Читать книгу Казаки. Осознание себя. Казачий трагический век - Александр Дзиковицкий - Страница 9

В период распада СССР и «парада суверенитетов», 5—6 октября 1001 года, на II Большом круге Союза Казаков Области Войска Донского (СКОВД), было провозглашено восстановление в качестве субъекта РСФСР Донской Казачьей Республики со столицей в Новочеркасске. Правда, вскоре пришедшее в себя центральное правительство в Москве приложило все силы, чтобы донские казаки не получили своей государственности. Тем не менее, попытка 1991 года не была чем-то фантастическим и нереальным – она опиралась на пример из времён распада Российской империи, о котором мы и расскажем.

После большевистского переворота на Дону несколько месяцев обстановка была сложной и неопределённой. Наряду с продолжавшим существовать прежним Войсковым правительством, бежавшие сюда генералы и офицеры распущенной императорской армии формировали антибольшевистскую Добровольческую армию, местные большевики создавали Советы, небольшая часть казаков стала антибольшевистскими партизанами, а Москва готовилась к вторжению на казачью территорию.

И вскоре красные части начали своё постепенное продвижение на Дон. 9 февраля 1918 года Белая Добровольческая армия оставила красным Ростов-на-Дону, 12 февраля казаки ушли из Новочеркасска. И наступило «красное беснование».

Вот один из примеров: «14 февраля банда матросов и красноармейцев, человек в 50, частью пьяных, прибыли вместе с подводами к лазарету №1, где лежало около ста офицеров и партизан, тяжелораненых и больных. Большевики ворвались в палаты и, нанося раненым оскорбления, начали выносить их на носилках в одном нижнем белье на улицу и грубо сваливать друг на друга в сани. День был морозный и ветренный, раненые испытывали холод и просили позволить им одеться, но большевики, глумясь, заявили: „Незачем, всё равно расстреляем“, – причём ударили одного раненого по переломленной ноге шиною. По уходе большевиков в лазарете было обнаружено пустыми 42 койки. Часть больных скрылась, откупившись у большевиков за деньги, а остальные в тот же день были заколоты, изрублены и застрелены за городом и брошены без погребения…».

Ещё свидетельство – посланного на Дон московского коммуниста М. Нестерова: «Партийное бюро возглавлял человек […], который действовал по какой-то инструкции из центра и понимал её как полное уничтожение казачества […] Расстреливались безграмотные старики и старухи, которые едва волочили ноги, урядники, не говоря уже об офицерах. В день расстреливали по 60—80 человек […]. Во главе продотдела стоял некто Голдин, его взгляд на казаков был такой: надо всех казаков вырезать! И заселить Донскую Область пришлым элементом…».

Другой московский агитатор, К. Краснушкин: «Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали […]. Люди расстреливались совершенно невиновные – старики, старухи, дети […], расстреливали на глазах у всей станицы сразу по 30—40 человек, с издевательствами, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать…».

Характерное описание этого времени на Дону даёт казак Сергей Рубцов: «В феврале 1918 года в первый раз устанавливали в Константиновской советскую власть. Прадеда тогда сразу арестовали, семью вышвырнули на улицу, а на доме нашем повесили красную тряпку и принялись целыми днями проводить там свои совещания. Машину тоже забрали и на ней стал разъезжать какой-то вечно полупьяный большевистский начальник. Дом разграбили и даже взломали полы, всё домогаясь у родных, куда они запрятали деньги и ценности. Ну и, понятное дело, что дочиста распотрошили склады и магазин».

Почти вся Область Войска Донского оказалась под властью большевиков. Одними их первых восстали 20 марта 1918 года казаки Суворовской и соседних с ней станиц. Огонь восстания быстро распространился по всей Донской Области и через месяц, 23 апреля 1918 года, казаки освободили г. Новочеркасск. С началом общего восстания донские партизаны влились в ряды казачьей народной армии.

О том, где был и что делал в это время основатель казачьего государства П. Н. Краснов, сообщает Сергей Рубцов: «Вакханалия с громким названием „Советы“ закончилась в станице Константиновской с приходом в апреле казаков-партизан атамана Попова. Красные мигом сбежали, прихватив с собой всё, что смогли утащить. И в Константиновскую на какое-то время вернулась нормальная жизнь. Вот тогда-то мой прадед и пригласил к себе на постой генерала Краснова и жену его, Лидию Фёдоровну. И до самого избрания Петра Николаевича атаманом он жил у нас в доме, встречаясь с людьми и готовя создание Всевеликого Войска Донского».

При царях казаки, жившие и обучавшиеся в отрыве от своей казачьей этнической среды, постепенно пропитывались общерусскими нравами, обычаями, манерой поведения и утрачивали духовную связь с казачьей народной массой. Пётр Николаевич Краснов, потомок казачьей военной аристократии Российской империи, родившийся и обучавшийся в Санкт-Петербурге, естественно, относился именно к этой усиленно русифицируемой среде. Но, в то же время, будучи образованным и умным человеком, он не желал полностью открещиваться от своих вольных предков. Такой двойственностью и объясняются его «постоянные непостоянства» в отношении России, когда он то заявлял о самобытности Казачьего Народа, то о своей, и вообще казачьей, приверженности Российскому государству. Такие колебания сопровождали всю его жизнь.

П. Н. Краснов рано увлёкся литературным творчеством и все его служебные командировки давали ему материал для новых статей и заметок, написанных талантливо, живо, увлекательно, а потому охотно принимавшихся к публикации различными журналами и газетами. Благодаря литературной деятельности П. Н. Краснов получил довольно широкую известность в образованных кругах того времени и, в частности, среди казачьей интеллигенции. То есть, он стал вполне публичной фигурой, а потому и потенциальным лидером казачьего национально-освободительного движения. Не стоит упускать из вида и того, что бывший помощник и сподвижник атамана Каледина М. П. Богаевский, несомненно, был знаком с литературным творчеством Краснова и встал на его сторону. А уж сей Донской Златоуст, чей авторитет в казачьей среде был практически непререкаем, умел убеждать так, как никто другой! А тут как раз Донское восстание…

Когда казаки заняли Новочеркасск, Краснов из Константиновской приехал в донскую столицу. И хотя значительная часть Донской Области ещё оставалась под контролем большевиков, 28 апреля 1918 года в г. Новочеркасске собрался «Круг Спасения Дона». На нём по предложению генерала С. В. Денисова, который вместе с М. П. Богаевским вёл общую линию на становление государственности Дона, выступил П. Н. Краснов. Скорее всего, это выступление было заранее продумано, детально обсуждено и согласовано всеми антибольшевистскими сторонниками восстановления казачьей власти на Дону.

Лично я, автор, подозреваю, что значительную часть доклада составил именно Митрофан Петрович Богаевский – прекрасный историк, аналитик и, как сегодня его назвали бы, политолог. А если моя догадка верна, то может возникнуть вопрос: а почему Богаевский сам не встал у руля Казачьего Государства, если он был к этому столь способен и прекрасно знал, куда и как следует идти? Сегодня мы уже не сможем узнать точный ответ, а завтра – лишь в том случае, если когда-нибудь изобретут машину времени и учёные будущего отправятся в прошлое на аудиенцию к самому Богаевскому. Но вот что можно предположить в качестве объяснения, так это, во-первых, наличие у Краснова генеральского чина, что в условиях разворачивающегося вооружённого противоборства выглядело огромнейшим плюсом в сравнении с гражданским чином самого Донского Златоуста и, во-вторых, полное взаимопонимание между Красновым и Богаевским, что гарантировало последнему хоть и не явное, но реальное влияние на ход событий. И его вполне могла устраивать роль «серого кардинала» при фигуре донского атамана Краснова.

3 (16) мая 1918 года в длившемся два с половиной часа докладе Краснов дал оценку сложившегося исключительно сложного положения, чётко сформулировал задачи по борьбе с большевиками, пути взаимодействия с Добровольческой армией, соседями-кубанцами, характер отношений донских казаков с Украиной и Советской Россией. Краснов просто и доступно изложил своё видение будущего Дона – свободного государства, которое должно существовать на тех же основаниях, на каких уже существовали Эстония, Грузия, Финляндия, – отдельно от Советской России.

Несколько часов, как заворожённые, слушали казаки Петра Николаевича. Депутаты настаивали на кандидатуре генерала Краснова в донские атаманы, но он согласился принять этот пост только при наделении его исключительной полнотой власти и при одобрении его проекта Основных Законов – Конституции независимого государства. Обосновывая своё стремление к полноте власти в сложный переходный период, П. Н. Краснов заявил: «Творчество никогда не было уделом коллектива. Мадонну Рафаэля создал Рафаэль, а не комитет художников… Всё дело в доверии. Если вы мне доверяете – вы принимаете предложенные мною законы, если вы их не примете, значит, вы мне не доверяете, боитесь, что я использую власть, вами данную, во вред Войску. Тогда нам не о чем разговаривать. Без вашего полного доверия я править Войском не могу».

Самыми горячими сторонниками кандидатуры генерала Краснова и наделения его неограниченными полномочиями, выступили рядовые станичники, настоявшие и на одобрении Основных Законов, первым пунктом провозглашавших Дон самостоятельной республикой со старинным названием «Всевеликое Войско Донское». 4 мая «Круг Спасения Дона» 107 голосами «за», 13 – «против» и при 10 воздержавшихся избрал генерал-майора П. Н. Краснова донским атаманом.

На момент избрания войсковым атаманом у П. Н. Краснова не было ни средств, ни сколько-нибудь реальной вооружённой силы, ни аппарата управления, но были: всё более нараставшая поддержка пробуждавшегося казачества Дона, недюжинный ум, большой жизненный опыт, организаторские способности и завидная целеустремлённость. И, конечно же, команда сторонников.

На посту атамана генерал Краснов показал, что он руководствуется народными желаниями и учитывает перемены, созданные Февральской революцией. Он оказался расчётливым политиком и военным вождём. Несметные полчища красных вскоре должны были покинуть Донскую Землю под сокрушительными ударами станичных полков и отрядов. Командующий Донской армией генерал Денисов и начальник её штаба полковник Поляков стали точными исполнителями воли неутомимого генерала Краснова. По его указаниям вскоре были созданы полки прекрасной Молодой армии, при его помощи укрепилась истощённая 1-м Кубанским походом Добрармия, ставшая вскоре источником интриг и затруднений не только для атамана, но и для всего дела казачьей обороны.

В это время немцы заняли уже Украину и атаман Краснов был сторонником сотрудничества с ними. Он верил в немецкий гений и военное счастье и считал, что в создавшейся обстановке с ними необходимо вести переговоры, заключать соглашения, поставлять им продукты питания, взамен получая военное снаряжение, значительной частью которого Краснов делился с Добровольческой армией. Генерал Деникин охотно принимал эту спонсорскую помощь, но продолжал всюду, где только можно, критиковать Краснова, утверждая, что германская ориентация атамана, как и отстаивание казачьих интересов – являются изменой интересам «единой и неделимой России».

В конце мая 1918 года, видя успехи в строительстве Казачьего Государства, на Дон стали подходить кубанские подкрепления из станиц соседних Ейского и Кавказского отделов Кубанской Области. Но нападки на атамана не прекращались. И они шли не только со стороны кадров Добрармии. Свои донские партийные деятели русского уклона тоже ставили ему в вину и связи с немцами, и провозглашение независимости, и покровительство монархической Южной армии, и холодные отношения с генералом Деникиным. Последний имел в донских политических кругах своих горячих сторонников-имперцев, которые не гнушались тайными доносами и разоблачениями секретных мероприятий донского атамана. Они выкрали и передали Деникину копию второго июльского письма императору Вильгельму, содержание которого свидетельствовало лишь о гибкой политике Краснова, направленной на международное признание Донского государства.

Содержание этого секретного дипломатического письма Деникин привёл в своих «Очерках»: Вильгельм должен был признать Всевеликое Войско Донское самостоятельным государством, объединённым с другими казаками и горцами в Доно-Кавказкий Союз. Атаман просил императора оказать давление на московскую советскую власть и потребовать от неё отозвания войск из пределов Всевеликого Войска Донского и из других держав, имевших намерение войти в Доно-Кавказский Союз, способствовать установлению нормальных мирных отношений между Доном и Москвой. Просил оказать молодому государству помощь в боевом снаряжении и устроить на Дону заводы боевых припасов. За это атаман Краснов обещал не допускать на свою территорию войска, враждебные германскому народу, и соблюдать полный нейтралитет в борьбе Германии с западными союзниками. Это тайное письмо атамана Краснова было опубликовано в деникинских екатеринодарских газетах с соответственными комментариями противников атамана, что весьма осложнило отношения между Доном и Германией.

Создаваемую Красновым казачью Молодую армию надо было не только укомплектовать личным составом, надо было её вооружить, обеспечить боеприпасами, одеть, обуть и накормить. А выбора не было – единственными надёжными источниками могли быть лишь Украина и немецкие войска, вышедшие на границы Донской Области, а затем занявшие города Ростов-на-Дону и Таганрог, а также значительную часть Донецкого округа. И немецкое командование не только обеспечило прикрытие западных границ Донской Области от большевиков, но и в обмен на зерно и другие виды продовольствия содействовало вооружению и оснащению Донской армии со складов бывшей царской армии, оказавшихся в его распоряжении.

Несмотря на все трудности в построении казачьего государства и почти открытую борьбу Деникина с казаками, атаману Краснову удалось сделать многое: на Дону выпускалась своя валюта, открывались новые культурные учреждения, поддерживался полный общественный порядок и даже поезда ходили строго по расписанию. 15 августа 1918 года в Новочеркасске собрался Большой Войсковой Круг. Чешский общественный деятель доктор Крамарж, побывавший на нём, выступил перед казаками с речью, в которой, в частности, сказал: «Я не нахожу слов, чтобы выразить своё удивление и восхищение тому, что я увидел и слышал здесь, в эти дни, на казачьем Круге. В то время, когда по всей России развал и произвол, здесь, на казачьей земле, полный порядок и дисциплина. Когда я приеду домой, я расскажу, что только у казаков я видел подлинное народоправство и демократию».

Все атрибуты независимости Дона и разработанные под руководством и при личном участии атамана «Основные Законы Всевеликого Войска Донского» были утверждены постановлением Большого Войскового Круга от 15 сентября 1918 года. Круг вновь избрал Краснова донским атаманом. Но, попав в круг политических интриг белых русских вождей-неудачников, казаки скоро почувствовали, что им поручаются непосильные задачи.

Генерал П. Н. Врангель, размышляя в эмиграции о причинах неудач Белого дела, констатировал: «Лишь немного не хватило [белым войскам], чтобы начать драться с казаками, которые составляли половину (на самом деле – подавляющее большинство. – Примечание автора) нашей армии и кровью своей на полях сражений спаяли связь с регулярными частями».

* * *

В годы Гражданской войны родилось выражение – «пограничная болезнь казаков». Казаки рассматривали свои Области как островки безопасности от большевизма и отказывались переходить границу и вести борьбу с частями Красной армии за пределами своих территорий. Казачьи народные массы не хотели брать на себя роль «спасателей России», как этого категорически требовали Деникин и некоторые прорусски настроенные казачьи деятели. Народный взгляд нашёл яркое выражение в словах одного из членов Войскового Круга, рядового казака, в августе 1918 года. Они записаны писателем Ф. Д. Крюковым:

«Говорит представитель фронтовой части, бравый атаманец. Говорит и тычет пальцем в направлении десятивёрстки (карта в масштабе 1 дюйм к 10 верстам. – Примечание автора), на которой флажками обозначена линия боевых действий на грани Донской Земли: «Я коснуся одному, господа члены. Так как мы на той поприще стоим, чтобы своего не отдать, а чужого нам не надо, то надо до того добиться, чтобы эти флажки назад не передвигались, но и в даль далеко дюже не пущались…

Россия? Конечно, держава была порядочная, а ныне произошла в низость. Ну и пущай… у нас своих делов немало. Нам политикой некогда заниматься и там, на позиции, в прессу мы мало заглядаем. Приказ – вот и вся пресса. Там, господа члены, про царя некогда думать… и не думаем. Наш царь – Дон. Этот есть тот хозяин, за которого мы пошли. Прямо сказать, господа члены, что кто пропитан казачеством, тот свово не должон отдать дурно… А насчёт России повременить. Пущай Круг идёт к той намеченной цели, чтоб спасти родной край. Пригребай к родному берегу!»» (журнал «Донская Волна», №16, 30 сентября 1918 г.).

В другом выступлении звучал призыв «защищать Донскую Землю, но не защищать царскую корону, не навязывать России когти царского орла». Казаки и добровольцы находились настолько в неприязненных отношениях, что в станице Вёшенской в конце 1918 года даже произошло казачье восстание против белых. Вот как это было.

В ноябре 1918 года в Германии произошла своя революция и император Вильгельм был свергнут. Немцы, покинув Украину, обнажили левый фланг Донской армии, а в это время большевики уже сосредоточили против Дона 150 тысяч бойцов при 150 орудиях. На Воронежском направлении Северного Донского фронта для казаков сложилась неблагоприятная обстановка: помощь от западных союзников не приходила, казаки в полках не получали ни тёплой одежды, ни обуви, ни достаточного продовольствия, страдали от холода и недоедания. Выигрывала большевистская пропаганда.

В надежде на материально-техническую и военно-политическую помощь со стороны Англии и Франции атаман Краснов пошёл под их давлением на подчинение командующему Добровольческой армии А. И. Деникину, силы которого были неизмеримо меньше казачьих. Краснов подписал приказ о подчинения Донской армии Деникину помимо своей воли, помимо желания рядовых казачьих масс, принуждённый к тому внешними обстоятельствами, не считая Деникина авторитетным и сильным вождём, способным призвать в свои ряды хотя бы часть русского народа.

Сподвижник и биограф атамана Краснова С. Г. Елатонцев писал, что в своих выступлениях он говорил прямо и резко: «1) Добровольческая армия солдат не имеет; В ней много кубанских офицеров и казаков, но почти нет русских офицеров; 2) генерал Деникин и его окружение придали своей борьбе с большевиками классовый, реставрационный, а не народный характер, и при таких условиях, если его не поддержат союзники, он должен будет потерпеть крушение. Борются добровольцы, состоящие из дворян и господ офицеров, буржуев против крестьян и пролетариев и народ не поддержит добровольцев; 3) генерал Деникин ничего не имеет на своём знамени, кроме „Великой, Единой, Неделимой“, а такое знамя мало что говорит его возможным союзникам – украинцам, грузинам и даже казакам; 4) генерал Деникин, требуя подчинения, не считается с Кубанской Радой и недооценивает значения Донского Круга. Для него, его офицеров и администрации казачьи Области хороши лишь для пополнения Добрармии и для прикрытия её обозов; 5) сам Деникин не является ни хорошим стратегом, ни способным политиком, так как в план своей борьбы он ввёл в первую очередь принудительное подчинение всех окраин России своему единому командованию».

В конце декабря 1918 года состоялось официальное признание генерала А. И. Деникина главнокомандующим Вооружёнными Силами Юга России (ВСЮР) и подчинение ему Донской армии. Однако и после этого сколько-нибудь существенной, или хотя бы сравнимой с прежней германской, помощи не поступило. А казаки с недоумением встретили известие о подчинении их атамана пришлым на Дон белым.

* * *

Командование Красной армии постоянно наращивало свои силы и средства. К январю 1919 года боевые действия против Донской армии, не получавшей пополнения личного состава (почти все казаки в возрасте до 52 лет были мобилизованы) и практически лишившейся поставок оружия и боеприпасов, велись четырьмя армиями.

Одна из сотен 1-го Вёшенского полка потребовала от командира, чтобы он отвёл её всю в станицу, где казаки оделись бы по-зимнему. Командир отказался. Тогда вёшенцы избрали себе другого командира, отошли в тыл и обратились с требованием зимнего обмундирования к интенданту формировавшейся там белой «Южной» армии. Но, как оказалось, красные и белые действовали практически одинаково: командующий Южной армией генерал Н. И. Иванов приказал сотню разоружить, а 12 человек зачинщиков предал суду, который приговорил их всех к расстрелу. Расстреляны были трое, остальным удалось скрыться.

Но после этого заволновались все казаки Верхне-Донского округа. Они запросили, на каком основании расстреляли их товарищей, на что получили наглый ответ: «Через трупы товарищей, марш вперёд!». Такой ответ вызвал ещё большее возмущение. Мигулинский, Вёшенский и Казанский полки перестали повиноваться белым начальникам и вступили в переговоры с красными. В конце декабря 1918 – январе 1919 годов казаки открыли фронт. Их белым офицерам пришлось бежать из полков, а рядовые заключили с врагом мирный договор. Ввиду того, что красные обязались прекратить движение на Дон, верхнедонцы в начале января 1919 года разошлись по домам. Даже уже испытав на своей шкуре «радости» большевистского рая, 28 казачий полк поверил уверениям, что большевики не против казаков, а против одних лишь белых офицеров.

Наступил февраль 1919 года. Главнокомандующий ВСЮР Деникин потребовал от казаков сместить командующего Донской армией и начальника её штаба за их, якобы, вину в отступлении. Из-за этого требования вместе с ними подал в отставку и войсковой атаман Краснов. 2 февраля Краснов приказал опубликовать в «Донских войсковых ведомостях» свой прощальный приказ, а 4 февраля навсегда простился с Тихим Доном. Ранней весной 1919 года казаки лишились наиболее достойного из своих вождей. После ухода атамана рядовые защитники Дона сохраняли тот же народный дух независимости, но последующие правители, приверженцы генерала Деникина, создавали в казачьих краях «политический климат» Добрармии и борьба приняла уже облик не национально-освободительной войны казаков, а отчётливо выраженный характер социальной, гражданской.

* * *

3 февраля 1919 года на Дону появился секретный приказ председателя РВС Республики Троцкого, 5 февраля – приказ №171 РВС Южного фронта «О расказачивании». Тогда же директива Донбюро РКП (б) прямо предписала: а) физическое истребление по крайней мере 100 тысяч казаков, способных носить оружие, то есть от 18 до 50 лет; б) физическое уничтожение так называемых «верхов» станицы (атаманов, судей, учителей, священников), хотя бы и не принимающих участия в контрреволюционных действиях; в) выселение значительной части казачьих семей за пределы Донской Области; г) переселение крестьян из малоземельных северных губерний на место ликвидированных станиц…

Как и следовало ожидать, большевики вскоре нарушили договор, заключённый с верхнедонцами. Они начали продвигаться в образовавшийся прорыв и весь казачий фронт спешно отошёл на линию Северского Донца, на чьих берегах была создана линия обороны. Верхне-Донской округ оказался за фронтом противника. Повсюду начался красный террор с арестами и расстрелами, ограничением свободы передвижения даже в границах своего поселения. По станицам и хуторам были размещены красные части. Их снабжение было возложено на местных казаков. Казачьи хозяйства, оскудевшие за время продолжительной войны, были обложены непосильной «продразвёрсткой» (сдачей продуктов питания), размер которой устанавливали власти на местах. Материальные тяготы усиливались полной бесправностью, так как большевики арестовывали и расстреливали всех своих возможных противников. Красные грабили и убивали буквально без разбору – генералов и боевых офицеров, гимназистов и чиновников, стариков, женщин и детей. Всего за пару месяцев 1919 года в станице Константиновской красные убили около тысячи казаков. Китайцы-интернационалисты стреляли и резали их прямо у церкви. И даже название Константиновской большевики сменили на идиотское «город Розы Люксембург» (С. Рубцов). И не удивительно, что вскоре против них поднялись те самые казачьи полки, которые ещё недавно в массе своей отказали в поддержке Добровольческой армии.

Осуществление директивы Оргбюро привело к Вёшенскому восстанию на Верхнем Дону 11 марта 1919 года. Побывавшие тогда в Вёшенской лётчики Бессонов и Веселовский докладывали Войсковому Кругу о событиях в районе восстания: «В одном из хуторов Вёшенской старому казаку за то только, что он в глаза обозвал коммунистов мародёрами, вырезали язык, прибили его гвоздями к подбородку и так водили по хутору, пока старик не умер. В станице Каргинской забрали 1.000 девушек для рытья окопов. Все девушки были изнасилованы и, когда восставшие казаки подходили к станице, выгнаны вперёд окопов и расстреляны… С одного из хуторов прибежала дочь священника со „свадьбы“ своего отца, которого в церкви „венчали“ с кобылой. После „венчания“ была устроена попойка, на которой попа с попадьей заставили плясать. В конце концов батюшка был зверски замучен…».

Красные сразу же бросили на подавление восстания крупные военные соединения. 27 марта на фронт прибыл сам Троцкий. 8 апреля 1919 года – очередная директива Донбюро: «Насущная задача – полное, быстрое и решительное уничтожение казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, распыление и обезвреживание рядового казачества…». 22 апреля Оргбюро ЦК приняло новые предложения: «По отношению к южному контрреволюционному казачеству проводить террор; заселять казачьи хутора выходцами из Центральной России; мобилизовать, вооружив, крестьян». Это решение, правда, трудно было осуществить, ибо казаки уже восстали.

Не имея тыла, на огромном фронте верхнедонцы сдерживали красных, напиравших со всех сторон. Выбора у них не было – они бились за свои станицы, за спасение своих семей. После трёх месяцев неравной борьбы цель восстания – освобождение от красных – была достигнута. Казаки-верхнедонцы, ещё раз вкусив кровавые прелести советской власти, с радостью, когда к ним пришла Донармия, вернулись в её состав.

* * *

Поскольку Деникин убеждал казаков, что стоит им лишь появиться в России, как там непременно восстанут угнетённые крестьяне, в штабе Донской армии летом 1919 года возникла идея провести кавалерийский рейд по глубоким тылам Красной армии. Генерал К. К. Мамантов должен был сам прорвать фронт красных между Борисоглебском и Бобровом. Его 4-й корпус был готов к выполнению этой задачи ко 2 августа. Сосредоточив корпус в районе станицы Урюпинской на реке Хопёр, генерал Мамантов 4 августа ударил на красных, прорвал фронт и двинулся на север, поражая противника в попутных боях. К 9 августа была расчищена широкая дорога в стыке 8-й и 9-й советских армий, а корпус сосредоточился в районе Еланского Колена.

10 августа корпус двинулся в прорыв, сметая встречные полки красных и подошёл к Тамбову, распустив по дороге десятки тысяч пленных красноармейцев из числа мобилизованных крестьян. 18 августа войска Мамантова уничтожили заслон, захватили батарею и ворвались в город. Здесь была взята в плен вся советская Тульская пехотная дивизия, часть которой пожелала остаться при корпусе под командой полковника Дьяконова.

Заняв Тамбов, передовые части казаков повели наступление на город Козлов, где находился штаб советского Южного фронта. 22 августа, после 4-дневных боёв, он был взят. Советский штаб бежал в город Орёл.

25 августа Мамантов двинул свой корпус дальше. 28 августа, пройдя за три дня около ста километров, генерал Мамантов без боя вошёл в город Лебедянь, а в ночь на 1-е сентября части корпуса заняли Елец. Через три дня полки двинулись тремя колоннами на юг и на восток. 6-го сентября ими заняты станции Касторная и Грязи. В тот же день командир корпуса получил приказ командующего Донармии двигаться на юг и содействовать 3-му Донскому корпусу в его боях с 8-й советской армией. На следующий день одна из колонн заняла Усмань, а к 11 сентября все три колонны, объединившись, ворвались в город Воронеж.

Несмотря на запрет, изданный специально против командира кубанского 3-го конного корпуса А. Г. Шкуро предпринимать самостоятельно какие-либо наступательные действия, сам Андрей Григорьевич, отчаянно храбрый, решительный и удачливый, решил на свой страх и риск совершить со своими конниками рейд на Москву и попытаться ликвидировать всю большевистскую верхушку одним ударом. Однако, зная его характер и настроение, командование заранее предупредило генерала Шкуро, что если он ослушается запрета, то будет, независимо от результатов, отдан под военно-полевой суд. И Шкуро смирился, хотя впоследствии в своих воспоминаниях писал, что, не подчинись он тогда распоряжениям, то, возможно, вся история Гражданской войны пошла бы совсем иначе…

В дальнейшем предстояла задача прорваться обратно к своей армии через насыщенный войсками фронт противника. Генерал Мамантов произвёл диверсию в районе Боброва, а когда советское командование направило туда значительные подкрепления из резервов, весь корпус переправился на западный берег Дона и прошёл по тылам красных к стыку Донской и Добровольческой армий. По пути конный корпус разгромил 1-ю советскую стрелковую дивизию и на её фронте встретился с кубанцами 3-го конного корпуса генерала Шкуро. Это произошло 18 сентября, а через три дня части генерала Мамантова снова вошли в состав Донской армии.

Деникин отнёсся к успехам генерала Мамантова скептически, хотя сам использовать его рейд не сумел. Объективную оценку «Рейд Мамантова» получил только со стороны противника. Бывший командующий советским Южным фронтом, царский полковник Генерального штаба А. И. Егоров, дал о нём такой отзыв: «Своим движением на север, вместо района Лисок, Мамантов бесконечно расширил цели и задачи своих действий, в расчёте, очевидно, на восстание крестьянства и городской буржуазии против советской власти. Это, конечно, авантюра, но Мамантов, имея более сильные средства для достижения менее обширных задач, был здесь в меньшей степени авантюристом, чем сам Деникин. К тому же, в отличие от Деникина, сам осуществлял свои идеи и – надо быть откровенным – имел с первых же дней рейда много ярких доказательств правильности своих расчётов. Мамантов не добился основного: крестьянство не восстало».

Деникинские пропагандисты всё время старались убедить казаков, что русский народ вот-вот очнётся от революционного угара. Но крестьяне не восстали! Ближайшее знакомство с зафронтовой действительностью углубило сомнения казаков в возможности справиться собственными силами с огромной и враждебной Россией, помощь же ниоткуда не приходила. Таким образом, Рейд Мамантова, несмотря на его блестящий военный успех, косвенно способствовал упадку духа и поражению доблестных, но малочисленных казачьих армий.

Но это ещё был не конец Казачьей Республики…