Читать книгу Тяготение в кубе - Александр Эпиницкий - Страница 4

Познакомились мы случайно. Моя учеба в университете подходила к концу. Я корпел над дипломным проектом по одному из внешнеполитических сюжетов Смутного времени. Научный руководитель рекомендовал использовать пару редких и увесистых монографий, которых в университетской библиотеке не было. Пришлось ехать в городскую. Заказал. Изучал их не меньше недели. И вот, спускаюсь как-то из читального зала в местный буфет. Занял последний из свободных столиков. Пью кефир, ем бублик. И тут подсаживается ко мне Озноб со своим диетическим салатом. Представились друг другу. НЛО (так я стал зачастую называть про себя Николая Львовича) оказался общительным, располагающим к себе человеком. Слово за слово, мы разговорились и, что называется, сошлись на научной почве.

После этого мы встречались в буфете почти каждый день. Вместе беседовали по пути из библиотеки. Меня не мог не восхитить его кругозор. Поражали его обширные знания не только по естественным наукам, но и из гуманитарных областей. Удивляло, почему такая большая во всех смыслах голова обрекла себя на пожизненное затворничество в этом книжном склепе.

Осилив монографии, я продолжал частенько заходить в отдел к НЛО. Он посоветовал мне несколько трудов по математическому анализу в истории. Я отнесся к этому с благодарностью, подумав, что одно их упоминание придаст необходимую фундаментальность моей работе. Я чувствовал, что общаться со мной ему было интересно не меньше, чем мне с ним. Он как-то сказал, что детей у него с женой не было. Может быть, именно поэтому он относился ко мне и ко многим моего возраста с теплотой и отцовской заботой.

В одну из встреч наша беседа зашла о перспективах современной науки. Есть ли кризис? С его тягой к точным дисциплинам он стал рассказывать о том, что с особым вниманием следит за происходящим на большом коллайдере. Я, разумеется, был бесконечно далёк от ускорения кварков на встречных пучках и в целом всего этого опасного любопытства учёных проникнуть в подпространство. Но, чтобы не расстраивать Озноба, признал, что, конечно же, мне, как историку, небезынтересна тема излома временного континуума. «Серьезно, вот где непочатый край. Посудите сами, – сыпал я аргументами, – нынешняя историография зашла в тупик. Причем, заметьте, не только в части хронологии и источниковедения, но и в целом в подходах к методологии. Нужна новая волна. Если хотите, всех нас взбодрит дерзость и провокация».

НЛО благодушно оценил мою иронию. Ему явно импонировал молодой задор без пяти минут дипломированного специалиста, перед которым вскоре должны распахнуться любые двери. Причем без стука. Помню, в то время я буквально искрился от переизбытка энергии, источая беззаботный оптимизм структурального лингвиста. Такова была атмосфера всего нашего курса. На нём все считали себя гениями, в том числе некоторые девушки. Я не спорил и свое мнение по этому поводу старался держать при себе.

– Если говорить серьезно, – ответил Николай Львович, – то я мог бы вам дать пищу для размышлений и, вполне возможно, глубокого научного анализа. Вам, «дерзкому поклоннику новой волны», полагаю, это должно показаться, по меньшей мере, любопытным. Тем более, как специалист по Смутному времени, вы, наверняка, проводили параллели с нашей эпохой (я кивнул, хотя, сказать по правде, никаких параллелей не проводил). Я же вижу, тема хаоса и его упорядочения вам близка.

– Уже заинтригован.

Николай Львович поинтересовался моими планами на будущее в науке. Я сказал о своём намерении сменить эпоху, заняться проблемой английской интервенции на русском севере времен гражданской войны.

– Похвально. А вы никогда не думали на какое-то время отказаться от всей этой грандиозности? Уйти от войн, преобразований и прочих глобальных политических катаклизмов и сузить область исторического исследования до одного человека? – скорее, риторически спросил Озноб. – Так сказать, путем сравнительного анализа через судьбу отдельного индивидуума понять весь масштаб трагедии современности.

– Идея-то не нова.

– Это так. Но неужели вам лично не хотелось на какое-то время самому стать летописцем? И вместо того, чтобы сидеть в архивах и на раскопках курганов, раскрыть свой пергамент или, на худой конец, ноутбук и обратиться к тому, кто сегодня творит историю. У меня есть кое-кто на примете.

– Почему же сами не возьметесь?

– Увы, многое я упустил или даже безнадежно запустил. Остались одни рецепторы. Успокаиваю себя тем, что по-сократовски страдаю неизлечимой идиосинкразией к письму (действительно, заметил я про себя, даже внешне НЛО чем-то походил на древнегреческого чудака-философа). И потом – вы молоды. Близорукость – не про вас. К шаблонам еще не прикипели, а, если и так, то легко их нигилируете. Вам объективнее проще будет во всём разобраться, чем мне.

Предложение НЛО и его доводы пришлись мне по душе. На дворе был конец мая. Работу над дипломом я почти завершил; появлялось свободное время до срока его сдачи. Более того, я серьезно намеревался сразу после выпуска отключиться от всего и устроить себе тотальную перезагрузку. Захотелось сделать вылазку в Европу в качестве награды за пять лет изнурительной учебы. Пусть всё, как следует, уляжется, думал я. Бездельничать не хотел. Нужно было держать мозг в тонусе. А тут, такой удачный случай.

– Хорошо.

Николай Львович улыбнулся.

– Не так давно, а если быть точнее, два года назад, я познакомился с одним астрофизиком-теоретиком, – начал он свой рассказ.

Чтобы мне легче было представить, о ком пойдёт речь, Озноб достал из внутреннего кармана своего пиджака смартфон, полистал в нём фотографии и показал снимок, на котором за столиком в кафе сидел он и приятного вида молодой человек с несколько бледным лицом и впалыми щеками. Это был Георгий Протвин.

– Вот – единственное фото, которое у меня есть, – сказал Николай Львович. – Это было нынешней зимой. С тех пор мы не виделись.