Читать книгу Со всеми наедине: Стихотворения. Из дневника. Записи разных лет. Альмар - Александр Гельман - Страница 84

Начну старомодно:

сердце у него в груди

благоухает, как роза,

он дарит ее каждому зрителю,

когда тот выходит из его театра.

Он ставит спектакли о том,

что всё в нашей жизни повторяется, повторяется,

но каждый раз чуточку прибавляется

к тому, что было,

или чуточку отнимается

от того, что было.

Он любит эти чуточки —

чуть-чуть больше, чуть-чуть меньше,

от этого мир может перевернуться

или, покачнувшись, сохранить устойчивость.

Он владеет подлинно русским воображением —

знает, что счастье в России

придумывают, а не строят,

русское воображение,

как, может быть, нигде в мире,

воспринимается не как фантазия,

а как то, что есть:

с воображаемым считаются как с реальностью,

а иначе вообще не с чем было бы считаться.

Когда Юра Погребничко

(какая прелестная фамилия!)

смотрит на вас,

он делает это, чтобы увидеть именно вас,

а не для того, чтобы увидеть, как вы

смотрите на него.

Когда он упирается в черту,

через которую переступить нельзя,

черта от него сама отскакивает.

Когда он оказывается в компании,

где беспардонных лгунов больше десяти процентов,

он тихо линяет.

У него маленький-маленький театр,

бóльшая часть которого несколько лет назад сгорела,

теперь у него крошечный театр – живая клеточка

в огромном, в значительной мере мертвом

мировом театре.

Мы с ним родились с один день —

25 октября, мы скорпионы.

Скорпион – это самоедство

во имя совершенства,

слава богу, он еще не всего себя скушал.

О чем говорит его театр,

если выразить это

в трех коротких предложениях?

Первое: страшнее смерти – не родиться.

Второе: история отвратительна, а жизнь прекрасна.

Третье: не бывает настолько плохо,

чтоб не могло быть еще хуже.

Юра ставит спектакли, спектакли ставят Юру,

эта творческая взаимозависимость,

даст Бог, будет продолжаться долго-долго,

вот уж кому действительно имеет смысл

прожить сто двадцать лет.