Читать книгу По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга вторая - Александр Черенов - Страница 2

Войдя в кабинет главы РВС, Концов слегка приосанился и небрежно сдвинул каблуки.

– Проходите, Павел Андреич.

Барон указал Концову рукой на кресло.

– Садитесь.

Концов свободно расположился за столом, и вопросительно приподнял бровь. Вместо ответа Барон передвинул на край стола какую-то газету. Павел Андреич с удивлением взглянул на название: это был номер «Правды» недельной давности.

Барон по-своему истолковал лёгкое изумление полковника.

– Наши люди на той стороне постарались… Правда, лучше бы они постарались в отношении того, о чём пишут в газете!

И он сердито ткнул пальцем в какую-то статью.

– Ознакомьтесь, Павел Андреич – а я пока отойду к окну, подышу свежим воздухом.

Концов быстро пробежал глазами небольшой материал. Это было официальное сообщение информационного агентства, озаглавленное «Об обнаружении тайников в иностранных посольствах». В нём говорилось о том, что иностранные посольства не хотят извлекать уроков из прошлого.

Поэтому вновь, как и в девятнадцатом году, органы государственной безопасности провели ряд обысков в некоторых – в статье не называлось, каких именно – иностранных посольствах. По утверждениям «коллективного автора», результатом обысков стало обнаружение замаскированных тайников в специально оборудованных стальных комнатах, входы в которые, в свою очередь, имитировались книжными стеллажами. Далее в статье говорилось, что в тайниках были обнаружены чемоданы с наклеенными на них ярлыками с фамилиями владельцев чемоданов. Из них были извлечены ценности – металлы, камни в оправе и без – на многие десятки миллионов рублей золотом.

В заключение партийно-правительственным официозом делался вывод о том, что иностранные державы, в чьих посольствах в Москве были обнаружены эти ценности, так и не прекратили своих действий, направленных на поддержку эмигрантов, преследующих цель свержения Советской власти.

Статья заканчивалась обычными в таких случаях угрозами, предостережениями и заверениями в способности органов государственной безопасности принять все меры к обезвреживанию врагов и защите завоеваний революции.

Закончив читать, Концов медленно отложил газету в сторону. Барон немедленно обернулся на шум бумаги.

– Что скажете, Павел Андреич?

Концов усмехнулся и пожал плечами.

– Я думаю, главное – не в том, что скажу я, а в том, что скажете Вы, Ваше высокопревосходительство…

Барон потеплел взглядом.

– Рад, что я не ошибся в Вас, Павел Андреич. Вы – один из немногих, с кем не только можно, но и приятно иметь дело. Даже – просто поговорить…

Взгляд Барона теплел недолго: и от характера, и от недостатка оснований. По завершении комплимента Его высокопревосходительство уже хмурился.

– И Вы, конечно, правы. Думаю, Вы понимаете, что я неспроста показал Вам эту статью?

Павел Андреич кивнул головой.

– К сожалению, дорогой Павел Андреич, обстановка складывается таким образом, что у нас нет другого выхода, как воспользоваться достоянием отдельных граждан империи… Попытаться воспользоваться. Увы, но все наши попытки заручиться поддержкой господ промышленников и банкиров не увенчались успехом. И шансов на то, что это произойдёт в обозримом будущем, нет. Господа иностранцы также не спешат помогать нам. Более того, в последнее время они стали жадными до неприличия! Они, видите ли, нам сочувствуют! В гробу я видал такое сочувствие!

По-прежнему стоя с заложенными за спину руками, Барон сокрушённо покачал головой.

– У нас были серьёзные надежды на помощь со стороны концерна «СтарКо». Сегодня это – одна из крупнейших фирм Европы, образованная русскими эмигрантами. И мы рассчитывали не на разовую помощь, вроде подачки, а на постоянное финансирование. Но – увы!

Для того чтобы посереть и пожелтеть одновременно, Барону не потребовались даже почечные колики: хватило одной только информации о положении дел в хозяйстве.

– … Эти «деятели» – я имею в виду Кутахова и Клеймовича – настолько дискредитировали нашу борьбу, что, в конце концов, отвратили от нас руководство концерна. А ведь оно уже с пониманием начало относиться к нашим трудностям, и как-то даже пару раз спонсировало отдельные мероприятия…

Впервые за всё время продолжительного монолога Барон взглянул в лицо Концову: поступок для него – можно сказать, героический. Потому что, мало кто мог в РВС составить ему конкуренцию по части уклончивых, а то и отсутствующих взглядов.

– В результате, Павел Андреич, мы остались у разбитого корыта: ни денег, ни дел! Потому, что нет денег – нет и дел! И наоборот: нет дел – нет и денег!

Повздыхав ещё некоторое время, Барон вернулся за стол.

– Так, что – сами понимаете, Павел Андреич…

Хотя задание ещё и не было озвучено – всего лишь обозначено, да и то намёками в политической обёртке – Концов согласно кивнул головой.

– Надеюсь лишь, что речь идёт не об отъёме у ЧК уже найденных ценностей? – сумел остаться серьёзным Павел Андреич.

Сквозь завесу хмари на лице Барон усмехнулся.

– Рад, что в такой момент Вы ещё находите возможность шутить. Нет, конечно: с конфискатом всё ясно. Как говорят у нас в народе: что с возу упало, то пропало. Нам сейчас надо думать о том, чтобы большевикам не досталось остальное добро… в других посольствах…

Концов медленно, с достоинством, поднялся из кресла.

– Я готов выполнить любое Ваше задание, Ваше Высокопревосходительство.

– Сидите, сидите, голубчик!

Растроганный истинно солдатской демонстрацией преданности, Барон плавным жестом водворил полковника на место.

– Я ничуть не сомневался в Вашем ответе, Павел Андреич. Но я хочу, чтобы Вы ясно представляли себе характер задачи, которую я намерен поставить перед Вами. А задача эта – исключительно сложная. Прямо скажу – трудновыполнимая.

Словно задавшись целью испытывать терпение Концова, Барон опять протяжно вздохнул.

– И дело здесь не только в том, что Вам предстоит нелегально проникнуть на территорию России. В том, что Вы сделаете это, я не сомневаюсь. Как и в том, что Вам не составит труда скрытно подобраться к посольским особнякам. Да-да, Павел Андреич: после этой истории «красные» наверняка усилят наружную охрану посольств, и пропускать будут только известных им сотрудников дипмиссий. А контакты посольских с гражданами России сейчас ограничены одной лишь улицей. Ни о каких приёмах для всех желающих и речи нет…

Барон щедро поделился с Концовым сумрачным взглядом.

– Выполнение задачи осложняется ещё и тем, что ни посольства, ни их хозяева из министерств иностранных дел отнюдь не горят желанием расставаться с ценностями, оставленными им на хранение.

– ??? – комбинированно запросил-удивился Концов. Усилия его не пропали даром.

– Увы, Павел Андреич, – дополнительно посерел лицом Барон, – они настолько привыкли считать чужое имущество своим, что одна мысль о расставании уже противна им. Мне это дали понять ясно и недвусмысленно, заявив о том, что ценности могут быть возвращены только их законным владельцам. А кому именно – не говорят: «тайна вклада».

Барон неожиданно стукнул кулаком по столу.

– Негодяи! Мало того, что не дают своих денег, так ещё и наши «зажиливают»!.. Всё это, вместе взятое, чрезвычайно осложняет Вашу миссию, Павел Андреич… Хотя…

Воспользовавшись паузой, Концов старательно округлил глаза. А так как пауза затянулась и перешла в задумчивость, Павлу Андреичу удался замечательный взгляд: заинтересованный, распахнутый, «округлый», почти что детский. Такой взгляд априори не может не вызывать доверия – и он его вызвал. В том смысле, что, если Барон поначалу и не хотел развивать тему, то теперь он не уже не видел препятствий.

– Честно говоря, я испытываю большие сомнения по поводу того, что ценности – ещё там… Какое-то странное чувство, не основанное, как будто, ни на чём… Мне кажется, что и статья эта говорит о событиях, пусть и действительно имевших место, но только в прошлом. Не зря же в ней дважды делаются ссылки на девятнадцатый год…. Очень похоже на «мульку» – специально для нас… Но это – только мои предположения… Вот, в чём я уверен на все сто процентов – так это в том, что работать предстоит тайно – и с риском для жизни…

Только что почти флегматичный – и даже умиротворённый от осознания безнадёжности – Барон опять – и опять неожиданно для Концова – взорвался.

– А ведь я предлагал британскому Форин-оффис провести совместную операцию, результатом которой стала бы не только передача ценностей, но и дискредитация большевиков! Ведь и то, и другое нужно им не меньше, чем нам! Ну, как можно этого не понимать?!

– ??? – вновь беззвучно запросил подробности Концов. Правда, сделал он это очень тактично, и лицом, и корпусом изобразив почтительное внимание. Барон не мог не оценить корректность полковника соответствующим разъяснением.

– Я предложил им пропустить наших людей в тайники. При этом я заверил их в том, что вынос ценностей из посольства и переправка за границу – это уже наши проблемы. После этого посольство должно было заявить протест по поводу хищения ценностей сотрудников посольства и граждан Британской империи, сданных туда на хранение во время русской смуты. Поднялся бы грандиозный скандал, в результате которого оказалась бы полностью скомпрометированной линия некоторых промышленников на торговлю с Советами! А господа бывшие союзники не потратили бы на нас ни одного своего фунта, ни одного своего франка, ни одно своего доллара!

Исчерпав запас энтузиазма, Барон вяло махнул рукой – и зазвучал в минорной тональности:

– Так нет: не пожелали… Без объяснения причин… Хотя и без объяснений понятно: захотели прикарманить наши денежки. А потом, когда «красные» утихомирятся, они спокойно переправили бы всё это в метрополию дипломатическим багажом…

Адресуясь полковнику – но традиционно в стол – Его высокопревосходительство покачал головой.

– Всё это Вам надо иметь в виду, Павел Андреич. Хотя бы для того, чтобы представлять опасность такой, какая она есть на самом деле…

Концов энергично боднул головой и в очередной раз поднялся из кресла: он не мог долго оставаться на одном месте – тем более, в статичном положении.

– Я всё понимаю, Ваше высокопревосходительство. Но ведь у нас нет другого выхода?

Барон развёл руками: слова действительно были не нужны. Павел Андреич отреагировал мгновенно: живописно воздвиг подбородок.

– В таком случае, я готов к выполнению задания. Получится или нет – это другой вопрос. Результат будет зависеть от множества причин. Но, как говорится, попытка – не пытка! И я готов попытаться, Ваше высокопревосходительство!

Некоторое время Барон молча глядел на Концова. Затем он медленно выбрался из-за стола и подошёл к полковнику, весь в чувствах и почти что слезах.

– Спасибо за службу, Павел Андреич!

И, традиционно глядя мимо Концова, он подарил ему свою руку. Это было настолько трогательно – потрогать руку Его высокопревосходительства, и даже подержаться за неё – что Павел Андреич смутился.

– Ну, что Вы, Ваше высокопревосходительство: служба ещё впереди…

На подготовку к работе Павел Андреич получил два дня. Не желая, чтобы об операции узнали его «заклятые друзья» Кутахов и Клеймович, Барон предостерёг Концова от использования людей обоих. В результате, Павел Андреич вынужден был подбирать спутников из числа авантюристов, по тем или иным причинам оставшимся «за бортом» РВС. Но выбор был широкий, а многих из кандидатов «в ходоки за кордон» Павел Андреич знал лично. И не только по совместным попойкам, но и по пребыванию ещё в Крыму при штабе генерала Свищёва.

Никаких особых подготовительных мероприятий он не планировал. «Попутчикам» – а выбрано было трое – он лишь объяснил, что идут они «на ту сторону». О задании сказал, что получат его уже на месте. Ссылаясь на слова «заказчика», намекнул, что возможен любой «расклад» – поэтому спутники – те, у кого есть с кем прощаться – пусть лучше сделают это заранее, сейчас.

Лаконичный инструктаж возымел должный эффект. Никто уже не шутил по поводу лёгкой прогулки. Тем более что Концов ясно дал понять попутчикам, что в случае малейшего нарушения дисциплины виновный будет наказан – и без лишних проволочек. Объяснять, что это значит, не требовалось. Зная – и не понаслышке – о крутом нраве полковника и о его склонности к суду скорому и часто неправедному, «боевики» не сомневались в том, что существует реальная перспектива утраты не только вознаграждения, но и собственной головы.

Относительно вознаграждения Концов попутчиков не обманывал. Перед отправкой, зная ответ наверняка, он лишь проформы ради поинтересовался у Барона насчёт «подъёмных». Прежде чем дать ответ – разумеется, отрицательный – Барон долго мялся, и отводил в сторону глаза. Нет, он не произносил высокопарных слов о долге, но и денег тоже не дал. И не от жадности: ну, не было в кассе денег. В ответ на извинительную мимику и такое же бормотание шефа Павел Андреич заверил Его высокопревосходительство, что сам изыщет возможности стимулировать «творческую активность» спутников. Лицо Барона сразу же посветлело, и он долго, с чувством благодарил полковника за понимание и самопожертвование. Именно это и требовалось Концову: лишний раз блеснуть в образе патриота – на будущее, да и на настоящее.

Павел Андреич не обманывал Барона несбыточными обещаниями. Слова его были не обещаниями, а гарантийным письмом в устной форме. Этаким вариантом джентльменского соглашения, если подходить к нему с позиций международного права. И поступок его полностью соответствовал похвалам Его Высокопревосходительства в части «понимания и самопожертвования». Он действительно решил пожертвовать ничтожными для себя, но невероятно большими для спутников, крохами своего баснословного состояния на «доброе дело». «Доброе», естественно – для шефа в ОГПУ. Павел Андреич почему-то был уверен в том, что сокровища находятся именно там, куда их «поместил» информационный бюллетень: в стальных комнатах-сейфах, спрятанных за книжными стеллажами.

Когда он назвал спутникам размер вознаграждения в случае успешного возвращения домой – то есть, в Париж – в комнате долго стояла тишина. «Боевики» решили, что они ослышались: названной полковником суммы не могло быть в природе. Как минимум – для них. Но Концов не шутил. И спутники как-то сразу поняли, что абсолютное послушание в походе – их единственная возможность вернуться к обеспеченной жизни – хотя бы на некоторое время.

Накануне отбытия Концов навестил Старских. Наташа, как раз, накрывала стол к чаю.

– О, Павел Андреич! – радостным восклицанием приветствовала она редкого гостя. Полковник действительно не баловал визитами чету Старских, как по причине отсутствия экстраординарных сведений, так и по причине исключительной занятости на службе. – Вы – вовремя! Садитесь с нами пить чай! Отговорки не принимаются: знайте, что мы Вас так просто не отпустим!

Спустя минуту к восторженным приветствиям Наташи присоединились аналогичные приветствия хозяина.

– Давненько не видели Вас, Павел Андреич, давненько!

Платон Иваныч долго и с чувством тряс руку полковника, на этот раз одетого в ношеный штатский костюм. Поскольку в последнее время Павел Андреич частенько блистал партикулярным платьем от лучших кутюрье, не заметить перемену в облике гостя было невозможно.

– А что это Вы – в обносках?..

В голосе Старского звучало удивление, хотя и не слишком большое. Он уже достаточно узнал Концова для того, чтобы предположить случайный характер такой метаморфозы, не говоря уже об изменениях в финансовом положении блистательного коммерсант-полковника.

– Еду за бриллиантами.

– Куда?

Лицо Старского моментально исполнилось почтительности: он как-то сразу понял, что гость не шутит. Теперь Концову – по сценарию и по характеру – уже в свою очередь надлежало исполниться значительности и «напустить тумана» для того чтобы подготовить хозяев к надлежащему восприятию информацию. Но ожидания Старских – и уже не впервые – не оправдались: ни прелюдии к ответу, ни самого ответа не последовало.

– Обожаю малину: домом пахнет… – неожиданно расчувствовался Концов, пододвигая к себе чашку с чаем и блюдце с малиновым вареньем.

Хозяева украдкой переглянулись: за последнее время Концов изменился до неузнаваемости. И процесс метаморфоз зашёл так далеко, что дошёл уже до сентиментальности. Если бы три года назад Наташе сказали, что Концов способен на грусть, ностальгию и прочие сантименты, она бы рассмеялась.

– Но скоро мне представиться возможность обонять это, так сказать, в натуре.

Совершив внезапный переход от одного настроения к другому, Павел Андреич заговорщически подмигнул Платон Иванычу.

– «Туда»? – догадалась Наташа.

Поглощая варенье, Концов лаконично кивнул головой.

– А бриллианты?

Дрогнувший голос Старского с головой выдавал в нём «Нумизмата»: сейчас Платон Иваныча куда больше интересовала коммерческая сторона мероприятия, нежели политическая. К заинтересованности в его голосе активно примешивалась надежда.

– Сюда доставите?

– Увы, – с деланным огорчением развёл руками Концов.

– Ах, какая жалость!

В отличие от Павла Андреича, Платон Иваныч огорчился совсем непритворно.

– Какая жалость! Я бы их скоренько пристроил к делу! Деньги должны делать деньги – это аксиома бизнеса! Да и сдатчик не остался бы внакладе: хорошие проценты ещё никому не помешали!

Не донеся очередную ложку с вареньем до рта, Концов замер.

– «Деньги должны делать деньги…» А что? Это, пожалуй – мысль! Надо будет подумать – по возвращении оттуда…

Платон Иваныч мгновенно услышал то, о чём умолчал Концов.

– Павел Андреич, – загадочно прищурил он глаза, – значит, слухи о Вашем сказочном богатстве – вовсе и не слухи? Значит, есть основания?

Без отрыва от варенья Концов смежил веки.

– А почему нам не помочь друг другу?

Платон Иваныч уже совершенно забыл и о своей «причастности» к ГПУ, и о том, зачем сюда пришёл Концов.

– Концерн разворачивается. Ему до зарезу нужны свежие деньги. Эмигранты из игры вышли. Одни прожились, извините, до трусов, другие по чисто русской привычке складывают золото в кубышку и чахнут над ним, как пушкинский царь Кощей! Это вместо того, чтобы пустить его в оборот, дабы преумножало оно скромный достаток недалёких хозяев!

Он наклонился к самому уху Концова.

– А что, Павел Андреич: сможете осилить миллиончик?

«Выкатив пробный шар», Платон Иваныч с нетерпением ждал ответа. Концов усмехнулся, по-прежнему не отрываясь от ложки с вареньем: эта «закуска» к чаю действительно пришлась ему по вкусу.

– Так как насчёт миллиончика? – не выдержал Старский.

– Вы имеете в виду – рублей?

Встречный вопрос Концова был задан столь пренебрежительным тоном, что Платон Иваныч растерялся.

– То есть?!

Павел Андреич, наконец, отстранил от себя пустую чашку и аккуратно промокнул уголки рта белоснежной салфеткой.

– Ну, это же несерьёзно, Платон Иваныч: миллион рублей!..

– А сколько?

Ухватив за хвост перспективную «жар-птицу», Старский уже не собирался выпускать её из рук. Концов на мгновение задумался.

– Ну, для начала, я думаю, миллиона два-три. Долларов, разумеется.

Наташа едва не поперхнулась чаем.

– Так, какого же чёрта Вы до сих пор молчали? – взревел «Нумизмат»: коммерсант полностью вытеснил из него разведчика. Будучи не в силах усидеть на месте, он начал хаотично, с необычной для своего возраста скоростью, перемещаться по гостиной. – Знаете ведь, что концерн задыхается без денег – и сидите на своей кубышке, как какой-нибудь Чуркин!

– Эк, Вы его «приложили»! – усмехнулся Концов. – А человек просто не рождён для коммерции – я имею в виду Николай Гаврилыча. Пофартило разок мужику – вот он и старается экономно расходовать нажитое. Не все же такие оборотистые, как Вы, господин Председатель Совета директоров. Что же касается меня, то деньги мои – не в кубышке, как Вы изволили выразиться, а в банке. Не в стеклянной, разумеется, а в весьма солидном учреждении в одном милом швейцарском городке под названием Цюрих…

Взгляд Старского моментально исполнился уважения. Вообще, сегодня он только и делал, что исполнялся – и только положительных чувств по адресу Концова.

– Это – солидно, Павел Андреич! Весьма солидно! И достойно всяческого уважения: среди клиентов этого банка нет замухрышек с сотней тысяч в кармане! Но, Павел Андреич: банковская ячейка – это не для делового человека! Банковский процент, каким бы солидным он ни был – разве это деньги для состоятельных господ? Настоящие деньги может дать только дело!

Он не сказал ничего больше, но больше ничего и не требовалось говорить. «Sapienti sat!» – «Мудрому достаточно!»: древние римляне были, всё-таки, не дураки.

Словно взвешивая идею – а, может, взвешивая её без всяких словно – Концов внимательно посмотрел в глаза «Нумизмату».

– Я подумаю над Вашим предложением, Платон Иваныч… если Вы подумаете над моим…

Старский на мгновение перестал дышать.

– Какое Ваше предложение?

– …

– Какое Ваше предложение? – забираясь октавой повыше, не выдержал Платон Иваныч.

Удовлетворившись степенью готовности коллеги, Павел Андреич не стал испытывать его терпение больше, чем это требовалось для дела.

– Я становлюсь участником вашего общества с долей в уставном капитале. Если моё условие принимается, я готов подумать над увеличением заявленной цифры ну… миллиона на полтора-два – долларов, разумеется!

– Пять миллионов долларов! – прошептал Старский, округлившимися глазами уже бесконечно уважая Павла Андреича. Но Платон Иваныч был деловым человеком, и чувствам воли не давал: только лёгкое посладление. Поэтому спустя несколько секунд он уже вновь был «в теме».

– У нас, у деловых людей, Павел Андреич, не принято спрашивать, откуда что взялось…

– «Золотое» правило! – усмехнулся Концов.

– … Поэтому меня, как делового человека, интересует только одно: чтобы эти деньги поскорее были включены в оборот концерна! И я думаю, что смогу без труда убедить остальных соучредителей – Вы их знаете —

в целесообразности приёма Вас в наши ряды, с долей, пропорциональной Вашему вкладу. Будем считать, что стороны заключили, как это у нас называется, договор о намерениях!

И он энергично протянул Концову руку. Пожимая её, тот улыбнулся.

– Вообще-то, документ надо бы скрепить подписями…

Старский расхохотался.

– Наташа – коньячку для нас с Павлом Андреичем!

Когда коньячок был выпит – только по рюмке, и это уже не удивляло Старских в Концове – полковник взглянул на часы. Платон Иваныч отчего-то заторопился на кухню. Оставшись наедине с Наташей, Концов наклонился к уху связной.

– Немедленно передайте в Центр, что Барон отправляет группу офицеров во главе с полковником Концовым для изъятия в иностранных посольствах эмигрантских ценностей, оставленных там на хранение.

Он протянул Наташе свёрнутый вчетверо лист бумаги.

– Здесь список посольств, фамилии, приметы и фотографии моих спутников, а также план операции. Пусть там подготовятся к нашей встрече, и обеспечат всё необходимое для работы…

Наташа быстрым взглядом окинула бумагу.

– Толково придумано! Очень то…

Наташа замолчала на полуслове: в гостиную возвращался Платон Иваныч.

– Знаете, Пал Андреич, о чём я сейчас подумал там, на кухне?

– О чём же?

Старский уже прилаживал к лицу маску скорби.

– Я подумал о том, как это несправедливо, что все сокровища достанутся «чужому дяде»!..

Концов рассмеялся.

– Ну, почему же «чужому»: родной Советской власти! Так сказать, власти рабочих и крестьян!

– Так-то оно, так, – кисло улыбнулся Платон Иваныч, – но… не удержался от фамильярного

– Вам, дорогой Платон Иваныч, – Концов похлопал старика по плечу, – дай только волю – так Вы всю Россию сюда в карманах перетаскаете! Не забывайте, что мы с Вами – русские люди, как-никак! И Россия – наша Родина!

– Какая, там, Россия!

«Нумизмат» скривился, как от кислятины, и пренебрежительно махнул рукой.

– Какая, там, Родина, Павел Андреич! Оставьте лирику поэтам! Для делового человека Родина – там, где его капиталы! Там, где этим капиталам выгоднее всего работать! «Родина»!..

В известном смысле, он был прав – и Концов понимал это. Какая, в самом деле, может быть Родина, если никто из них, вероятнее всего, уже не вернётся «туда»? Да и куда возвращаться: в нищету и плановую экономику? Это – из такой-то цивилизации и из такого-то богатства?!

Может, и поэтому, де-факто будучи солидарным с Платон Иванычем, Концов не стал реагировать на его пренебрежительный возглас и жест. Он и сам был «не без греха» – и как раз по этой части: миллионер Концов давно уже не рвался совершать подвиги во имя мировой революции. Превращение состоялось – и как-то незаметно, эволюционным путём. Павел Андреич уже не нуждался в адреналине ради… адреналина. Он уже искал не подвигов, но денег. Пока ещё – как случайный и даже стихийный, а не профессиональный бизнесмен. Но именно бизнесмен – уже сознательный, а не паллиативный, из «красного» и «белого». Служения революции уже не было. Не было и служения ЧК: было служение одному конкретному человеку из этой организации. Но человек этот был настолько конкретным, и у человека этого были настолько конкретные факты и «крючки», что служить ему приходилось и за страх, и за совесть. Хорошо служить, то есть. Почти даже – честно.

– Ну, тогда – всё…

Концов решительно поднялся из-за стола.

– Спасибо, Наталья Николавна, за чай: такого варенья я в жизни своей не отведывал!

Он поцеловал руку связной, которая зарделась то ли от похвал своему кулинарному искусству, то ли от избытка галантности в полковнике, то ли от того и другого, вместе взятого.

– Ну, а Вы, Платон Иваныч, готовьте пока своих компаньонов к появлению нового учредителя – а за моими миллионами, как говорится, дело не заржавеет.

Старский не выдержал. Вернее, не выдержал в нём коммерсант, почти добившийся желанного результата. Как минимум – осчастливленный почти стопроцентными надеждами.

– Павел Андреич, дорогой: как, всё-таки, я ошибался в Вас! Как ошибался! Какого человека не разглядел! Ну, простите Вы меня, дурака!

Ни одного мгновения Концов не сомневался в том, что такой приступ раскаяния мог быть вызван только одной причиной: цифрой с шестью нулями. Под такой залог «Нумизмат», коммерсант до мозга костей, мог «пройтись по себе» словцом и похлеще «дурака». И прежний Концов не преминул бы отработать на этой площадке «по полной». Но отвечать в духе прежнего Концова Павел Андреич уже не мог. И не только от свершившихся метаморфоз, но и по причине грядущих финансовых выгод.

– За что же мне прощать Вас, дорогой Иван Платоныч? Я ведь не сразу превратился в сегодняшнего Концова. Я был именно таким, каким Вы меня и принимали. А, если, кто и ошибался, так это я – в отношении Вас. Разве мог я предвидеть тогда, что всего через несколько лет генералы будут вымаливать пятиминутную аудиенцию у всесильного главы концерна «СтарКо» – и только для того, чтобы услышать заслуженный отказ?

Острым чутьём коммерсанта Платон Иваныч понял, что эти слова – совсем не формата «кукушка хвалит петуха». Другим стал Павел Андреич. И мысли у него стали другими. И взгляды на жизнь. Привычный к комплиментам и непривычный к словам искренним, Старский порозовел от удовольствия – и даже смутился.

– Дайте-ка, я Вас расцелую – по-нашему, по-русски!

И соратники-подельники заключили друг друга в объятия…