Читать книгу Хроника СССР: жизнь в нём и возле него. 1911—1983 годы - Александр Дзиковицкий - Страница 5

II. ВРЕМЯ ТЕРРОРА

Оглавление

И потому запрещаем всем людям нашего государства ни сознательно принимать в своём доме еретика, ни соглашаться на то, чтобы он учил или проповедовал в нём, ни чтобы еретики собирались в его доме…

Свод феодальных законов Испании «Семь партид».

Крепкие деловые связи с германскими вооружёнными силами у Советского Союза установились ещё при Ленине, когда в Германии был Рейхсвер (так тогда назывались вооружённые силы Германии): по Версальскому договору немцы не могли иметь собственную серьёзную армию и использовали различные окольные пути для наращивания военной мощи.

В 1922 году СССР по секретному контракту предоставил германскому авиационному концерну «Юнкерс» два нефункционирующих завода. Немцы в качестве оплаты обязались передавать Советскому Союзу 1/5 всех выпускаемых самолётов. Ещё раньше в СССР открылись секретные курсы по подготовке немецкого военного командного состава. В 1926 году заработала Липецкая авиашкола, где занимались немецкие лётчики. За время её существования были подготовлены около 200 человек будущих асов люфтваффе и вспомогательного персонала.

Ещё больше (свыше 250) немецких танкистов отучились в танковой школе Казани. В 1928 году начальник германского Генштаба фон Бломберг во время визита в СССР наблюдал за совместными германо-советскими военными учениями, проходившими в Воронеже (там располагался артиллерийский комплекс). Немцы демонстрировали свою авиа- и артиллерийскую подготовку, в том числе умение обращаться с химическим оружием. Бломберг остался доволен профессионализмом германских специалистов, обучавшихся в советских военных школах, о чём заявил в беседе с наркомом по военным и морским делам СССР Климентом Ворошиловым.

Через несколько лет настрой советского командования уже изменился: было очевидно, что учёба для немцев весьма полезна, тогда как для СССР подобные учебные заведения практической значимости не имели. К тому же германцы явно не горели желанием делиться со своими «деловыми партнёрами» последними достижениями в военно-технической сфере.

В 1932 году прошли большие совместные учения Рейхсвера и Красной армии в украинском Овруче, а через год случился первый казус – в Гамбурге при транспортировке военного снаряжения из СССР в Германию разбились несколько ящиков, о чём прознали немецкая и британская пресса, и тайна советско-немецких военных отношений потеряла свою секретность.

* * *

5 декабря 1933 года Геннадий Дзиковицкий был зачислен курсантом в пулемётную роту 107 учебного Владимирского Краснознамённого полка 36-й Забайкальской дивизии на станции Антипиха. В полку готовили младших командиров. В одну роту с Геннадием попало 20 человек его земляков и все они были зачислены в один взвод и держались очень дружно. «Все мы любили спорт, – вспоминал потом Геннадий, – особенно увлекались гимнастикой: турник, брусья, конь. Был у нас украинский драмкружок… Мы пели украинские песни, ставили пьесы и выступали в частях Читинского гарнизона».

С уважением вспоминал Геннадий командира взвода Юсупова и комиссара Чепунова: «Это были настоящие наставники, строгие, но справедливые. Чепунов, несмотря на годы, всегда участвовал во всех спортивных состязаниях. Это был бог штыкового боя. Он выходил с пехотной лопаткой против любого из нас, вооружённого винтовкой. И всегда побеждал. Эти люди воспитывали хороших русских чудо-богатырей и в тяжёлые минуты манёвров, летом и зимой, умели поднять дух солдат шуткой, лихой песней и пляской.

Из пулемётов проводили самые сложные стрельбы. При помощи квадрата-угломера умели построить «параллельный веер», поражать цели из полузакрытых и закрытых позиций не хуже артиллеристов».

Дисциплина в тогдашней армии, судя по рассказам дедушки, была гораздо суровее той, с какой я встретился в своё время, и доходила порой до самодурства. Кроме строгой дисциплины Геннадий встретился здесь и с большими физическими нагрузками. Самое, наверное, удивительное, что в Забайкалье, где полно природной хвои и вполне можно было бы приготовить солдатам спасительный отвар, многие бойцы переболели цынгой. Не избежал такой беды и Геннадий, из-за чего у него потом всю жизнь были проблемы с зубами. Часто совершались по полной выкладке – это 30 – 35 килограммов веса на плечах – марш-броски по 50 – 60 километров, во время которых стирались в кровь ноги. Да и климат здесь был другой. Геннадий писал о нём впоследствии: «Зимой 1934 года температура воздуха опускалась до минус 57 градусов по Цельсию и мы, сыны тёплой Украины, дышали в рукав шинели, так как у нас от мороза захватывало дыхание, летом плюс 40 градусов было не редкость».

Как бы то ни было, но воинская наука давалась Геннадию сравнительно легко. Самыми лёгкими для него были политические занятия. На них можно было отдохнуть от всего прочего. Ведущий занятия, правда, иногда замечал, что курсант Дзиковицкий вроде бы и не слушает его, но на любой предложенный по теме занятия вопрос Геннадий всегда отвечал, и отвечал неплохо. Он неизменно, уделяя политической подготовке наименьшее внимание, был отличником в ней.

Секрет этого прост: во-первых, он имел от природы неплохие умственные способности, во-вторых, его неполное среднее образование было одним из самых высоких в роте и, в-третьих, сама политическая подготовка была на довольно примитивном уровне.

После девяти месяцев учёбы в полковой школе курсантов аттестовали на должности младших командиров и разослали в различные части Забайкальского военного округа для прохождения дальнейшей службы. Но перед этим отобрали из всей роты наиболее способных и оставили их служить в учебной роте, уже в качестве командиров отделений. Среди них был Геннадий.

В конце 1933 года союзнический пакт между Англией, Францией, Италией и Германией был, наконец, подписан, что укрепило положение в Германии национал-социалистов. Правительство Гитлера со всей своей энергией приступило к возрождению страны, повергнутой Версальским договором 1919 года и последовавшими несоразмерными с экономическими возможностями Германии репарациями в разруху, нищету и бесперспективность самого существования. В этот период деятельности германская национал-социалистическая партия, несомненно, являлась выразителем чаяний тех, кто не хотел, чтобы Германия исчезла в качестве независимого и суверенного государства.

Пришедший к власти Гитлер сначала прохладно отнёсся к военному сотрудничеству с СССР, однако экономические причины заставили его пересмотреть свою точку зрения. Германия испытывала острую потребность в промышленном сырье для оборонки – для милитаристских целей немцам необходима была сталь, военная промышленность нуждалась и в других металлах.

В Германии гитлеровцы уже открыто заявляли о своих планах уничтожения Польши, о том, что Польша должна очистить для Германии «жизненное пространство». Но, при этом, Гитлер, спекулируя на антисоветских настроениях поляков, решил использовать польское правительство для реализации своих планов срыва коллективной безопасности в Европе. Между Польшей и Германией в январе 1934 года было заключено соглашение. Польша в заключении этого пакта видела возможность когда-нибудь оторвать от СССР бывшую свою территорию – Украину – и затем выйти к Чёрному морю. Долгие годы Польша не теряла также надежды вернуть от Чехословакии исторически принадлежавшее ей Заользье. В 1934-м, последнем году жизни Юзефа Пилсудского, специально созданный им для этого «Комитет Семи» при Генштабе разработал план силового решения тешинской проблемы.

Договор Польши с Германией о ненападении 1934 года не имел никаких конкретных последствий, но дал возможность руководству Польского государства самоуспокоиться насчёт военной угрозы с запада.

Осенью 1934 года в полк, где служил Геннадий Дзиковицкий, прибыло пополнение молодых солдат и Геннадий приступил к новым обязанностям командира учебного отделения. При этом, конечно, происходившее на мировой арене казалось всем бойцам чем-то отвлечённым, далёким от их жизни. Однако оставалось не столь уж много времени, всего несколько лет, чтобы столкнуться с тем, что в Европе зарождалось в первой половине 1930-х годов.

После смерти «начальника» Польского государства Пилсудского в мае 1935 года преемником его стал генерал Рыдз-Смиглы. Его правительство, как союзник Германии, делало всё от него зависящее для того, чтобы не допустить создания в Европе антигитлеровского блока. В 1935 году в Германии Адольф Гитлер, используя союзнические отношения с ведущими европейскими странами, подписал указ о возрождении германской армии, что ранее ей было запрещено по условиям Версальского договора. Сотрудничать с новой германской армией Гитлера (Вермахта) СССР начал с момента её образования в 1935 году.

В итоге вышло так, что во многом благодаря тесному сотрудничеству с СССР Германия и нарастила военную мощь, достаточную для того, чтобы в скором времени вести войну с Советским Союзом. Эксперты считают, что поддержка СССР позволила гитлеровцам увеличить потенциал своего военно-промышленного комплекса более чем в 20 раз. Не будь советских поставок, немцы не добились бы европейского блицкрига.

* * *

Характерной особенностью жизни Забайкалья было наличие в составе его населения довольно значительного слоя староверов, которых здесь именовали «семейскими». О том, как ещё совсем недавно, всего 16 лет назад, во время Гражданской войны, при верховном правителе Сибири адмирале Колчаке и атамане Семёнове жили «семейские», которых в XVIII веке поселили здесь, хорошо описано в нижеследующем материале.

«Весною 1919 года Советом Государственного Иркутского Университета и Средне-Сибирским Отделением Института исследования Сибири я был командирован с научною целью в Забайкалье. Своей задачей я поставил ознакомиться с языком и укладом жизни старообрядцев, так называемых «семейских» Верхнеудинского уезда. Имея в виду условия и обстоятельства переживаемого времени, в особенности в Забайкалье, я должен был, по возможности, принять меры к более или менее безопасному странствованию по местности, где ещё недавно происходили полные ужаса экзекуции карательных отрядов. Сочувственно к моей командировке отнеслась Верхнеудинская Земская Управа, очень облегчившая мои разъезды по сёлам уезда. Свидетельствую господам членам Управы мою глубокую благодарность.

3 дня (27 – 29 мая), проведённые мною в Верхнеудинске, этом городе песку и пыли, были заняты подготовкой к отъезду и предварительному ознакомлению с настроением деревни. Сведения, полученные мною, были неутешительны: как в городе, так и в сёлах настроение было напряжённое: столкновения «семёновцев» с американцами, привоз бурятского «царя» и его министров, разговоры о разных «конфликтах» сгущали городскую атмосферу. К тому же с запада сведения доходили скудные, иркутские газеты не допускались к обращению в Верхнеудинске. Только из-под полы я доставал у старика-газетчика «Свободный Край». «Наше Дело» совсем не получалось им.

– Не рискованно ли моё путешествие по уезду? – осведомился я у исполняющего обязанности начальника милиции.

– Относительно всех местностей определённого ответа я дать не могу. Во всяком случае, чины милиции будут осведомлены о Вашей поездке и окажут Вам своё содействие.

В воскресенье, 1 июня, утром я отправился в путь. В огромной колымаге, наподобие той, в какой кочуют цыгане со всем своим скарбом, я потянулся на юг. «Трактовая», или, вернее, узкая песочная дорога между нависшим ельником, о сучья которого цеплялась моя колымага, шла среди песчаных холмов, поросших деревьями. Недалеко в стороне расстилался дым от лесного пожара. В селе Саянтуй, Вахмистерово тож, находящемся в 16 верстах от Верхнеудинска, я сменил лошадей и направился в старообрядческое село Тарбагатай или, по местному произношению, Тарбатай. Большая часть пути туда идёт мимо голых высоких гор, отчасти приспособленных под пашню. Только справа среди зелёных берегов блистает на солнце Селенга. Солнце пекло, а ветер поднимал столбы пыли, застилавшие мою убогую на этот раз тележку. Мой возница, мужик лет 40, по случаю праздника немного хвативший «ханчи» и луком закусивший, уселся со мной рядом и охотно поделился горестями жизни своего села. Тяжело жить: неурожай, дороговизна, неурядицы. Главное в его рассказе было сообщение о карательном отряде. Вот такого-то и такого-то, совсем не причастных ни к какому злодеянию, поведут в баню, разденут и хлещут плетьми с завязанным в них свинцом, – хлещут до полусмерти. Иногда можно было откупиться деньгами. А иногда и деньги брали и секли. Грабили не только деньги, но и имущество, не исключая и женских нарядов.

О бурных наездах карателей, действовавших именем полковника Семёнова, о их разнузданной вольности мне рассказывали в каждом селе. Дело доходило до того, что девушки и молодые замужние бабы прятались при посещении села блюстителями порядка. Кошмарны сообщения об этих «судных» днях – так кошмарны, что я стал стараться, наконец, не заводить разговора на эту тему. И без того много печального пришлось наблюдать на своём пути…

…Избы тёсом покрыты и народ здоровый «хрушкой», как говорят сибиряки. Но насчёт сытости и прочего дело обстоит не так: заболевания голодным тифом, и «рекруты» не те: жалуются на побеги мобилизованных; да и трезвость шатается, на подати ропщет народ, суд творит присланная милиция.

Тарбагатай (Тарбатай) было первое село, с которого я начал своё ознакомление с семейскими. Затем мною были посещёны старообрядческие села Куналей, Мухоршибир, Новый Заган, Хонхолой, Никольское, Харауз. Встречался и беседовал со старообрядцами из Десятникова, Шаралдая (Шарандая, Шеролдая), Бичуры, села Гашея, – где в последний год самовольно поселилось много семейских выходцев из соседних сёл. Проехать на Хилок и на Чикой, где в нескольких сёлах также живут семейские, оказалось затруднительно: пришлось бы ехать в сопровождении милиции, так как, по её сведениям, в Заганском хребте, через который лежал путь, завелись банды разбойников.

Посещённые мною сёла семейских расположены в долинах между отрогами гор. Две или три очень длинные улицы, с домами, соединёнными один с другим заборами («заплотами») протянулись неподалеку от небольшой речонки. Узенькие переулочки («пиравулки») пересекают их. Таким проулком мимо двора и гумна можно выйти к речке или за село, – к горе, в поле, на выпас. Долина, где расположились семейские, представляет довольно болотистую почву: идёшь по улице, а дорожная насыпь зыблется, эластично углубляется («зыбун»). По канавкам стекает выдавливаемая сизо-мутная жижица. В нескольких сёлах находятся настоящие болота, – калтус. Такова низкая часть Мухоршибири, где живут православные или «сибиряки», по терминологии старообрядцев. В последние годы в некоторых местах выступило в особенности много воды, так что пришлось снести постройки с насиженных мест и оставить гумна и огороды. Плохо обстоит дело и в Новом Загане. Когда подъезжаешь к этой деревне со стороны Мухоршибири, то видишь раскинувшееся топкое болото, а за ним протянувшуюся деревню. Заганцам селиться уже некуда стало: с двух сторон болота, с третьей засеянное поле, а продолжение долины занимает Старый Заган, вплотную примкнувши к Новому Загану. В Старом Загане население православное. Использовать для построек поле нельзя: засевная площадь и без того невелика, – по две с небольшим десятины на душу. А нужда в постройке большая: за годы войны дело строительства прекратилось, между тем полюбовный раздел во многих домах хотелось бы произвести. Выбрав то или иное место, все мужики данной семьи заняты устроением дома для очередного выделения – старшего сына или брата: «Так уж у нас повелось».

Не все сёла вязнут в болотах. Иные семейские задыхаются в песчаной пыли. Таково село Тарбагатай. Ни клочка травки не видно на главной и старой улице этого села. Другие две улицы находятся в более низкой части, вдоль небольшой речки. Избы семейских – высокие деревянные постройки. Если подойти снаружи, чуть рукой достанешь до окошка. Рамы и карнизы во многих избах украшены резьбой и раскрашены. Бедноватые сёла, как, например, Харауз, похвалиться постройками не могут: по большей части избы там низковаты и подслеповаты. Внутри избы семейского чисто, опрятно. Пол вымыт и слегка посыпан песком, а иногда застлан самотканой материей. В переднем углу прибиты полки, на которых расставлены иконы старого письма и медные восьмиконечные кресты в киотах. Тут же или на угловом столике стоит кадильница, лежат свечи, висят лестовки (чётки); на столике положены «подручники», употребляемые при земных поклонах. В другом углу большая русская печь, иногда раскрашенная каким-нибудь узором, преимущественно синими или зелёными цветами и петухами. В стороне от печи – палати. Стены чисто вымыты. В некоторых домах по стенам развешаны лубочные картинки. …В каждом доме имеется самовар. Чай пить семейские теперь любят. Уже утратила своё значение их поговорка. «Кто чай пьёт, тот от Бога отчаен». Несколько десятилетий тому назад семейские старики и старухи блюли это изречение. Вероятно, некоторые строгие старики и теперь ещё воздерживаются от чая. Ведь это изречение находилось в связи с тем, чему учили их справщики и книжники. …Брадобритие, как душегубительный грех, строжайше воспрещается.

…В Хонхолое 696 домохозяев при 4287 человек населения. 100 дворов принадлежат православным. Старообрядцев-беспоповцев дворов 300; прочие – поповцы, в числе которых имеются необщинники и общинники (дворов 50, имеют свою церковь).

…Много уходит на заработки из сёл Харауза, Никольского, Хонхолоя, Тарбагатая, Мухоршибири и некоторых других. По приискам давно уже ходят. На приисках теряют нередко здоровье и жизнь. Те, кто не забалуется на чужой стороне, возвращаются домой с деньжонками. Удаётся не только поправить дела по хозяйству, но и скопить небольшой «капитул». – «Ну, и раздул кадила» – говорят о разбогатевшем.

…обстоятельство, угнетающее семейских – это современная неурядица. «Будет ли порядок?» – опять неизменный вопрос, задававшийся мне на каждом шагу мужиками. – Видно, нам не дожить до порядку!» – меланхолично замечали, вздыхая, старики. Неурядицей вызвано и ненадёжное настроение мобилизованных. Семейские, как, по-видимому, и прочие тамошние крестьяне, не понимают значение борьбы с большевиками. «Бог весть, за што народ убивають! Партии борютца, а народ пошто мешають?» – Это замечание не раз приходилось слышать в деревне. «Будь порядок, мы солдат дадим. Как можно без войсков? Никак нельзя. А таперь парней взяли, а там их смущають, – говорють: вы не идите за Кульчука, и тащуть на другую сторону. Иные на свою сторону манють. А наши парни глупые, – мы народ тёмный, – боятца: возьмёть верх другая «партия» и будеть наказывать солдат, – вот бегуть и бегуть. Нас, стариков, наказывають, а мы што с парнями поделаем: оны нам на глаза не показываются».

Очень беспокоят семейских недоразумения в среде наших союзников. Первый большой вопрос, предложенный мне в Тарбагатае, был такой:

– А как нашшэт войны Америки с Японией?

– Какой войны? – переспрашиваю я.

– А в Удинским на Берёзовке уж окопы вырыты.

Этот вопрос мне задавали в каждом селе. С первого разу меня считали в селе, куда я приезжал, за американца и относились благожелательно.

– Маланья! Пошто сход собирають? – кричит одна баба другой (в Хонхолое).

– Американец приехал, подписы брать, на чьей мы стороне – отвечает та.

Американец, то есть я, сидел около одной из этих баб и мирно беседовал об огороде.

…В вопросе «како веруеши?» семейские в разброде. Нет ни одного села, в котором старообрядцы были бы одного толка. Большинство принадлежит к поповцам. Поповцы делятся на общинников, зарегистрировавшихся как община по закону 1906 года, и необщинников (большинство).

…Беспоповцы нескольких толков. Старые беспоповцы и новые, бывшие раньше поповцами, но затем они отказались принимать беглых попов. Прежние беспоповцы, беспоповцы-поморцы, не сообщаются с позднейшими беспоповцами. Имеются ещё темноверцы, самые заскорузлые фанатики: как на исчадие ада смотрит темноверец на человека не своего толка. Темноверцы у церкви без свечей; их могилы особь.

В Хонхолое мне указывали ещё на песочников, употребляющих при крещении песок вместо воды. В каждом селе поповцы и беспоповцы имеют свои молитвенные дома» (Селищев А. М.).

* * *

В декабре 1935 года срок службы Геннадия подходил к концу и перед ним встал вопрос: куда отправиться после армии? С одной стороны, он, конечно, мечтал о возвращении на родину, на Украину. Мыслями о доме скрашивалась его служба. Но, с другой стороны, ему пора уже было устраивать свою жизнь, а такая проблема всегда подразумевает материальную основу, некоторый достаток.

Как раз в это время шло крупное военное строительство – аэродром – в Хилокском районе Забайкалья, ставшего территорией 12 лет назад созданной на землях бывшей казачьей Забайкальской области Бурят-Монгольской автономной республики с центром в бывшем казачьем городе Верхнеудинске. Правда, два года назад и сам Верхнеудинск переименовали на бурятский лад – в Улан-Удэ.

Рабочих рук не хватало и людей выискивали повсеместно, обещали им хорошие заработки и замечательные условия работы. Такую агитацию командование проводило и среди увольняющихся в запас солдат, в числе которых был и Геннадий. Недолго думая, он согласился, даже не предполагая, что задержится в Забайкалье на годы…

Приехав на стройку, Геннадий поначалу стал работать в столярной мастерской, поскольку иметь дело с древесиной он научился ещё в Бердичеве. А поселение рабочих и строителей этого строительного объекта со временем выросло в целый посёлок, получивший название Бада.

В 1935 году в «собственной» стране «вождя всех времён и народов» Сталина развернулось движение за освоение новой техники и пересмотр старых технических норм, получившее название стахановского движения. В самом конце года, когда Геннадий уже был демобилизован и приехал на стройку, в городе Чите проходило первое окружное совещание стахановцев военных строек Забайкальского военного округа. Одним из его делегатов стал Геннадий Дзиковицкий.

Вскоре Геннадия избрали председателем постройкома, освобождённым от своей прежней работы, вслед за тем – делегатом уже краевого стахановского слёта Стройтяжпрома (Строительство тяжёлой промышленности) от своей стройки…

Если смотреть только на эти внешние факты, то можно предположить, что у Геннадия всё складывалось в жизни превосходно и никаких проблем не существовало. Но под внешним благополучием скрывались и определённые сложности, формально выборная (как и все «выборы» в СССР) должность по сути профсоюзного лидера ставила перед Геннадием обязанность защищать интересы рабочих от притеснений администрации. Но, в условиях советского бюрократического режима профсоюзы были сведены к положению ничего не значащих и не решающих придатков при командно-административной системе управления и выполняли роль демократической декорации на фасаде этой системы.

В таких условиях председатель постройкома должен был играть роль марионетки. Обещанные же рабочим при вербовке хорошие условия оказались на деле откровенным обманом. Сам Геннадий об этом вспоминал так: «Работа была очень сложная и тяжёлая, в очень ненормальных условиях. Рабочих было свыше 500 человек – все почти прибывшие из центральных областей по договорам, которые администрация часто нарушала, и я всегда был, как говорят, между двух огней».

За этими скупыми словами скрывались чуть ли не каторжные порядки. Многие рабочие, если не все, с радостью бежали бы со стройки без всякого вознаграждения, если бы не связывали их договоры, согласно которым они были обязаны отработать свой срок. Несмотря на скудный рацион рабочих, часто из недоброкачественных продуктов, администрация постоянно правдами и неправдами сокращала его ещё. Человек, заботящийся прежде всего о собственном благополучии, карьере, просто спокойствии, шёл бы в такой ситуации по проторённой и безопасной дороге – стал бы послушно исполнять волю начальства. Совесть можно было бы успокоить тем, что «так везде». Однако это был путь не для Дзиковицкого. Он просто не был способен на неправду и на сделку с власть предержащими за счёт других и потому стал «неудобным» председателем постройкома. Он находился в состоянии перманентной войны с администрацией, потеряв на этом много времени и нервов. Мне кажется, что именно тогда, в стычках с начальством и бесплодных попытках найти правду, встречая на всех уровнях под громкими разглагольствованиями о правах и достоинстве трудящегося человека плохо скрываемую вражду и неприязнь, когда кто-то пытался действительно обратиться к правам и достоинству, Геннадий получил первый серьёзный удар по своим юношеско-комсомольским идеалам. Уж во всяком случае, я уверен, столь явное расхождение пропаганды и действительности для него не могло остаться незамеченным. Кроме того, во всей Сибири в то время находилось множество «классовых врагов», «раскулаченных», «расказаченных» и прочих высланных из центра России и Украины людей, с которыми Геннадий, несомненно, встречался и разговаривал, узнавая об обрушившихся на них несчастьях и причинённых им диких несправедливостях и жестокостях.

Таким образом, под давлением внешних обстоятельств, Геннадий постепенно расставался со своими юношескими иллюзиями относительно «светлого будущего» и в условиях социальной прострации общества 1930-х годов вынужден был замкнуться на самом себе.

* * *

Как говорят, наша жизнь – это цепь случайностей. Геннадий подошёл уже к тому возрасту, когда пора было подумать о создании семьи. Случайно Геннадий попал на службу в Забайкалье, случайно не уехал и остался здесь на стройке. Так же случайно познакомился и с девушкой, которая стала его женой. А произошло это так.

На стройке работала бойкая девчушка – Граня (то есть Глафира) Трофимова. Вообще-то её имя, данное при рождении, было Агафья, но она считала его слишком «простонародным» и потому всюду представлялась «более благородным», как ей казалось, именем Глафира. Точно так же она поступила со временем и со своим отчеством, переименовав себя из «Перфильевны» в «Петровну».


В моём распоряжении оказался фотографический снимок предположительно 1919 года, правда, очень неважно сохранившийся, из-за чего пришлось даже его немного образать. На нём – три женщины в традиционном семейском одеянии, как тогда ходили в Забайкалье вне полевой работы все женщины-старообрядки: блузка, сарафан с фартуком, на головах – кичка (головной убор замужней женщины), на шее янтарные бусы. Справа – Павлина Антоновна Калашникова, рядом с которой её старший сын Фёдор и дочь Агафья.

Глафира-Агафья была на стройке секретарём комсомольской ячейки и Геннадий познакомился с ней вначале в связи со своими общественными делами. Ей в 1936 году было всего 20 лет, хотя в своё время она в документах прибавила себе лишних 2 года. Была она из простой семьи, коренная забайкалка из соседнего села Хонхолой, о котором уже говорилось в этой главе чуть выше. Мать её Павлина Антоновна была из семейской фамилии Калашниковых, 1881 года рождения, и всю свою долгую жизнь придерживалась староверческого вероучения. Павлина Антоновна прожила, практически не болея, до 83 лет. А дедушка по матери был зверовщик – профессиональный охотник – и славился необыкновенной силой: он спокойно брал два мешка зерна по два пуда каждый (общий вес – 64 килограмма) и пешком относил их за несколько километров на мельницу. Здесь же, в Хонхолое, жил брат матери дядя Ларион, у которого было четверо сыновей. Они жили одним общим домом, имея крепкое, зажиточное хозяйство, но в период репрессий 1930-х годов всю семью дяди Лариона «раскулачили» и выслали из села.

А. М. Селищев писал: «Семейские – народ рослый, здоровый, красивый. Нередки старики и старухи 80 – 90 лет. Но молодое поколение уже мельчает. По цвету кожи и волос отметим следующее. Наряду с великорусским светлым типом встречаются и смуглолицые, с большими карими глазами. „Смотри, какие мы чумазые, – заметил мне один старик в Тарбагатае. – Верно, повелось так от хохлов, когда деды наши в Польше жили“». Тут надобно сказать, что Глафира Трофимова была как раз этого последнего типа.

Отец Глафиры – Перфилий Трофимов – тоже жил в Хонхолое, но был из забайкальских казаков, не семейский. Забайкальские казаки, как, впрочем, и амурские, отпочковавшиеся от Забайкальского Казачьего Войска, носили своё особое прозвание – гураны. Такое имя они получили потому, что свои папахи шили не из овечьих шкур, как в большинстве казачьих Войск, а из шкур диких козлов – гуранов. Дети его запомнили слабо, так как он исчез бесследно в начале 1920-х годов. Возможно, он разделил судьбу многих других забайкальских казаков, примкнувших к атаману Семёнову, сражавшемуся против большевиков, и сложивших свои головы в бескрайних степях или в тайге Забайкалья. Единственное, что осталось о нём в памяти, так это то, что он был прекрасным гармонистом, его часто приглашали на всевозможные пьянки-свадьбы-гулянки и он настолько утомил своей гульбой богобоязненную и благонравную жену-старообрядку, что она сбежала от него, прихватив с собой трёх маленьких детей.

В 1932 году в Чите Граня (Агафья-Глафира) окончила советскую партийную школу и сразу после этого была откомандирована на стройку. Не прошло и полгода с начала их знакомства, как Геннадий и Граня поженились. Таким неожиданным образом судьба соединила потомков людей, полторы сотни лет назад покинувших пределы Великого княжества Литовского и, кроме того, сплела в один узелок шляхетский и казачий корни.

Что я могу сказать об этом? Конечно, молодость всегда привлекательна и, если человек обладает к тому же бойким, весёлым нравом, он уже симпатичен. Граня хорошо играла на гитаре, пела. Видимо, склонность к этому у неё была от отца. Но в целом, если сравнивать их как бы со стороны, забыв, что они оба – мои близкие родственники, то я должен признать, что Геннадий был более интересным человеком, красивее Грани Трофимовой, более душевно выносливым и, хоть мне и неудобно вторгаться со своими оценками в такую область, более умным. К тому же по склонностям и по характеру они были полной противоположностью друг другу. Например, если Геннадий даже в действительно плохом положении предпочитал говорить, что у него всё нормально, то Граня, столкнувшись даже с маленькой неприятностью, начинала повсюду искать сочувствия, жаловалась и раздувала на словах неприятность до размеров огромного несчастья. А ещё, конечно, много неудобных моментов пришлось испытать Гране в дальнейшем, поскольку почти все сёстры Геннадия, хоть и жили сами бедно и трудно, сочли женитьбу их брата мезальянсом. Что повлияло на такое их решение, врождённое барство или сельское происхождение жены Геннадия, уровень образования или какие-то манеры и особенности поведения, мне неизвестно. Однако факт остаётся фактом – тёплых и дружеских родственных отношений между сёстрами Геннадия и его женой не получилось. Но, как бы то ни было, они, в конце концов, вместе прожили довольно долгую и более-менее счастливую жизнь, любили и заботились друг о друге и я могу только по-доброму завидовать их семейному благополучию.

У Грани была мать, старший брат Фёдор, служивший военным фельдшером в Красной армии, и младший брат Кузьма 11 лет, который обладал большими способностями к рисованию. Граня, Кузьма и их мать жили в однокомнатной квартире, полученной от стройки. У Геннадия также была полученная от стройки однокомнатная квартира, но они решили жить все вместе в одной. За время работы Геннадий подкопил кое-какую сумму – получил безвозвратную ссуду («подъёмные» за три месяца), сколько-то денег скопил, – и вскоре молодая семья купила себе маленький домик с усадьбой за 800 рублей в военном городке, через некоторое время купили корову. Зарабатывали они по тем временам неплохо, стали постепенно обживаться, заводить всё нужное в быту.

* * *

А теперь, для того, чтобы лучше понять то время и царившую в обществе атмосферу, необходимо сделать обзор событий, происходивших в мире и в стране.

В 1936 году Германия в одностороннем порядке отменила Версальские ограничения и уже 7 марта немцы заняли демилитаризованную зону – Рейнскую область. Хотя из-за «железного занавеса», опущенного коммунистами над Советским Союзом, мировые события доходили до населения, преломляясь в лучах пропаганды как в кривом зеркале, они, эти события, неумолимо вели к новой мировой войне.

Обстановка в Европе и мире становилась всё более напряжённой. На протяжении всех 30-х годов она неумолимо накалялась. Первый очаг войны возник ещё в 1931 году на Дальнем Востоке, когда Япония ввела свои войска в китайскую провинцию Маньчжурию. Второй очаг возник теперь в Германии. Интересно, что в планы Гитлера на мировое господство вновь (после попытки императора Вильгельма II) вошла идея возрождения «Священной Римской империи германской нации». Именно поэтому при нём Германия стала называться «Третьим Рейхом».

В августе 1936 года Германия в союзе с Италией открыто вмешивается в гражданскую войну в Испании на стороне поднявших мятеж военных во главе с Франсиско Франко. Великобритания и Франция ответили на это «политикой невмешательства», а СССР активно поддержал вооружением и добровольцами власть республиканцев, среди которых было много коммунистов, социалистов и анархистов.

Начиная с 1936 года Германия пыталась подговорить своего союзника Польшу совместно действовать против СССР. 25 ноября 1936 года польское правительство отклонило предложение Гитлера подписать Антикоминтерновский пакт.

* * *

Так как в дальнейшей судьбе моего деда немалую роль сыграли события, происходившие в Польше, скажем и о них. В этой стране, где ещё в 1924 году в результате переворота пришёл к власти «начальник государства» Пилсудский и был установлен так называемый режим «санации», то есть режим оздоровления политической и экономической жизни страны, так же, как и в Германии, было много проблем.

Земли Пинщины в это время входили в состав Польского государства. В 20-30-х годах XX века деревня Хойно являлась центром гмины Пинского повета. В Хойно, в одном из крупнейших на Пинщине имений, хозяйствует семья Витольда Мянчинского, женатого на Стефании из Орд (умер в 1954 году). Им принадлежало 218 гектаров пашни, 1071 гектар леса, 2052 гектара прочих территорий. Управляющими работали В. и О. Готлибы, Ю. Гринштейн. В Хойно жили и представители рода Дзиковицких. В частности, в 1920 году здесь родился некто Иван Лаврентьевич Диковицкий. Тогда же в окрестностях деревни существовали поселения бывших польских военнослужащих, так называемых осадников, вознаграждённых земельными наделами за участие в защите страны от большевиков в войне 1920 года: Тадеуша Бочковского, Наполеона Цыбульского, Вудолковского. Все – под общим названием Новое Хойно.

В Местковичах потомок местной шляхты Ян Сачковский имел более 100 гектаров земли. Работала кузница Яна Барана. В Малых Дзиковичах накануне Второй Мировой войны находилось 40 хозяйств, прописано было 178 сельчан. Практически все местные подростки, включая и живших в Больших Дзиковичах, ходили в польские школы.

* * *

Что же происходило в это время в самом Советском Союзе? Коротко на такой вопрос можно ответить так: усиливающаяся внешняя угроза не осознавалась в полной мере. Сталин гораздо больше внимания уделял борьбе с «внутренними врагами» и безграничному расширению своей тиранической власти.

В 1935 – 1936 годах проводилась массовая чистка партии. В целом по стране нарастал террор, усиливалась репрессивность режима. Вот яркая иллюстрация из литературы, хорошо передающая дух времени. «25 сентября 1936 года из Сочи в Москву, в Политбюро, пришла телеграмма-молния: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т [оварища] Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД». И две подписи: Сталин, Жданов.

Эта сочинская телеграмма-молния – одна из самых кровавых депеш в истории нашей и общечеловеческой: сигнал к 1937 году, самому пику террора. Если бы соавторы этой телеграммы сами писали родившиеся из неё бесчисленные арестантские повестки и приговоры, сами арестовывали людей, сами их допрашивали и пытали, забивали и расстреливали, сами закапывали и сжигали трупы, а потом ещё, снова и снова, проделывали то же самое – с родственниками и детьми убитых (и с детьми этих детей), – сколько миллионов дней понадобилось бы им для всего этого?» (Осетров Е.)…

У бывшего начальника НКВД еврея Ягоды, расстрелянного за то, что он «оказался не на высоте», был маленький сын, Гарик. Затерявшийся в кровавой сутолоке, прежде чем окончательно и бесследно исчезнуть, он сумел послать своей бабушке в лагерь несколько писем. Вот одно: «Дорогая бабушка, я опять не умер, это не в тот раз, про который я тебе уже писал. Я умираю много раз. Твой внук». И сколько таких слов, написанных и ненаписанных, отосланных и неотосланных, звучало в те годы по всей стране: страшный детский сиротский хор, организованный двумя дядями. Короче говоря, смерть плясала по всей стране, могла заглянуть в любой дом, от неё не были застрахованы даже, а может и в первую очередь, ближайшие подручные Сталина. Народ, всего 20 лет назад совершивший революцию во имя лучшей жизни, не побоявшийся, как тогда пели, «на ужас всем буржуям мировой пожар раздуть», теперь оказался в плену повального страха – страха за свою жизнь, жизнь детей, жизнь родных. Всюду пели песни с именем Сталина, сочиняли стихи в его честь, все успехи в труде превращались в его прославление. И в то же время малейшее случайно обронённое слово, даже вполне невинное, но которое можно было истолковать как неудовольствие, было достаточно для того, чтобы проститься с жизнью.

В таких условиях пышным цветом расцвело доносительство. Геннадий вспоминал, что были известны случаи, когда сосед за какую-либо житейскую обиду доносил на соседа властям, что тот является «врагом народа». Этого было достаточно для того, чтобы оклеветанного больше уже не видели и никто не знал о том, что с ним и где он. Сестра Геннадия Клавдия, жившая в Москве, вспоминала о том времени, что тогда как страшную тайну передавали слух о том, что Сталин так любил убивать, что даже, подходя к зеркалу и грозя своему отражению пальцем, говорил: «Погоди, доберусь и до тебя!». Это, конечно, нелепость, но она прекрасно, на мой взгляд, передаёт ту атмосферу террора и страха, что окружала жизнь людей…

В период террора в СССР даже сложился особый язык чекистов – язык жестокости и крайнего цинизма. Жаргон скрывал многие тайны и именовал расстрел «осуждением по первой категории», массовый арест (или казнь) – «спецоперацией». Расстрел именовался «свадьбой», казнённые – «черепками», рядовые члены «контрреволюционной организации» – «низовкой», подставные свидетели – «стульями», внутрикамерные агенты – «клоунами», следователи – «забойщиками» или «колунами», фабрикации крупных дел в ответ на команду сверху – «соцзаказом», избиение арестованного – «допросом третьей степени», «допросить с нашатырным спиртом» – избить до потери сознания.

В то время топор террора прошёлся по родственникам моей бабушки со стороны её отца – по Трофимовым. 14 августа 1937 года был арестован Трофимов Никита Григорьевич – житель районного города Петровск-Забайкальский Восточно-Сибирского края РСФСР (существовавшего с 30 июля 1930 года по 5 декабря 1936 года). По документам, составленным чекистами, он родился в 1881 году в селе Хонхолой Верхнеудинского уезда Забайкальской области и в своём «контрреволюционном деле» записан как русский. Видимо, в период наибольшего гонения и геноцида казаков, когда было даже запрещено упоминание самого слова «казак», многие из них либо сами записались, либо были директивно записаны «русскими». Но чекисты, конечно же, знали, с кем они имеют дело. И эта часть населения была ими «особо любима» ещё со времён Гражданской войны.

Никита Григорьевич на момент ареста работал в «Петровскстрой» рабочим. Имел жену Федосию 56 лет и детей: Евстигнея – 25, Григория – 20, Евдокию – 17, Елистрата – 16, второго Евстигнея – 12, Фёдора – 9 лет.

На следующий день, 15 августа 1937 года, был арестован родственник Никиты Григорьевича, тоже житель г. Петровск-Забайкальский – Трофимов Трофим Михайлович. По документам «дела» он родился в 1888 году в селе Хонхолой, и в его «деле» тоже записан как русский. Работал в лестранхозе рабочим. Имел жену Евдокия 47 лет от роду.

Ещё через день, 16 августа 1937 года, был арестован Трофимов Лазарь Нефёдович, тоже житель г. Петровск-Забайкальский. По документам чекистского «дела», он родился в 1892 году в селе Хонхолой, и опять же записан как русский. В прошлом – «красный партизан». Работал в лестранхозе лесорубом. Жена – Устинья Осиповна, дети: Иван, Миней, Никифор, Аксинья.

Все трое Трофимовых были обвинёны по статьям сталинского Уголовного кодекса РСФСР 58—2 и 58—11 и, видимо, их «антисоветские дела» были сведены в одно общее, которое чекисты вполне могли бы назвать «делом казачьей банды Трофимовых». А, может, они так это дело между собой и называли? Что же это за статьи, вменённые арестованным?

58—2. Это – «Вооружённое восстание или вторжение в контрреволюционных целях на советскую территорию вооружённых банд, захват власти в центре или на месте в тех же целях и, в частности, с целью насильственно отторгнуть от Союза ССР и отдельной союзной республики какую-либо часть её территории или расторгнуть заключённые Союзом ССР с иностранными государствами договоры».

58—11. Это – «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой».

17 ноября 1937 года Лазарь Нефёдович, Трофим Михайлович и Никита Григорьевич Трофимовы были приговорёны Тройкой УНКВД по Читинской области к ВМН (высшей мере наказания – к расстрелу). Приговор над ними был исполнен в один день – 15 декабря 1937 года.

* * *

Но вернёмся к рассказу о Геннадии Ивановиче Дзиковицком.

1 января 1937 года, в самый пик большевистского террора, в посёлке Бада в его молодой семье родилась дочь Галина. Забот прибавилось. Геннадий, конечно, очень любил дочку и, как я думаю, видя, что происходит вокруг, не мог не задумываться о её будущем. Как я уже говорил, он был неглупым человеком и потому должен был хоть раз представить себе, что будет с Галей, если всплывёт его «буржуйское» происхождение, к примеру… Недаром Геннадий всё время, когда приходилось упоминать о своём происхождении, говорил только, что его отец был железнодорожником, а дед – «революционером, сосланным царизмом в Сибирь».

Я полагаю и почти уверен, что в то время Геннадий особенно стал тяготиться своей должностью председателя постройкома, именно тогда он в полную меру ощутил себя «между двух огней». На стройке, где работал Геннадий, среди прочих репрессированных более всего заметным событием стал арест одного из руководителей – то ли главного инженера, то ли директора, то ли ещё кого-то из начальства. Главное было не в его должности, а в том, что этот руководитель давно уже «завоевал» стойкую неприязнь рабочих за грубое обращение с ними и притеснения. И тут вдруг «к счастью» оказалось, что он – враг народа! Кое на кого такой арест вполне мог произвести впечатление обоснованного. Но если бы этот арест был единичным и касался бы только «плохих начальников»!

В истории сохранились известия о том, что под репрессии попадали и отдельные представители рода Дзиковицких (Диковицких). Согласно протоколу от 20 октября 1937 года, был репрессирован 30-летний Устим Семёнович Диковицкий. Таким же был и 45-летний Диковицкий Иван Николаевич, записанный в документах поляком, социальное положение – из мещан, до революции успевший окончить городское училище (судя по возрасту, скорее всего он успел окончить только часть курса). В 1937 году, когда его арестовали и обвинили в шпионаже, Иван Николаевич работал кочегаром землечерпальной машины №5 Рейдфлота и проживал в городе Астрахани. Особым совещанием при НКВД СССР 14 декабря 1937 года Иван Диковицкий был приговорён к 10 годам лишения свободы.

31 мая 1938 года в селе Айнак Славгородского района Алтайского края СССР был арестован 28-летний рабочий Иосиф Григорьевич Диковицкий. К его несчастью, этот уроженец Минской губернии по документам числился поляком. Через четыре с небольшим месяца (8 октября) он будет осуждён «судебной тройкой» Управления НКВД по Алтайскому краю к 10 годам лишения свободы по целому «букету», состоявшему из пунктов 2, 6, 7 и 9 – 11 политической 58-й статьи тогдашнего уголовного кодекса.

* * *

Обращусь опять к литературе.

«Я не могу себе представить, чтобы у человека старше меня на пять лет процессы 37-го уже тогда не вызывали сомнений. По крайней мере вызывали сомнения у моих сверстников, с которыми я общался. Нам трудно было понять, как это старые большевики, соратники Ленина, признаются во всём подряд, наваливают на себя нелепые обвинения, мог ли Константин Михайлович (Симонов, писатель. – Примечание автора), которому было уже 22, принять всё это вслепую? Сомневаюсь. Вот отринуть от себя, стараться не задумываться – могло быть» («Письмо «исторического оптимиста»).

Скорее всего, примерно такое же отношение к действительности было и у Геннадия, которому в 1937 году было уже 25 лет. Сознательно уходя от активной общественной жизни, несущей гибель всему честному и независимо думающему, он сосредоточил свои интересы на природе, в которую Геннадий всегда был влюблён. А здесь, в Забайкалье, она была особенно величественна, от неё веяло дикой мощью и первобытной свободой. В густой таёжной чаще действительно можно было ощутить себя человеком – властелином жизни, почувствовать свою душевную раскрепощённость, и шагать, шагать с ружьём по глухим тропам, впитывая в себя чистый лесной воздух. Вот как это описывал сам Геннадий.

«Горы, покрытые вековечной тайгой, долины, полные журчанием рек и ручьёв, чистый горный воздух, напоённый ароматом хвои и багульника – этого нельзя забыть. Кроме всех этих прелестей истинное наслаждение испытывает взор от неповторимой красоты суровой, не нарушенной человеком природы.

Множество лесного зверья: лось, олень, дикие козы, кабарга, кабаны, медведи, росомахи, барсуки, волки, лисы, соболи, куницы, колонки и неисчислимые стаи голубой белки, много зайцев, тарбаганов, сусликов, горностаев, ласок и бурундуков. В реках и озёрах полно рыбы… В лесах столько ягоды, что собирают её здесь гребешковыми совками, обрывая сразу весь кустик. Есть клюква, малина, чёрная и красная смородина, голубика, черника, костяника, княженика, морошка, моховка, знаменитая облепиха и многие другие.

Растут по горам и на полянах разные грибы. Особенно местные жители любят рыжики и грузди и засаливают их бочками.

Кедровые леса занимают сотни и тысячи квадратных километров и здесь их орехи щёлкают все так, как у нас на Украине семечки.

Я только возле Читы знаю около 15 минеральных источников…

Чудесный богатый край и особенно хорошие люди – коренные жители. Честные, простые и очень гостеприимные. Говор у них ещё до сего времени напоминает говор Великого Новгорода и Вологды».

* * *

На международной арене спираль напряжённости продолжала сжиматься. В 1937 году Япония начала войну за захват всего Китая и с того времени возросло количество вооружённых столкновений на советской границе.

В начале 1938 года в Тешинской области Чехословакии возник «Союз поляков», который был организован по образцу Судето-немецкой партии Гейнлейна. Более того, из Варшавы этому Союзу поступает приказ координировать все свои действия с Судетонемецкой партией, поскольку целями обеих организаций было отторжение от Чехословакии территорий, населённых немцами и поляками. Если в 1920 году Чехословакия использовала тяжелейшее положение Польши из-за её войны с большевиками, то вряд ли она могла рассчитывать на что-то иное в 1938 году, когда сама оказалась в подобной ситуации.

* * *

В это тревожное время семья Геннадия и Глафиры Дзиковицких жила по-прежнему тихо и незаметно. Летом 1938 года вторгшиеся в Приморский край в районе озера Хасан японские войска попытались вооружённой силой отторгнуть часть советской территории. Однако до большой войны дело не дошло. Красная армия быстро разбила противника и граница была восстановлена.

Конечно, сложность международной обстановки и наличие одного из очагов войны в непосредственной близости от места проживания семьи Геннадия не могли не отразиться на его жизни. Тем более, что он числился военнообязанным в запасе. Привожу его слова.

«За годы моей семейной жизни я каждое лето был на военной переподготовке по три месяца и, главное, летом, это было нам очень тяжело (тем, кто держал своё хозяйство, известно, что именно летняя работа кормит весь год: тут и заготовка сена для коровы на зиму, дров для печи и так далее. – Примечание автора). Но обстановка на Дальнем Востоке и в Забайкалье была очень напряжённая ввиду беспрерывных провокаций Японии на маньчжурской границе и, хоть и было трудно, но нужно было стеречь границу. А население здесь очень редкое было в то время. Вот и «отдувались» мы каждый год.

Служил я и в стрелковых, и в пулемётных частях, был зенитчиком, миномётчиком, – всего пришлось испытать и отведать».

* * *

В Европе в эти годы всё больше усиливался германский канцлер Гитлер. 21 сентября 1938 года польское руководство потребовало от Чехословакии возвращения польской части Заользья, аннексированной у Польши в 1920 году. Срок ультиматума истекал 30 сентября. Ультиматум сопровождался концентрацией на границе так называемой Самостоятельной оперативной группы под командованием генерала Владислава Бортновского, приграничными диверсиями (нападения на посты и учреждения), а также мощной пропагандистской кампанией. В Катовицах возникли «Заользинский легион» и «Комитет борьбы за Заользинскую Силезию». Польские требования Гитлер, как союзник Польши по договору 1934 года, включает в свой Годерсбергский меморандум.

29 и 30 сентября 1938 года в Мюнхене руководители 4-х великих держав – Чемберлен от Великобритании, Деладье от Франции, Гитлер от Германии и Муссолини от Италии – подписали «Мюнхенское соглашение», по которому Германии передавалась принадлежавшая Чехословакии Судетская область, в которой проживало много немцев. 30 сентября Польша вновь предъявляет ультиматум Чехословакии по поводу Тешинской области. 1 октября 1938 года чехи под давлением Германии, Англии и Франции уступили эту область полякам, где тогда проживало 80 тысяч немцев и 120 тысяч чехов. В тот же день польские войска заняли Заользье. Операция прошла спокойно и совершенно бескровно, чего нельзя сказать о чехах в 1919 году. Никакими «мюнхенскими» соглашениями данная акция не определялась. Речь шла сугубо о двусторонних отношениях Польши и Чехословакии. Тем не менее, руководства Англии и Франции знали о готовящемся ультиматуме ещё в начале сентября. И дали на него своё принципиальное согласие. 2 ноября 1938 года польская армия вступила в Тешинскую область. В Карловых Варах, в Карвине и Тешине польские жолнёжи маршировали с транспарантами, на которых было написано: «Мы 600 лет этого ждали».

Кроме чешской границы, польская армия перешла и словацкую, заняв четыре издревле населённые поляками деревни – Гладовку, Лесницу, Сухую Гору и Татранскую Яворину. Польша старается выглядеть, как германский Третий Рейх в миниатюре. Глава Польши генерал Рыдз-Смиглы принимает парад и рассуждает о «крестовом походе» против СССР. Одновременно Венгрия при поддержке Германии бескровным путём получает свой кусок от разваливающейся Чехословакии.

* * *

К Польше у Сталина имелись особые счёты. Во время провальной для Советской России польской войны 1920 года он являлся членом Реввоенсовета (политкомиссаром) Юго-Западного фронта. Соседнюю страну в СССР именовали тогда не иначе как «панской Польшей» и винили во всём и всегда.

Как следовало из подписанного Сталиным и Молотовым постановления от 22 января 1933 года о борьбе с миграцией крестьян в города, люди, оказывается, делали это, не пытаясь спастись от Голодомора, а будучи подстрекаемы «польскими агентами».

Вплоть до середины 1930-х годов в советских военных планах Польша рассматривалась как главный противник. Михаил Тухачевский, также оказавшийся в свое время в числе битых полководцев, по воспоминаниям свидетелей, просто терял самообладание, когда разговор заходил о Польше.

Репрессии против проживавшего в Москве руководства польской компартии в 1937—1938 годах были обычной практикой, но то, что её объявили «вредительской» как таковую и распустили решением Коминтерна, – факт уникальный. НКВД обнаружил в СССР ещё и «Польскую организацию войскову», якобы созданную ещё в 1914 году лично Пилсудским. Её обвиняли в том, что сами большевики ставили себе в заслугу: разложении русской армии во время Первой мировой войны. В ходе «польской операции», проводившейся по секретному приказу Ежова №00485, были арестованы 143.810 человек, из них осуждены 139.835 и расстреляны 111.091 – каждый шестой из живших в СССР этнических поляков. По количеству жертв перед этими трагедиями меркнет даже катынская расправа, хотя именно она стала известна всему миру.

Осенью 1938 года военная стройка, на которой работал Геннадий Дзиковицкий, закончилась и рабочие стали разъезжаться. Геннадий, уже прочно обосновавшийся на новом месте, поступил работать в Бадинскую неполную среднюю школу библиотекарем и, одновременно, счетоводом.

Как-то раз вызвали Геннадия повесткой в местный отдел НКВД. Сам по себе факт, вроде бы, ничего не значащий. Но по тем временам это могло уже означать что угодно. Помню, он рассказывал мне, уже спустя много лет, что мысленно он попрощался тогда и с женой, и с дочерью. Хотя виду постарался не подавать и успокоить растерянную и встревоженную Граню.

В отделе НКВД, куда явился Геннадий, ему сообщили, что советская власть «оказывает ему доверие» и решила «поручить дело государственной важности»: Геннадию предложили стать осведомителем НКВД и доносить обо всех «подозрительных» разговорах между сотрудниками школы, в которой он работал. Однако Дзиковицкий не оправдал «доверия». Он тут же категорически отверг это предложение, честно объявив, что не намерен быть соглядатаем и шпионом, и что не в его правилах пользоваться наивностью или доверчивостью людей для собственной или чьей-то ещё выгоды.

Такой ответ в те времена уже сам по себе был актом большого мужества. За более мелкие «провинности» люди расплачивались спокойной жизнью и свободой. Но тут, я даже не знаю чем это можно объяснить, откровенность Геннадия практически сошла ему с рук. Его только припугнули, что могут заняться им самим, – «не зря же ты поляк!» – и, кроме того, занесли в разряд «подозрительных», письменно обязав регулярно являться в отдел НКВД и отмечать там своё прибытие. Скорее всего, это была просто форма давления.

Когда Геннадий вернулся домой, целый и невредимый, Граня даже не сразу поверила, что беда не грянула. Ей всё казалось, что его отпустили только попрощаться. Хотя, должен заметить, такое проявление человечности не было в обычае тогдашних карательных органов.

Однако примерно в это же время в селе Хонхолой был репрессирован некий Григорий Савельевич Трофимов, 1918 года рождения. Судя по фамилии и по тому, что в Хонхолое было всего 100 дворов несемейских (казачьих), это был кто-то из родственников Глафиры Дзиковицкой по линии её отца. Судьба его неизвестна, скорее всего, он был расстрелян, как и упоминавшиеся выше трое Трофимовых, или погиб в ГУЛАГе. Возможно, из-за своего казачьего статуса или из-за родственной связи с отцом Глафиры. Мне удалось лишь узнать, что в 1996 году Григорий Трофимов был реабилитирован.

* * *

Предыстория 2-й Мировой войны есть предыстория попыток Великобритании, Франции и США предотвратить наметившееся стремление Германии, считавшей себя обиженной в результате 1-й Мировой войные и несправедливого Версальского мира, к развязыванию войны в Европе. В этой «дипломатии умиротворения» они шли на уступки, которые только разжигали аппетиты Гитлера. Самой провальной попыткой «умиротворить» Германию оказалось Мюнхенское соглашение (называемое также Мюнхенский сговор). Оно было заключено Германией, Великобританией, Францией и Италией в Мюнхене 29 сентября 1938 года и подписанное в ночь с 29 на 30 сентября того же года рейхсканцлером Германии Адольфом Гитлером, премьер-министром Великобритании Невиллом Чемберленом, премьер-министром Франции Эдуаром Даладье и премьер-министром Италии Бенито Муссолини.

Соглашение предусматривало, что Чехословакия в течение 10 дней освободит и уступит Германии Судетскую область. Под давлением Польши и Венгрии к мюнхенскому соглашению были добавлены приложения, требующие от Чехословакии скорейшего урегулирования территориальных споров с данными странами. Утром 30 сентября президент Чехословакии Бенеш принял условия данного соглашения, без согласия Национального собрания.

Таким образом, довоенная Польша, как и гитлеровская Германия, тоже была не без греха: воспользовавшись катастрофой Чехословакии, захватила Тешинскую область. Правда, большинство её населения составляли этнические поляки. На Версальской конференции спорную область отписали Чехословакии достаточно произвольно: лидер Польши Юзеф Пилсудский являлся социалистом и диктатором, а первый президент Чехословакии Томаш Масарик – «настоящим демократом», жил в Париже, имел жену-американку, и был для лидеров Запада духовно близким.

1 октября германские войска пересекли границу Чехословакии и к 10 октября заняли всю территорию Судетской области Чехословакии. В тот же день Чехословакия приняла ультиматум Польши об уступке ей Тешинской области, которая 2 октября была занята польскими войсками. Вскоре после подписания Мюнхенского соглашения 2 ноября 1938 года состоялся Первый Венский арбитраж, который отделял от Чехословакии в пользу Венгрии территории на юге Словакии и юге Подкарпатской Руси, а к Польше – территории Чехословакии на севере.

В ноябре 1938 года в Берлине между правительствами Германии и Японии был заключён так называемый Антикоминтерновский пакт – договор о совместной борьбе против СССР и возглавляемого им Коминтерна, к этому пакту вскоре присоединилась и Италия.

Но Сталин, уверенный в силе Красной армии и сам нацелившийся на территориальные захваты, вёл довольно негибкую внешнюю политику, соответственной была и пропаганда внутри страны. С экранов кино, по радио, в газетах и журналах постоянно навязывалась народу мысль о непобедимости советских войск. Эта мысль, казалось, находила подтверждение в тех военных конфликтах, где СССР одерживал успехи.

В марте 1939 года была провозглашена Первая Словацкая Республика, и вскоре после создания Протектората Богемии и Моравии Германия полностью взяла под контроль оставшиеся чешские территории. Правительство Сталина, опасаясь крепнувшей Германии, предложило заключить пакт о взаимопомощи Польше, но её правительство в марте 1939 года ответило отказом. Её руководители оставляли за собой возможность мирно договориться с Германией.

Но Германия выдвинула Польше ультиматум, требуя решить вопрос о государственной принадлежности немецкоговорящих территорий польского государства на народном плебисците и предоставить немцам экстерриториальный «коридор» для прямой сухопутной связи Большой Германии с Восточной Пруссией. На предложение немцев решить вопрос о Польском коридоре всеобщим голосованием местного населения весьма вероятно, по логике событий, могла согласиться Великобритания и, не столь охотно, – Франция. Доктрина премьер-министра Великобритании Невиля Чемберлена об «умиротворении» Германии основывалась не только на его стремлении избежать большой мировой войны. Она базировалась также на понимании того, что Версальский договор, установивший устройство европейских государств после Первой Мировой войны, содержал в себе много несправедливостей в отношении к побеждённым государствам и далеко отошёл от духа «четырнадцати пунктов», положенных в его основу.

Под покровительством Англии и Франции родился план создания нового независимого государства в Восточной Европе – «Закарпатской Украины» – которое должно было стать плацдармом для агрессии против советской Украины. 14 марта 1939 года оно было провозглашено. Однако ранним утром следующего дня венгерские войска с согласия Гитлера оккупировали Карпатско-Украинскую республику, разрушив планы Парижа и Лондона. Одновременно с оккупацией венграми Карпатско-Украинской республики Германия добивает Чехословакию, оккупируя Богемию и Моравию. Именно с этого времени наступил «принципиальный поворот» в отношении британского премьер-министра Чемберлена к Гитлеру.

Через несколько дней Германия аннексирует литовский город Мемель и принуждает Литву подписать с ней договор о дружбе и сотрудничестве. Польша, в свою очередь, выдвигает перед Латвией требование о присоединении к Польскому государству латвийской территории, населённой поляками.

В августе 1939 года, когда Япония попыталась захватить восточную часть зависимой от СССР Монголии, Красная армия вступила в бои с японскими войсками.

Ошибочно считают, что Англия согласилась гарантировать Польше её территориальную целостность и вступила в войну с Германией потому, что считала требования Гитлера о возвращении Германии Польского коридора несправедливыми. Англии, скорее всего, не было дела до интересов Польши. Настоящей причиной, заставившей британцев воевать, стало неожиданное для правящих кругов Англии подписание Германией и Советским Союзом 23—24 августа «Пакта Молотова-Риббентропа», установившего дружественные отношения между двумя могущественными диктаторами – Гитлером и Сталиным.

Гитлер, чтобы обезопасить Германию от преждевременного столкновения с «красной империей», решил заключить мирное соглашение со Сталиным, которое и было подписано 23 августа 1939 года и получило название «пакт Риббентропа-Молотова». Пакт Молотова-Риббентропа в Европе восприняли даже не как дружественные объятия, а целую свадьбу двух авторитарных режимов. Кстати, такая карикатура и была – свадьба Гитлера со Сталиным… После заключения пакта с Германией Сталин просто-напросто выдал Гитлеру множество немецких антифашистов, бежавших в СССР после 1935 года. Затем началось промышленное сотрудничество. Немцы были ошеломлены, когда увидели список того, что по этому договору хотят от них получить русские: он состоял почти полностью из военных материалов и включал не только взятые на вооружение системы, но также и те, которые ещё находились лишь в разработке. По договору Советский Союз получал из Германии новейшие технологии, в которых отказали США и Англия. При этом Гитлер допускал, что произойдёт некоторая задержка, прежде чем Россия сможет использовать технологические преимущества от полученного немецкого оружия.

В период с 20 по 31 августа 1939 года Красная армия вместе с подчинёнными ей подразделениями монгольских вооружённых отрядов на реке Халхин-Гол разгромила 6-ю японскую армию и Япония запросила мира. 15 сентября было подписано соглашение о прекращении военных действий.

Хотя Геннадий Дзиковицкий и не принимал непосредственного участия в этих боях, но их дыхание на себе он всё же ощутил: «Во время „малой войны“ на Халхин-Голе вместо 3-х месяцев отслужил 6», находясь во втором эшелоне советских войск, – написал он. Покончив с военным конфликтом на востоке, Сталин теперь мог обратить своё внимание на западную границу СССР.

Хроника СССР: жизнь в нём и возле него. 1911—1983 годы

Подняться наверх