Читать книгу Джаз сапожных гвоздей - Александр Дедов - Страница 5

***

В один из промозглых вечеров позднего лета пришлось задержаться в мастерской допоздна. Требовалось привести в порядок кое-какие инструменты, заточить ножи и шила, подготовить ремонтный материал к выходным, ибо перед праздником «дня города» клиентура моего отца привыкла дефилировать по центральной площади в отреставрированной обувке. Интересное дело – работать с сапогами и ботинками, которые старше тебя самого. Прохладный вечер так и грозил закончиться рутиной, пока в мастерскую нагло и бесцеремонно не ввалился этот тип… До сих пор помню запах перегара (так смердят только люди, часто пьющие дорогой алкоголь) и его лицо, наглое, самоуверенное лицо избалованного негодяя.

– Привет, господин Башмак. – сквозь пелену пьяного угара его слова пробивались с трудом, язык заплетался, а тон был взвинченным, такой бывает у человека готового к драке. Я ничего ему не ответил.

– Ты что осёл, оглох? Я, кажется, с тобой разговариваю.

– Что вам нужно? Уходите, у меня много работы. – я старался быть вежливым, разговаривал с ним будто нянечка, успокаивающая буйного шизофреника.

– Воооооот, – протянул незваный гость. – Теперь мы выяснили, что ты умеешь разговаривать.

Я никогда не ношу очки на людях, чтение медленно добивало моё зрение и обычно я обхожусь контактными линзами. В этот раз пришлось перебороть свои минус пять диоптрий при помощи старых окуляров в роговой оправе. Я взглянул на буйного нарушителя спокойствия. Несомненно, я знал его, нет такого человека в нашем захолустье, которому этот тип был бы неизвестен. Столь неприятным образом в гости завалился Максим, сын состоятельного предпринимателя. В народе молодого мужчину называли «Мажор», стандартное прозвище для представителей «золотой молодёжи» в маленьких провинциальных городках. Однако этот тип был мажором уже слишком долго! На момент нашей с ним стычки ему перевалило за тридцать, он и сам был успешным бизнесменом – имел сеть дешёвых автомастерских и моек. Если верить слухам, Максим со всеми делами справлялся на «отлично» и уже мог дать фору своему престарелому папаше.

– Уходите, иначе я буду вынужден вызвать полицию. – использовал я последний «мирный» козырь.

– Полицию? Ха, щенок, ты реально думаешь, что она здесь что-то решает? Я здесь всё решаю! Я и мой отец. Интересно, почему я не знаю о тебе? Мы весь мелкий бизнес контролируем в городе, а тебя вижу в первый раз. Ааааа, погоди, можешь не отвечать. Ты сынуля того сапожника, что преставился не так давно. Вы вроде бы одни такие на всё это захолустье. Неудачники… Всю жизнь вдыхаете вонь чужих ног, ты наверное извращенец!?

– Оставьте меня в покое.

– Молчать! – лицо Максима побагровело. – Заткнись! В общем, слушай меня внимательно, говнюк. Или ты будешь ходить подо мной, или я уничтожу твою сраную мастерскую, сотру тебя в порошок, говно! Убью на хуй!

Я думаю, дорогой Аркадий Валентинович, вы уже поняли, что этот «Мажор» представлял собой хрестоматийный пример конченого ублюдка.

Он двинулся в мою сторону и занёс было руку для удара, но я удачно контратаковал, огрев его по голове деревянной обувной колодкой сорок четвёртого размера. Мажор крякнул что-то невнятное и громко рухнул на пол мастерской, зацепив рукавом пальто всякую мелочь на рабочем столе. Разнокалиберный хлам с задорным звоном посыпался на пол.

О да, это был настоящий подарок судьбы!

Затащить Максима в подвал было делом несложным. Пока он пребывал в бессознательном состоянии, я раздел его и усадил на табурет возле стены. Крепкая нагота Мажора буквально излучала здоровье и силу. Великолепно! Материал что надо! Потрясающая кожа: без шрамов, без прыщей и родимых пятен. Идеальное полотно. Слава Богу, мой отец позаботился о необходимой рабочей мелочи, в подвале мастерской всегда приветливо ждал практически неиссякаемый запас изоленты. Добротная, ещё советского производства, к слову, из неё получились прекрасные путы! Я связал Максима, усадил его, ещё бессознательного, на табурет, развёл колени в стороны и оба голенища примотал к ножкам табурета. По неопытности руки зафиксировал уж больно замысловато: разместил пленника прямо под трубой, его ладони тыльными сторонами соприкасались над стальным водосточным цилиндром, я мощно перемотал крепкие предплечья ниже и выше трубы таким образом, что запястья сложились в петлю. Максим провис под собственным весом: задние ножки табурета оторвались от бетонного пола и вес тела переместился вперёд. Приходилось работать наспех, импровизировать. Но это только лишь подзадоривало мою бушующую страсть сшить «живую» обувь.

В полутьме подвала жадно сверкнула сталь, я достал из ящика скорняжный нож и тут же погрузил кончик скошенного клинка в правую голень Максима. Пленник пребывал в глубоком забытьи и совершенно не ощущал, что его свежуют заживо. Мне пришлось натаскать целую гору ветоши, чтобы не испортить кожу пятнами густой крови. Медленно, сантиметр за сантиметром я, будто художник кистью, вёл лезвие ножа вверх. Надрез – вытер сухой ветошью, надрез – снова вытер ветошью. Остриё уже оставило за собой багровую линию на середине внутренней стороны правого бедра, и Максим некстати начал приходить в себя. Рядом с ним уже успела образоваться небольшая горка окровавленных тряпок. Он застонал и начал легонечко крутиться из стороны в сторону, разминая затёкшие бока. Жертва слегка дёрнулась, вместе с ней дёрнулась и моя рука. Не успев среагировать, я вонзил нож в бедро по самую рукоять. Максим вскрикнул.

– Ай, ты что делаешь?!

Медленно приходя в сознание, молодой человек внимательно оглядел путы на руках, взглянул вниз и немного поёрзал голенищами, проверяя изоленту на прочность.

– Ты что творишь, мразь, что ты делаешь, ты что псих? Чувак, отпусти меня, отпусти, и мы обо всём забудем, я тебе клянусь.

Карие глаза Максима расширились от ужаса, в слабом свете полуживой лампочки накаливания его радужки и вовсе казались непроницаемо-чёрными. Я включил старый кассетный магнитофон: Луи Армстронг, самая середина песни «What a wonderful world». Я выкрутил громкость на максимум. Максимум джаза для Максима.

О боги! Как этот мерзкий червяк орал, верещал просто как девка, которую команда потных регбистов зажала в раздевалке. Он извивался, сыпал на меня проклятиями, его рвало. Надо отдать должное: этот мужчина был крепок и телом, и духом, что в наше время встречается довольно редко. Что ж, я удивлён! Как это он не издох до самого конца потрошения? Он терял сознание, потом снова приходил в себя, его рвало прямо на меня, он плевался кровью, подступившей к глотке.

Я не стал трогать лицо – слишком проблемный участок, трудный в обработке. По этой причине кожу головы пришлось сохранить. Спустя примерно час я держал в руках свежую человеческую шкуру. Меня всего трясло от возбуждения. Тело Максима пробирала мелкая дрожь, оголённые мышцы сокращались от болевого шока, моя жертва вот-вот должна была сгинуть с этого грешного света. Естественно я его добил, я же не какое-нибудь чудовище, верно? Однако пришлось приложить усилие: остро отточенное длинное шило с хрустом вошло в плоть под нижней челюстью, минуя сначала одну, а потом другу стенку черепа – удар пришёлся снизу вверх. Тело Максима расслабилось, он перестал хрипеть и дёргаться. Свой долг он выполнил – подарил мастерской великолепный по своему качеству материал!