Читать книгу Город прекрасных женщин. Избранное - Александр Дунаенко - Страница 8

У меня, конечно, были мужчины, уж можете поверить на слово, но этот был сущий дьявол. У меня были мужчины и до, и после. И между. Но ни один из них не мог сравниться с ним. Тысячу раз я хотела указать ему на дверь – зачем мне эти хлопоты: он беден, а я одинокая женщина, мне нужно устраивать свою жизнь – но язык застревал в горле, и я вместо того вешалась к нему на шею. Тысячу. Десять тысяч раз, когда хотела указать ему на дверь.

Где я его встретила? Откуда он взялся на мою голову? Боже, вы интересные люди! Откуда берутся мужчины у одинокой женщины? Из семьи, из автобуса, из канавы, наконец, но – находятся, вьются, липнут. Нужно быть только внимательной и не упустить своего счастья. Я тысячу раз была внимательной и потому знаю, откуда берутся мужчины. Два, четыре, восемь, шестнадцать – очень скоро я поняла, что все они негодяи и прохвосты. Кроме, конечно, этого дьявола, который был Прохвостом с большой буквы, но я… его любила.

Однажды он пришёл с воздушными шарами. Их было с полмешка, а я постелила постель и открыла этому типу, в халате, на голое тело. Он позвонил, а я знаю, зачем приходят мужчины к одиноким женщинам. Я сказала в телефон, что не могу без подарков, и он принёс эти шары. Сел на пол и стал их надувать – полмешка – вы можете себе представить, сколько это времени – и я стояла, как дура, перед ним, в одном халате, и меня била нервная дрожь.

Он надул шары и ушёл. Я хотела, чтобы последнее слово осталось за мной, хоть он и молчал весь вечер. Я хотела крикнуть ему, что он кретин, что он не мужчина, что я не хочу видеть в своей квартире даже его ноги, но тогда в первый раз у меня не хватило сил всё это сделать.

И я забывала его. Я его и не помнила. Мне было двадцать пять, и каждый вечер я имела от мужчины нормальный подарок. Духи «Клима» большая редкость, я это знаю не хуже вас, и что было делать, если два курсанта из лётного училища ухлопали на них свои стипендии? Я потушила свет – Боже, как мне было стыдно! – я потушила свет и оставила их у себя до утра. Они были славные ребята и взяли себе в голову, что так может продолжаться каждый вечер, но так часто никому не дают стипендию, я им ясно дала это понять, и они навсегда пропали. Но этот тип… От него я не имела ни копейки, одни хлопоты, хотя он и жутко на меня тратился. Вы спросите: что это значит? Чушь собачья, но, видит Бог, мне было приятно так, что мочку уха сводило судорогой.

Только ему, этому дьяволу, могло прийти в голову ославить меня на весь город, а я чувствовала себя королевой…

Всю жизнь я мечтала, чтобы мне под окном пели серенады и как-то, запив челкарской водой нечаянную ласку этого последнего негодяя, я случайно обмолвилась ему об этом. Кто мог знать, что из этого выйдет? Я не могла знать. И вы не могли. Никто не мог этого знать, и город услышал серенаду.

Ещё накануне он сказал: Сима, надень красивое платье наутро, и чтобы обязательно – белая шляпа. Он так и сказал: Сима, на тебе должна быть белая шляпа, на тебя будет смотреть весь Актюбинск. Ха! – ответила я ему и выпила ещё стакан минеральной. Я тогда была дура и не могла понимать, где он шутит, а где до этого далеко.

Ночью в квартале дрожали стёкла, а это чудовище выло мне серенаду.

Как мне потом рассказывала двоюродная сестра из пригорода, там были слова и про любовь, но в тот момент мне было как-то не до текстов. Рафик Бездович выпрыгнул в окно – он не мог понять сразу, к чему вся эта хохма. Рафик Бездович ходил ко мне раз в неделю, и каждый раз платил двести рублей за свою лысину и жирное тело. (Рафик Бездович долго уговаривал меня, его доводы были убедительны, а я – слабая женщина, я открыла ему дверь, свет сделала слабый-слабый, закрыла глаза, чтобы как-то не закричать и не выпереть его прежде, чем мы с ним до конца рассчитаемся).

Рафик Бездович был кроток и нежен, а потом он оказался ещё проворнее зайца и легче пуха. Но девятый этаж – это вам не дача с палисадником. Рафик Бездович выпрыгнул в окно, и больше я его не встретила в своей жизни.

Я снова встретила этого типа – я лезла к нему на шею и тёрлась, прижималась к нему всеми фибрами, как мартовская кошка. Я никогда не понимала, как он делал мне, чтобы у меня поехала крыша? У вас часто бывает, чтобы поехала крыша? Вот видите. Нормальные люди следят за своей крышей, и она у них в порядке.

Я запускала пальцы в косматые волосы на груди этого без пяти минут садиста, целовала – кого я в жизни ещё так целовала? – стонала от счастья и спрашивала: – ну зачем, зачем ты вывесил в чердак этого радиоприёмник?

Этот без пяти минут висельник – я целовала его, и слезы – я говорила, что я была круглая дура – и слезы лились у меня из глаз – я радовалась мужику, как баба, как простая баба, у которой ни мозгов в голове, ни гордости – этот каторжник вывесил в чердаке «радиоколокол» и устроил мне ночью первомайскую демонстрацию. Он пел, если это можно так назвать, он пел в микрофон, а приёмник из чердака в доме напротив орал, что меня любит, и тысячи людей с малыми детишками подумали, что Америка напала на наши мирные пашни…

Я была бледной наутро, я была готова разорвать в клочья этого хулигана, попадись он мне тогда. Но я надела белую шляпу и своё лучшее платье – всё, как он сказал – я бы его разорвала, но я должна была выглядеть, и весь город онемел и замер, когда я появилась на улице, когда я вышла из подъезда, когда я спускалась по лестнице – я уже чувствовала, что пусть я тысячу раз падшая женщина, меня знали сотни мужчин, а я знала о них миллион гадостей, но я – королева. Я – красивее всех. Лучше. И – любимее всех.

Я со смехом, чуть не в истерике, целовала губы, и даже пальцы на ногах этого отпетого типа и думала, что счастье бывает на свете.

Маленький, щупленький – вы что, думаете, он был красавец? У него даже – стыдно сказать – не было ничего особенного. Так. Маленькая вошка. Или блоха. Однажды он уснул у меня в постели, и я боялась пошевелиться, боялась… Да, я смотрела на его веки и волосы, потом спохватилась. Я увидела себя со стороны, какая я дура, и как я совсем выжила из ума, но… так и не пошевелилась, уснула сама, а наутро его уже не было.

Он возил меня – смешно сказать на чём! Вы знаете мотороллер «Турист»? Я знала «Яву», «Жигули», даже «Москвич-412» в крещенские морозы, но я не знала мотороллера «Турист».

Он, этот гонщик, заехал ко мне ночью и сказал: поехали купаться. Он сказал мне это, когда уже нёс на руках вниз по лестнице, и я не успела даже ничего положить на лицо. Я не успела сказать ему, что я не одна, что у меня могут быть другие планы, что я – свободнолюбимая, нет, как это правильно: свободная, свободолюбивая женщина…

Если вас поцелует настоящий мужчина, и при этом он будет иметь мотороллер «Турист», вы согласитесь со мной, что в жизни не видели большего чуда. «Мерседес» и ковёр-самолёт ничего не имеют рядом по сравнению с этой ласточкой, которой на толкучке никто не знает настоящую цену. У неё два колеса и аморе… Боже, как это сказать по-русски, – я имела сказать – такие пружины, аморетизаторы. Если вас поцелует настоящий мужчина, то в жизни вам не видать лучших аморетизаторов, а я их видела, я летала на них…

Я сидела на них ночью, которая казалась мне то глухой, то гулкой.

Этот тип, эта моя слабость, мой тайфун и цунами, этот призрак заявился ко мне ни свет, ни заря без пятнадцати полночь. Он сказал мне: пойдём – и взял меня за руку. Что я могла возразить, что ответить? Слабая мартовская кошка, что я могла ответить настоящему мужчине, если он говорит мне «пойдём»…

Первый раз в жизни я села на мотороллер марки «Турист», и этот деспот поцеловал меня и сказал: не бойся, крошка. Я видела тысячу мужчин, их лица с глазами навыкат в минуты страсти, я знала все, все их слабые стороны и ненавидела их всех и каждого в отдельности – я ничего не сказала этому типу. Мне стало жарко от поцелуя, который он сделал мимоходом, он сказал «садись», я молча села, я…

Ни одной звезды не было в небе. Милиция хотела нас остановить: я сидела боком и без каски. Тогда этот конченый человек погасил все огни, и в полной темноте мы помчались – я думала в ад, но никогда я не была так счастлива.

ПОЧЕМУ МЫ ТОГДА НЕ РАЗБИЛИСЬ?..

Столбы, канавы, камни попадались нам на пути. Я знаю, я видела днём спустя эту дорогу. Но мы не задели ничего. Боже, ты видел, ты улыбался нам, когда на небе не было ни одной звезды.

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ, ЛИЛИИ НАОЩУПЬ – ТЫ КУПАЛ И ЛЮБИЛ МЕНЯ В ОЗЕРЕ…

Он, этот развратник, знал то, чего не знала я, хотя у меня был триллиард мужчин. Иначе как объяснить, что я была послушна и сходила с ума в его руках?

И много лет прошло, и я вспоминаю ту ночь и то озеро, и начинаю думать, что всё это сказки, потому что в жизни не бывает таких озёр. Таких ночей. КОГДА В0ЗДУX ПАХНУЛ ТВОИМ ИМЕНЕМ, А Я ХОТЕЛА РАСТВОРИТЬСЯ В ЖУТКОЙ ПРОХЛАДЕ, ЧТОБЫ, ХОТЯ НА НЕСКОЛЬКО ВЗДОХОВ, НАПОЛНИТЬ ТЕБЯ ИЗНУТРИ…

Я бы не верила, и я бы забыла всё, но у меня на столе белыми звёздами сияли лилии. Я привезла их с собой после той ночи. Много дней без воды они лежали на полировке стола и не теряли свежести. Чёрный прямоугольник моего сказочного озера с белыми лилиями.

Они засохли, когда через время новый Рафик Бездович переступил порог моей квартиры.

Нам никогда не узнать черты, за которой… Простой порог может оказаться веской причиной, чтобы уверить каждого, что жизнь грязь и сказок не бывает в жизни.

Но… иногда по ночам, многие годы после, я просыпаюсь. И рядом спит муж, хороший хозяин, и он меня любит. Но я просыпаюсь от маленького ужаса, что по квартире кто-то ходит. Этого «кто-то» я никогда не видела, но я знаю, что это родное и близкое мне существо. И трепетом сердца я слышу его движение, боюсь его, хочу крикнуть, разбудить мужа, но нету сил.

Это «кто-то» не заходит к нам в спальню, И я сижу, обхвативши колени, и не могу уснуть до утра.

Потому что я сама убила его.

Потому что не бывает на свете сказок. Не бывает. Не бывает…