Читать книгу Бродяга, Плутовка и Аристократ: Сумерки - Александр Фарсов - Страница 7

Два года назад.

«Я уже три года не видел солнечного света. Три года не покидал стены этой гребенной лаборатории… Как же я устал. Гадство… я снова рук не чувствую. Если подумать, то это даже забавно. Какое же у меня извращенное чувство юмора. Гриша с Лотти точно бы не оценили. А мне почему-то эта ситуация кажется уж слишком смешной. Даже не знаю отчего так. Может, мой разум настолько сломался, что очевидные страдания не воспринимает таковыми? Хотя я ведь всегда таким был. Гриша говорил мне, что я страдаю, что мир жесток по отношению ко мне… а вот и вся ирония… видимо, я не способен осознать всю суть страданий, оттого миру легче играть со мной. Я словно наблюдатель».

– Когда это уже закончится? – задал вопрос Нейт.

Сейчас он лежал под капельницей, закрепленный фиксаторами. Темные круги под глазами выдавали его болезненное состояние, бродяга тяжело дышал, смутно видел очертания Гамлета.

– Ты снова не спал, – ответил секретарь. – Голова болит?

– Как будто она может не болеть, – медленно проговорил бродяга. – Насильно держите меня здесь, качаете препаратами, – он выдержал паузу, закашляв. – Кха-кха, ставите опыты над моей черепушкой. Интересная модель воспитания. Гамлет, тебя советь по ночам не мучает?

– Это всё для твоего блага. И нет, не мучает. Я прекрасно понимаю, что и для чего делаю.

– Хватит этой лжи. Достало. Я, конечно, не отрицаю тезиса великая цель требует маленьких потерь, но в данной ситуации цель какая-то жалкая. Впрочем, какой человек, такая и цель, верно Гамлет? – язвительно укусил.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – раздраженно выдал он. – Поэтому оставь свои комментарии при себе.

– Ох, мне что же уже колкостями бросаться нельзя? Оставьте хоть какую-то радость. Хотя твоя реакция говорит сама за себя. Хочешь моего мнения? – ответа не последовало, но это не помешало Нейту его высказать. –Ты ничтожен, Гамлет. Я вижу твою натуру насквозь. И если бы мне пришлось тебя с кем-нибудь сравнить, то это был бы третьестепенный антагонист второсортного романа. Вроде книг Константина Фарна.

– А моя жена любила Фарна, – произнес Гамлет с грустной улыбкой. – Дочитывала до дыр.

– Дамы любят его. Эли тоже без ума. Печально, что твоя жена его. Любила, – проговорил Нейт, сделав акцент на последнем слове.

Секретарь в минуте слабости и гнева стянул ремешки фиксаторов потуже. Нейт чуть взвизгнул:

– Ай, попал в точку, значит. Что с ней сталось? – Гамлет явно не хотел об этом говорить, а парень всё настаивал. – Ну же, Шамиль. Позволь мне узнать тебя по лучше и забрать свои слова назад.

– Она умерла, – лаконично ответил.

– Это я уже и сам понял. Но подробности не помешают.

– Знаешь, ты создаешь странное впечатление о себе. Язвишь, намеренно нажимаешь на больные места, но нечто внутри меня так и хочет тебе рассказать всё. Думаю, это и называют животным очарованием.

– Я милашка с этим трудно спорить. Так что же? Как твоя жена умерла?

– Она покончила с собой, – вымолвил Гамлет.

Стоило Нейту увидеть его хмурое лицо, как он и сам изобразил сочувствующую мину. Сейчас ему захотелось узнать его историю, не чтобы поиздеваться или утешить свой досуг. Нет. Ему захотелось ошибиться в этом человеке. Самолично уничтожить своё прошлое мнение и выстроить новое. Ведь это и есть суть веселья, о котором он когда-то рассказывал Гильмешу.

– Семья Гур Шамиль была аристократами. Но нас предали, обокрали за нашу же добродетель. Тогда несчастья скопом навалились, и моя жена не выдержала их. Одно за другим, а за ними третье. Так и появились мысли о суициде. Нейтан, ты вырос в Рабочем районе и тебе никогда не понять, какой трудной и несправедливой бывает жизнь аристократа. Как сжимает его противоречивая этика и как ему приходится постоянно терпеть. Глотать и унижаться, – с оскалом дополнил он. – Вы, жители Рабочего района и Центра… Вы свободны в своих чувствах и действиях. Куда свободнее аристократов. Но вы всё равно недовольны, желаете того, чего не понимаете. Быть эталоном, это быть заложником маски. За это я ненавижу вас. Глупцы, что говорят о равенстве, при этом даже не осознавая смысла этого слова. Кто и нуждается в этом равенстве, то это аристократы.

– Гамлет, а меня ты тоже ненавидишь?

– Тебе я сочувствую. Хотя, возможно, и не стоит. Ты, как я погляжу, не унываешь.

Услышав это, Нейт хихикнул:

– Уныние, отчаяние… Эти чувства мне ясны, но я настолько к ним прикипел, что они моя обыденность. Я родился с ними и другой жизни просто не знаю, не могу в полной мере осознать их. Они как воздух или еда. Не отделимы от сущности. Когда кто-то мне говорит, что я должен чувствовать уныние, я искреннее недоумеваю. Потому что для меня всё, что происходит логичный ход истории.

Гамлет задумался. Ход размышлений Нейта показался ему слегка несвязным. Он счёл эту непонятность на разное мировоззрение, возраст и классы.

Целых три года на парне ставили эксперименты. От этого головные боли лишь усилились и стали частью его будней. Ему постоянно вкалывали стимуляторы для работы мозга, что только способствовало помутнею рассудка. Опухоль прогрессировала. В первый год Гильмеш пытался вылечить мальчика, он надеялся хирургическим путём удалить источник болезни, но тщетно. Кратковременная амнезия всё чаще настигала, и длилась она уже дольше. Самый долгий период беспамятства составлял одну неделю. Память зачастую возвращалась внезапно, триггером становились совершенно разные вещи, логику которых было не проследить. После неудачной попытки провести операцию, Гильмеш хотел разработать методику лечения по сдерживанию опухоли, однако также потерпел неудачу. Каждая неудавшаяся попытка возвращала его в те времена, когда он лечил свою жену. Когда он с таким же рвением и фанатизмом искал панацею, и как его захлестывало отчаяние.

Пока Нейт беседовал с Гамлетом, Николай закрылся в своем маленьком кабинете, словно в личном мирке, где он может без конца изливать свои чувства в красный блокнот.

«Я последний из рода Флок Гильмешей, – писал он. – Я не оставил после себя наследия крови, и огромное бремя мечты предков легло на одного меня. Пауло и Елена Гильмеш – они первые, кто пытался избавиться от пустынной болезни. По многочисленным слухам они хотели вылечить своего близкого друга – пророка Григория. Но на эти слухи нет достоверных источников. Напротив, факты истории говорят, что пророк никогда не болел ею, ведь родился и вырос в оазисе, на месте которого сейчас Ком. Эта красивая легенда о мечте родилась в семье Гильмеш и ради Гильмешей. Мой отец Фауст Флок Гильмеш вручил мне её, как вечное знамя. Но по молодости лет мечта рода совершенно меня не заботила. Хотя я уверен, что если бы тогда я серьезно занимался этим вопросом, то нашел бы ответ. В те времена детей Пустоши было гораздо больше. Сейчас же остались лишь Числа, к которым не подобраться, и этот мальчик. Я опомнился только с появлением в моей жизни Марты. Ох, если бы я раньше понял всю важность моей миссии, она была бы жива… моя Марта. Первая и последняя любовь. Но мой эгоизм желал познать истину куда большего масштаба. «Что значит быть?» В итоге я не преуспел нигде. И на закате жизни мне встретился этот ребенок, который совмещает с себя цель всех Гильмешей и мою собственную цель. Не иначе как теистическое провидение, подумал я. Однако. Даже с таким подарком судьбы я не приблизился к этим целям ни на йоту. И мне приходится выбирать между уже тремя стульями: цель рода, моя цель и жизнь Нейта. Моя великая жадность, мой голод требуют всё и вся, но реальность этого не позволяет. И я чувствую, как это нежелание выбора меня убивает. Иногда я думаю, вот бы кто-нибудь лишил меня этого выбора и забрал всю ответственность. Свобода – жестокая штука».

Он перелистнул несколько страниц, и карие глаза уставились на формулы и пометки исследования.

«Запись 181. Фаза третья – провалена. Объект в припадке выдаёт бессвязные и абсурдные фразы, которые я не в состоянии понять. Иной раз мне кажется, что они выстраиваются в единую цепочку, конец которой не имеет никакого смысла. По крайней мере, он за гранью моего понимания.

Наиболее вразумительные цитаты объекта: 1) Суть обманчива, всё ложь. Ничего нету, ни наблюдателя, ни наблюдаемого. В этом мире нет правды, нет реального, всё сплошная шутка. 2) Этот мир игра, игра больного горделивого сознания. 3) Я слышу не перестающий щёлкающий звук клавиш. 4) Голос, описывающий всё, разрывает голову 5) Две сущности суть одно, но разное. 6) Мир создан, чтобы умереть от рук четырёх. 7) Гильмеш, ты знаешь, что не существуешь? 8) Всё вокруг замерло сейчас, реальность не двигается. 9) Этого всего не было, это всё даже не память, это иллюзия памяти о событиях, которых никогда не происходило. Трех лет никогда не было. 10) Десять красивое число.

Исцелить Нейта невозможно. Ему осталось от силы ещё пять-шесть лет. Это при условии, что на него больше не будут воздействовать. Неужели я ошибся? Неужели за зря заставлял ребёнка страдать? Нет, эти мысли нельзя даже допускать. Пусть в потоке абсурда и не вычленить существенных вещей, но мысли Нейта в здравом сознании превосходят мои рассуждения. По ним я пишу новый масштабный труд “Откровение голода”».

«<…> Вырезки из этой книги, написанные под влиянием Нейта: Всё пребывает в двух состояниях – веселье и скуке. Веселье есть изменение и влияние. Скука её полная противоположность. Жизнь есть веселье, так как мы изменяемся физически, умственно и духовно. Живя, мы влияем на других, то есть провоцируем их изменения как в лучшую, так и в худшую сторону. Наши идеи, действия – всё это происходит под довлеющей силой веселья, которая проникнута в саму суть нашей природы. Человеческая эволюция и деградация доказательства того, что мы не способны замереть. Вернее, наши гены чувствуют отвращение от постоянства, поэтому стремятся следовать духу веселья. И смерть есть часть этого абсолютного духа наваждения рода людского. Смерть по сути своей то же изменение состояния человека. Это переход от самосознательной жизни к жизни вне-самосознательной. То есть жизни в сознании других, поэтому я называю это вне-самосознательность. Мы не владеем собой, мы не изменяемся по своей воли и не влияем намеренно. Наша самосознательность при жизни напрямую определяет нашу вне-самознательность. Количество того, что мы успели сотворить под влияем духа веселья влияет на то, как мы будем существовать в сознании другого человека. Эта жизнь не есть только память, так как есть много примером того, что человек знает другого человека, даже ни разу не встречавшись с ним. Ему могли рассказать, он мог сам узнать о нём. Но суть остается одной. Он знает. Идея этого человека есть в его разуме. И если она сильна, то способна пробудить тягу к веселью большему. И если человек, следует влиянию этой идеи, то это и есть вне-самосознательная жизнь. Скука наступает лишь с утратой силы идеи этого человека, с тем что его забывают. Память не есть вне-самосознательная жизнь, но утрата памяти есть истинная смерть. И пребывание в скуке есть самая настоящая смерть, которой и боится человек. Он не боится умереть в привычном понимании, он боится перестать существовать, так как считает, что физическая смерть означает не-существование. И это ошибка. Если человек жил, то он не умрёт даже спустя тысячелетие. Существовать не значит прибывать в реальности, ведь согласно логике, которую я описал, и человек, которого придумали, которого никогда не было в истории тоже пленник духа веселья. И иной раз, он может жить даже более реально и существенней, чем его создатель. <…>»

«Первая фаза состояла из электрической стимуляции мозга. Во второй, мы перешли к медикаментам, которые усиливали нейронные связи. Третья фаза была объединением двух первых с добавлением внешнего источника стресса: давление на психику. Результатом всех трех фаз стала снижением уровня дофамина и частичная атрафикация когнитивных способностей. (Объект перестал понимать, как пользоваться повседневными вещами). Также наблюдается замедление речевого аппарата. В рамках исследования психологическое давление дало наилучший результат. Поэтому четвертая фаза будет состоять исключительно из этого метода. Это последний способ, который мы можем использовать. Четвертая фаза должна быть последней».

Записи Гильмеша с каждым разом становились всё сумбурнее, эксперименты повлияли и на его психику тоже. Он стал более нервозным, плохо спал и практически ничего не ел. Те же последствия ощутил на себе и Гамлет. Нейт уже мог спокойно ходить по своей комнате, когда его оставляли одного. Но в основном парень лежал. Его тело ослабло, а дух увядал. Радости покинули его уже давно. Он перестал ощущать вкус жизни, оказавшись обременённым фактом существования.

«Когда я успел так измениться? – подумал Нейт, взглянув в отражение. – Снова отрастил волосы, лицо совсем худое, эти мешки под глазами… Ахаха, вечный оптимист сдулся получается. Хотя привычного юмора я не утратил. Как они там поживают? Роза, Лотти, Эли и Гриша… малышка Мили и эти двое из ларца. Я скучаю… дико по вам всем скучаю, – он пытался заплакать, но лицо лишь изобразило невероятную печаль, боль, которую никак не выплеснуть наружу. – Я так и умру здесь, да? Взаперти и в темноте… одиночестве и отчаяние. Какие же противоречивые чувства я испытываю. Может, в этом и есть суть человека?».

Несколько раз Нейтан предпринимал попытки сбежать. В один из таких случаев он даже напал на Гамлета, но слабое тело не позволило победить. После этого над ним установили круглосуточный надзор и ежедневно кололи успокоительные.

«Такая участь очень иронична и смешна. Я родился точно так же… один в темноте ночи, стало быть и умереть мне стоит также. Если Бог и существует, то у него определенно интересное чувство юмора. Ужас… неужели я стал теистом? Поверить в него таким путём, и правда, смешно до жути, – он рассмеялся. – Если Бог и есть, то ему определенно весело».

– Нейт, – обратился Гамлет, войдя в камеру. – Пора идти на процедуру.

– О-о, что на этот раз? К вашему D-16 я как-то уже привык. Есть что-нибудь по веселее? Как насчёт наркотиков? Коль сдохну неровен час, то хотелось бы попробовать, как можно больше.

– Мы не намерены тебя убивать. Ты же в курсе.

– Смешно… Смешно, – он зловеще блеснул голубыми глазами.

«С каждым разом он пугает всё сильнее», – проскочила мысль у Гамлета.

– Так что? Мне бы хотя бы морально подготовиться к тому дерьму, которое вы собира… а? аа…

Пока он разглагольствовал, Гамлет уколол его в шею. Это было снотворное. Препарат попал в кровь и быстро распространился по всему телу. Нейт тот час уснул. И его обмяклое тело подхватил секретарь.

– Все готово, Николай.

– Ну, что же приступим, – послышался голос из динамика. – Надеюсь, ему не придется долго мучиться.

Гамлет перенес бродягу в просторное помещение с компьютерами и большым стеклом по центру. А за эти стеклом затаилась другая комната. Мрачная и пугающая.

– Гамлет, В-7 и F-112, – приказал Гильмеш. – Снизим ему уровень тактильного восприятия.

Секретарь исполнил инструкцию. Нейта положили во вторую комнату, куда не проникал свет, звук и даже запах. Абсолютно черное пространство, где нет различия открыты глаза или нет. Через какое-то время бродяга проснулся, и мрак охватил его. Стоило ему немного прояснить разум, как он понял, что не ощущает собственных конечностей. Препараты лишили его всех чувств. И это ужасное, бесчеловечное место было его личной камерой сенсорной депривации.

– Эй, что тут происходит?! – крикнул он.

Но он еле услышал даже собственный голос, стены поглотили всё.

– Это шутка какая-то… Решили на психику давить?! ТВАРИ НЕНОРМАЛЬНЫЕ! ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?!

Он продолжал кричать в пустоту.

– И сколько Вы собираетесь его так держать? – спросил Гамлет, уставившись на Нейта через стекло. – У него и так расшатанная психика. Боюсь, он и пары недель не продержится.

– Я бы хотел увидеть результат гораздо раньше двух недель… не хочу, чтобы он пробыл там так долго, – ответил Николая, приложив ладонь к холодному стеклу. – Полагаю, следующий приступ в таких условиях позволит полностью высвободить весь его потенциал. И он даст ответ.

– А что насчет его лечения? Вы сдались?

– Если честно, я не знаю… как будто я жду чуда, что оно все само разрешится. Но я не оставлю попыток излечить его.

Год и два месяца. Ровно столько пробыл в камере Нейтан из Норта. Но сознание покинуло его куда раньше.