Читать книгу Сальватор. Книга IV - Александр Дюма - Страница 5

Они пошли по длинным и просторным подземным ходам, которые мы уже описывали в одном из наших предыдущих томов.

Шагали медленно, делая тысячу поворотов и разворотов то ли потому, что это было так надо, то ли потому, что так хотели спутники господина Жакаля. Шли три четверти часа. Они показались пленнику целой вечностью. Настолько промозглость подземелья, размеренные и неторопливые шаги его спутников превращали эту ночную прогулку в похоронную процессию.

Подойдя к какой-то низкой двери, отряд остановился.

– Мы уже пришли? – со вздохом спросил господин Жакаль, начавший уже думать, что глубокая таинственность, которая окружала его похищение, заключала в себе очень большую опасность.

– Через минуту будем на месте, – ответил голос, который он услышал в первый раз.

Тот, кто произнес эти слова, открыл дверь, и в нее прошли двое спутников господина Жакаля.

А третий, взяв господина Жакаля за руку, сказал:

– Поднимаемся.

И господин Жакаль почувствовал, как нога его наткнулась на первую ступеньку лестницы.

Не успел он еще подняться на третью ступеньку, как дверь позади него захлопнулась.

Господин Жакаль в окружении своих телохранителей поднялся на сорок ступеней.

«Итак, – подумал он, – меня привели обратно в то помещение на втором этаже. Они по-прежнему стараются запутать меня».

Но на сей раз господин Жакаль ошибся. И очень скоро понял это, поскольку, выйдя на ровную поверхность, он вдохнул свежий воздух. Этот воздух, нежный и пахучий, проник в его легкие, освежая, словно лесной аромат.

Потом он сделал десять шагов по нежной траве. Хорошо знакомый уже голос спутника произнес:

– Теперь, поскольку мы прибыли на место, можете снять повязку.

Господин Жакаль не стал ждать второго приглашения и быстрым движением, показывавшим, что волнение его значительно большее, чем он старается показать, сорвал с глаз платок.

Когда он увидел открывшееся перед его глазами зрелище, он не смог удержать возглас удивления.

Он стоял в центре круга из сотни человек. Эти люди были, в свою очередь, окружены лесом.

Он посмотрел вокруг, и удивление его сменилось подавленностью.

Он попытался было узнать кого-либо из тех, чьи лица были освещены луной сверху и двумя десятками воткнутых в землю факелов снизу.

Но не увидел среди них ни одного знакомого лица.

Но где же он находился? Об этом он не имел ни малейшего понятия.

Насколько ему было известно, в радиусе десяти лье вокруг Парижа не было такого дикого места, где он сейчас находился.

Он попытался было найти над деревьями какой-нибудь ориентир, но дым факелов, смешиваясь с туманом и теменью леса, образовывал занавес, который не могло пробить даже натренированное зрение господина Жакаля.

Но особенно поразило его это угрюмое молчание: оно было вокруг него, над ним и даже, смеем сказать, под ним. Это молчание превращало всех стоящих вокруг него людей в призраки. Он так бы и подумал, если бы горящие в темноте глаза их не напоминали ему тех слов, которые теперь угрожающе звучали в его мозгу: «Мы не грабители! Мы враги!»

И он, как мы уже сказали, оказался ночью посреди леса в самом центре врагов, которых на взгляд и по счету было никак не менее сотни!

Господин Жакаль, нам это известно, был великим философом, великим вольтерьянцем, великим атеистом. Эти три различных слова, по сути, означают одно и то же. Однако, скажем это в упрек ему или в похвалу, в этот торжественный момент он сделал над собой сверхчеловеческое усилие и, подняв глаза к небу, приготовился отдать Богу душу.

Наши читатели, безусловно, уже узнали то место, куда привели господина Жакаля. И если господин Жакаль, несмотря на все усилия, не мог его узнать, скажем, что это получалось оттого, что он никогда не был в этом месте, хотя оно находится в самом Париже.

Потому что это был девственный лес на улице Апфер. Менее зеленый, конечно, чем в ту весеннюю ночь, когда мы попали в него в первый раз, но не менее живописный в эту пору поздней осени и в этот час ночи.

Именно отсюда ушли Сальватор и генерал Лебатар де Премон вырывать Мину из рук господина де Вальженеза. Именно там они назначили встречу, имевшую целью вырвать господина Сарранти из рук палача.

Но, как мы видели, Сальватор на эту встречу не явился. Вместо него пришел господин Жакаль.

Таким образом нам известны, по крайней мере внешне, некоторые из людей, собравшихся в этой покинутой усадьбе.

Это была вента карбонариев, усиленная еще четырьмя вентами, у которой ночью 24 мая генерал Лебатар де Премон просил помощи и покровительства для того, чтобы освободить своего друга.

Мы помним, какой ответ дали ему карбонарии. Мы уже говорили об этом в главе, которая называлась «На Бога надейся, а сам не плошай». Это был решительный, полный и единодушный отказ принять какое бы то ни было участие в освобождении заключенного. Но мы ошиблись, сказав, что отказ был единодушным: один из двадцати карбонариев, Сальватор, предложил тогда генералу свою помощь.

Мы знаем также о том, что за этим последовало.

Мы помним, какими вескими и разумными доводами обосновало собрание свое суровое решение. Но, опасаясь того, что наши читатели об этом уже подзабыли, дадим им возможность вспомнить об этом.

Тогда человек, которому братья поручили сообщить свое решение, сказал:

«Мы даем вам наш ответ с большим сожалением. Но в отсутствие очевидных, неоспоримых, веских и неопровержимых доказательств невиновности господина Сарранти мнение большинства таково, что мы не станем помогать вам в предприятии, которое имеет целью спасти от наказания того, кого закон справедливо приговорил к смерти. Я говорю справедливо, поймите меня правильно, генерал, до тех пор, пока не будет доказано обратного».

А именно утром этого дня, задумав совершить вылазку в Ванвр, Сальватор зашел к генералу Лебатару де Премону. Не застав того дома, он оставил ему такую записку:

«Сегодня в девственном лесу состоится собрание. Пойдите туда и скажите братьям, что у нас есть доказательства невиновности господина Сарранти. И что это доказательство я представлю в полночь.

Однако, начиная с девяти часов вечера, устройте с десятком преданных вам людей засаду неподалеку от Иерусалимской улицы. Вы увидите, как я войду в префектуру полиции. До этих пор я отвечаю за себя. Но когда я войду в здание префектуры (хотя и не думаю, что господин Жакаль, прекрасно меня знающий, осмелится на такое), меня могут арестовать.

Если я не выйду оттуда в десять часов вечера, это будет означать, что я арестован.

Но мой арест заставит господина Жакаля совершить несколько демаршей и вынудит его покинуть здание префектуры.

Сделайте все, как человек, имеющий опыт устройства засад. Схватите господина Жакаля и его кучера. От кучера отделайтесь, как посчитаете нужным, а господина Жакаля, запутав его, как только можно, и сбив со следа, доставьте в девственный лес.

Я займусь им, как только выйду на свободу».

Мы уже видели, как генерал Лебатар де Премон – а именно он и никто другой находился в карете рядом с господином Жакалем – с помощью своих друзей в точности выполнил все указания Сальватора.

Венте, или скорее пяти вентам, собравшимся в этот вечер для того, чтобы обсудить действия накануне предстоящих выборов, было в десять часов вечера передано посланцем генерала, что Сальватор арестован, что появились доказательства невиновности господина Сарранти и что возникла необходимость похищения господина Жакаля.

И тогда вся вента, то есть двадцать человек, в мгновение ока приняла все необходимые меры для того, чтобы господин Жакаль не смог ускользнуть. Другими словами, кроме тех четырех человек, которых господин Лебатар де Премон поставил возле префектуры полиции, кроме тех трех, с которыми он сам встал в засаду на Кур-ла-Рен, вся вента группами по четыре человека расположилась вдоль реки вплоть до заставы Пасси.

Как видим, господин Жакаль никак не мог скрыться. И он попался.

Мы проследовали за ним по всем поворотам, которые, по указанию Сальватора, были сделаны, и оставили его в центре круга из карбонариев в тревожном ожидании приговора, который, судя по всем признакам, мог быть только смертным.

– Братья, – важным голосом произнес генерал Лебатар де Премон, – перед вами стоит человек, которого вы ждали. Как и предвидел наш брат Сальватор, его арестовали. Но, как он предписал, в случае его ареста тот, кто посмеет поднять на него руку, будет похищен. И теперь он перед вами.

– Пусть он вначале отдаст приказ освободить Сальватора, – сказал чей-то голос.

– Я уже отдал такой приказ, – поторопился сказать господин Жакаль.

– Так ли это? – спросили живо пять или шесть голосов, показывая свою огромную заинтересованность судьбой Сальватора.

– Подождите, – сказал господин Лебатар де Премон. – В наши руки попал очень ловкий человек. И едва он понял, что стал нашим пленником, он немедленно стал думать о причинах своего похищения. И ему пришла в голову мысль о том, что он головой отвечает за нашего друга. И что первым нашим требованием, когда мы прибудем к месту назначения, будет освобождение Сальватора. Поэтому он взял инициативу в свои руки и, как он уже сказал, отдал такой приказ. Но мое мнение таково: приказ этот он должен был отдать, прежде чем покинул здание префектуры, а не после того, как попал в наши руки.

– Но, – воскликнул господин Жакаль, – я же ведь сказал вам, господа, что не отдал этот приказ перед выходом из префектуры по чистой забывчивости.

– Досадная забывчивость, братья это оценят, – сказал генерал.

– К тому же, – снова послышался голос человека, который спросил, правду ли говорил начальник полиции, – вы здесь, мсье, не только затем, чтобы ответить за арест Сальватора. Вы здесь потому, что у нас к вам есть тысячи претензий.

Господин Жакаль попытался было что-то ответить, но говоривший жестом заставил его замолчать.

– Я говорю не только о политических вопросах, – продолжил он. – Вы любите монархию, мы – республику, но это не так важно! Вы имеете полное право служить человеку точно так же, как мы посвятили себя принципу. Нет, вас схватили не как политического агента правительства, вовсе нет! Вы здесь потому, что превышаете свои полномочия, злоупотребляете своим служебным положением. Не проходит и дня без того, чтобы в тайный суд на вас не поступила новая жалоба. Каждый день кто-нибудь из наших братьев просит отомстить вам. Таким образом, мсье, вы давно уже осуждены на смерть. И если вы до сих пор живы, то только благодаря Сальватору.

Спокойный и медленный тон, грусть, с которой этим человеком были произнесены эти слова, произвели на господина Жакаля такое страшное действие, словно бы он услышал шорох крыльев ангела-мстителя. Он мог бы высказать тысячу возражений, он был довольно красноречив. А когда пришел его последний час, неожиданно и очень рано, у него была прекрасная возможность показать свое красноречие. Но ни единой мысли не пришло в его голову, настолько торжественное молчание этого многолюдного собрания требовало соблюдать тишину.

Молчание господина Жакаля дало другому человеку возможность взять слово.

– Человек, которого вы велели арестовать, – сказал он, – несмотря на то, что вы уже десять раз обязаны ему жизнью, очень всем нам дорог, мсье. И заодно только то, что вы его арестовали, что подняли руку на человека, которого должны были бы уважать и быть ему благодарным, вы уже заслужили смерть. Теперь мы будем принимать решение относительно вашей смерти. Нам принесут стол, бумагу, перья и чернила. Если во время принятия решения, которое можете считать решением высшего суда, вы пожелаете написать завещание, выразить свою последнюю волю, передать что-либо вашим родным или друзьям, скажите, и мы даем честное слово, что ваша воля будет в точности исполнена.

– Но, – воскликнул господин Жакаль, – для того, чтобы завещание имело законную силу, нужен нотариус, даже два нотариуса!

– Но не для собственноручно написанного завещания, мсье. Вы ведь знаете, что завещание, целиком и полностью написанное рукой завещателя, является самым бесспорным, если его составитель здоров телом и находится в полном рассудке. К тому же здесь сто свидетелей, которые смогут засвидетельствовать то, что в момент написания вами завещания вы были не больны и в полном сознании. Вот стол, чернила, бумага и перья. Пишите, мсье, пишите. А мы, чтобы вам не мешать, отойдем в сторонку.

Говоривший сделал знак, и все собравшиеся, словно бы они только этого и ждали, дружно отступили и моментально скрылись в лесу.

Господин Жакаль остался один перед столом. Рядом с ним стоял стул.

Сомнений больше не было: перед ним лежала гербовая бумага, а эти люди ушли для того, чтобы принять решение о его судьбе.

Значит, надо было и впрямь писать завещание.

Господин Жакаль понял это, почесал нос и сказал:

– Черт! Черт! Значит, дело еще хуже, чем я предполагал.

Но о чем же господин Жакаль подумал прежде всего, когда понял, что ему пришел конец? О том, что надо написать завещание? Нет. О добре, которое он мог сделать, или о зле, которое сделал? Нет. О Боге? Нет. О дьяволе? Нет.

Он подумал всего-навсего о том, что неплохо было бы понюхать табаку. Он медленно взял щепоть, поднес ее к носу, с наслаждением втянул ноздрями, закрыл табакерку пальцем и снова повторил:

– Это уж точно: дело еще хуже, чем я предполагал.

И в этот момент он с горечью подумал о том, что джунгли Америки с пумами, ягуарами, гремучими змеями были в сотню раз менее опасными, чем этот фантастический лес, в котором он сейчас находился.

Но что же он мог сделать? За неимением лучшего он посмотрел на часы.

Но ему не представилось счастье узнать, который был час: его часы, которые он из-за хлопот накануне забыл завести, остановились.

Наконец он взглянул на бумагу, перо и чернила. Машинально сев на стул, он облокотился на стол.

Это вовсе не значило, что господин Жакаль решил написать завещание. Нет. Ему не было дела до того, умрет ли он, оставив завещание или без него! Просто у него дрожали ноги.

Сев, вместо того, чтобы взяться за перо и написать что-нибудь на бумаге, он уронил голову на руки.

Так он просидел четверть часа. Уйдя в свои мысли и полностью безразличный к тому, что происходит вокруг.

Из раздумий его вывело легкое пожатие опустившейся на плечо руки.

Он вздрогнул, поднял голову и увидел, что снова оказался посреди круга людей.

Но теперь их лица были более мрачными, взгляды более пылающими.

– Ну, что? – спросил господина Жакаля человек, который тронул его за плечо.

– Что вам от меня нужно? – спросил начальник полиции.

– Так вы намерены составить завещание или нет?

– Но мне нужно время на его написание.

Незнакомец вынул часы. Поскольку он был менее озабочен, чем господин Жакаль, он часы накануне завел, и они ходили.

– Сейчас три часа десять минут, – сказал он. – У вас есть время до половины четвертого. Целых двадцать минут. Если, конечно, вы не предпочитаете покончить с этим немедленно, чтобы не заставлять нас ждать.

– Нет-нет! – воскликнул господин Жакаль, подумав, что за двадцать минут многое может произойти. – Я должен в этом последнем в моей жизни документе написать очень важные вещи. Настолько важные, что сомневаюсь, что мне хватит этих двадцати минут.

– И все же их вам должно хватить. У вас нет ни секунды больше, – сказал человек и положил часы на стол перед господином Жакалем.

Затем он отошел и занял место в кружке.

Господин Жакаль взглянул на часы: одна из отведенных ему двадцати минут уже прошла. Ему показалось, что часы спешат, что стрелка их перемещается слишком быстро и он видит ее ход.

Лицо его помрачнело.

– Ну, что же вы ничего не пишете? – спросил хозяин часов.

– Пишу, пишу, – ответил господин Жакаль.

И, конвульсивно схватившись за перо, он начал писать.

Понимал ли он, что пишет? Этого мы сказать не можем, поскольку кровь его начала подниматься к голове. Он почувствовал, как она давит на виски, словно ему грозит апоплексический удар. А ноги, напротив, стали остывать с ужасающей быстротой.

Кроме этого, ни один вздох не вырывался из груди стоявших вокруг него людей, ни единый шорох не срывался с ветвей деревьев, не шелохнулась ни единая птичка, ни единое насекомое, ни единая травинка.

Слышен был только скрип пера да иногда звук рвущейся бумаги, поскольку рука, которая держала перо, вела себя нервно, дрожала и дергалась.

Господин Жакаль, словно желая передохнуть, поднял голову и посмотрел, а вернее, попытался было посмотреть вокруг. Но тут же снова опустил взгляд на бумагу, ужаснувшись глухой решимости, которая была написана на лицах тех, кто его окружал.

Но писать господин Жакаль прекратил.

Хозяин часов подошел к нему и сказал:

– Заканчивайте, мсье: двадцать минут уже истекли.

Господин Жакаль вздрогнул. Он сказал, что сейчас довольно холодно, что он не привык писать на воздухе, особенно по ночам. Что рука его дрожит, и это можно заметить, что в связи с этими обстоятельствами он просит у собравшихся снисхождения. Короче говоря, привел все те слабые доводы, к которым люди прибегают накануне смерти для того, чтобы еще хотя бы на несколько секунд отдалить наступление роковой минуты.

– У вас есть еще пять минут, – сказал человек и снова отошел в сторону.

– Пять минут! – воскликнул господин Жакаль. – Да что вы думаете? Пять минут на то, чтобы составить завещание, написать его, подписаться, дать ему высохнуть, прочитать, исправить ошибки!.. Пять минут на выполнение работы, которая требует месяца и спокойного состояния духа! Ну, господа, согласитесь, это немыслимое дело!

Карбонарии не прерывали его. Затем хозяин часов приблизился и сунул ему в лицо свой хронометр:

– Пять минут истекли, – сказал он.

Господин Жакаль вскрикнул.

Круг людей так плотно сжался, что господину Жакалю показалось, что его сейчас задушит эта живая стена.

– Подписывайте завещание, – сказал человек с часами, – и давайте покончим с этим.

– У нас еще много дел достаточно срочных и важных, – сказал другой карбонарий.

– Мы и так потеряли с вами много времени, – сказал третий.

Человек с часами подал господину Жакалю перо.

– Подписывайтесь, – сказал он.

Господин Жакаль взял перо и нехотя поставил свою подпись.

– Готово? – спросил кто-то.

– Да, – ответил человек с часами.

Затем, обращаясь к господину Жакалю.

– Мсье, – добавил он, – от имени всех собравшихся здесь братьев, я клянусь перед Богом, что ваше завещание будет в точности исполнено и что ваша последняя воля будет выполнена.

– Пойдемте, – сказал один из карбонариев, который до сих пор не произнес ни слова и в котором, судя по его атлетическому складу фигуры, можно было безошибочно узнать того, кому было поручено этим тайным судом привести приговор в исполнение. – Пойдемте!

И, схватив господина Жакаля за воротник, он выволок его из круга, который приоткрылся для того, чтобы дать проход палачу и его жертве.

Господин Жакаль, увлекаемый этим колоссом, уже сделал восемь или десять шагов по направлению к деревьям, и вдруг увидел в темноте сук, на котором висела петля и под которым была вырыта свежая яма, но вдруг из чащи леса появились два каких-то человека и преградили им дорогу.