Читать книгу Цезарь - Александр Дюма - Страница 18

Катон был богат. Назначенный жрецом Аполлона[23], он завел собственный дом и забрал свою часть отцовского состояния, доходившую до ста двадцати талантов (примерно шестьсот шестьдесят тысяч франков нашей монетой). Позже он унаследовал от своего двоюродного брата еще сто талантов; после этого его состояние возросло до более чем двенадцати сотен тысяч франков.

Катон был весьма скуп. «Едва, – говорит Плутарх, – он унаследовал все это богатство, он стал жить скромнее».

И это при том, что он должен был унаследовать еще полмиллиона от своего брата, когда его брат умер в Эне. – Вскоре мы доберемся до этой смерти и узнаем, что скажет Цезарь о скупости Катона.

Катон еще не пользовался известностью, когда ему представился случай выступить на публике. Он взял слово не для того, чтобы обвинить или защитить какого-нибудь богатого расхитителя, какого-нибудь Долабеллу или Верреса; вовсе нет. Катон Старший, тот самый прадед, которого так почитал его правнук, Катон Старший – Катон delenda Carthago, – будучи цензором, посвятил городу базилику Порция. – Да, кстати, мы говорили вам, что его прозвище Porcius происходило от porcus – свиней, которых он пас, так же как его имя Катон произошло от его умения вести дела? Если еще не сказали, то говорим сейчас.

Итак, базалика Порция была построена Катоном; но оказалось, что одна из колонн базилики мешала размещать кресла трибунов, которые проводили здесь собрания. Они хотели убрать ее или, по крайней мере, переместить; но Катон явился к ним и выступил в защиту неприкосновенности колонны. Колонну оставили на месте.

В речи Катона была отмечена ее сжатость и осмысленность; но при этом, наряду с глубочайшей серьезностью, она была не лишена некоторого изящества; главным же ее достоинством была лаконичность. С этого момента он был признан как оратор.

Но в Риме, как мы уже говорили, недостаточно было быть солдатом – следовало к тому же быть оратором; и недостаточно было быть оратором – следовало к тому же быть солдатом. Катон начал готовиться к этому тяжкому ремеслу.

В Риме Катон не мог последовать примеру своего деда, который пахал землю нагим; но он, по крайней мере, приучил себя переносить самый лютый холод с непокрытой головой и помногу ходить пешком, предпринимая иногда очень далекие путешествия. Однако его друзей такие способы закалки не привлекали: они путешествовали верхом либо на носилках, но с какой бы скоростью они не двигались, Катон всегда шагал вровень с ними, подходя к тому, с кем ему хотелось сейчас поговорить, и в качестве отдыха опираясь иногда на холку лошади.

Вначале он отличался крайней воздержанностью: оставался за столом всего по несколько минут, пил только один раз после еды и поднимался из-за стола сразу после того, как поел и попил.

Позже он переменился: этот суровый стоик стал помногу пить и не раз проводил за столом всю ночь напролет.

– Катон только и делает, что пьянствует, – говорил Меммий.

– Ты бы еще сказал, – ответил Цицерон, – что он с утра до ночи играет в кости.

Быть может, Катон был пьян, когда в сенате назвал пропойцей Цезаря, который почти ничего не пил, кроме воды.

«Что касается вина, – говорит Светоний о Цезаре, – то даже его враги признают, что он употреблял его очень умеренно: Vini parcissimum ne inimici quidem negaverunt».

И Катон сам прибегает к слову «пьяница», когда говорит:

«Из всех тех, кто ниспровергал Республику, Цезарь единственный не был пьян: Unum ex omnibus ad evertendam Rempublicam sobrium accessive».

До своего вступления в брак Катон оставался целомудренным; вначале он хотел взять в жены Лепиду, которая была женой Сципиона Метелла. Все считали, что их помолвка разладилась; но притязания Катона оживили любовь Метелла, и он взял Лепиду в жены в ту самую минуту, когда Катон уже протягивал к ней руку.

На этот раз стоик совершенно утратил власть над собой. Он хотел преследовать Сципиона Метелла по закону, но друзья убедили его, что все будут потешаться над ним, и что он понесет расходы в связи с судебными издержками. Он отозвал свой иск, как сказали бы в наши дни; но потом взялся за перо и сочинил несколько ямбов против Сципиона, – к несчастью, эти ямбы утеряны.

Потом он взял в жены Аттилию, которую через некоторое время выгнал из дома за распутство. Наконец, он женился во второй раз: на Марции, дочери Филиппа.

Расскажем сразу же, как наш стоик – стоик, который, влюбившись в Лепиду, писал ямбы против Сципиона, и который, женившись на Аттилии, выгнал ее из дома за распутство, – расскажем, как он понимал ревность.

Эта вторая жена Катона была очень красива и считалась умной женщиной; что вовсе не мешало ей иметь большое количество поклонников. В числе этих поклонников был Квинт Гортензий, один из самых чтимых и уважаемых людей в Риме; вот только он имел одну-единственную манию: Квинт Гортензий ценил только ту женщину, которая ему не принадлежала. Поскольку развод в Риме был разрешен, он захотел после развода взять в жены дочь Катона, которая была замужем за Бибулом, или жену самого Катона.

Гортензий открылся сначала жене Бибула; но она, любя своего мужа и имея от него двоих детей, нашла предложение Гортензия очень почетным, конечно, но совершенно неуместным.

Чтобы отказ Порции был воспринят Гортензием серьезнее, он услышал его затем из уст самого Бибула. Но Гортензий отнюдь не счел себя побежденным и стал настаивать. Бибул призвал своего тестя. Катон вмешался.

Тогда Гортензий объяснился с Катоном, с которым он был уже долгие годы связан дружбой, еще более категорично, чем он объяснялся с Бибулом. Гортензий вовсе не стремился к скандалу и совершенно не желал чужого добра; все, что ему было нужно, это порядочная женщина.

К несчастью, несмотря на все поиски, он нашел их в Риме всего две, и обе они, были несвободны. Одной из них, как мы уже сказали, была Порция, жена Бибула; другой – Марция, жена Катона.

Так вот, он просил, чтобы Бибул или Катон – ему неважно кто – простер свое самопожертвование вплоть до того, чтобы развестись со своей женой и отдать ее ему. По его мнению, это была вещь, в которой Пифий и Дамон не отказали бы друг другу, а он утверждал, что любит Катона, по меньшей мере, так же, как Пифий.

Наконец, Гортензий сделал предложение, которое доказывало всю чистоту его намерений: он обязывался вернуть Порцию Бибулу или Марцию Катону сразу после того, как заимеет от нее двоих детей.

Он опирался при этом на один из законов Нумы, который вышел из употребления, но не был отменен. Этот закон, который читатель сможет найти у Плутарха в Сравнении Ликурга с Нумой, гласил, что если муж сочтет, что у него достаточно детей, он может уступить свою жену другому, будь то на время или навсегда.

Катон заметил Гортензию, что для него, Катона, тем более невозможно пойти на эту уступку, что Марция беременна.

Гортензий ответил, что поскольку его намерения честны и разумны, он подождет, пока Марция родит.

Подобная решимость тронула Катона, но, тем не менее, он попросил у Гортензия разрешения посоветоваться с Филиппом, отцом Марции.

Филипп был человеком добродушным.

– Если вы, сказал он своему зятю, не возражаете против того, чтобы пойти на эту уступку, то я тоже не стану возражать; но при этом я настаиваю, чтобы вы подписали брачный договор Гортензия и Марции.

Катон согласился на это.

Дождались, пока Марция родит и оправится от родов, и затем она в присутствии отца и мужа, который поставил свою подпись и печать на брачном договоре, вышла замуж за Гортензия.

Скоро мы объясним, почему подобное соглашение воспринималось проще в 695 году от основания Рима, нежели в 1850 году после Рождества Христова.

Завершим же рассказ о Марции и Гортензии. Их супружество было совершенно счастливо; Марция полностью удовлетворила желания Гортензия, подарив ему двух детей, и поскольку Катон не требовал ее обратно, она осталась с ним до той самой минуты, когда он, Гортензий, умер, и умирая, оставил ей все свое имущество: возможно, двадцать или двадцать пять миллионов.

Тогда Катон снова женился на ней, как это явствует из сочинения Аппиана «О гражданской войне» и из «Фарсалии» Лукана, книга II, стих 328; но поскольку близился уже тот момент, когда он ушел с Помпеем, получилось, что Катон вернул не жену для себя, а мать для своих дочерей.

Эта история породила в Риме некоторые сплетни. Об этом говорили, но этому не особенно удивлялись; все происшедшее соответствовало законам.

Скажем же пару слов об этих законах, чтобы только одна-единственная вещь осталась непонятной для наших читательниц: почему Марция так безропотно переходила от одного мужа к другому; а быть может, мы сумеем объяснить и эту безропотность.

Как видите, мы намерены объяснять абсолютно все.