Читать книгу Аномальная зона - Александр Филиппов - Страница 20

Марципанов хорошо знал местного олигарха Переяславского. Несколько раз бывал у него на личном приёме, выпрашивая какие-то деньги на правозащитную деятельность. Тот хотя и не отказывал, щедростью особой не отличался. А в последние годы и вовсе до минимума сократил контакты с местными либералами, освоив, как и большинство региональной элиты, патриотическую, державную риторику. Однако в этот раз на просьбу правозащитников откликнулся, прислал старенький джип «Лендровер», багажник которого был забит провизией на дальнюю дорогу, включая звенящий глухо ящик водки – для того, чтобы помянуть после выполнения миссии усопшего по русской традиции.

На следующий день после гражданской панихиды, бережно упрятав металлическую урну с прахом академика в дорожную сумку, группа соратников покойного выехала в Острожский район.

Соколовский на правах руководителя экспедиции расположился комфортно впереди, рядом с водителем. Эдуард Аркадьевич трясся на заднем сиденье, зажатый с двух сторон коллегами-добровольцами, тучным краеведом Семагиным и подающим надежды студентом юрфака Новохатько. Джип, хотя и оказался просторнее продукции отечественного автопрома, всё-таки был тесноват для троих, а с учетом разбитых дорог трёхсоткилометровый путь казался пассажирам и вовсе невыносимым.

Семагин считался знатоком здешних мест. Долгие годы главной темой его изысканий была война красных героев-партизан против войск Колчака в гражданскую. Затем, в постперестроечный период, он усиленно разыскивал уже факты террора красноармейцев против местного населения. И наконец, оседлав конька, поскакал по территории архипелага ГУЛАГ, изучая места расположения бывших сталинских лагерей и собирая свидетельства выживших жертв кровавого коммунистического режима. Студента-правоведа Олега Новохатько прихватили с собой как расторопного малого, незаменимого для мелких поручений в дальней экспедиции.

В дороге краевед развлекал попутчиков, посвящая их в тонкости структуры карательных органов эпохи сталинизма, которую знал досконально.

– Это была мощная, хорошо отлаженная машина, – увлечённо рассказывал он. – В составе НКВД СССР находились главные управления государственной безопасности, рабоче-крестьянской милиции, пограничной и внутренней охраны, пожарной охраны, исправительно-трудовых лагерей и административно-хозяйственные службы. С 5 ноября 1934 года при наркоме внутренних дел СССР было организовано Особое совещание…

– Да уж, поизмывались над собственным народом, – поддакнул Марципанов и, вспомнив о собственном дедушке, с негодованием воскликнул: – И что за нелюди на работу в эту систему шли!

– Обыкновенные, – повёл плечами краевед, – лучшие представители рабочих и крестьян. Существовала, например, школа по подготовке оперативного состава для исправительно-трудовых лагерей с шестимесячным сроком обучения. Направляли туда на учёбу только коммунистов и комсомольцев. Набор курсантов – по 300 человек, производился два раза в год, выпускникам присваивали спецзвания государственной безопасности. Но квалифицированных тюремщиков катастрофически не хватало. Ведь в системе ГУЛАГа перед Великой Отечественной войной было 425 исправительно-трудовых колоний и 53 исправительно-трудовых лагеря, не считая срочных и следственных тюрем. Звания у энкавэдэшников по значимости были выше армейских. Например, старший лейтенант госбезопасности соответствовал воинскому званию майора, капитан – полковнику, майор госбезопасности – комбригу. К генералам приравнивались спецзвания комиссар безопасности первого, второго и третьего рангов. Ягода, Ежов и Берия носили звание «генеральный комиссар госбезопасности». Не хухры-мухры! Мне, например, фронтовики рассказывали, что сержант госбезопасности мог запросто войскового офицера построить. А когда какая-нибудь секретарша – младший лейтенант ГБ из штаба СМЕРШа шла, ей командиры полков честь отдавали. Вот вы, Эдуард Аркадьевич, представьте: идёте вы по улице в мундире, фуражка у вас с синим верхом, и все проходящие мимо перед вами по струнке вытягиваются. И любого из них вы, в принципе, можете стереть в порошок, уничтожить…

– Почему я? – взвился, как ужаленный, Марципанов. – За кого вы, чёрт возьми, меня принимаете!

– Да я так, к примеру, – хохотнул краевед. – К тому, что соблазн податься в сотрудники НКВД у простых смертных был велик. Был, понимаешь, никем, а форму напялил, и сразу стал всем!

– Вы свои примеры, пожалуйста, на ком-нибудь другом приводите, – обиженно поджал губы Эдуард Аркадьевич. – Есть вещи абсолютно несовместимые. Например, мои демократические убеждения и служение тоталитарным режимам!

– А я бы запросто согласился! – подал вдруг голос до того молчавший водитель джипа – молодой ещё, лет тридцати, мужчина. – Это ведь во все времена было: либо ты хозяин, либо холоп. Сейчас, чтобы наверх вылезти, бабки нужны. Или связи, образование. А тогда достаточно было на службу в органы поступить – и ты в дамках. И все тебя боятся! Это, пожалуй, покруче, чем нынче в самых больших богатеях ходить или депутатах Госдумы.

– Вот-вот! – назидательно поднял палец Марципанов. – Благодаря таким, как вы… Я хочу сказать, таким взглядам… опасность возврата нашей страны к тоталитаризму, репрессиям, ещё сохраняется!

– Оставьте бессмысленный спор, друзья, – вступился на правах старшего Соколовский. – Для того мы с вами, правозащитники, и работаем, не покладая рук, чтобы не повторилось проклятое прошлое.

– Ага, – хмыкнул, остервенело крутя баранку, водитель, – и чтобы тех, кто общенародную собственность спёр, за жопу не взяли!

Не считая возможным для себя вступать в полемику с простым шофёром, профессор отвернулся и стал смотреть на таёжный пейзаж, развернувшийся на обочине трассы. Между тем шоссе закончилось, машина съехала на грейдер и под щелчки по днищу летящей из-под колёс щебёнки через час изматывающей душу езды по ухабам, остановилась на окраине Острожска.

Здесь возле двухэтажного бревенчатого сруба пожарного депо располагалась расчищенная от леса и присыпанная всё тем же гравием вертолётная площадка.

Огнеборцы встретили правозащитников приветливо. Необычный заказ – смотаться на вертолёте в Гиблую падь и развеять над ней по ветру прах какого-то бедолаги – не смутил пожарных. Как только не чудят нынешние состоятельные клиенты, способные заплатить несколько тысяч долларов за полёт! Одни на лыжах с вертолёта на склоны сопок сигают, другие на медвежью охоту в тайгу забираются, третьи на лету по волкам в тундре палят (или в заповедных горах по архарам) – чем бы дитя, как говорится, не тешилось… Зато такими вояжами огненных дел мастера деньги на содержание винтокрылой машины зарабатывали, и самим магарыч ещё оставался.

– Только вот закавыка, – объяснил правозащитникам майор в форме спасателя, – вертолёт улетел на дальний кордон два часа назад. Там очаг возгорания обнаружен. Он пожарный десант для тушения высадит и часа через три вернётся. И сразу вас на борт возьмёт. До Гиблой пади примерно час лёта. А если по тайге, то и за неделю не дойдёшь. – Видя, что гости приуныли, пожарный приободрил их: – Ничего, до темноты обернётесь. А пока, чтоб не скучать, давайте к речке спустимся, ушицу там сварганим. Ребята такого тайменя выудили – пальчики оближешь!

В сопровождении майора гости прошествовали на берег реки, громко восхищаясь красотами открывшегося им за грядой сосен и густого подлеска пейзажа.

Сразу за крутым противоположным берегом неширокой, но быстрой реки начиналась тайга. Подрытый стремительным течением песчаный обрыв осыпался, валя вековые деревья зелёными макушками в воду, но на смену им из сумрачной чащи, светясь янтарными стволами, вставали другие исполины. Словно солдаты огромной и сильной армии, грудью защищали они, не обращая внимания на потери, заветный, неприступный для стороннего человека рубеж. А ещё дальше, смыкаясь с небом, синели скалисты горы.

– Хорошо, что полетим, а не пёхом пойдём, – поёжился, кожей ощущая суровый сумрак таёжной чащи Марципанов. – Там небось и медведи есть…

– И медведь есть, и другой всякий зверь, – поддакнул ему пожарный. – А только в тайге не зверя, человека бояться нужно… Хотя вам и вовсе ничего не грозит. Долетите, куда надо, как на фуникулёре, красотами нашими из-под небес полюбуетесь… А пока прошу вас отобедать чем бог послал. Жаль только, водочки нету…

– Не проблема, – солидно, поправив на переносице очки, изрёк Соколовский и кивнул студенту: – Слетайте-ка, голубчик, к машине, и принесите сумки с припасами. Да спиртное не забудьте. Справим, так сказать, скорбную тризну по Иннокентию Наумовичу, как наши пращуры нам завещали…

Пожарный майор продемонстрировал радушно своё хозяйство:

– Это у нас вроде как полевой стан. Зарплатой наших бойцов особо не балуют, так что в карауле находимся на подножном корму. Рыбкой питаемся, иногда дичь перепадает. Всё дешевле, чем в сельмаге. Да и продукты там – та же колбаса, к примеру, сплошной импорт. Целлюлоза, генетически измененная соя, буйволятина аргентинская. А здесь всё своё, родное, экологически чистое, – самодовольно похлопал он себя по взращенному на местной снеди зримо выпирающему животику. – Счас ушицу сварганим, вода уже закипает.

Здесь же, на песчаной береговой отмели, под навесом была обустроена столовая с закопчённым очагом из дикого камня, над которым булькала в ведёрном котле вода, со столом из оструганных неровно досок, с горкой разнокалиберных металлических мисок и эмалированных кружек, с длинными лавками с двух сторон.

Хозяйничавший здесь же боец в линялом камуфляже шмякнул на стол огромную, не меньше метра длиной, пузатую рыбину – очищенную и выпотрошенную, принялся пластать её острым ножом вдоль хребта.

Подоспевший с баулами студент был тут же пристроен чистить картошку, а Эдуард Аркадьевич с краеведом стали распаковывать прихваченные с собой бутылки и снедь.

Через полчаса гости во главе с пожарным майором расселись вокруг стола.

– Ну, господа, – взяв в руку кружку с отбитой эмалью, поднялся профессор, – предлагаю почтить память незабвенного и дорогого учителя нашего Иннокентия Наумовича. Пусть эта суровая таёжная земля будет ему пухом…

Все выпили, не чокаясь, только майор, закусив водку ломтиком ветчины, поинтересовался:

– Я извиняюсь, конечно… А только Иннокентий Наумыч – он кто будет?

– Совесть нации! – сурово отрезал Соколовский, берясь за бутылку и наливая всем ещё по одной, а майор смущённо пробормотал:

– Ну да, конечно! Как же! Знаем такого…

Потом были ещё тосты, проникнутые светлыми чувствами к покинувшему этот мир академику, даже пожарный сказал несколько добрых слов в адрес покойного и его верных друзей, не побоявшихся отправиться в глухую тайгу для исполнения последней воли усопшего. И когда студент Новохатько принялся расставлять перед каждым участником застолья миски с наваристой, исходящей паром, янтарной от жира ухой, все были уже пьяны в зюзю.

Опять выпили, а потом начали шумно хлебать юшку деревянными ложками.

– Эх, есть в этих краях особая, первозданная прелесть, – подняв раскрасневшееся лицо и вытирая рукавом пиджака пот со лба, заявил захмелевший заметно Соколовский. – Тайга, пища, приготовленная на костре… Ради таких вот мгновений едения… единения, тот есть, с природой и следует, др-р-рузья мои, жить! Т-только соли в ухе, на мой взгляд, маловато, – неожиданно заключил он.

Новохатько угодливо метнулся к сумкам с припасами, принёс баночку, высыпал её содержимое в пустую миску и поставил в центр стола.

– Я уж вроде уху солил, солил, почти всю баночку израсходовал. Вот, осталось чуток, – виновато пояснил он.

Все принялись дружно подсаливать пищу.

Профессор тоже сыпанул горсть, поболтал в миске ложкой, хлебнул, поперхнулся, и лицо его пошло крапивными пятнами.

– Эт… что за соль, совсем, понимаешь, не солёная… – а потом вдруг впился взглядом в студента. – Эт… эт что у тебя?

– Б-баночка… с солью… – растерянно показал металлическую посудину Новохатько.

Эдуард Аркадьевич уставился остолбенело на урну с прахом в руках студента.

– Бэ-э-э, – сунув голову под стол и подрагивая плечами, заблеял больше всех нажимавший на уху тучный краевед. – Бэ-э-э…

Соколовский встал из-за стола и прошептал помертвевшими губами:

– Эт… что же, друзья, получается? Получается, что мы прах Иннокентия Наумыча как бы… съели?

– Не как бы, а сожрали, – мрачно подтвердил Марципанов. – Самым натуральным образом слопали. С рыбой, пшённой крупой и картошкой…