Читать книгу Сорок пять. Часть вторая, третья - Александр Дюма - Страница 7

За ужином Генрих был весел; казалось, ни в мыслях его, ни на душе не было ничего мрачного, а всем известно, каким превосходным собеседником являлся Беарнец в хорошем расположении духа. Шико всеми силами старался скрыть беспокойство, которое овладело им при появлении испанского посла и, увеличившись еще более при раздаче золота нищим, не покидало его ни на минуту.

Генриху хотелось поужинать со своим кумом Шико наедине. Еще при дворе короля Генриха Третьего он чувствовал к Шико расположение, которое имеют друг к другу умные люди. И Шико, со своей стороны, если оставить это посольство из Испании, нищих и обрезанные пистоли, чувствовал большую симпатию к королю наваррскому. Видя, что Генрих пьет без всякой воздержанности, он решился поступать осторожно, чтобы не пропустить мимо ушей ничего, о чем может проговориться Беарнец.

Генрих пил не стесняясь и умел так увлекать собеседников, что почти не давал Шико отставать от себя. Но Шико оказалось трудно споить – это была крепкая голова. Генрих Наваррский говорил, что это вина из его земель и он привык пить их, как воду. Все это было приправлено комплиментами, которыми обменивались между собой собеседники.

– Как я завидую вам, – говорил Шико королю. – Как счастлива ваша жизнь, государь! Какие добрые лица вижу я в вашем доме и какие богатства в этой прекрасной Гаскони!

– Если бы здесь была моя жена, я не сказал бы тебе при ней, что скажу теперь. Но в ее отсутствие могу признаться, что самой-то лучшей части моей жизни ты и не видишь.

– Ах, государь, в самом деле я слышал кое-что о вашем величестве.

Генрих откинулся на спинку своего кресла и принялся поглаживать бороду.

– Слышал? Говорят, что я царствую больше над подданными женского пола.

– Точно так, государь. Однако это меня удивляет.

– Чему же тут удивляться, любезный кум?

– Я удивляюсь потому, что вы имеете тот беспокойный дух, который рождает королей.

– Ах, Шико, ты ошибаешься. Я больше ленив, чем деятелен. Доказательство – вся моя жизнь. Если я выбирал вино, то всегда из ближайшей бутылки. За твое здоровье, Шико!

– Государь, много чести! – Шико опорожнил свой стакан до последней капли, потому что король смотрел на него тем умным взором, который, казалось, проникал в самую глубь его мыслей.

– Да, – король поднял глаза к небу, – а сколько неудовольствий в моем семействе!

– Я понимаю, государь, – все фрейлины королевы обожают вас!

– Они мои соседки, любезный Шико.

– Хе-хе-хе! Государь, стало быть, если бы вы жили в Сен-Дени, а не в Нераке, то король Генрих Третий вел бы жизнь несколько побеспокойнее нынешней.

Генрих стал угрюмее.

– Король! Что вы говорите мне о короле, любезный Шико? Не воображаете ли вы, что я Гиз? Мне хочется иметь Кагор, правда, но Кагор ведь почти у моих ворот. Я честолюбив, но, если надо трудиться, я не двигаюсь с места и не желаю ничего.

– Черт возьми! – отвечал Шико. – Это желание того только, что находится под рукой, очень похоже на желание Цезаря Борджиа[8], который собирал не больше как по одному городу и скопил целое королевство, уверяя, что Италию, как артишоки, надо есть по одному листочку.

– Этот Цезарь Борджиа был, кажется, недурным политиком, куманек?

– Но очень опасным соседом и плохим родственником.

– А, уж не сравниваете ли вы меня, предводителя гугенотов, с этим папским сынком? Что это вы, господин посол!

– Государь, я не сравниваю вас ни с кем.

– На каком основании?

– На том основании, что всякий, кто сравнит вас с кем-нибудь, кроме вас самого, жестоко ошибется. Вы честолюбивы, государь.

– Вот странность, – произнес Беарнец, – ты всеми средствами принуждаешь меня желать чего-нибудь.

– Сохрани меня Бог, государь! Напротив, я от всего сердца желаю, чтобы вы, ваше величество, ничего не желали.

– Послушайте, Шико, вас ничто не призывает в Париж?

– Ничто, государь.

– Стало быть, вы проведете несколько дней у меня?

– Если ваше величество делает мне эту честь, то позвольте уж пробыть у вас восемь дней.

– Восемь дней – согласен: за эти восемь дней вы узнаете меня, как родного брата. Выпьем же, Шико!

– Мне не хочется больше. – Шико начинал отказываться от принятого намерения напоить короля пьяным.

– Когда так, любезный кум, то я вас оставлю. Мужчина не должен оставаться за столом, когда ему нечего делать. Ну что, выпьем еще?

– К чему?

– Чтобы крепче спать. Это вино имеет свойство усыплять. Любите вы охоту, Шико?

– Не совсем, государь. А вы?

– Я люблю ее до страсти, особенно с того времени, как был при дворе Карла Девятого.

– Почему, ваше величество, вы делаете мне честь – спрашиваете, люблю ли я охоту?

– Потому, что я завтра еду на охоту и имею намерение пригласить и вас.

– Государь, много чести, но…

– О, куманек, успокойтесь, эта охота в состоянии воодушевить взор и сердце всякого военного человека. Я добрый охотник, Шико, и мне хочется показать вам свое искусство, черт возьми! Вы хотите узнать меня поближе, говорите вы?

– Черт возьми! Признаюсь, государь, это мое пламенное желание.

– Ну а с этой стороны вы еще меня не изучили.

– Я сделаю все, что вам угодно, государь.

– Хорошо. Но что это? Нас беспокоят. Идет паж.

– Какое-нибудь важное дело, требующее…

– Дело! У меня! Когда я за столом! Шико все думает, что он при французском дворе. Шико, друг мой, вспомни, что в Нераке…

– Что же в Нераке?!

– В Нераке после ужина ложатся спать.

– Но этот паж?

– Но разве этот паж возвещает только о делах?

– А, понимаю, государь, и отправляюсь спать.

Шико встал. Король тоже поднялся и взял гостя под руку. Это желание выпроводить его поскорее показалось Шико подозрительным. Со времени появления испанского посла ему все казалось подозрительным. Он решил как можно дольше не выходить из кабинета.

– Ох, ох! – произнес он, шатаясь. – Это удивительно, государь!

Беарнец улыбнулся:

– Что тебе удивительно, куманек?

– Черт возьми! У меня кружится голова… Когда сидел – все было хорошо, но теперь…

– Ну вот! Мы только попробовали вино.

– Вы называете это «пробовать»? Хороша проба! Уф!

– Шико, друг мой, – Беарнец старался убедиться своим проницательным взглядом, свойственным только ему, в самом ли деле пьян Шико или только притворяется, – я думаю, ты теперь лучше всего сделаешь, если пойдешь спать.

– Да, да, государь, спокойной ночи.

– До завтра.

– До завтра, государь, ваша правда, теперь лучше всего ложиться спать. Прощайте. – И Шико растянулся на полу.

Видя это, Генрих взглянул на дверь, и, как ни быстр был взгляд, Шико заметил это. Генрих подошел к нему.

– Ты до такой степени пьян, бедный Шико, что ничего не видишь.

– Как, государь?

– Ты принял за свою постель ковер в моем кабинете.

– Шико человек воспитанный, такие ничтожные предметы не занимают его.

– Так ты не замечаешь еще, что…

– Что?..

– Что я жду кое-кого.

– Чтобы вместе ужинать? – И Шико сделал бесполезное усилие подняться.

– Помилуй бог! Как скоро ты пьянеешь, куманек! Ступай! Ты видишь, она беспокоится!

– «Она»… Кто «она»?

– Э, черт возьми! Женщина, которую я жду и которая принуждена стоять у дверей, вон там…

– Женщина! Э, отчего вы не сказали, государь? Я ухожу.

– В добрый час, ты истинный дворянин, Шико. Так… хорошо… Поднимайся, иди! Мне предстоит славная ночь, слышишь? Целая ночь!

Шико встал и, покачиваясь, добрался до двери.

– Прощайте, государь, доброй ночи!

– Прощай, друг мой, спи спокойно.

– И вам того же желаю, государь.

– Тсс…

– Да, да, тсс… – И он отворил дверь.

– В галерее найдешь пажа – он укажет тебе твою комнату. Ступай!

– Благодарю, государь. – И Шико ушел, поклонившись прежде так низко, как только может кланяться пьяный человек.

Но едва дверь за ним закрылась, как все его опьянение исчезло: он сделал три шага вперед и вдруг, возвратившись, приставил глаз к широкой замочной скважине. Генрих отворил дверь неизвестной особе, которую Шико, как послу, так хотелось бы узнать. Но вместо женщины в комнату вошел мужчина. И когда этот мужчина снял шляпу, Шико узнал благородное, важное лицо Дюплесси-Морне[9], сурового и бдительного советника Генриха Наваррского.

– Ах, черт возьми! – произнес Шико. – Вот кто может помешать нашему влюбленному, и помешать больше, чем мог бы я сам.

Но лицо Генриха выражало одно удовольствие. Он пожал руку вошедшему и, с пренебрежением оттолкнув стол, посадил Морне около себя со всем жаром любовника. Казалось, он с жадностью спешил выслушать советника, как вдруг, прежде чем Морне успел что-нибудь сказать, он встал, подав ему знак подождать, подошел к двери и запер ее с осторожностью, которая заставила Шико глубоко задуматься.

Между тем Генрих обратил свой пламенный взор на карты, планы и письма, которые министр последовательно представлял на его рассмотрение. Король зажег еще несколько свечей и принялся писать и отмечать что-то на картах.

– Ай-ай! – бубнил Шико. – Так вот она, приятная ночь короля наваррского! Если все они похожи на эту, то Генриху де Валуа приятных ночей не видать.

В эту минуту позади раздались шаги – это шел паж, дожидавшийся его в галерее. Не желая, чтобы его застали подслушивающим, Шико выпрямился во весь рост и спросил у пажа, где его комната. Впрочем, он знал уже, что ему было нужно: с появлением Дюплесси все объяснилось.

– Идите за мной, сударь, – пригласил д’Обиак, – мне поручено проводить вас в ваши комнаты.

И повел его на второй этаж, где для него приготовили апартаменты.

У Шико не было более сомнений: он знал теперь половину букв, составляющих загадку короля наваррского. Итак, вместо того чтобы спать, хмурый и задумчивый, он уселся на свою постель. Луна освещала долины, звезды отражались в реке.

«Генрих – настоящий король! – размышлял мрачный Шико. – Генрих в заговоре. Этот дворец, парк, город, который его окружает, провинция, которая окружает город, – все в заговоре. Все женщины влюблены, но все мужчины в политике питают себя надеждами на будущее. Генрих коварен. Его способности близки к гениальности. Он имеет сношения с Испанией, страной обмана. Почем знать, может быть, этот благородный ответ испанскому послу совершенно противоположен его мыслям. Может, он предупредил посла, мигнув ему или сделав условный знак, которого я не заметил. Генрих держит шпионов; он платит им сам или посредством кого-нибудь. Эти нищие были переодетые дворяне. Эти монеты, так искусно обрезанные, – какие-нибудь знаки, по которым они узнают друг друга. Генрих притворяется влюбленным и ветреным. Его считают занятым любовной интригой, а он проводит ночи за работой с Морне, который не спит никогда и не знает любви. Вот что мне хотелось знать. Теперь я знаю!

Королева Маргарита имеет любовников, и это не тайна для короля. Он терпит, потому что имеет надобность в них или в ней, может быть, в тех и других вместе. Не будучи военным сам, он нуждается в хороших офицерах, а не имея достаточно денег, расплачивается с ними тем, что они пожелают. Генрих де Валуа мне говорил, что не может спать. Черт возьми! И хорошо делает! Счастье еще, что этому вероломному Генриху, хорошему дворянину, Бог, дав дар интриги, не дал мужества. Генрих, говорят, боится мушкетных выстрелов, и когда, еще в молодости, его вывели к армии, не смог высидеть в седле более четверти часа. Да, счастье! – повторил Шико. – Потому что в наши времена, если такой искусный политик, как он, к тому же храбр, – такой политик может стать повелителем мира.

У Гиза есть и то и другое: он политик и полководец, но его все знают как храброго и хитрого. А в Беарнце никто этого и не подозревает. Один я разгадал его. – И Шико удовлетворенно потер руки. – Ну а раз так, мне здесь нечего больше делать. Пока он работает или спит, я потихоньку отправлюсь из города. Немного, я думаю, найдется послов, которые могут похвастаться, что исполнили свое поручение за один день. Итак, выйду из Нерака и, выбравшись отсюда, помчусь во Францию!»

И он начал прикреплять шпоры, которые снял было перед представлением королю.