Читать книгу По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга вторая - Александр Черенов - Страница 9

– Что это такое?!

Начальник генерального штаба армии Его Величества никогда ещё не видел своего шефа в такой ярости.

– Я Вас спрашиваю, сэр Генри, что это такое?

Палец военного министра ткнулся в какую-то бумагу на его столе.

Дорабатывая лицом, генерал Уилсон растерянно пожал плечами: он не знал, что отвечать. Не ответишь же министру, тычущему пальцем в бумагу, что это – бумага? Это будет смешно – но ненадолго и только для сэра Генри. Потому, что дальше смеяться будет один только сэр Уинни, а сэру Генри придётся выражать эмоции уже другим, менее приятным способом. Да и эмоции будут другими – ещё менее приятными, чем способ их выражения.

– У Вас не слов?

Министр ещё продолжал бушевать, но появившиеся в его голосе саркастические нотки явно свидетельствовали о том, что волна гнева пошла на убыль.

– Знаете, и у меня – тоже!

Голос министра был уже настолько язвительным, что сэр Генри смог, наконец, перевести дух. По своему опыту начальник генерального штаба знал, что «высочайший» сарказм обычно заключает фазу открытого неудовольствия, и сейчас разговор перейдёт в исключительно деловую плоскость.

И действительно: министр взял из лежавшей на столе коробки любимую безразмерную – как только во рту помещалась! – сигару, и медленно раскурил её. Это был верный признак того, что «отвод» души состоялся.

– Садитесь, Генри! – прожевал министр, и показал глазами на кресло.

Не перебирая с вольностью, генерал разместил зад на самом краешке кресла. Спина его при этом была прямо перпендикулярна полу.

– Сигару?

Уилсон на дух не переносил табачного дыма – но разве можно отказать шефу? И, потом: такое великодушие сэр Уинни проявляет чрезвычайно редко и по отношению далеко не к каждому посетителю этого кабинета.

Давясь удушливым «горлодёром», Уилсон из последних сил пытался изображать восторг от получаемого им «удовольствия». Сэр Уинни, разумеется, знал о действительном отношении генерала к табаку, но ему доставляло искреннее наслаждение наблюдать за тем, как из-под маски блаженства на лице Уилсона то и дело проглядывало страдание.

– Девяносто миллионов фунтов, сэр!

Тыча пальцем в бумагу, министр ненароком стряхнул на неё пепел с сигары. Со стороны этот выглядело не вполне аристократически. Но Уилсону, испытывающему невероятные физические и моральные страдания, было не до анализа поступков начальства.

– Девяносто миллионов фунтов!

Уронив на бумагу ещё одну порцию пепла, министр сокрушённо покачал головой.

– И хотя наш Форин-оффис не заслуживает ни малейшего доверия, этой бумажке я почему-то склонен верить! Думаю, что они ещё и преуменьшили цифру: подлинная наверняка привела в ужас даже их, не слишком озабоченных защитой интересов империи!

Багровея и обливаясь слезами, генерал воспользовался представившейся ему возможностью вынуть сигару изо рта – вроде бы для того, чтобы оказаться лучше понятым.

– Сэр, могу я узнать, что это за цифра?

Министр усмехнулся.

– Вообще-то, я хотел узнать это от Вас, но коль скоро и Вы не в курсе, то скажу: это – цифра наших затрат на русские армии.

Уилсон покрутил головой. Трудно было разобрать, что означает это телодвижение: то ли желание протолкнуть в одном из направлений очередную порцию дыма, то ли действительное удивление цифрой расходов. Но, понимая двусмысленность реакции, он тут же постарался развеять сомнения шефа в своей искренней озабоченности положением дел.

– Невероятно!

Уилсон даже прослезился – правда, опять по причине ядовитого дыма, буквально выедающего его глаза.

– Можно даже сказать – чудовищно!

Министр раздражённо пыхнул наполовину искуренной сигарой.

– Вот и я так думаю, сэр Генри!

Дымящийся окурок полетел в пепельницу.

– Вы захватили с собой документы, о которых я Вас просил?

Понимая, что неофициальная часть общения закончена, Уилсон немедленно вскочил на ноги: поджарая фигура позволяла сделать ему это почти без одышки.

– Да, сэр, конечно!

Он немедленно развязал шёлковые тесёмки папки с тиснёными золотом буквами «Для доклада».

– Вот, сэр, прошу!

Министр, не спеша, просмотрел бумаги.

– На первый взгляд, всё гладко и чисто…

Он был словно недоволен тем, что не удалось сходу обнаружить вопиющий компромат.

– И, всё-таки, меня смущает эта цифра… Смущает своей явной чрезмерностью…

– Кхе…

Начальник Генерального штаба осмелился вклиниться в размышления шефа, который и в самом деле абстрагировался от него, и сейчас обращался, скорее, к себе, чем к начальнику генерального штаба.

– Что, Генри?

– Осмелюсь напомнить, сэр, что ещё в девятнадцатом году, как раз перед наступлением «волонтёров» на Москву, Вы лично говорили мне, что нам не следует экономить на поддержке «белых» армий. Вы ещё сказали, что эти армии – Ваши армии, и защищают они там от большевизма не столько свои интересы, сколько наши!

Министр надул щёки и мрачно поиграл бровями: напоминание было явной дерзостью – но, увы, соответствовало факту.

– Да, Генри, я, конечно же, помню этот разговор. Но это не значит, что мы должны бросать деньги на ветер. Не значило тогда – и сейчас не значит!

Уилсон немедленно подобрался всем телом.

– Вы хотите сказать, сэр, что…

Ужасная догадка округлила его водянистые глаза.

Прежде чем ответить, министр извлёк из коробки новую сигару, и, не спеша, раскурил её. Генерал терпеливо ждал – с открытым ртом и округлившимися глазами: к счастью для него, министр не предложил ему новой сигары.

– Да, Генри. Конечно, у меня нет пока оснований утверждать это наверняка. Пока… Но история с финансированием русских – это чуть ли не «тайна, покрытая мраком».

Он усмехнулся и ещё раз пыхнул дымом – прямо в лицо изобразившего неописуемый восторг генерала.

– Вспомните хотя бы эти нескончаемые пропажи оружия и продовольствия, которые мы отправляли Силам Юга России в девятнадцатом и двадцатом годах… Не исключено, что кто-то мог «погреть руки» на поставках. И хорошо «погреть»…

Отставив в сторону руку с сигарой, он задумался. Для большей выразительности он даже привлёк к этому мероприятию губы – посредством их сжатия. Но придать лицу античную твёрдость не удалось, ибо губы у сэра Уинни были толстые, мясистые, пухлые. В результате образовалась всего лишь куриная гузка – правда, гигантских размеров. Мимику римских императоров и новоявленного дуче воспроизвести не удалось исключительно «по техническим причинам».

Но сэру Генри было не до радостных констатаций: он уже знал, что последует за этими мимическим экзерсисом. И, разумеется, не ошибся.

– Что-то здесь – явно не так…

Министр ещё раз окунул лицо генерала в дымовую завесу, из которой тот вышел стоически, даже не кашлянув. Потому, что: субординация-с! А ещё больше потому, что это только Христос мог жить днём сегодняшним: британский генерал не мог позволить себе такого легкомыслия, ибо не одним днём жив человек. Во всяком случае – начальник генерального штаба армии Его Величества.

– Надо всё это проверить, Генри! И самым тщательным образом! Свяжитесь с Интеллидженс-сервис: пусть и они тоже почешутся!

Но в основном рассчитывайте на своих людей. Кого Вы можете предложить для выполнения этой деликатной миссии?

Уилсон отметил, почти не задумываясь. Точнее, задумался ненадолго – и только для приличия.

– Бейли, конечно, сэр – кого же ещё? Умён, решителен, смел, коварен, в совершенстве владеет русским и знает русских – родился и вырос в России! Идеальная кандидатура – лучшей и не найти!

Впервые за время сегодняшнего общения с генералом министр не подверг генерала визуальному уничижению.

– Наши с Вами мысли, Генри, работают в унисон.

В голосе сэра Уинни не слышалось даже традиционной насмешки.

– Кстати, где он сейчас?

– Здесь, в метрополии, сэр!

Уилсон уже был на ногах и тянулся в струну.

– Как раз сегодня в шестнадцать ноль-ноль он должен быть у меня для доклада!

– Отлично!

Словно не замечая страданий генерала, министр продолжал тщательно обрабатывать его дымом. Хотя, не исключено, что в данном случае он не имел злых умышлений. Просто сэр Уинни был уже весь в себе, оставив снаружи лишь отработанный дым.

– Сегодня же поставьте перед ним задачу, и пусть он сегодня же выезжает в Париж!

– Почему в Париж?

Вопрос, конечно, вырвался у генерала невольно. То есть, стал результатом недоработки и торопливости: в мыслях начальник генерального штаба уже находился за дверью. В следующее мгновение он пожалел об этом, но было поздно.

– Видимо, я несколько поспешил с заявлением насчёт «унисона»? – не стал экономить на сарказме министр.

Покраснев – и уже не от спазмов – генерал уткнулся в пол, сгорая от стыда. И было, от чего: так осрамиться перед шефом! Так глупо, по-детски! Уж кому-кому, но только не ему, начальнику генерального штаба, задавать идиотские вопросы? Ну, в самом деле: где ещё прояснять вопрос, как не в месте скопления всех основных эмигрантских группировок и их вождей?

Насладившись зрелищем, приятным глазу любого начальника любого ранга, министр снисходительно бросил:

– Ладно, генерал: можете идти!

И уже в спину бредущему с опущенной головой Уилсону добавил:

– Чтобы сегодня же он выехал!..

…Сидней Джон Бейли не был профессиональным разведчиком. Он был скорее «теневым» бизнесменом, прикрывающимся интересами военной разведки. Задание, с которым его ознакомил начальник Генерального штаба, почему-то сразу же вызвало прилив творческой энергии в нём. Прожжённый спекулянт, Бейли мгновенно почувствовал запах денег! И заинтересовала его не цифра общих расходов на русскую контрреволюцию, как таковая, а отдельные её составляющие. Ниточки для решения загадки, похоже, и в самом деле вели в Париж…

Бейли вспомнил, как ещё пару лет назад, толкаясь по антикварным лавкам Парижа в надежде разжиться каким-нибудь раритетом, он впервые услышал фамилию русского эмигранта, аттестованного сразу несколькими известными антикварами как крупного знатока древностей и человека с большими возможностями.

Бейли, сам не чуждый страсти к старине, тут же загорелся идеей познакомиться с этим человеком. Один из антикваров, «заинтересованный» соответствующим образом, согласился быть посредником в этом деле. Так мистер Бейли познакомился с господином Старским.

Он остался чрезвычайно довольным этим знакомством. Мало того, что человек этот полностью оправдывал данные ему лестные характеристики, так он ещё и оказался к тому же жуликом, каких мало! А таких людей Бейли, сам из их числа, ставил неизмеримо выше просто умных и состоятельных дельцов.

Бейли, открывший к тому времени пару фирм, специализирующихся на антиквариате, даже не стал упрекать Старского в том, что тот уже несколько раз опередил его в вопросе приобретения ценностей у русских эмигрантов в Одессе, Севастополе, Константинополе, Берлине и Париже. В конце концов – бизнес есть бизнес. Кто-то всегда оказывается удачливее и ловчее. Как пелось в одной песенке: «Так тебе и надо – не будь такой болван!»

В результате, узнав Старского поближе, британский негоциант сразу же предложил ему сотрудничество. Русский, правда, оказался неуступчив при решении вопроса о долях каждого в уставном капитале, способах его образования. Да и по всем остальным финансовым аспектам предстоящего сотрудничества он тоже оказался «не подарок». В этом отношении он был совсем непохожим на традиционного русского, который обычно, а в сильном подпитии – сверх обычного, живёт и действует по принципу «Эх, была, не была – где наша не пропадала!». А когда «наша», в конце концов, «пропадает», то не предъявляет обжулившему его подельнику никаких претензий: «не судьба!» Не судьба – и нет виноватых!

Отсутствие этой замечательной черты в Старском Бейли решительно не понравилась. Тем более что русский потребовал – не попросил, а именно потребовал – не гарантий и не бумаг, а «живых» денег в качестве взноса в уставный капитал. По всему чувствовалось, что на подобных комбинациях он, как говорят русские, «собаку съел».

На тот момент Бейли испытывал серьёзные трудности с деньгами: «прогорела» очередная его затея, а содержание поместья вкупе с ненасытностью супруги практически ничего не оставляли ему «на развитие». Он попытался уговорить русского, суля ему – в будущем – преимущества в дележе прибыли. Но русский не уступал. Перспективная сделка – а Бейли чувствовал, что это именно так – оказалась под угрозой срыва.

И в этот момент сработал один из каналов информации британца. Занимаясь коммерцией как основным родом деятельности, время от времени Бейли вынужден был уделять часть своего внимания и другой своей ипостаси: шпионской.

К нему, в надежде заработать, как говорят у русских, «на бутылку», обратился один бывший офицер из штаба генерала Кобылевского, давно уже оставшийся не у дел и почти опустившийся. В своё время Бейли, постоянно третируемый начальством в связи с недостатком информации о русских делах, даже побрезговал вербовать его «на постоянную службу».

Сейчас же Бейли с неослабевающим вниманием выслушал информацию «добровольца», изнывающего от желания опохмелиться. Даже исходящий изо рта того прокисший многодневный перегар не мог заставить чопорного русобританца хотя бы раз брезгливо поморщиться, не говоря уже о том, чтобы отстранить ухо от пересохших губ «стукача».

Бейли ликовал в душе: он почувствовал, что напал на след. На след больших и неправедных денег! Хотя, понятие неправедности всегда было для него относительным и небесспорным. А применительно к деньгам – тем более.

Отпустив «информатора» с парой сотен франков, Бейли, не мешкая, отправился к Старскому. Там он почти с порога выложил свою информацию, предложив использовать её на благо концессии. При этом он заявил, что готов весь причитающийся ему доход от намеченной акции включить в оборот будущей фирмы.

– Шантаж! – усмехнулся тогда Старский. – Грязное дело! Я к подобным способам добывания денег никогда не прибегаю.

Больших трудов стоило тогда Бейли убедить русского принять его предложение и немножко – на несколько десятков тысяч долларов – пошантажировать генерала Кобылевского. Он клялся, что между визитами полковника Криппса к русскому генералу накануне исчезновения вначале – транспорта с танками, а затем и с продовольствием, существовала какая-то связь. Да, комиссия тогда не нашла ничего компрометирующего генерала, но дыма без огня не бывает. И потом: зачем генералу такая дурнопахнущая реклама?!

В таком формате агитировал Бейли Старского. Тот обещал подумать, и взял тайм-аут на несколько дней. Но тут, как назло, в Индии началась забастовка рабочих, занятых на уборке хлопка. А это уже напрямую касалось Бейли, владеющего небольшой фирмой «Сидней Бейли коттон», которая специализировалась на экспорте высококачественного сырья в Европу и являлась основным источником дохода шпиона-предпринимателя.

Бросив все дела, Бейли вынужден был мчаться на край света. К его несчастью, поездка, которой он отводил минимум месяц-другой, затянулась почти на десять месяцев: он явно недооценил масштаба проблемы. Когда же он вернулся, то с удивлением узнал, что его несостоявшийся компаньон Старский стал компаньоном Кобылевского, и открытая ими на пару фирма «СтарКо» является одной из крупнейших, созданных русскими эмигрантами.

Бейли сразу же решил, что Старский ловко и воспользовался его «наводкой», сам шантажировал Кобылевского – и преуспел в этом. Бейли недолго материл коварного русского: представься ему такой случай, он поступил бы точно так же.

Повторять избитый ход Бейли не пожелал: это было не в его правилах. Да и «остричь» набравшего силу Кобылевского, используя отработанную доказательственную базу, было нереально. Нужны были новые, более веские доказательства, желательно подкреплённые документами.

Но времени на их поиски у Бейли тогда не было. Да и ситуация не позволяла ему вплотную заняться этим делом. Совсем не вовремя возникли проблемы с господином Свинковым. Обострилась борьба между различными монархическими группами – а руководство, не желающее больше тратить деньги по принципу «всем сестрам – по серьгам», требовало от него определить только одну «лошадку», на которую можно и должно было сделать ставку.

А тут ещё и информатор пропал. Как в воду канул. В итоге никаких доказательств о причастности к его исчезновению Старского и Кобылевского у Бейли не было. Но, как говорят в таких случаях, он «печёнкой чувствовал», что в этом деле не обошлось без их участия – и участия не скромного, а решающего. Бейли тогда серьёзно задумался. И не просто задумался, а сильно перепугался. Очень вовремя он был отозван на Ближний Восток, где и застрял на целых полтора года.

И вот сейчас он снова оказался лицом к лицу с проблемой, о которой уже и думать забыл. Пришлось вспомнить – и забытое чувство тревоги вновь разбередило его успокоившуюся на Ближнем Востоке душу. На этот раз он решил действовать осторожнее, не доверяться людям, и длительную осаду «крепости» Кобылевского-Старского начать с тщательного изучения документов недавнего прошлого.

Не знал, конечно, матёрый жулик одесского происхождения с британским паспортом, что хоть знакомство его с господином Старским и было случайным, но последовавшие за этим встречи и деловые переговоры были уже совсем другого рода. Они были тщательно подготовлены – и подготовлены не кем иным, как бывшим офицером для особых поручений Кобылевского Михаилом Николаевичем. Именно он поручил Платон Иванычу установить прочный контакт с Бейли, который был известен ему по шифровкам из Москвы как крупный деятель британской военной разведки. Именно он поручил Старскому вытянуть из Бейли как можно больше относительно намерений того в части шантажа Кобылевского. Прежде всего, Михаила Николаевича интересовало, насколько «бронебойными» сведениями для такого рискованного мероприятия обладает англичанин.

Однако, в том, что Бейли даже не попытался довести свой замысел до логического конца и стремительно исчез «с горизонта», ни вины, ни заслуги Михаила Николаевича и Платон Иваныча не было: всё происшедшее никакого отношения к делам разведки не имело…

Теперь же Сидней Джон Бейли день и ночь просиживал в архивах военного ведомства, тщательно выискивая малейшие следы соприкосновения Кобылевского с грузами союзников. Следы были, но крайне малочисленные и незначительные. Ничего компрометирующего.

Ну, дал заявку – и то – не напрямую, а в штаб Главкома ВСЮР. Ну, назначил комиссию по расследованию пропажи танков в пути следования. Кстати, большего об этой истории из британских источников ему узнать не удалось. Единственными документами на этот счёт в них была копия радиограммы, посланной на борт британского транспорта председателем комиссии ВСЮР, и ответная радиограмма британского капитана. Все остальные документы: рапорты, протоколы, акты – находились в архивах штаба ВСЮР-Русской армии-РВС.

История с исчезновением транспортов с продовольствием, несмотря на огромную стоимость утраченного, также не могла быть поставлена в вину лично Кобылевскому. Заявка была оформлена через Главкома, груз отправлен легально, в счёт кредита, захват груза подтверждался радиограммами с борта одного из судов, а также вырезками из советских газет…

Издав вздох разочарования, Бейли с раздражением захлопнул архивную папку. Придраться, по большому счёту, было не к чему. Даже те сведения, которые в своё время передал ему «горящий нутром» поручик, и то не были закреплены документально: уж слишком торопился тогда Бейли к Старскому поделиться радостью! Он и не подумал тогда о необходимости письменного оформления «показаний» случайного информатора: куда денется этот русский?!

Единственное, что сейчас насторожило Бейли, это упоминание во всех этих случаях рядом с фамилией генерала Кобылевского и фамилии полковника Криппса. С одной стороны, ничего странного как будто в этом и не было: Криппс был главой британской военной миссии, постоянно находился на связи с Главкомом ВСЮР и по долгу службу вполне мог выезжать в Волонтёрскую армию генерала Кобылевского. Но вот даты…

Бейли почувствовал, как в предвкушении разгадки у него зачесались ладони.

«Как у алкаша в предчувствии пьянки!» – усмехнулся он про себя.

Дрожащими руками Криппс состыковал бумажки. По датам выходило, что Криппс выезжал в армию Кобылевского как раз накануне отправки сначала танков, а затем и продовольствия. И выезжал неоднократно. Вроде бы, ничего странного: глава военной миссии имеет право и даже обязан проверять исполнение заявки на месте.

Бейли попробовал связать воедино появление Криппса, исчезновение грузов и резкое изменение в поведении Кобылевского, о чём ему рассказывал информатор-поручик. Оказалось, что изменение в поведении наблюдалось как раз в период после отъезда Криппса, но до момента исчезновения груза!

Бейли почувствовал, что напал на след. Осталось только установить, кто сопровождал грузы со стороны поставщика. Бейли начал лихорадочно ворошить бумаги – и через полчаса докопался до истины в лице майора Фицпатрика и лейтенант Рича!

Почти бегом он кинулся к архивариусу. Через полчаса интенсивной работы оба досье лежали перед ним на столе. Но едва только он раскрыл одно из них, сердце его похолодело: первый же лист досье извещал любопытствующего – в данном случае его, Бейли – что майор Фицпатрик исчез при невыясненных обстоятельствах в Константинополе вместе с деньгами для Барона и Русской армии два года назад.

Трясущимися руками он открыл вторую папку. И дрожал он не зря: содержание бумаги, открывающей дело Рича, практически ничем не отличалось от той, что лежала в папке личного дела Фицпатрика. Разница была только в дате исчезновения: лейтенант – тогда уже капитан – Рич исчез на Ближнем Востоке двумя неделями позже Фицпатрика.

Весь в холодном поту, Бейли откинулся на спинку стула. Конечно, это могло быть чистой воды совпадением, и не иметь никакого отношения к интересующему его делу. Но что с того: все его надежды получить от этих господ хоть какие-нибудь сведения, хоть сколько-нибудь проливающие свет на одну из этих тёмных историй, оказались несостоятельными.

Итак, документы не дали ему нужных козырей для борьбы с такими опасными противниками, как Кобылевский и Криппс. Нужны были свидетели. Свидетели их неблаговидных делишек. А в том, что делишки эти были – и были именно такими, он уже нисколько не сомневался.

При этом он меньше всего думал о выполнении задания начальства, об интересах империи, о служебном долге, о моральной стороне этого дела и прочей лирической чепухе. Единственная мысль владела сейчас его воспалённым воображением: никогда ещё перед ним не открывалась такая перспектива быстрого и сказочного обогащения. Это тебе – не спекуляции антиквариатом и даже не поставки хлопка под заказ военного министерства! Это – настоящие деньги! Деньги сумасшедшие, за которые можно всё отдать и всех продать!

– Надо ехать!

Бейли сам вздрогнул от звуков собственного голоса: оказывается, он говорил вслух! Он огляделся по сторонам: не выболтал ли ещё чего в забытьи, вызванном мечтами о богатстве? Но нет: в архиве, кроме архивариуса, никого не было, да и тот откровенно клевал носом в своём углу.

Бейли молча подошёл к нему, лишь приоткрывшему глаз при звуке шагов, и также молча вернул ненужные, и, по большому счёту, бесполезные, папки. Теперь ему предстояла работа не с бумагами, а с людьми.

«Кажется, тот поручик называл мне фамилию ещё какого-то русского, очень близкого сотрудника Кобылевского, с которым также произошли разительные перемены? Как же была его фамилия? Штукин… … Чукин… Щуркин… Вспомнил: Чуркин! Полковник Чуркин, начальник контрразведки Волонтёрской армии! Вот кем надо будет заняться – и заняться вплотную! Вот кто отдаст мне золотой ключик от двери, ведущей в страну счастья!»

Раскрасневшийся от энтузиазма, Бейли стремительным шагом покинул архив. Погружённый в собственные раздумья, он даже не обратил внимания на то, каким взглядом проводил его архивариус, выдававший по его запросу личные дела Фицпатрика и Рича.

Вечером того же дня полковник Криппс, обитатель одного из роскошных особняков в Челси, получил от своего осведомителя, которым и был этот архивный работник, информацию о характере запроса, сделанного накануне в архиве Сиднеем Бейли. Ознакомившись с запросом, Криппс понял всё. А когда прочитал в записке о том, что Бейли вслух высказал намерение куда-то ехать, понял также и то, что медлить нельзя. Отдав необходимые распоряжения, уже через час, первым же поездом, он отправился из Лондона на континент. Ему удалось опередить Бейли, который был настолько взволнован вдохновившими его мыслями, что решил «отвести душу» в хорошем ресторане, а в Париж отправиться утром следующего дня.

Каждый из них решил, как пишут в романах, «не на жизнь, а на смерть», бороться за свои деньги. Криппс – за те, что уже были получены и давали ему возможность пользоваться всеми благами жизни. Бейли – за те, которые он только надеялся получить, и которые только и могли ему дать возможность жить в роскоши и неге.

Схватка предстояла нешуточная…