Читать книгу Тяготение в кубе - Александр Эпиницкий - Страница 3

Молодой человек… Пожалуй, здесь будет уместно сказать о нём несколько слов. Он был хорош собой, строен, подтянут, гладко выбрит, прилично одет и, в общем, что называется, ухожен. На типичного ученого он был совсем не похож. Из заполненного им библиотечного формуляра можно было узнать немногое – что зовут его Георгий Протвин, ему двадцать шесть лет, он кандидат физико-математических наук, числится внештатным сотрудником какого-то НИИ и живет по такому-то адресу в столице.

Молодой человек, как и многие посетители библиотеки, был неразговорчив. Сделав заказ, он без лишних слов забирал принесенную книгу или журнал или еще что-то в этом роде и уходил в самый темный и тихий угол читального зала, включал зеленую лампу, раскрывал свой блокнот, а также то, что ему приносили, и сразу же «исчезал» словно человек невидимка.

Около трех месяцев Николай Львович полу-тайком вёл за ним наблюдение. Спустя еще какое-то время он начал испытывать нечто похожее на физическую боль в голове и общее нервное расстройство. Его нестерпимо мучило то, что он так и не смог разобраться, какую цель преследует Протвин. Поскольку для Озноба научный поиск был священен, он не хотел тревожить юношу своими расспросами. При этом он, ещё не понимая почему, чувствовал какой-то личный, жизненно важный интерес во всём этом деле.

Однажды Озноб поймал себя на мысли, будто видит, как Протвин, склонившись в задумчивости над блокнотом, достиг такой высокой степени концентрации, что вокруг него образовалась некая сфера биополя, чем-то похожая на большой прозрачный мыльный пузырь, тонкие стенки которого светились не радужной, а туманно-молочной дымкой. Протвин сидел в этом пузыре, массировал себе висок указательным пальцем, взглядом прожигал бумагу и на ней вспыхивали какие-то письмена, формулы, чертежи и рисунки. Николай Львович боялся, что из-за его, очевидно, непрошеного вторжения этот пузырь может легко лопнуть. Причем лопнуть в самый ответственный момент, когда ученый, возможно, стоит на пороге большого открытия.

В общем, мало ли чего не померещится в этом царстве мудрости под названием библиотека. Озноб к тому же, как безнадежный библиофил-визионер, обладал богатой фантазией и, не исключено, что иногда он мерещился сам себе.

Наступил день, когда страдания Николая Львовича приблизились к разрешению. Протвин в очередной раз запросил диссертацию тридцатых годов. Как и прежде, Озноб с азартом отправился на поиски. Потратил на это занятие неделю, но безуспешно. От отчаяния он даже закрылся за набитой песком металлической дверью в подвале спецхрана и дал волю чувствам. Он тихо плакал. Плакал и мысленно накручивал себя тем, что не сможет помочь этому ученому, что стареет и больше ни на что не годится даже в своём любимом деле.

Когда Протвин вновь пришёл, библиотекарю ничего не оставалось, как печально признать: «К моему глубокому сожалению, найти не удалось».

– Действительно, жаль. У меня была полная уверенность, что она хранится именно в ваших фондах. А какие годы вы просматривали?

– Тридцать второй, как и просили.

– Если вас не затруднит, поищите, пожалуйста, еще на полках 1935-го. Может быть, мне повезет. Там, знаете ли, интересная история с этими диссертациями за 32-ой год.

Николай Львович почему-то не сомневался в том, что теперь он найдет то, что требуется. Спустя считанные минуты диссертация уже была в руках у Георгия. В читальном зале, как обычно по пятницам, было пустынно. Озноб решил продолжить завязавшийся, по его мнению, разговор.

– Простите, я обратил внимание на то, что вы постоянно изучаете те работы, которые за многие годы не имели никакого развития. Да и круг тем для кандидата наук, мягко говоря, спорный. Не лишняя ли это трата времени для серьезного специалиста?

Протвин улыбнулся.

– Николай Львович, в этом и есть смысл моего поиска – заниматься тем, что не получило развития.

– Вот как? А над чем конкретно вы работаете, если не секрет? – спросил Озноб, не без удовольствия отметив про себя, что юноша обратился к нему по имени.

– Если коротко, пытаюсь исправить кривизну в специальной теории относительности.

От удивления Озноб дважды хлопнул глазами и сглотнул слюну.

– Знаете что, Николай Львович? – взглянув на озадаченного собеседника, продолжил Георгий. – Я вижу ваш интерес. Вижу, как вы за мной наблюдаете. И спасибо за деликатность, с которой вы это делаете. Я сейчас хотел бы немного поработать, но мы можем поговорить позже. Скажем, вечером. Здесь, как я узнал, через дорогу неплохо кормят. Если вы не против, конечно.

Озноб был не против. Он был счастлив. Голова больше не болела.