Читать книгу 1945: Черчилль, Трумэн и Гиммлер против Сталина. Книга первая - Александр Черенов - Страница 10

После того, как в рейхе, наконец, разобрались, что к чему и «отделили плевела от зёрен», начался второй этап «отделения»: «овец от козлищ». Фюрер лихорадочно искал виновных в таком «катастрофическом недоразумении». Окружение старательно помогало фюреру. И виновные были, как будто, налицо – в них едва не тыкали пальцами, но фюрер колебался.

Нет, он не сомневался в виновности тех, кто прошляпил вторжение. Виновность наличествовала хотя бы в форме халатности. Выводы фюрер уже сделал, но к оргвыводам был ещё не готов, как ни подталкивали его к ним «успехи» в Нормандии и «заботливые руки доброжелателей». Неготовность эта объяснялась просто: группой армий «Г» командовал его любимец – фельдмаршал Роммель. К этому доводу прилагался ещё один: у него не было других военачальников – только эти. Не Кейтеля же, в самом деле, ставить на Западный фронт?! Там сейчас требовалась голова, а не услужливо изогнутая спина и готовая к пинкам задница.

Поэтому фюрер ждал: или конца терпения, или подходящего момента…

– Хайль Гитлер, рейхсфюрер! – просиял с порога Шелленберг.

Гиммлер оторвался от бумаг, аккуратно разложенных на столе, и недовольно покачал головой.

– Вальтер, Вы сияете так, словно мы только что выиграли войну. А, между тем, дело – дрянь.

Усаживаясь в кресле, Шелленберг ещё активнее растянул губы в улыбке.

– А, по-моему, дела наши обстоят именно так, как им и надлежит обстоять.

– Так с чего же Вы такой весёлый? – нахмурился рейхсфюрер. – В свете последних событий я не вижу оснований для оптимизма.

– А я вижу.

Гиммлер выглянул из-за очков, и, помедлив, отложил в сторону бумаги.

– Давайте, увидим вместе, Вальтер.

Шелленберг активно поёрзал спиной, поудобнее устраиваясь в кресле: этой привилегией в кабинете рейхсфюрера в настоящее время обладал только он один.

– Насколько я знаю, рейхсфюрер, Вы – прямо из Растенбурга?

Гиммлер снял очки, и начал протирать их стёкла чистым носовым платком. Пасмурное выражение не сходило с его лица: напоминание о Ставке фюрера не прибавляло энтузиазма.

– И какими оттуда видятся наши дела? Отступление идёт по плану?

– Ох, Вальтер, Вальтер…

– Entschuldigung, рейхсфюрер!

Словно сдаваясь в плен, бригаденфюрер шутливо поднял руки вверх.

– Даю новую редакцию: что там новенького?

– Лучше бы Вам этого не знать, Вальтер, – поморщился Гиммлер.

Шелленберг решительно оторвал спину от кресла.

– Напротив, рейхсфюрер: мне просто необходимо знать это! Для наших с Вами дел необходимо!

И бригаденфюрер выразительно «намекнул» рейхсфюреру глазами.

– Даже, если лично мне от этого будет хуже, нашим делам будет только лучше!

Гиммлер водворил очки на нос.

– Как доложил Хойзингер, противник закрепился на плацдарме, а третьего июля Первая американская армия перешла в наступления. Через пять дней за ней последовала Вторая английская.

Рейхсфюрер вздохнул.

– Был у нас шанс наподдать англосаксам. Монтгомери очень хотел получить лавры победителя – и полез в «мешок». Для того чтобы завязать на нём верёвку, нам оставалось лишь повернуть свою Пятнадцатую армию на юго-восток, и ударить по англосаксам между Каном и Фалезом. Это был бы новый Дюнкерк.

Шелленберг подался всем корпусом вперёд: информация для него была новой. Гиммлер посопел носом.

– Если бы мы только ударили!.. Но Рундштедт и Клюге уверили фюрера в том, что вторжение в Нормандию – это отвлекающий маневр. И он запретил трогать Пятнадцатую армию. Монтгомери вырвался. А ведь они с Эйзенхауэром уже рассматривали вопрос об эвакуации плацдарма, если мы бросим Пятнадцатую армию в Нормандию.

– Откуда, рейхсфюрер?

Удивление Шелленберга было честным, не наигранным: его «контора» такими «интимными подробностями» не располагала.

– От Хауссера: его также вызывали в Ставку. Армейская разведка добыла «языка» – штабного английского офицера. Вот он-то и «поделился» содержимым портфеля…

Гиммлер с удрученным видом махнул рукой.

– Да, что теперь об этом говорить: дело – прошлое. Упустили мы свой шанс. А в результате противник расширил плацдарм в Нормандии до пятидесяти километров, и взял Шербур. Это тяжелый удар по нашим позициям в Нормандии: Шербур – один из ключевых портов. И флоту, и сухопутным войскам придётся теперь очень туго. А по данным Йодля – он тоже отчитывался – англосаксы начнут на днях наступление из Нормандии. И они якобы уже имеют многократное превосходство над нашими войсками в танках, самолётах и артиллерии. То есть, уже сейчас можно сказать, что фронт в Нормандии не устоит.

– Вот!

Шелленберг с многозначительным выражением на лице воздвиг перед собой указательный палец.

– Вот мы и подошли к главному!

Гиммлер настороженно блеснул стёклами очков.

– Что Вы хотите этим сказать, Вальтер?

Шелленберг выпрямил спину в кресле, как он всегда делал, переходя от «неофициальной» части разговора к «официальной».

– Конечно, жаль, рейхсфюрер, что не получилось у нас в Нормандии. Это значительно упростило бы наше положение, потому, что усложнило бы положение англосаксов, и упрочило бы наши позиции… на переговорах с ними.

Рейхсфюрер ещё раз сверкнул очками – на этот раз молча. Шелленберг не смутился.

– Даже угроза – только угроза! – нового Дюнкерка вынудила бы Лондон и Вашингтон быть сговорчивее. А эвакуация плацдарма из Нормандии под грохот наших орудий – неубиваемый козырь! Но мы его не заполучили. Жалко, но не смертельно.

Гиммлер усмехнулся.

– Вальтер, когда Вы, наконец, поделитесь со мной причиной Вашего энтузиазма?

– Мы уже – на подходе, рейхсфюрер! – не поскупился на ответную улыбку Шелленберг. – Итак, то, что мы не имеем успеха в Нормандии – это плохо. Но это же и хорошо.

– «Единство и борьба противоположностей»? – усмехнулся Гиммлер: «отцу гестапо» по службе требовалось знать оружие врага.

– Вроде этого, рейхсфюрер. Но не в теоретическом аспекте, а в практическом. Ситуация на Западном фронте и трезвое видение перспектив…

– Я верю в нашу победу! – раздражённо перебил его Гиммлер – так, словно демонстрировал лояльность в отсутствующее подслушивающее устройство.

– Я тоже верю!

Шелленберг улыбнулся ещё шире.

– В нашу с Вами победу, рейхсфюрер!

Уточнение сопровождалось настолько выразительным маневром глаз и бровей, что Гиммлер остался без текста: не нашёл, что ответить.

– Так вот, рейхсфюрер: трезвое видение наших перспектив на Западе не оставляет нам иного выбора, как начать действовать – и немедленно.

– Почему «немедленно», Вальтер?

Губы бригаденфюрера растянулись в иронической усмешке.

– Потому что ещё большевистский вождь Ленин – тот, что был до Сталина – говорил в своё время: «Промедление смерти подобно!»

– И что он имел с этого?

Усмешка съехала на другую половину лица бригаденфюрера – ту, что поближе к рейхсфюреру.

– Он получил трон императора Николая! А в качестве приложения к нему – и всю Россию! А всё потому, что верно сориентировался «по месту». В том числе, и своему – в истории. Как говорится, «его пример – другим наука».

Шелленберг резко подался вперёд всем корпусом, едва ли не перегнувшись через стол.

– «Вчера – рано, завтра – поздно, значит – сегодня!». Вы, рейхсфюрер, конечно, слышали это выражение. Как раз – о нашем с Вами случае. Я скажу больше: для нас с Вами это – не выражение, а установка. Потому, что кто не успел – тот опоздал!

Нервным движением руки Гиммлер сдёрнул с носа очки, вынул из нагрудного кармана носовой платок, но, вспомнив, что только что производил «зачистку» стёкол, нервно забегал пальцами по столу. По опыту своего общения с рейхсфюрером зная, что сейчас давить на Хозяина – себе во вред: можно пережать – Шелленберг молча ожидал «дозревания» шефа.

– Немедленно, говорите…

Гиммлер перестал блуждать взглядом.

– Нет, Вальтер: придётся обождать.

– Рейхсфюрер…

Шелленберг нетерпеливо стал приподниматься в кресле, но Гиммлер первым оказался «на слове»:

– Назревают события.

– ???

Раскрыв рот – уже явно не для слова – бригаденфюрер водворил седалище на место.

– Заговор, Вальтер.

– Против…

Шелленберг скосил глаза на портрет Гитлера, висевший на стене за спиной у рейхсфюрера. Гиммлер молча смежил веки.

– И Вы знаете о нём?

– Знаю.

– И как давно?

– Достаточно – для того, чтобы войти в курс дела и «сориентироваться по месту».

Лицо Шелленберга прояснилось.

– Вы хотите сказать, что…

– Да, Вальтер: всё – под контролем.

Впервые за время беседы на лицо Гиммлера просочилось некое подобие самодовольства. Чувствовалось, что он был, как минимум, удовлетворён состоянием и перспективами вопроса. Как максимум, глубоко удовлетворён.

– Если фюрер падёт жертвой заговора, он не останется неотомщённым…

– Вы это – аллегорически, или…

– «Или», Вальтер!

Первая за разговор усмешка слегка тронула губы рейхсфюрера.

– Как говорят большевики, «страна должна знать своих героев». И она их узнает. В своё время. А сейчас достаточно того, что о них знаю я. И много больше того, чем им хотелось бы.

Шелленберг снова всем телом подался вперёд – вместе с вопросом, застывшим на губах и в глазах. Гиммлер ещё раз смежил веки и утвердительно качнул головой.

– Да, Вальтер: мне известен и состав заговорщиков, и их цели. Даже план, но только в общих чертах.

– И – когда?

Голос Шелленберга дрогнул не столько от страха, сколько от надежды на то, что «непоправимое» случится.

– Скоро, – прищурился рейхсфюрер. Хорошо, так, прищурился, творчески, словно он уже планировал свои первоочередные мероприятия. И не только «по линии работы» с участниками заговора, но и дальше. Много дальше.

– Ещё этим летом? – «подрос надеждой» Шелленберг.

– Ещё этим месяцем.

Бригаденфюрер судорожно проглотил слюну. Радостный блеск глаз сопровождал «телодвижение».

– Тогда Вы правы, рейхсфюрер: надо подождать. Ситуация без… хм… хм… приобретёт новую конфигурацию, и это даст нам дополнительный козырь на переговорах с англосаксами. Главное – вовремя «перехватить знамя»!

– Не беспокойтесь. Вальтер, – утвердительно отработал ладонью Гиммлер. – Эти парни и не знают, что определены на роль классического мавра. Я не собираюсь отдавать Германию ни воякам, ни радикалам.

– Есть и такие?!

Рейхсфюрер покривил щекой.

– Увы, мой дорогой Шелленберг. Основная масса – ещё, куда ни шло: всё же – «товарищи по классу»… Но отдельные экземпляры… Мда… Но это уже – моя забота…

Двадцатого июля рейх потрясли события в Растенбурге – вместе с взрывом, который потряс фюрера и отдельных «товарищей». В смысле – партайгеноссе. Начальник штаба Резервной армии полковник Шенк фон Штауффенберг, уходя из бункера, «случайно» забыл у ножки стула по соседству с фюрером портфель с отсутствующим докладом и с присутствующей бомбой. В отличие от дубового стола и отдельных «дубовых голов», фюреру повезло, и он отделался, пусть и не лёгким, но испугом, с контузией и небольшим представлением о «том свете» «в нагрузку».

Штауффенберг всего этого не знал – и развернул бурную деятельность. Развернул в одиночестве, полагая, что «группа товарищей» действует в аналогичном направлении. Но «группа товарищей» полагала иначе. Получив информацию от Штауффенберга, руководители – они же главари – заговора Ольбрихт и Бек посчитали, что дело «на мази», и вожделенные портфели у каждого из них – в кармане: один кандидатировался в президенты, другой – в канцлеры. По причине радужных представлений о далёкой от них реальности, «ответработники» решили не торопиться с решительными действиями, и вместо оных не менее решительно отправились в столовую, чтобы отметить удачное начало операции «Валькирия».

О событиях в Ставке Гиммлер узнал одним из первых. Результат его удручил – по причине отсутствия самого себя – но он быстро переориентировался. Можно сказать, на ходу: рейхсфюрер был не столь наивным, чтобы полагаться на единственный вариант. Теперь он внимательно отслеживал ходы каждого из противников, но не вмешивался ни в один из них: его час ещё не наступил. Не сам по себе не наступил, а «в соответствии с вновь утверждённым планом». Гиммлер даже не стал мешать колченогому Геббельсу проявить инициативу по линии переориентации майора Ремера с захвата правительственного квартала на захват вождей заговора.

Пока заговорщики шлифовали тексты поздравительных речей в связи с освобождением от тирании Гитлера, всех их и «повязали». И вот здесь Гиммлер немножко «не сориентировался в обстановке»: фельдмаршал фон Вицлебен коварно не оказал сопротивления, почему и не был застрелен «при попытке к бегству». Этот тип был опасен, поскольку, по имеющимся у рейхсфюрера сведениям, примкнул к заговору лишь под честное слово «подлеца» Гёрделера о том, что рейхсфюрер – с ними. Конечно, Гиммлер нигде не «засветился», но лишние меры предосторожности оказались бы теперь совсем не лишними.

Правда, за Гиммлера мог замолвить словечко сам фюрер, которому ещё в августе сорок третьего рейхсфюрер «шепнул на ушко» о зондаже министра финансов Пруссии фон Попица, коварно соблазнявшего его «лавровым венком» и портфелем канцлера. Тогда рейхсфюрер попросил

у Гитлера разрешения включиться в игру: тянуть, водить за нос, но не арестовывать Попица до выявления всех «дружков» министра-заговорщика. Фюрер одобрил творческую инициативу рейхсфюрера, а Попиц решил, что Гиммлер раздумывает, и получил от Вицлебена согласие раскрыть его «вновь обретённому соратнику» как главу заговора.

С учётом всех «вновь открывшихся обстоятельств» Гиммлеру оставалось лишь одно: начать действовать «по плану «Б». То есть, выдвинуться на передний план и заявить о себе во весь голос. Рейхсфюрер так сделал. Он немедленно подключил СС к работе по наведению «конституционного порядка»: аресту всех известных ему участников заговора, извлечению из них сведений о неизвестных участниках – и соответствующей работе уже с ними.

Правда, некоторые главари попытались коварно помешать рейхсфюреру исполнить свой конституционный долг. Так, генерал Штюльпнагель пытался злодейски покончить с собой, выстрелив себе в голову. «Злодей» выбил себе оба глаза, но сотрудникам Гиммлера удалось помешать ему довести коварный замысел до конца, и спасти его… для грядущей виселицы.

А вот с начальником штаба группы армий «Центр» фон Тресковым вышла незадача: генерал подло успел подорвать себя гранатой. Не успели застрелить и генерал-квартирмейстера ОКВ Вагнера: сам застрелился. Правда, рейхсфюрер не сильно горевал по поводу недочётов в работе: эти «товарищи» ничем не могли скомпрометировать его в глазах фюрера. Фантазии насчёт соучастия Гиммлера обитали лишь в головах фон Попица, Гёрделера и Вицлебена. Фантазии, не подкреплённые «вещественными и иными доказательствами».