроились на крыльях авто и машина двинулась по улице. У Смольного института авто остановилось.
– Следуйте за нами, гражданин Смыслов.
Подпоручик, несколько раз мысленно похвалив себя за предусмотрительность с погонами, вошел в здание. Когда-то это был цветник девичьей красоты и непорочности, теперь здесь находился главный штаб большевиков, отсюда они пытались навести в городе на Неве революционный порядок.
– Гражданин Смыслов? – спросил подпоручика товарищ в кожаном пальто, открыв двери кабинета, – давно вас ждем.
– В чем собственно дело, – поинтересовался Иван Петрович, – почему я задержан?
– Не задержан, а доставлен для выяснения ряда вопросов.
– Слушаю вас.
– Нам известно, что вы фронтовик, что третьего дня погиб от рук анархистов ваш ротный начальник. Погоны вы уже сняли, это похвально. Революции не нужны буржуазные символы.
– Я снял погоны временно из соображений безопасности.
– Тоже правильно, на улицах неспокойно, офицерам следует остерегаться. Солдаты зачастую вершат самосуд, не разобравшись, что к чему.
Смыслов поморщился:
– Я не могу повлиять на то, что себе позволяет распоясавшаяся толпа.
– Можете, гражданин Смыслов.
Подпоручик недоуменно посмотрел на собеседника.
– Мы предлагаем вам как бывшему фронтовику, имеющему опыт и, самое главное, умение находить общий язык с личным составом, принять активное участие в работе Петроградского Совета. Поверьте, все эти полупьяные личности с оружием и отрицанием всякого порядка нам тоже малосимпатичны, и поэтому мы предлагаем совместно бороться с этим злом.
– Вы предлагаете мне служить большевикам?
– Революционной демократической России, если вам больше нравится эта формулировка.
– Каким образом?
– Мы кооптируем вас в состав Петросовета от фракции солдатских депутатов. Вы будете заниматься работой с демобилизованными. Это важнейший участок, товарищ.
Человек в кожанке впервые назвал Смыслова пролетарским словом. Подпоручик мысленно поёжился.
– Фронт разваливается, старой армии фактически не существует, и тот участок, где сейчас располагаются позиции вашего полка, тоже, скорее всего, не удержать. Солдаты-дезертиры массово возвращаются домой. Надо организовать разоружение прибывающих эшелонов и по возможности начать работу с теми, кто хочет служить на добровольных началах в советской Красной гвардии.
– Разве такие есть?
– Вы будете удивляться, есть, и очень много, но среди них часто встречаются лица неблагонадежные, так называемые попутчики. Вы разбираетесь в людях и могли бы работать с кадровым составом будущей пролетарской армии. Немало офицеров, в том числе высших, уже сотрудничает с нами. Генерал Бонч-Бруевич, например, служит начальником штаба Верховного главнокомандующего, и многие другие.
– Генерал в подчинении прапорщика Крыленко? – недоуменно переспросил Смыслов.
– Нечему удивляться, большевики осуществляют руководство всеми важнейшими направлениями государственной жизни, военные и прочие специалисты, желающие сотрудничать, активно помогают им в наведении порядка.
– Я могу подумать? – спросил Смыслов.
– Конечно, суток вам хватит?
– Не думаю, хотя бы неделю, я в Петрограде недавно, хочется осмотреться.
– Хорошо, товарищ Смыслов, мы надеемся на вас. Сейчас вас отвезут назад в казармы, а через неделю сообщите нам свое решение.
– Но я могу в любой момент вернуться назад в полк, если поступит приказ.
– Не думаю. Буквально только что пришло сообщение, что в вашем полку волнения, убит командир и три офицера. Сейчас командование осуществляет комиссар полка. Он назначен Советской властью.
«Значит агитаторы все-таки преуспели», – со злостью подумал Смыслов.
Он никак не мог понять, как его солдаты, такие храбрые в бою и уважительные в общении со старшим по званию, могли стать послушным орудием в руках каких-то агитаторов.
– Зачем вы развалили армию? – спросил он человека в кожаном пальто.
– Такая армия нам не нужна.
– Это великая русская армия, овеянная славой в сражениях.
– Бросьте, подпоручик, оставьте эти россказни для гимназисток и юнкеров. Армии больше не существует, то, что имеем – это сброд, деклассированный и деморализованный. Советской власти нужна армия нового типа, пролетарская, добровольческая. Она будет сражаться за идеалы революции.
Мы предлагаем вам как раз и заняться созданием новой армии, армии государства рабочих и крестьян. Вы же не дворянин, в вас нет гонора выпускников привилегированных военных училищ. Вы социально близки нам, и именно поэтому мы ведем этот разговор.
– Откуда вы узнали обо мне?
– У нас везде свои люди. За три дня в Петрограде вы успели обратить на себя внимание и поэтому приглашены сюда.
– Я хорошенько подумаю, – ответил Иван Петрович, он был польщен вниманием.
– Всего доброго, вот пропуск. По нему вы беспрепятственно пройдете сюда в другой раз, – товарищ в кожанке протянул руку.
Смыслов вышел из кабинета. В коридорах было полно народа, все куда-то спешили. Паркетные полы, еще недавно поражавшие блеском и идеальной чистотой, были основательно загажены. Казалось, что здесь не убирали с момента Октябрьского переворота.
«Как же они хотят навести порядок в стране, если не могут сделать это в собственном штабе?» – подумал про себя подпоручик.
Смыслов неспешно направился в сторону казарм. Мысли в голове путались. Новая власть предлагала ему сотрудничество под лозунгом спасения России. Он понимал, надо соглашаться. Но это будет конец всем его старым делам и знакомствам. Его будут презирать, осуждать, с ним перестанут здороваться приличные люди, ведь он собирается служить большевикам, уничтожившим Россию.
В тот день для себя Смыслов так ничего и не решил. В конце концов, ему дана на размышление целая неделя!
Он провел ее на улицах города. Ходил и слушал, пытался понять, что такое новая большевистская власть, читал газеты. Они сообщали, что в городе Брест-Литовске начались переговоры о мире с представителями Центральных держав. Советская власть выступает с предложением всеобщего мира без аннексий и контрибуций. Германия, чьи войска заняли Украину и большую часть Прибалтики, требует выполнения своих условий.
Откуда-то в Бресте появилась делегация, представляющая независимую Украину. Малороссов было немало и в полку, где служил Смыслов, при старом режиме они часто стеснялись своего бытового прозвища «хохлы» и предпочитали, чтоб их тоже называли русскими. Офицеры-уроженцы Киева, Одессы и других крупных городов не знали местного наречия и втихаря подсмеиваясь над «мовой» деревенских «селюков».
После революции большевиков, когда пошли разговоры о праве народов на самоопределение, язык оказался важным фактором самостийности, и даже богатые землевладельцы с малороссийскими фамилиями вдруг вспомнили свои шляхетские корни и стали пытаться неуклюже «балакать на мове».
Большевики добивали великое государство, расползающееся по языковому признаку. Фактическую независимость уже получила Финляндия, оставалось только подписать формальные документы. Об отделении мечтали в Прибалтике и Польше. Но там, в зоне немецкой оккупации, действовали другие законы.
В конце концов, Смыслов решился: он пойдет на службу к большевикам, но не ради их чудовищной идеи, а ради России, которая оказалась в руках этой партии. Он будет честно служить родине, но никогда не поднимет руку на соотечественника, какие бы идеи тот не исповедовал.
Заблудших сейчас много, с ними надо разговаривать, убеждать отбросить все разногласия во имя России. Зато иностранным противникам от него пощады ждать не надо. К врагу он не будет иметь ни капли жалости. Он был наивен, этот молодой подпоручик.
С такими мыслями Иван Петрович в назначенный день подошел к Смольному, предъявил пропуск и прошел внутрь.
– Смыслов, ты?
Подпоручик обернулся. Навстречу ему, раскинув руки, шел бывший однокашник Андрон Смолин. На нем тоже была кожаная куртка с ремнем и пистолет в кобуре через плечо. Смолин учился на филологическом отделении и в год призыва Смыслова на службу был отчислен из университета за поведение, порочащее звание студента.
Группа филологов оказалась замешанной в деятельности общества под названием «Колокольчик». Будущие литераторы и литературоведы собирались на квартирах исключительно мужской компанией и, по слухам, вели себя непотребно. Паролем для членов общества стали слова популярной песни: «Колокольчики мои, цветики степные, что глядите на меня, темно-голубые». Один из участников произносил первую сточку, другой – вторую, делая акцент на последнем слове.
Сладость порока в те годы была в моде. Что уж говорить о студентах, если сплошь и рядом этим грешили представители высшего света и даже царствующего дома. Но, как известно, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.
Однажды, еще в начале 1916 года, полиция накрыла собрание «Колокольчика», застав некоторых членов общества, в том числе Смолина, в дамских платьях. Был жуткий скандал. Особенно активных «дам» отчислили из университета и призвали в действующую армию. Андрон Смолин тоже оказался в этом списке.
«Что он здесь делает?» – подумал Смыслов. Он презирал подобного рода личности не только за их порочные взгляды, но и за извечную наглость и фамильярность.
– Привет, старик! – бросился обниматься Смолин, – а я гляжу, ты или нет? Возмужал! Был на передовой?
– Да, участвовал в летнем наступлении, награжден «Георгием» четвертой степени, представлен к внеочередному званию подпоручик, – нехотя ответил Смыслов.
– А сейчас какими судьбами в Питере?
– По делу.
– А здесь в Смольном что делаешь?
– Тоже по делу.
– Говори, по какому, здесь от меня нет тайн.
– Это не моя тайна, я дал слово, извини, – попробовал уйти от ответа Смыслов. Но Смолин не унимался.
– Я тоже здесь в Смольном. Представляешь, после того, как меня забрили в армию, пришлось хлебнуть в «учебке», дисциплина и все такое, но главное – мужичье неотесанное! Я с трудом выдержал. Потом был запасный полк, ждали, что отправят на фронт, а тут февральская революция, повезло! Я записался в революционный комитет, потом попал в Петросовет, познакомился с товарищем Троцким, который направил меня на фронт пропаганды. Пишу тексты листовок, статьи в газеты, формирую общественное мнение. Ты, наверно, тоже по этой части?
– Отнюдь, я офицер и должен заниматься военными вопросами, – стараясь быть как можно более надменным, ответил Смыслов, он хотел поскорее отделаться от бывшего однокашника.
– Ах вот оно что, понимаю, офицеры, голубая кровь, только ведь нет больше сословий, все равны. Все граждане Советской республики.
– Кровь у всех красная, – перебил его Смыслов, – мне неприятны твои намеки, Смолин, не надо равнять по себе, я больше года был на передовой и знаю, в отличие от тебя, что такое армия. Тыловые крысы у нас уважением не пользовались. Прощай.
Смыслов пошел по коридору. В нем все кипело. Как же так, человек, отчисленный из университета за позорную страсть, работает в правительстве и занимается пропагандой. Это невозможно. Если его работой довольны, а судя по всему, так и есть, то Смыслову здесь места не будет. Не дойдя до кабинета несколько метров, поручик развернулся и направился к выходу.
Нет, с новой властью ему не по пути, великая идея свободы, равенства и братства должна претворяться в жизнь людьми с кристально чистыми помыслами. Всякая мерзость, пусть и на положении попутчика, только поганит идею, наносит непоправимый вред. И если такие как Смолин успешно служат ей, то, вероятно, идея сгнила в зародыше. Свободу и равенство получили, но кому от этого стало лучше, только хаму, в какое бы обличие он не рядился. Свобода теперь означает вседозволенность, и прежде всего, это свобода убивать неугодных.
Смыслов вспомнил нелепую гибель от рук анархистов своего ротного.
Нынешняя свобода – это свобода грабить, расхищать чужое имущество, свобода попирать права личной собственности. Собственности у Смыслова не было, но он видел, как бросало в дрожь тех, кто заработал ее своим трудом. Он вспомнил разговор с домовладельцем Серебряковым, опасавшимся за свое имущество, фразу о том, что он вредный для новой власти элемент, а следовательно человек без будущего. И столько таких Серебряковых по стране, миллионы! Всем им новая власть подписала обвинительный приговор. Что уж говорить о бывших хозяевах России, помещиках и капиталистах. Крупная буржуазия будет уничтожена как класс, об этом кричали заголовки в каждой газете, написанные вот такими «смолиными».
Участвовать в разрушении государства во имя эфемерной идеи подпоручик не хотел. Что у него оставалось? Только путь войны, причем войны гражданской, войны против идеологии большевизма. Но это значит, что придется убивать политических противников, людей, со взглядами которых он не согласен. Все мысли о том, что надо решать дело миром, всего лишь благодушные рассуждения.
«Миром тут ничего не решишь. Впереди борьба, – думал Иван Петрович. – За что, за великое прошлое Российской империи или завоевания февральской революции?
Империя погибла, демократическая революция тоже, но надо выждать время, скоро начнет работу Учредительное собрание, и, возможно, Россия, получив законную власть, возродится. Немало достойных людей будет представлять ее в Учредительном собрании, они создадут правительство народного доверия, и все вернется на круги своя.
А как же война? Немцы в любой момент могут начать наступление и оккупировать новые территории, превратив Россию в свою восточную провинцию. С войной надо покончить. Может быть, большевики и правы, затеяв эти переговоры в Брест-Литовске, они тянут время до начала работы Учредительного собрания. Это тонкий политический ход. Значит они действуют в интересах страны. Тогда почему уничтожаются основы государства?
Смыслов не понимал принципов диктатуры пролетариата, считал идею обобществления средств производства, о которой писали в газетах, губительной, стоял за частную собственность. Он с детства видел, как жила деревня, с каким трудом мужики добывали благосостояние своим семьям. Теперь предлагалось все это объединить в коммуну и использовать на общее благо. Хорошо, если в коммуне все участники работящие и трезвые, а если часть из них пьяницы и бездельники? Тогда общее имущество быстро пойдет по ветру, и бедными станут те, кто раньше имел достаток.
По всему выходило, что раньше было жить лучше. Нет, не всем, но тем, кто хорошо работал, точно.
Смыслов решил возвращаться назад в полк, справедливо полагая, что его место на линии фронта со своими солдатами. Получить билет на поезд, следующий на запад, было не так легко. В кассах билетов не было. Не было и расписания движения поездов. Все, кто хотел уехать, сутками ждали на вокзале появления поезда и с ожесточением штурмовали состав, стараясь занять место. В лучшем случае можно было рассчитывать на общий вагон, соседство с мешочниками и деклассированными элементами. Все куда-то спешили, всем нужен был поезд.
Смыслов был не готов штурмовать вагоны на посадке и поэтому находился в замешательстве. На вокзале он купил газету и прочитал, что Советская власть в городе Брест-Литовске продолжает мирные переговоры с Германией, на фронте объявлено очередное перемирие. В этих условиях возвращаться в полк, где теперь командовал комиссар большевистского правительства, уже не имело смысла. Не было смысла вообще служить в таких условиях, оставалось только ждать.
Подпоручик подал рапорт об увольнении на имя командира запасного полка и получил удовлетворение. Теперь он больше не офицер действующей русской армии.
Иван Петрович вернулся было в университет, чтобы восстановиться и закончить курс обучения. Но занятия отменили, нечем отапливать аудитории. Деньги, полученные по воинскому аттестату, тоже заканчивались.
Неожиданно для себя он оказался лишним человеком. Можно было передумать и пойти на службу к большевикам, но однажды сказав нет, Смыслов не имел желания изменять собственному решению.
Новый 1918 год он намеревался встретить безработным отставным офицером, квартировавшим у старого приятеля и лихорадочно мечтавшим найти себя в новых условиях жизни, но однажды, вернувшись на квартиру, застал там двоих, по виду офицеров.
– Подпоручик Смыслов? – спросил его один из гостей.
– Да, чем обязан?
– Вас рекомендовали как добросовестного офицера. Надеюсь, вы верны присяге?
– Я присягал государю императору.
– Разумеется.
– Вы хотите помочь России избавиться от тирании плебса?
– Потрудитесь разъяснить?
– Офицеры, которые остались верны присяге, решили бороться с узурпаторами-большевиками. Среди нас много боевых офицеров, георгиевских кавалеров. Сейчас важно нанести большевикам укол в самое сердце.
– Убить Ленина?
– Правильно, и у нас есть все возможности. Главное, сплотить вокруг себя побольше верных людей.
– Так что, подпоручик, – сказал второй офицер, старший по званию, – соглашайтесь. Условия для жизни обеспечим. Армейский оклад для начала.
– Я не из-за денег, – начал было Смыслов.
– И мы тоже, – прервал его первый офицер, – но вы на службе, и офицерское денежное довольствие положено по аттестату.
– Я уволился! – честно сказал Смыслов.
– Отставить, – приказным тоном ответил тот, что постарше, – я, как старший по званию и должности, отменяю ваш рапорт, с этой минуты вы находитесь в моем подчинении и должны выполнять приказы вышестоящего начальства.
– Я даже не знаю вашего имени и звания, – недоумевал Смыслов.
– В свое время будете знать. У революционеров есть слово конспирация, мы, находясь в подполье, вынуждены пользоваться их методами.
Так Иван Петрович оказался членом тайной офицерской организации «Союз георгиевских кавалеров». Где-то нашлись деньги, заговорщики приступили к подготовке военного переворота.
– Ленин часто ездит по митингам в машине без охраны. Обратно тем же маршрутом. Задача – выяснить его планы и по пути назад встретить бомбой.
– Как террорист Каляев Великого князя?
– Пусть так, для достижения цели все средства хороши, а цель у нас благородная.
– Со дня на день соберется Учредительное собрание, и власть перейдет к законным представителям народа.
– Не будьте наивны, подпоручик! Большевики уничтожат этот орган, не исключаю, что во время заседания взорвут бомбу, чтобы накрыть сразу всех.
– Это вы слишком.
– А что, я бы взорвал, не задумываясь. Что такое две сотни сподвижников пред лицом спасения России? Ничего.
– Думаю, что до этого дело не дойдет, – подвел итог старший офицер, – но провокаций ожидать следует.
В последний день 1917 года один из участников сообщил, что 1 января Ленин должен будет выступить перед рабочими железнодорожных мастерских и это хорошая возможность для ликвидации большевистского вождя.